Глава тридцать вторая.
Полковник наш рождён был хватом, слуга царю, отец солдатам.
М.Ю. Лермонтов «Бородино».
Немцы продолжают идти. Сволочь подпевает…
Из дневника А. Блока.
Лагерь крестоносцев забылся кратким сном. Отряд графа Арнольда пополнили изрядные подкрепления. Учитывая, что размер дыры во времени был весьма мал, и многие отряды благополучно миновали её, можно было сказать, что на поляне собрались все наличные силы Ордена, но части сей армии были разделены промежутком. Промежуток был длиною в семь веков.
Магистр, недосчитавшись многих отрядов, был весьма обеспокоен – для осады Петровска сил явно не хватало. Он разослал верховых во все стороны, но вскоре был успокоен – прибыл гонец от графа Арнольда, брата его Зигфрида и славного паладина Фридриха фон Думкопфа. Гонец сообщил о повстречавшихся им на пути чудесах Русской земли, о захваченной богатой сокровищами крепости под названием «казарма», чуть было не пойманном Думкопфом волшебном железном звере и страшном русском богатыре «прапорщике Федотове». Но не рассказы эти смутили душу магистра. Смутило другое - по всем расчётам и сверхточным генуэзским картам выходило, что ночуют они с отрядом Арнольда на одной и той же поляне. Магистр был изумлён, озабочен и успокоил себя лишь посредством вечного тезиса о непознаваемости Русской земли и немеренности русских дорог. Он решил, что утро вечера мудренее и отправился спать.
В семи веках от него на лесной поляне Арнольд с братом занялись подробным допросом Похелюка. Допрашивать в их времена умели и любили. Мучимые жаждой познания, средневековые жители, чтобы узнать секреты и новости, не телевизор включали, а подвешивали на дыбу языка, а сами, усевшись на мягких подушечках, слушали его показания. Если поток информации прерывался, расстраивались и брались за клещи. Ничего удивительного - мы тоже не преминем двинуть кулаком в бочину замолчавшего телевизора.
С Похелюком было проще. Только увидев, разложенные на рогожке мудрёные инструменты, применявшиеся в том веке при проведении дознания, он молчать не стал, а вывалил на братьев рыцарей горы информации. Выяснилось, что местный воевода «товарищ прапорщик Федотов» очень опасен и способен «любого загнать чистить сортир», что, как поняли крестоносцы, есть непереводимая русская игра слов, подтверждающая его способности в ратном деле. Также немцы узнали, что город Петровск недалеко и защищён слабо. Там прихода врагов не ждут, это немцы поняли тоже. Слова «Универмаг», «маслозавод» и «склады Потребкооперации» остались им непонятны, но общий их смысл, состоявший в том, что, чего пограбить найдётся, они уразумели. Затем, по их мнению, Похелюк понёс какую-то околесицу – описания противостоящих им войск их мозги не выдержали. «Так не бывает»!- зарычал Зигфрид и потянулся к здоровенным клещам: «Воины должны сражаться, а строят рабы, крестьяне и пленные! Ишь, чего придумал – строительные войска»! Похелюк задрожал и принялся врать снова. То, что он врал, было всем совершенно ясно – он сказал, что тракторов подобных, виденному ими, в этом мире много, что есть на свете начальство главнее прапорщика Федотова, а фонари загораются не от колдовства, а от электричества, причём, что такое электричество, объяснить не сумел. Его уже собирались вздёрнуть на дыбу, чтобы более не врал, а, если бы и врал, то хоть поскладнее, да тут Похелюк на своё счастье вспомнил о трёхглавом змее. Рассказ этот был встречен неподдельным интересом. Зигфрид от восхищения даже вина пленному поднести велел. Похелюк пил вино и надеялся, что предательство облегчит его участь. Он начал рассказывать врагам всё подряд, что знал о нашем времени, истории и достижениях науки и техники. Учитывая то, что в школе он учился абы как, книжки читать не любил, рассказы его были нескладны и малоубедительны. И оттого в ответ ему более вина не наливали, а получал он лишь тычки да угрозы подвесить и поджарить.
