«Не рой другому яму, ибо сам попадёшь в неё» (народная пословица)
Тамара проснулась от детского плача: за тоненькой перегородкой плакал Мишка,
трёхлетний мальчуган. На его зов откликнулся сонный голос матери малыша, Зойки, она, баюкая сына, замурлыкала одну из тех незамысловатых мелодий, которые успокаивающе действуют на детей:
-Ну вот, - раздражённо пробормотала Тамара, - концерт по заявкам начался! И когда всё это кончится, ни днём, ни ночью покоя нет!
- Ты на кого бурчишь? – отозвался на ворчание жены Семён
-Да спи ты, горе луковое! – недовольно ответила Тамара.
Это «горе луковое», муж Тамары, приходился двоюродным братом Зойке, той самой,
по вине которой был нарушен покой всего дома. Родня, одним словом, кровная. Тамара встала и, привычно лавируя между вещами, подошла к ведру с питьевой водой, зачерпнула кружкой и поднесла к губам. Резкий приступ тошноты заставил Тамару остановиться, голова закружилась, она едва успела схватиться за край стола, вода из кружки выплеснулась прямо на ночную сорочку: «Токсикоз, будь он не ладен, - поморщилась Тамара, - вот уже третий месяц ничего ко рту поднести не даёт!»
Беременность Тамары была желанная, сыну Коле шёл уже двенадцатый год, а зачать ещё одного ребёнка, до сих пор никак не удавалось. Хочется Тамаре родить девочку: чтобы можно было платьице одеть, бант завязать. Уже давно мечтает она прижать к груди малыша, вдохнуть этот, ни с чем несравнимый запах детского тельца. Чем она хуже Зойки?
У родственницы мужа, Зойки, было трое детей: двое парнишек и девочка Нюра. Коля, единственный сын Тамары, не ладил с роднёй, видимо, пренебрежительное отношение матери к "безотцовщине" влияло и на его отношение к братьям. Муж Зойки, Виктор, осенью год будет, как ушёл из семьи: нашёл себе бухгалтершу бездетную и богатую. Пришлось Зойке идти работать, а детей оставлять на попечение старушки матери. Работать она устроилась в офицерскую столовую официанткой, и, чтобы больше заработать, взялась мыть полы в той же столовой. Приходила домой поздно, едва держась на ногах, а тут с Мишкой приходилось нередко и ночную вахту стоять.
Но Зойка не унывала: всегда улыбчивая и приветливая, она нравилась людям. Но только не Тамаре. Работа Зойки и её поздний приход домой, стали для Тамары богатым полем для злословия:
-И ты веришь, - вливала она яд в уши Семёна, - что она там только полы моет?
Много на мытье полов заработаешь! А она, буквально за месяц, купила ажурную блузку и юбку шестиклинку из шотландки сшила. Такое, даже я себе не позволю!
Семён отмалчивался, но отношение к сестре день ото дня становилось всё прохладнее. Нутром он понимал, что наскоки жены на "брошеннку" имеют свою цель.
Старалась Тамара, отнюдь не зря: были у неё далеко идущие планы. Задумала она против Зойки очередную каверзу, чтобы она сработала, нужно было, как следует, подготовить Семёна. Заключалась эта каверза в том, чтобы опорочить Зойку в глазах Семёна и отобрать у "брошенки" ту часть дома, где она жила со своим выводком и мамашей. Тогда Тамара будет полноправной хозяйкой всего дома. Если взяться за это дело с умом, то можно всё обстряпать без больших затрат. Дело в том, что когда-то давно этот дом покупали в складчину две семьи, вернее, два брата - отцы Семёна и Зойки. "Кто сколько платил, поди, теперь, узнай! Сунуть ей небольшую сумму в зубы, и катись себе, дом-то на Семёна записан! Главное,- размышляла Тамара,- всё, как следует обмозговать, и не нужно будет терпеть эти издевательства!"
