на фото награды павшего на Волховском фронте, такие же были у моего деда там выжившего.
ЛЕНИНГРАДСКИЕ ДЕВУШКИ
Медаль «За отвагу» была дарована скромному Игнатию Семеновичу Малышеву вскоре после злой схватки с врагами на перепаханном поле первого боя.
Горячее это было время. Время общей обороны.
Обороны позиций по всему Волховскому фронту и тяжелых боев под обстрелами превосходящей количеством артиллерии и дерзко господствующей в небесных просторах пиратской авиации Гитлера.
Родное небо отечества неожиданно и коварно распарывали завывающие стаи извергающих бомбы и свинец истребителей – мессершмитов.
Земля служила крепостью схоронившемуся фронтовику. Небо свергало на людей смертоносные заряды истребления, направляемые изощренными летчиками – снайперами из люфтваффе.
Спасением от железных орлов стала глубина земли. Жизненно важно для пехоты было быстро обустроиться на оборонительном рубеже земляными укреплениями.
Но где взять силы защитникам? Армии была необходима трудовая народная помощь. Главное – удержаться на кровавой линии обороны. Для этого приходилось привлекать все мирное население – трудовую армию.
Последние силы немногочисленных наших воинов уносили частые тяжелые бои с лучшими войсками Гитлера. Тылы держались на гражданских патриотах и непрестанном сверхчеловеческом труде миллионов людей. Ленинград присылал на передовую своих посланников. Девушки добросовестно раскапывали ямы под землянки, а молчаливые женщины разных возрастов углубляли боевые окопы и ходы сообщения. Мужественный труд застенчивых славянок спасал многие жизни солдат и офицеров.
Но иногда война обжигала и этих скромных помощников фронта. Одна такая трагедия разыгралась на глазах Игнатия Семеновича.
Случилось это в сорок втором году. Багряно-золотая осень украсила торжественную зрелость природы.
Огромные белоснежные скопления облаков величественно проплывали в небе погожего дня на фронте.
Игнатий Семенович в передышке между ураганами тяжелых боев всматривался в осенние тонкие пейзажи окружающих полей и перелесков. Память вновь уносила вчерашнего мирного сельского учителя к далекому дому и детям. Посеянные поля и нивы надобно нынче убирать. Созрели хлеба, и земляные наделы давно приготовили праздничный урожай.
Сенные стога нужно заготовить впрок для больших подворий.
Кто пособит без него семье?
Управиться ли одна со старой бабушкой его многодетная жена Нина, учительница?
Сердце неспокойно за маленьких дочек. Хотя бы написать доброе письмо с немого фонта. Раздумья и переживания о покинутом родном поселении рассеялись от гула подъезжающего из-за перелеска армейского грузовичка. На оборонительный рубеж в погожий денек из глубокого тыла прислали мирных жителей из Ленинграда. Выглянуло солнце, согревая все вокруг золотистыми радостными лучами.
Ничто не предвещало человеческой трагедии. Все было неестественно мирно. Как бывает дивна такая тишина на пороге настоящего несчастья.
А сейчас все живое радовалось свежести созревшей плодоносной осени в русской природе.
Суровые бойцы повеселели, издалека еще заприметив пестревшую женскими платками открытую полуторку. Автомобиль поднимал легкую пыль на сухой грунтовой дороге среди полей и перелесков.
Солдаты, сидевшие, где придется, поднялись на встречу новоприбывшим работникам. Всем военным хотелось расспросить о скупых новостях из Ленинграда, который наши войска защищали.
Машина резко притормозила и приглушила мотор. Военный шофер открыл деревянную дверку угловатой кабины защитного цвета и выбрался проверить свою технику.
Подошедшие однополчане охотно помогли осторожным женщинам спуститься с высокого дощатого борта на землю передовых позиций. За пожилыми молодые девушки сами со смехом и шутками стали спрыгивать с полуторки на траву. Солдаты наконец-то забыли опасности фронта и наперебой спрашивали ленинградок обо всех подробностях жизни в городе.