Страсти накалялись, и было бы Похелюку плохо, но тут передовые посты услышали шум мотора. Шум был потише чем в прошлый раз, немцы попривычнее, и вскоре открытый Уазик, увенчанный монументальной фигурой командира части полковника Сухова, врезался в поваленный поперёк дороги ствол дерева. «Что за бардак»!- рявкнул Сухов так, что у сопровождавшего его в этой поездке замполита подполковника Шуйцева и водителя Сургучёва уши заложило. Ту же фразу он повторил, когда меж ветвей завала блеснули острия вражеских копий, и раздались угрожающие крики на чужом языке. Хотя товарищ полковник и знал, что в этом лесу всякое блазнится, но в крестоносцев в латах он, естественно, не поверил. «Ребята, киношники мои дорогие»!- ласково прорычал он: «Снимайте своё кино в другом месте, а отсюда уезжайте! Поймите, нельзя - военный объект»! Люди с копьями зашумели вновь и с явно недружественными намерениями полезли к машине. Изо всех их слов было понятно только «Хенде хох». «Степан Иванович, это не кино и копья у них настоящие»,- побледневшими губами прошептал замполит, поднимая руки: «Помните того учёного типа с бумагой из округа, который всё про Средние века врал. Его работа». Сухов, так и не подняв рук, насмешливо оглядел немцев. Слабоваты, мол, вы против нас и мелки. Сургучёв руки поднял, но в кулаке зажал здоровенную гайку. Всегда надо гайку в кулаке иметь – пригодится.
«Ком! Выходийт»!- скомандовал старший из кнехтов. Замполит с водителем вылезли из машины, но товарищ полковник медлил. По сигналу старшего кнехты кинулись на него. Руки крутить. Лезли бойко, один перед другим выказывая свою доблесть. Как говорят, всемером и батьку бить не страшно, а кнехтов было значительно больше. Как они полезли, так, а то и ещё шустрее начали они отлетать на исходную позицию. Летели, не чуя тяжести своих доспехов, ударяясь пребольно о пеньки и коряги. Некоторые пытались повторить атаку, кончалось это столь же печально. Над всей этой свалкой возвышалась монументальная фигура товарища полковника. Враги в непосредственной близости кончились, и Сухов перегнулся через борт и протянул руку к тощему вояке с арбалетом. Тот, визжа от страха и чуть не обмочившись, пытался натянуть пружину арбалета. Это ему не удавалось, а руки товарища полковника тянулись к нему. Нервный арбалетчик выстрелил ему прямо в сердце, но болт арбалетный товарищу полковнику вреда не причинил, он ударился в лежащий в нагрудном кармане полковничьего кителя стальной портсигар и отлетел и со звоном прочь. «Заговорённый»!!!- пронеслось по вражеским рядам. Водитель, наконец, решившись, кинул гайку в глаз старшему. Попал. Тот охнул и сел, взмахнув руками. Подчинённые поняли этот жест как сигнал к новой атаке. Как и куда они разлетелись по новой, описывать скучно. Замполит, расхрабрившись, вытащил из-под сиденья кинопроектор и опрокинул его на наступающего противника. Аппарат был громоздкий и тяжёлый. Ушибленные им враги, обиделись и обратили внимание на Шуйцева. Обороняясь, пришлось ему метать в них следом и коробки с фильмами, и запасной аккумулятор, и даже неожиданно обнаруженные дембильские сапоги Сургучёва. Хотел он метнуть во врагов и привезенное с собой переходящее знамя, но побоялся партийной ответственности. Когда подходящие для метания предметы кончились, враги схватили Юрия Степаныча и потащили его от Уазика, но тут Сухов смахнул с себя ком врагов будто комаров назойливых, завёл мотор и, протянув руку, вырвал из совсем было затёршей их толпы своего водителя и замполита, резко развернул машину и ушёл бы благополучно, если бы уже порядком надоевший читателю рыжий рябой кнехт с подвязанной грязным платком рожей, изловчившись, не выдернул крюком замполита обратно. Ловкий был гад. Товарищ полковник сразу потери своего зама не заметил, а когда спустя минуту попытался спасти его, наткнулся на преодолимую, поди, только танком железную стену копий и щитов запуганных им врагов. Теперь оккупанты поверили, что и над «товарищем прапорщиком» есть начальство, и дерётся оно, ой как больно…
Из-за леса вывернулась конница и, дабы не попасть действительно в плен, пришлось товарищу полковнику команду дать давить на газ и мчаться без остановки до самого моста через речку Смородину, только что занятого запоздавшей группой Хачикяна.