За стенкой опять захныкал Мишка, будто почуяв тёткино недовольство. Тамара, в сердцах, отодвинула руку мужа: «Этому всё нипочём, дрыхнет, хоть из пушки над головой пали!» - проворчала она, укладываясь рядом.
Утром, проводив Семёна на завод, Тамара принялась за уборку. Муж работал на заводе электриком, а после работы ходил на «шабашку», подрабатывал у частников, если была такая возможность. Приходил поздно и не всегда трезвый: «Угостили», - коротко пояснял он, выкладывая на стол заработанные деньги. Тамара смотрела на подобные угощения сквозь пальцы: лишь бы свои денежки не тратил! Сама Тамара шила на дому, к ней приходили клиентки: нужно было где-то примерять вещи, для этого поставить хорошее зеркало, чтобы можно было со всех сторон осмотреть изделие, нужна отдельная комната! А у них такая теснота – ни развернуться, ни повернуться! Испорченное с ночи настроение не улучшилось и к обеду. А тут пожаловала в гости мать - старообразная, грузная женщина. Мать Тамары жила с младшей дочерью и её мужем военным, нянчила их детей, и везла воз домашних забот. Тамара часто выговаривала младшей сестре, за такое отношение к матери, но та только отмахивалась, говоря:
-Завидно? Так возьми её к себе, пусть твоего Кольку нянчит и тебе посуду моет, а я немного отдохну без неё.
Тамара в долгу не оставалась:
-Будет куда, возьму, хватит тебе одной в барыньках ходить!
Мать часто жаловалась Тамаре на « бесстыжую Нинку», но вечером, как и положено, уходила домой. Вот и сегодняшний визит не был исключением. Со слов матери, Тамара поняла, что Нинка опять собирается «шастнуть» на курорт, а мужа и детей бросает на её попечение. Тамара, как всегда, посочувствовала матери, напоила её чаем и предложила ей остаться у них ночевать:
- Да куда же мне с ночёвкой к вам? Самим вам повернуться негде! Теснотища такая! - деликатно отказалась мать.
-В тесноте, да не в обиде, - проронила Тамара, но уговаривать мать не стала, была бы честь предложена, - хоромы у нас, конечно же, не чета вашим будут!
Тамара знала, что мать вытерпит, в лучшем случае, до вечера, а там «поднимет паруса» и побежит спасать своих ненаглядных внуков, а заодно и дочь с зятем.
День уже близился к вечеру, вернулась с работы Зойка. Сквозь тонкую перегородку было слышно, как она объясняла своей глуховатой матери, что сегодня отпросилась с работы раньше, чтобы побелить к празднику квартиру. По детскому щебету, Тамара поняла, что началась делёжка съестного из Зойкиной сумки. Иногда Зойке удавалось приносить детям то, что недоедали посетители столовой, да и сотрудники, зная её бедственное положение, и тяжесть послевоенной жизни, закрывали глаза на то, что в её сумке иногда оказывались несколько пирожков. Вот и сегодня, очевидно, был такой удачный день.
Вдруг до слуха Тамары долетел возмущенный крик: «Не хапай, Колька! Отдай, это не тебе мамка принесла! Это мой пирожок, пускай тебе твоя мать купит!
В ответ раздался презрительно - хамский голос Кольки:
-На, жри! Подавись своим пирожком! Вот тебе, подбирай из песка и ешь, как свинья!
Между ребятами завязалась драка. Послышался голос Зойки:
-Коля, Борис, вы чего это сцепились, как петушки? А ну, помиритесь сейчас же!
Коля, нельзя так относиться к хлебу, зачем бросать на землю? Боря, разделите пирожок между собой, вот и спор весь!
Тамара услышала, как её ненаглядный Колюня ответил тёте:
-Что я, свинья что ли, есть ваши пирожки с грязной кучи?
-Ах ты, паршивец, - закричала Зойка, - мало того, что без спроса взял, в песок бросил, так ещё и барина из себя корчишь! Смотри, а то оборву уши, чтобы знал, как вести себя с людьми!