Со свойственным жителям Петербурга ровным благородством сестры и матери рассказывали невеселые будни осажденной северной столицы. Хлебные нормы и карточки урезаны до крайности. Снабжение самым необходимым прервано врагами и облегчения не предвидится даже для детей. Заботою светились добрые лица недоедающих ленинградских матерей. На плечах славянок сегодня и бедный дом, и тяжелый труд, а теперь еще и углубление земляной обороны.
Сердца отцов и братьев переполнило сочувствие к хрупким и немощным на вид труженицам. Заметив их маленькие и худые котомки и сумочки, фронтовики заботливо предлагали им свои армейские продуктовые довольствия. Матушки смущенно благодарили солдат за необходимое продовольствие и растроганно вытирали набегающие на глаза слезы.
Женщины в свою очередь безнадежно спрашивали о своих мужьях и братьях, безвестно ушедших на огромную великую войну и снова плакали. Подарив солдатские утешения женщинам однополчане были вынуждены прервать разговор с работницами о трудной судьбе Ленинграда.
Вскоре из деревянной кабины грузовика выбрался пожилой человек. Выгоревшая его гимнастерка без ремня опускалась на брюки галифе. Волосы с проседью над строгим лицом украшали этого усталого распорядителя земляных работ, военного инженера Гулимовского. Пожилой смотритель немедля строгим голосом заставил веселых девчонок и шептавшихся о чем-то женщин построиться в линейку и передать связку древесных колышков.
Собравшись в пестрый строй, мирные жители виновато разглядывали наставника, закрываясь от солнца тонкими руками.
Гулимовский для примера вбил по близости четыре штуки колышков из связки и начал урок. Он тут же вспомнил про инструменты и махнул оставшемуся у машины шоферу, громко призывая нести лопаты из просторного кузова. В паузах под прохладным ветерком шумела недалекая березовая роща, роняя разлетавшиеся далеко цветные листья.
Ухватив лопату сильной рукой, Гулимовский несколько раз ловко подрубил дерновый слой почвы. Взволнованно и шумно передвигаясь, он растолковывал уже серьезным девушкам порядок углубления траншеи. Для жизненности инженер отбросил кусок дерна метра на два в сторону с болезненным вздохом. Слушательницы понимающе кивали, приготовляясь к долгой работе.
Но работать им в тот день не пришлось. Неужели все эти милые женщины и дочери действительно погибнут на войне? Сейчас все земное бытие каждого человека казалось очевидцам вечностью. Мудрая и сложная, наивная и простая. Отцветала и зрела интересная жизнь вокруг, не ведая извечного конца.
Тем временем урок на свежем воздухе подходил к завершающей практике. Гулимовский объяснил девушкам, как рыть здесь извилистые траншеи для защитников наших фронтовых рубежей на Волхове. Вечером старик обещал прислать за ними нехитрый транспорт.
Единственная на этом участке многострадальная полуторка умчит их на закате к долгожданным родным очагам. Дома ведь некормленые дети и раним утром ждет оборонный завод, сменяющий работников три раза в сутки без входных и праздников. Инженер предупредил неопытных тружениц от деловых ошибок и со вздохом затих, окончательно прокричавшись.
Уезжая, Гулимовский что-то крикнул напоследок и как свойственно нестроевику неуклюже переваливаясь по утиному добрался до машины. Многозначительно усевшись рядом с шофером, в угловатой деревянной кабине, он потребовал трогать с места.
Женщины облегчено вздохнули, услышав шум двигателя, проводили грузовик ожидающими взглядами. Им теперь копать сырую землю до позднего осеннего вечера.
Ветер доносил из радостной березовой рощи разноцветные листья – сердечки.
Небо над людьми было украшено снеговыми облаками и представлялось от них бесконечно далеким. Перед началом дела беседа продолжилась. Мрачные обыкновенно бойцы радовались редким мгновениям доброго общения и мирно познакомились с неожиданно привезенными к самой линии фронта девушками и детными солдатками из благородного Петербурга.