Замполита, упавшего в грязь, подхватили под руки и привели к Арнольду. «Кто есть ты»?- спросил тот. Шуйцев сразу понял, что перед ним большой начальник, в воле которого его жизнь и смерть, и на всякий случай брякнулся на колени. «Поверьте, я маленький человек, рядовой солдат»…- залепетал он, надеясь, что разобраться в наших знаках различия враги не успели. «Черт меня понёс в этот объект»,- ругал он себя: «Сидел бы себе в кабинете, а вечером в баньку». «Кто есть это»?- спросил Зигфрид Похелюка, выразительно поигрывая ржавыми от крови клещами. «Это заместитель командира нашей части, замполит»,- отрапортовал тот. «Что есть замполит»? «Ну»,- замялся Похелюк: «Это который за идеологию отвечает, солдат воспитывать должен». «Что есть идеология»? «Ну, боевой дух» «Дух? Выходит он духовное лицо»? «Наверное»,- отвечал согласный на всё Похелюк. «А-а»!- обрадовался Арнольд, потирая руки: «Вот это то, что нам и нужно. Брат, это важный русский поп. Если мы найдём с ним общий язык, русские покорятся нам без боя»!
«Поднимите его с колен»!- милостиво улыбнувшись, воскликнул он, несмотря на уговоры Зигфрида повесить этого жирного попа без разговоров. Зигфрид с сожалением убрал клещи. «Прости грубость солдат, добрый человек, эти неотёсанные мужланы не знали с кем имеют дело. Ты не пленный, ты гость. Мы не причиним тебе вреда, и, надеюсь, подружимся. А, когда область эта окажется под властью Ордена, будет наведён железный новый порядок, ты, любезный, будешь нашим наместником над всем этим краем». Выслушав это, Шуйцев понял, что вреда ему действительно причинять не собираются, а предложенная ему должность в колониальной администрации как минимум генеральская. Арнольд же продолжал: «Ты знаешь, что князь Ермолай слаб и не может обеспечить порядка в своих землях». Юрий Степанович знать не знал, кто такой князь Ермолай, но на всё кивал согласно. «Так вот слабость Ермолая»,- говорил граф: «И есть единственная причина ввода наших войск. Когда мы наведём порядок, а заодно дадим вам свет истинной католической веры, мы немедленно уйдём, а управление поручим тебе при единственном условии». Арнольд замолчал, и пауза тянулась долго». Каковы же условия»?- не выдержал Шуйцев. «условия просты»,- улыбнулся Арнольд: «Ты будешь служить нам верно, не так как нынешней власти, а верно, а не будешь – спалим на медленном огне»,- спокойно завершил свою мысль граф. Он был уверен, что русский теперь или кинется орать лозунги и искать свою смерть или, напротив, начнёт целовать ему сапоги, но Юрий Степанович был спокоен.
Наконец он оказался на своём месте. В ходе своей многотрудной службы Шуйцев приобрёл твёрдые навыки превращения столь воздушной и неосязаемой материи как идеология во вполне конкретные материальные ценности и жизненные блага для себя лично. Большой разницы между внедрением ленинского зачёта и насаждением католичества замполит не видел. Он был профессионал идеологического фронта. Всю жизнь служил всё более дряхлеющей партии. В этой жизни устал от патриотического треска и привык к нему, как привыкают к шуму леса или прибоя, слова Родина, Россия, народ для него не значили ровно ничего. Замполит любил Кавказ. Нет, не горы до небес, не реку Терек, что «гонит мутный вал», и даже не «холмы Грузии» , на которые, как известно, легла «ночная мгла» - Шуйцев любил людей с Кавказа. В противоположность русским недотёпам эти люди знали, что начальник - это почти бог, его не нужно критиковать, а надо беречь, лелеять и одарять. Замполит любил эти подарки, он любил коньяк, фрукты и денежные знаки. Он был куплен подчинёнными ему кавказцами. Куплен с потрохами и партбилетом. Это было доходно, и приятно, хоть иногда и приходилось по их просьбе гнобить, а то и сажать неугодного им русака.