Зойка, вероятно, попыталась осуществить задуманное, а Колька громко закричал, рассчитывая, что мать, услышав, придет ему на помощь. Расчет, как всегда, оказался верным. Тамара выскочила во двор, её взору предстала возмутительная картина: Зойка держала за ухо её Коленьку, а рядом стоял заплаканный Борька и счищал песок с надкушенного пирожка. Тамара коршуном налетела на Зойку, схватила её за волосы и оттащила от сына. Ругань потоком полилась на бедную Зойку, та только успевала защищаться от рвущих её рук. Она знала бешеный нрав родственницы, поэтому, не отвечая на удары, старалась быстрее пробраться к своей двери. Тамара, чтобы причинить обидчице больше боли крикнула вдогонку убегающей Зойке:
- Недаром Витька тебя бросил! Ушёл от такой гадины! Ишь, змея, на ребенка вздумала кидаться!
Зойка, на минуту задержавшись, ответила:
-А ты, сама-то? Не из-под тёплого ли бока жены Сеньку выдернула? Из-за тебя Паша утопилась с горя, да не одна, а с дитём, которое носила!
Зойка едва успела закончить фразу, как услышала истошный крик Борьки. Она повернулась и с ужасом увидела, что прямо на неё, как разъяренный бык, несётся Тамара, в высоко поднятой руке Зойка увидела топор. Убежать ей уже не было возможности, и Зойка решила упредить удар. Ей удалось ухватиться за нижний конец топорища: рука Тамары, встретившая сопротивление, согнулась в локте, и топор обухом ударил ей в лоб. Из рассечённой кожи потекла струйка крови. Зойка застыла в ужасе, опомнившись, она бросилась к Тамаре, сорвала с головы платок, попыталась остановить бегущую кровь. Тамара, отстранив Зойку, спокойно спросила у свидетелей, коими оказались две матери и дети:
-Все видели, как она меня убить хотела? - и, не дожидаясь ответа, скрылась в комнате.
Вошедшей вслед матери строго наказала:
-Мама, вы, если понадобится, в суде подтвердите, что Зойка первая бросилась на меня с топором, а я только оборонялась. У меня рана - значит, я и пострадавшая! Мать попыталась робко возразить дочери, но, наткнувшись на жестокие, волчьи глаза, не посмела отказатся. Она не проронила больше ни звука, как-то вся сжалась, будто уменьшилась в размере, и как только выдалась удобная минутка, поспешила домой.
Зойку судили за попытку убийства, и за причинение телесного повреждения средней тяжести. Мать Тамары свидетельствовала на суде против Зойки, по наущению дочери оговорив её. Собираясь на суд, Тамара подложила сложенное вдвое полотенце под халат, чтобы живот казался больше: «Вот мол, полюбуйтесь, в каком я положении! Ещё неизвестно, как всё это аукнется моему ребёнку».
Тамаре сочувствовали. Произошедшее с Зойкой многих удивило: не похожа она на человека, способного на такое преступление.
Дали Зойке три года отбывания в колонии общего режима, учли наличие малолетних детей, отсутствие мужа и то, что ранее она не привлекалась ни по какой статье. Три года - не три дня! Вскоре от нужды и горя умерла мать Зойки, и единственной, хотя и шаткой, опоры у Зойкиных детей не стало. Отца детей, Виктора, обязали содержать их до возвращения матери. Он увёз их к себе, а дом оставил на попечение родственников.
Тамара была довольна, всё складывалось так, как мечталось ей: теперь у неё была отдельная мастерская и примерочная. И всё было бы хорошо, но она не могла забыть полные ненависти глаза Зойки и слова, которые та выкрикнула ей прямо в лицо: «Не думай, Томка, что тебе даром сойдут слёзы моих детей! Придёт время, своими слезами захлебнёшься!»
Слова эти пугали и огнём обжигали сердце: «А ну, как сбудутся?»
