– Балбес! Лоботряс! Объясняй, почему опять экзамен завалил! – отец был вне себя.
– Игорь, не надо так! Ну, бывает… – пыталась смягчить ситуацию мать.
– Да он меня перед всем институтом позорит! Сын профессора – двоечник! И стипендии опять лишат! Корми его, бездельника!
Костик вяло ковырял вилкой котлету: «Только о себе и думает! Позорю я его! А каково мне? Чёртовы физика-математика! И зачем я согласился пойти в этот институт! Эх, если бы не армия…».
Как раз в год окончания Костиком школы в большинстве ВУЗов ликвидировали военные кафедры. Институт, в котором его отец заведовал кафедрой физики, был одним из немногих в Петербурге, где военная кафедра сохранилась, и родители настояли, чтобы Костик поступал туда, на физико-математический факультет.
- Или ты хочешь отведать армейской дедовщины?!
- Но я же в физике и математике ничего не понимаю!
- Ничего, отец поможет!
Когда Костик родился, отец был безмерно счастлив: сын! Любил катать его по парку в коляске, потом садился на скамейку, брал сына на руки и гордо показывал молодым мамочкам с такими же младенцами:
- Будущий академик растёт!
Но уже в начальных классах стало ясно, что у Костика нет склонностей к точным наукам. Как следствие, неудачей окончились и все попытки отца заинтересовать его шахматами. Зато он с огромным удовольствием делал в школе политинформации, писал статьи и разрисовывал стенгазету, а по телевизору смотрел не мультики и боевики, как его одноклассники, а политические обозрения.
Когда Костик перешёл в седьмой класс, родители обменяли их маленькую двушку в «хрущёбе» на квартиру с тремя большими комнатами. Конечно, потребовалось доплатить немалую сумму, но отец очень кстати получил Государственную премию.
Костик тосковал по прежним приятелям, остаток учебного года ездил через весь город в старую школу, но это отнимало столько времени и сил, что родители настояли на переводе в ближайшую школу. Школа была английская, привилегированная, но Костик там как-то не прижился, не обзавёлся приятелями. Замкнулся, а на выходные по-прежнему ездил к старым друзьям. Но постепенно они, объединённые каждодневными общими делами, отдалялись от него.
В институте у него, вроде бы, появились приятели, но он, перебиваясь по основным предметам с двойки на тройку, чувствовал себя ущербным и был на вторых ролях. Отец пробовал с ним заниматься, но быстро выходил из себя и начинал орать:
- Тупица! Чурбан! Это же просто, как дважды два! Вот ведь наградил Бог наследником!
За этим следовала часовая нотация: «Вот я в твоём возрасте…».
Костик отключался. Если бы он мог сформулировать свои подсознательные ощущения, то сказал бы, что родительские поучения могут быть эффективны лишь в том случае, если ребёнку нравится жизнь родителей и он хочет стать таким же, как они. Костику их жизнь абсолютно не нравилась. В ней не было ничего, что составляло ценность для него. Что толку во всех этих учёных степенях, званиях и государственных наградах, полученных отцом? Всё равно он целый день пропадал на работе, за ужином нудно рассказывал о плетущихся на кафедре интригах, потом садился за свой стол и допоздна покрывал листы бумаги непонятными формулами. Мать, вымыв посуду, устраивалась перед телевизором. Она не работала, посвятив себя семье, и Костик видел её только с тряпкой и поварёшкой. Пару раз в году родители выбирались в театр, скорее не из потребности, а потому, что так должны делать культурные люди. От обильных и жирных маминых обедов оба были грузными и неповоротливыми. Спортом не занимались. Отец много курил.
«И эти люди учат меня жить?» - мог бы подумать Костик. Но он ничего такого не думал, просто всё его существо восставало против их поучений. То, что, бунтуя против родительских наставлений, можно получить жизнь не лучше, а хуже их жизни, не приходило ему в голову.
Новые приятели Костика уже разъезжались после занятий на дорогих машинах, подсаживая красивых, часто меняющихся девушек. А ему отец каждое утро с презрительным видом выдавал деньги на обед в институте: «На, двоечник!».
- Гарик, - однажды набрался духу Костик, - я бы тоже хотел заняться бизнесом. Посоветуй, с чего начать?
- Молодец! – хлопнул его по плечу Гарик. – Давно пора! Что за мужик без денег!
Договорились, что Гарик достанет ему бывший в то время редкостью видеомагнитофон, а Костик будет находить клиентов и сдавать его в аренду на день-два (в то время это было хорошим бизнесом). Гарику пойдёт 80% выручки в счёт оплаты видеомагнитофона, который после выплаты всей суммы перейдёт в собственность Костика. В каком состоянии будет к тому времени видеомагнитофон, сменив стольких пользователей, Костик по наивности не задумывался.
Дела пошли хорошо. В молодёжных компаниях было престижно после застолья и танцев вдруг пригласить всех к телевизору и включить кассету с эротическим фильмом. Уже через неделю Костик гордо отказался от протянутой отцом купюры:
- Я больше не нуждаюсь!