Теперь можно было продаться и немцам. Вопрос стоял, как продаться подороже и не прогадать. Замполит успокоился, задумался, и это его спокойствие нравилось Арнольду.
Поторговались. За этим делом прошло минут пять. Юрий Степанович согласился на службу Ордену, был одобрен и обласкан, и теперь, не обращая внимания на злые взгляды Зигфрида, сидел рядом с Арнольдом, жрал оленину, запивал её бургундским и веселил всех присутствующих умеренно похабными армейскими анекдотами.
Понятные крестоносцам анекдоты кончились быстро. Но и тут Юрий Степанович, как и положено политруку, не растерялся, а весело подмигнул графу и предложил: « Будем смотреть кино»! Арнольд по природной своей любознательности, подвинувшей его некогда выпотрошить нутро замкового капеллана, был готов смотреть всё, что угодно. Зигфрид спросил, не допоняв в чём дело: «А бабы там будут»? Войска же хоть в СССР, хоть в мохнатом Средневековье, на кино всегда согласны, лишь бы не работать и службу не сполнять.
«Рядовой Похелюк, ко мне бегом»!- командовал он как у себя в кабинете: «Несите сюда киноаппарат и банки с фильмами. Как заряжать, я покажу». «Александр Невский»,- Прочёл замполит на первой же банке. Такой фильм показать крестоносцам было смертельно опасно, однако Шуйцев не растерялся. Настоящий политработник легко превратит правду в ложь и наоборот. Большую часть затрёпанного армейскими кинопередвижками фильма он зарядил задом наперёд. В результате получился фильм о непобедимости германского оружия. На экране всплывали из полыньи всё новые и новые толпы крестоносцев и гнались задом наперёд за пятящейся русской конницей. Зрители, вначале напуганные чудесным зрелищем, ревели от восторга и кидали копья в экран.
Под этот рёв на поляне появился барон Думкопф. Он думал, что войска приветствуют его, и оттого весь раздувался от собственной важности. Его воины были навьючены узлами, наполненными консервными банками. С точки зрения барона эта посуда была бесценна, и он нашёл клад. На ротную помойку они напоролись в кустах случайно, и теперь барон сиял от счастья. Горы посуды из блестящего металла, украшенной яркими картинками на этикетках, сгладили в его памяти воспоминания о позорном бегстве из казармы. Открывайте кошельки, купцы из Генуи, и Венеции, отсчитывайте золотые – барон Фридрих фон Думкопф так и быть продаст вам свои трофеи. Но не ждите дешевизны – товар отборный. Главное же своё сокровище Думкопф не доверил никому. За пазухой, под кирасой его надёжно хранились партийный иконостас и карта мира из ленинской комнаты. Вы ещё спрашиваете, откуда на карте турецкого адмирала Пирса Антарктида! Учёные расскажут вам кучу благоглупостей, сошлются на самих Платона и Аристотеля, но правды не скажут. Вы им и не верьте. Аристотель для учёных навроде Карла Маркса для замполита Шуйцева. Во всём виноват был барон Фридрих фон Думкопф, толкнувший по случаю в Гамбургской пивной кусок карты туркам. Клок же с Австралией продать не удалось. Он был похищен из-под подушки барона агентами Святой инквизиции и уничтожен.
До рассвета времени оставалось много. К месту кинопоказа подтягивались последние отставшие воины. Они тоже хотели видеть чудо. Перед началом нового фильма выступил замполит. С трудом подбирая слова, плохо выученного им в училище и порядком подзабытого немецкого языка, он убедил собравшихся, что эти чудесные виденья есть поощрение за хорошую службу, ниспосланное им Господом. Фильм, который они увидели затем, был обычный перестроечный боевичок из жизни растратчиков и валютных проституток, действие которого развёртывалось во дворцах директора мясокомбината, но Шуйцев привычно убедил собравшихся, что фильм этот демонстрирует высокий уровень жизни советских людей. «Богато живут»!- восхитились крестоносцы: «Есть, чего грабить»! Они восхищённо и жадно взирали на экран, время от времени икая и рыгая от перегрузки желудка и воображения.