Спустя полгода Тамара родила хорошенькую, крепенькую девочку, имя дала ей необычное, по-весеннему нежное – Майя. Всё время Тамары отдавалось дочери. Семён, после случая с сестрой, стал ещё молчаливее, старался как-то помочь её детям, а когда тех увёз отец, то и вовсе безоглядно запил. Тамара испробовала всё: применяла к нему и кнут, и пряник, то выгоняла его спать в сарай, то ластилась, пытаясь вызвать у мужа ответные чувства, но ожидаемых результатов эти меры не принесли, кроме одного – равнодушия.
Как-то на имя Семёна пришло письмо от Зойки, в котором та просила брата выкупить её часть дома и привезти ей деньги, как только она освободится. Писала так же, что за хорошее поведение и наличие троих детей обещают отпустить её до срока, думает она забрать детей и уехать к своим дальним родственникам в Сибирь. Вот для этой цели ей и понадобятся деньги: нужно обуть и одеть детей, в Сибири зимы серьезные. Как только Семён пришёл с работы, Тамара, торжествуя, положила перед ним полученное письмо со словами:
-Вот, Сеня, как всё удачно складывается: дом будет наш и заплатить этой Зойке можно столько, сколько мы захотим, ей, тюремщице, и того много будет!
Тамара надеялась встретить поддержку со стороны мужа, но просчиталась, Семён, посмотрев на неё тяжёлым взглядом, ответил:
-Сколько положено – столько и отдам! Так что готовь деньги и не вздумай мне мешать, и моему терпению мерка есть!
Хлопнул дверью и пошёл в сарай, который с недавних пор стал его личной резиденцией.
Тамаре стало не по себе, таким своего мужа она не знала или не хотела знать и видеть. Законодательницей в их семье была она, и до сей поры ей никто в том не мешал, а тут надо же - голос у муженька прорезался! Но всё же решила для себя быть осмотрительнее в словах, «палку не перегибать», придёт время – она своё отыграет. Так прошёл ещё год, необходимая сумма была собрана и ждала своего времени. Зойка опять прислала письмо, просила брата привезти ей деньги туда, где проживал теперь её бывший муж Виктор. Она заберёт детей и, уладив все необходимые дела, уедет: «Пусть отвезёт, - подумала Тамара, встречаться с Зойкой в собственном доме ей не хотелось, - тут ехать-то на другой конец города. Отдаст деньги и к вечеру дома будет. Вот только бы не забыл взять у родственницы расписку о получении денег!»
Семён поцеловал Майю и, не сказав жене ни слова, вышел. Больше он в доме не появился ни вечером, как рассчитывала Тамара, ни в другое время. Вскоре Тамара забила тревогу: шутка ли кормилец пропал! Она отнесла заявление в милицию, там вскоре выяснили, что её муж уехал проводить свою родственницу и её детей, ну, а почему не сообщил об этом ей, сам расскажет при встрече, как только вернётся.
Каким-то внутренним чутьём Тамара поняла, что Семён задумал что-то такое, что в корне изменит жизнь всей семьи. Эти подозрения вскоре полностью подтвердились, когда к ней приехал бывший Зойкин муж, Виктор. Он привёз бумаги, которые оставил ему перед отъездом Семён. Бумаги просил передать Тамаре, а на словах сказать, что назад к ней он уже не вернётся. Это были документы на дом, который теперь полностью принадлежал Тамаре. В короткой записке Семён писал, что как только устроится на новом месте – начнёт помогать детям. О причине ухода не было ни слова. Тамара схватилась за голову. Как теперь жить ей с двумя детьми? Что делать? Как зарабатывать деньги с малым ребёнком на руках? Она проплакала всю ночь, а утром собрала Майечку, наказала Коле караулить дом и поехала к младшей сестре. Первое, что потребовала Тамара от сестры, это, чтобы мать переехала жить к ней: ей теперь нужно работать, кормить семью, а с малым ребёнком много ли наработаешь? Нина, нехотя согласилась, и мать перебралась жить к Тамаре.