Особенное впечатление в памяти оставили в памяти две утонченные длинноволосые девушки. Они обе хорошие студентки известной Ленинградской консерватории, по классу фортепьяно. Одна девушка с тугим венцом, уложенной вкруг изящной головки пепельной косой из волнистых прядей, назвалась Валерией. Точеный стан будущей исполнительницы произведений для фортепьяно, затянутый в благородно – черное креповое платье, казался выточенным из мрамора...
Ее подруга, Ирина, училась на таинственном для непосвященного отделении композиции. Ира старалась развеселить женщин и сестер изысканными шутливыми замечаниями. Трогательная двоица неразлучных студенток пробудила в солдатах воспоминания об оставленном далеком семейном обществе.
Мимоходом бойцы расспрашивали ленинградок. Где они живут и работают. Валерия проживала сразу за Марсовым полем в старинном доме около известного библиотечного института имени Крупской.
Роскошную косу свою она прикрывала беленьким скромным платочком, сохраняя рассудительное и значительное молчание. Разговорчивая любопытная Ирина обстоятельно отвечала на разные вопросы фронтовиков.
-Бомбят ли город с воздуха? - испрашивали обеспокоенные наглостью немецкой авиации служилые люди.
Женщины замахали руками, охая на беду.
-Конечно! - видно было, что вред причинялся домам и людям немалый.
-Защищают нас отряды «Авиахима», конечно, повсюду дирижабли над городом подвесили, - Ирина перевела дух, закрываясь от выглянувшего из-за густых облаков солнца.
-Исаакиевский величайший собор по большому куполу обтянули чехлами маскировки, оживленно делилась впечатлениями Ира.
- А сами как участвуете? – спрашивали окопники, сочувственно вздыхая.
- Сами подменяем санитарных инструкторов на их невеселой работе с местным населением, - объясняла хрупкая девушка Валерия.
- Много кормильцев гибнет в семьях…ходим по этажам, стучимся в каждую пустую квартиру, также специально ищем и спасаем покинутых детей во всем квартале, по несчастью осиротелых ребятишек свозим в приют на довольствие, - серые чистые глаза сестры исполнились жалостью. Пожилые солдаты вздыхали по отцовски заботливо.
- Вдруг родная мать умерла прямо на работе?- волновался звонкий девичий голос, - или осколками убило дорогой? Кварталы свои обходим каждую среду, приносим оголодавших ребятишек в жилконтору на перепись, а оттуда сирот переправляют транспортом на хлеба Большой Земли…
- поведала спасительница детей.
Девушки разом погрустнели, вспомнив беду: »И бандиты есть у нас, страшно…», - и медленнее потекла беседа.
- Грабят да грабят разные квартиры без жалости, - безнадежно заламывала тонкие руки сестра Валерия.
Возмущенный круг бойцов загудел угрозами; « небезопасно значит, вам вечерами-то разыскивать по темным подъездам детей», - сочувствовали суровые собеседники отважной санитарке восемнадцати с небольшим лет.
Молоденькая и снова повеселевшая Иришка удивила заплатанных фронтовиков мечтающих о деревенской бане; » В Ленинграде действуют классические театры», - уверяла она засыпающих на шинелях тружеников войны.
-Маститый композитор Шостакович написал большое произведение и вскоре готовиться настоящий концерт серьезной классической музыки для Ленинграда с трансляцией по радио, а вот мы с Валерией даже получили специальные входные билеты с местами, но все бесплатно, - торжествующе произнесла студентка музыкальной консерватории.
Радость и праздничный восторг охватили познавших ужасы опасного фронта слушателей.
Но надо было приниматься за работу. Порадовавшиеся беседе приезжие очень дружно взялись за раскопки извилистой траншеи. Двадцать лопат нестройно поднимались и отбрасывали простреленную землю Волховского фронта. Все военные и гражданские разошлись по своим нелегким обязанностям и слышались только глухие удары лопат, некоторые из которых поскрипывали. Девчата любили переливчатые русские песни, но сегодня, на суровой линии обороны, желание петь им на душу не приходило.