Через месяц он щеголял в новом джинсовом костюме и ковбойских сапогах. Родители не спрашивали, откуда обновки: боялись, что Костик вообще уйдёт из дома.
Очередной звонок выглядел вполне обычно:
- Константин? Привет, я - от Гарика, Сергей. Нужен видик на два дня. Сегодня вечером можно заехать?
Щегольски одетый, вежливый Сергей сам, без просьб, написал Костику свой телефон и забрал видеомагнитофон. Обычно Костик записывал паспортные данные, но тут клиент был от самого Гарика!
Через два дня Сергей не появился. Ещё день спустя, Костик сам позвонил по оставленному телефону. Ему сказали, что никакой Сергей там не проживает. У Костика заколотилось сердце. Он набрал номер Гарика.
- Какой Сергей? Я к тебе никого не направлял. Что же ты, лопух, не позвонил мне прежде, чем давать видик? Как теперь будешь расплачиваться?
- Я заплачу… - еле выдавил из себя Костик.
За ужином он слушал, как отец изобличил какого-то Петренко в плагиате, и представлял, как он разорётся, если попросить у него такую безумную сумму. Кусок не лез в горло. Так ничего и не поев, Костик ушёл в свою комнату.
Мать за телевизором дождалась, пока отец кончит писать свои формулы, дала ему таблетку (оба давно уже засыпали только со снотворным), и они легли спать.
Среди ночи она вдруг проснулась, хотя обычно крепко спала, устав от домашних хлопот. Что-то заставило её встать и выйти в коридор.
В комнате сына горел свет, но было тихо. Она тихонько приоткрыла дверь. Костик, раскинувшись, лежал на полу. На столе валялся пустой пузырёк от снотворного…
«Скорая» приехала часа через полтора и с воем помчала Костика в больницу. На рассвете усталый врач вышел из реаниматорской и, не глядя на мать, отрицательно покачал головой:
- Слишком большая доза…
На поминках большая квартира еле вместила всех пришедших. Пришли даже ребята из старой школы по прежнему месту жительства. С магнитофона бесконечно неслась одна и та же песня модного тогда Розенбаума:
Полем, полем, полем,
Белым, белым полем дым.
Волос был чернее смоли -
Стал седым…
Хрупкая темноволосая девушка, неправдоподобно похожая на портрет Натальи Гончаровой и с такой же причёской, рыдала навзрыд. Оказалось, что они с Костиком собирались пожениться, уже был назначен день бракосочетания и сшито свадебное платье… Вот для чего он так стремился заработать денег!
Мать безучастно смотрела на добросовестно наполняющих рюмки и выступающих с воспоминаниями о Костике гостей. Какой-то подвыпивший парень с пышной шевелюрой, стоя и размахивая вилкой, говорил, какой роскошный памятник нужно поставить на могиле: обязательно – мраморный, и не просто с надписью, а непременно – с барельефом.
- Давайте, соберём деньги на памятник! Достойно проводим Костика в последний путь! – бросил он пламенный призыв.
«Кому всё это нужно? – горестно думала мать. – Последний путь сыночка был в ванную за таблетками… Эти дурацкие похоронные обряды, сохранившиеся с тех пор, когда считалось, что умершие помогают нам с того света, и поэтому надо задобрить их, похоронив как можно пышнее... Удивительно, как традиции проходят сквозь века и тысячелетия! Вот, солдат муштруют на плацу, учат строиться и маршировать. А началась-то эта муштра с непобедимых римских легионов, непобедимость которых заключалась именно в умении держать строй и перестраиваться по команде, ибо в индивидуальном владении оружием варвары им не уступали. Но сейчас-то – век межконтинентальных ракет! А солдаты всё так же маршируют на плацу… И родственники умершего, залезая в долги, сооружают, как тысячи лет назад, роскошные памятники, организуют пышные похороны и поминки, говорят о бессмертии души, вера в которую не более научна, чем вера в бога… Кому нужен этот памятник? Костику уже ничего не нужно. Мне? Сыночек и так будет со мной каждую минуту моей жизни. Соберут деньги… Мраморный памятник стоит раз в десять дороже, чем этот чёртов видеомагнитофон. Вот, собрали бы деньги на него, и Костик был бы жив… А теперь его нет, и никогда больше не будет. Где вы были раньше, когда ему было плохо? Большинство из вас не вспоминали о нём уже много лет, даже не звонили в день рождения. Но на похороны не прийти – неприлично, и вот вы сидите тут, выпиваете, закусываете и наперебой восхваляете его. Но вы – живы, а он – мёртв! Он вас не слышит! Зачем же это лицедейство? Драгоценное время надо тратить на живых, а не на мёртвых. Чем тут сидеть, навестили бы родителей, поиграли с детьми…».
Больше всего ей хотелось остаться одной. Перед глазами стояли телекадры из «Петербургских новостей»: накрытое голубым покрывалом тело везут по коридору больницы, и голос за кадром говорит: «Вчера покончил жизнь самоубийством 19-летний студент П-го института Константин С.».