Но, как говорят, беда не приходит одна, вскоре в дом к Тамаре постучалось ещё одно горе. Пока проходило время в судах и в разборках, Колюня, сын Тамары, подрастал, предоставленный самому себе. Он очень рано стал понимать, что отец в их семье должного веса не имеет, всем заправляет мать, поэтому нужно угождать матери, чтобы всегда быть под прикрытием. Коля рос высокомерным баловнем, считающим, что ему позволено всё. Он сколотил шайку ребят, таких же бездельников, как и он сам: верховодить Коле нравилось всегда, начались мелкие кражи, которые им до поры до времени сходили с рук.
Появились деньги, которые всегда почему-то быстро кончались, нужно было добывать новые. Шайка решила ограбить ларёк. На сей раз им не повезло: сторож оказался на своём посту и, ко всему, не робкого десятка. Ему удалось схватить и задержать одного из мальчишек, за другими милиция пришла уже к вечеру, Коля не был исключением.
Был суд, на котором Тамара узнала, каково оказаться по ту сторону барьера, для неё всё, что произошло с сыном, было игрой против правил, ударом под дых. Колю и его товарищей отправили в детскую исправительную колонию на два года, а родителям объявили порицание, за безответственное отношение к воспитанию детей. Тамара, будто обезумела, она не верила, что её Коленька был способен на воровство, считала, что сына просто оговорили, поэтому хождение по прокурорам, следователям стало для неё постоянным занятием. Маечке шёл уже четвёртый год, Тамара несколько раз брала её с собой, но вскоре поняла, что не стоит мучить себя и ребёнка, проку в том никакого. Она решила оставлять дочь с бабушкой, на время своего хождения по инстанциям. Майя, не хотела отпускать мать от себя, плакала, и Тамаре приходилось прибегать к разным хитростям и уговорам, чтобы избегать этих слёз.
Сегодня всё повторилось до мелочей: собирающаяся мать и плачущая дочь. Тамара присела на корточки перед Майей и, вытирая слёзы со щек дочери, пообещала ей:
-Не плачь, моё солнышко, я скоренько вернусь, а ты побудь с бабушкой, она сегодня возьмёт тебя в магазин, пряник тебе купит!
Глазки Майи загорелись, в них появился интерес к тому, что пообещала мать: магазин, где было так много конфет и пряников! Майя охотно согласилась, и Тамара, поцеловав дочь, покинула дом. Майя поминутно напоминала бабушке, о походе в магазин, начинала плакать, капризничала, наконец, та не выдержала и сдалась. Она долго одевала внучку, собиралась сама, Майя терпеливо ждала, когда все было готово, подала бабушке свою крошечную ручку, и они медленно зашагали по улице. Путь к магазину лежал через трамвайные пути. Бабушка и внучка благополучно миновали первую линию, впереди блестели на солнце рельсы второго пути. Бабушка тревожно посмотрела вдаль: где-то слышался звон приближающегося трамвая, то ли солнце ослепило ей глаза, то ли быть тому, только бабушке показалось, что трамвай ещё очень далеко, и они успеют спокойно перейти линию. Она, не опасаясь, повела Маечку через трамвайную линию. Когда застучал, приближаясь, трамвай она заметалась, заторопилась увести внучку от опасности, но маленькие ножки девочки зацепились за рельс. Всё произошло в считанные секунды: визг трамвайных тормозов, крики прохожих и короткий всхлип девочки. Бабушка, что было силы, потянула внучку к себе и стала медленно оседать на землю, она с ужасом смотрела на то, что осталось от Майечкиных ножек, отрезанные трамваем выше колена, они так и остались лежать по ту сторону рельс. Приехавшая «Скорая», увезла внучку и бабушку в больницу. Майя, прожила ещё сутки и умерла на руках безутешной матери, маленькое существо не смогло справиться с навалившейся на неё бедой. Бабушка, так же не вынесла случившегося, она умерла от инсульта, пережив внучку всего на месяц.