Так бывает перед судьбоносными минутами жизни.
Как прекрасна ранняя русская лирическая осень!
Изобильное время созревания всевозможных утешительных сладких плодов земли и неба. Воздух недавно еще туманился испарениями благовонных трав и цветов. Но вот, живое,
придя к золоту зрелости увядает неприметно к своему благородно сдержанному в красках, таинственному серебреному веку.
В этой осени остались прекрасные девчата, пришедшие разделить траншеей мягкую луговину, служившую покосом.
Березовый лес начинался за лугом. Его белоствольные деревья переливались всеми осенними жаркими красками листьев. У корней рощи прятались подберезовики. В этом уголке России стояла чистая и сухая погода. Среди старых берез виднелись редкие подлески из молодых елочек и пихтового молодняка, указывающие на близость грунтовых вод.
Дела продолжались до полевого обеда. Недалекий фронт напоминал о войне разлетавшимися на многие версты громами разрывов и треском перестрелок.
Теплая истома редкого армейского отдыха окутывала близлежащее расположение бойцов. Уже готовились к нехитрой трапезе. Уютным стал перелесок, скрывавший привал бывалых солдат лесок высоких берез.
Полевая кухня блаженно готовила горячее. Повар в белом фартуке и шапочке хлопотал у походной печи. Растопив потрескивающими чурками сушняка жаркую топку, он уже посылал бегать к ручью за чистой водой добровольных помощников.
На свежем воздухе клубился ароматный дым. Налетающий прозрачный ветерок далеко разносил запахи веселого ремесла.
Солнышко высоко поднялось, еще выглядывая из-за торжественно и чинно громоздящихся в высоте облаков. Все было сверхъестественно мирно. В тени высоких берез варился военный обед. На открытом просторе луговины виднелись пестрые платочки командированных на фронт тружениц.
Несколько раз наши однополчане еще подходили к ушедшим в работу женщинам, интересуясь питерскими слухами или рассказывая что-нибудь о своей военной судьбе. Но те уже не поддерживали общение. Может быть, вспомнили строгую пропаганду тех лет, или скорее хотели отработать большую земляную норму. Мечтали, наверное, быстрее вернуться к голодным ребятишкам из ленинградских семей. Тишину и молчание ограничивал только грохот доносившийся с переднего края наших войск.
Вдруг показалось, что настойчивый гул отделился от общей канонады выстрелов и отошел куда-то вправо, но, углубившись на нашу территорию, растворился в дали. Это чужие самолеты – охотники часто пролетали в мирных тылах, совершая пиратские налеты на резервы войск с невинного воздуха.
Фашисты снова улетели на свои черные кровавые дела. Спокойствие вернулось к опытным солдатам. Часть на опушке леса хорошо промаскирована листвою сливающихся на высоте осенних крон.
Но трагедия случилась меньше чем за час до времени обеда.
Извилистая траншея быстро углублялась до заметного раскопа. Немые девушки строго исполняли данное фронтом необходимое задание. Благодарные военные еще однажды приблизились, чтобы удостовериться, что траншея прокопана более чем на половину. Сегодня эти женщины работали на позициях первый раз. Может быть, их очередь на предприятиях или в жилищной конторе еще не приходила.
Игнатий Семенович находился в леске неподалеку и сердце его неожиданно охватило смутное тяжелое предчувствие. Не слишком ли заметны на увядшем лугу увлеченные своей работой прекрасные девчата?
Впрочем, до леса рукой подать – вот и вся опасность. Рассыплются бегом, как на уроке обороны да и все. Опытные солдаты, занятые своими делами, далеко отошли от того места, где раскапывали чернеющую уже издали траншею. На несколько минут девушки и пожилые женщины остались без военных, погрузившись женской добросовестностью в тяжелый черный труд.
Тем временем в белых облаках черный немецкий коршун с украшенными звериными узорами бортами возвращался из дымящихся советских тылов вместе с напарником. Асы должны были истратить свой боевой запас, да видно слишком метко огрызались сторожевые зенитные пулеметы над той целью, где должны были они расстрелять все патроны и снаряды из бортовых авиа пушек.
Истребители шли высоко. Внизу под зоркими взглядами проплывали желтеющие луга и перелески. Воздушный бой еще заставил немцев сбиться с обратного курса возвращения на пару километров.
Этот район они раньше беспокоили мало – здесь одни крестьянские пастбища да мирные перелески экзотических русских берез. Сюда намечали мощный удар наземные пехотные подразделения и все же стоило присмотреться к возможным оборонным ходам красных.
Скучный перелесок оборвался опушкой, открывающей обширную луговину, столь удобную для наступления танковой техники. Только бы русские не успели заготовить сюрпризов, которыми так богата их загадочная страна.
- Ахтунг! Внимание! Точно! Внимание ведомый! – орлиный глаз летчика люфтваффе мгновенно оценил замершую в желтой траве извилистую черную змейку в пестрых пятнах женских платков.
На черном поясе раскопанной земли двигались светлые пестрые точки чистых платков ленинградских тружениц… Знакомый рисунок!
Лайковая черная перчатка легла на спусковое устройство сдвоенных крупнокалиберных пулеметов. Налились на бортах траурной чернотой крестообразные топорики чернеющих на белом свастик. Можно было ужаснуться, увидев эти адские мистические знаки на всех крупных частях стального коршуна.
Наступили действительно страшные минуты казни.
А на земле разносился запах острого дымка и вкусного кушанья.
Выключив мотор, летчик сначала бесшумно падал сквозь густые облака. Но пробив их, резко запустил двигатель на полную мощность, выполняя хитрый маневр над жертвами.
Застав женщин врасплох на открытой луговине, пилот и палач выровнял машину вдоль земли и пошел прямо на растерянных девушек. Едва люди оказались в перекрестье прицелов, залаяли оба бортовых пулемета, расстреливая несчастных в упор, словно серьезных противников. Катящииеся по земле взрывы от выстрелов мигом накрыли пестрые куколки женщин, вскинувших тонкие руки. Может быть, они приняли самолет за наш, так как летел он со стороны советского тыла.
Они успели только бросить лопаты, когда стая смерти уже настигла их хрупкие фигурки. Распоротые крупными пулями насквозь, девушки падали в травы, раскинув выбившиеся из платков золотистые пряди нежных волос.
Они умирали мгновенно, не успевая даже жалобно вскрикнуть. Их тела бесшумно падали на дно вырытой длинной, словно могильной, ямы. Крупнокалиберные авиапулеметы практически не оставляют раненых.
Спустя секунду все было кончено. Свежая траншея превратилась в извилистую ужасную могилу. Кровь сраженных очередями женщин разлилась, окрасив травы страшными пятнами.
Невольные слезы вызывали прекрасные подруги Валерия и Ирина, лежавшие неподалеку с открытыми голубовато - серыми глазами. Их тонкие руки сжимали дрожащие на ветру травинки. Казалось, травы растут из их алой горячей крови.
Вкус начавшегося обеда совершенно потерялся для потрясенных солдат. Они клялись отомстить за это ужасное злодеяние.
Война шла дальше, новая кровь рекой заливала старые раны. Но Игнатий навсегда запомнил этот прекрасный день и замечательных девушек из Ленинграда. Словно ничего не случилось и хрупкие красавицы никогда и не умирали.
Забыть их было невозможно. Теперь они продолжали жить в ярких картинах памяти. Было бы интересно узнать, чьими родственниками они были и где теперь живут в Петербурге их дети и потомки.
Вечная им память, и многим другим прекрасным девушкам, также безвестно павшим на просторах огромной линии обороны.