Главным инспектором ВС СССР с 1962 года являлся маршал Москаленко Кирилл Семёнович. На момент, когда он прибыл в нашу дивизию с инспекцией, ему уже шёл 77-й год. Этот благообразный старичок с редким белым пушком на голове наводил ужас на многих военачальников того времени. У Кирилла Семёновича была одна особенность. Во всех полках и дивизиях его интересовало в первую очередь состояние туалетов, а по морскому - гальюнов. Можно было на отлично провести ракетные и торпедные стрельбы, но если в казарме гальюн будет не в порядке, то удовлетворительной оценки по итогам проверки получить было невозможно. Поэтому основной задачей всех экипажей дивизии подводных лодок являлось подготовить к смотру казармы, а главное привести в идеальный вид гальюны.
По плану инспектирования сегодня как раз осмотр береговой базы и проверка казарм. Старпом после большой приборки казарменного помещения отправил экипаж на корабль за исключением дневальной смены, а сам перед визитом инспекции решил совершить контрольный обход своих казарменных владений. До начала проверки оставалось где-то минут сорок. Он ещё раз морским выпуклым глазом осмотрел помещение гальюна: белоснежные ряды писсуаров, на подоконнике горшки с цветами, четыре закрытые кабинки, недавно выкрашенные в зелёный цвет, кафельный пол и стены в порядке. Он в целом остался доволен внешним видом объекта, но медвежью болезнь перед боем никто не отменял. Старпом занял одну из кабинок, и как только он расправил крылья в орлиной позе, так какой-то наглец оккупировал соседнюю кабинку, позволив себе аналогичные привилегии в преддверии инспекции. При этом этот наглец с таким удовольствием и шумом начал отправлять естественные надобности, что старпом не выдержал:
- С твоими талантами тебе надо выступать в театре!
- Николай Александрович, мне пока и на своей должности не плохо живётся.
- Извините, товарищ командир, не узнал.
- Ничего, я только что из штаба, завтра выходим в море на торпедную стрельбу с главным инспектором на борту.
После этих слов старпома также шумно прорвало.
Надо отметить, что наш кэп был мастером торпедной атаки. Он без помощи БИПа (боевой информационный пост) и КБР (корабельный боевой расчёт) только по одним докладам акустика о пеленге на корабль противника самостоятельно рассчитывал элементы движения цели, в уме рисовал треугольник стрельбы и никогда не ошибался в выборе времени атаки и пеленга стрельбы. Он очень гордился своими навыками, а также всем любил рассказывать известную байку о том, как один командир в ходе торпедной стрельбы дал команду: “Торпедные аппараты, пли!”, а потом, поняв что ошибся, скомандовал: “Ой, не пли, не пли!”, но было поздно. И он так часто повторял эту фразу: “Ой не пли, не пли!”, что она стала у него своеобразным выражением-паразитом.
Итак, 23 августа 1979 года где-то в 10.00 мы вышли из Кольского залива и направились в полигон для выполнения торпедной стрельбы. Полный штиль. Тепло. Светит солнце. Такая погода на Севере бывает только в августе. Маршал Москаленко на мостике заворожённо наблюдает, как подводный крейсер на полном ходу всей своей мощью вспарывает гладь Баренцева моря. Красота..., но маршал уже полтора часа на ногах, устал. Из центрального подняли банку (стул по-морскому). Он сел, но вот незадача: в сидячем положении ничего, кроме железа и голубого неба, не видно. “А вы мне поставьте стул вон туда”, - говорит маршал и показывает рукой на ракетную палубу. Закрепили банку страховочными тросами, надели на маршала спасательный жилет и укрыли одеялом, выставили вахту из числа кормовой швартовной команды и Кирилл Семёнович задремал.
Тем временем мы заняли полигон, доложили о готовности к выполнению боевого упражнения и получили добро с командного пункта на погружение. Все силы и средства Северного флота развёрнуты к выполнению торпедной стрельбы. Командир отправил старпома к маршалу с докладом о готовности к погружению. Старпом вышел на ракетную палубу и заметил, что маршал спит. Он хотел было дотронуться до божества рукой, но потом передумал, вытянулся в струнку, поднёс руку к пилотке и громким голосом доложил: “Товарищ маршал, лодка к погружению готова.” Главный инспектор на секунду приоткрыл глаза и тонким голосом ответил: “Погружайтесь-погружайтесь…” Старпом с озадаченным видом вернулся на мостик посоветоваться. Командир после доклада старпома, мягко выражаясь, огорчился, посмотрел на часы и сам побежал на ракетную палубу будить маршала. Он наклонился к Кириллу Семеновичу и нежно на ухо прошептал: “Товарищ маршал, лодка к погружению приготовлена, разрешите погружаться”. Маршал недовольно посмотрел на командира и раздраженно ответил, что уже дал команду погружаться, отвернулся и снова благополучно заснул. Что делать? Срывается выполнение боевой задачи. “Ой не пли, не пли!”, - сказал командир и приказал вызвать на мостик личного ординарца маршала - прапорщика Меняйло, который в это время в кают-компании с замполитом и генералами из Главной инспекции Минобороны уже отмечал посвящение в подводники. Прапорщик Меняйло, которому далеко за пятьдесят, ещё с военных времен служил ординарцем у маршала. Быстро уяснив задачу, он бесцеремонно взял за подмышки маршала, поднял его и начал выговаривать: “Кирилл Семёнович, ну что ты капризничаешь? Морякам надо выполнять боевое упражнение, а ты мешаешь”.
Слава богу, хоть и с опазданием, погрузились. Маршал уже в кресле командира с бодрым видом наблюдает за работой подводников. Центральный пост работает демонстративно чётко и слаженно: “Глубина сто метров, осмотреться в отсеках”. “Первый осмотрен, замечаний нет”, “Есть первый”, “Второй осмотрен, замечаний нет”. Командиры боевых частей и служб также принимают доклады о готовности к торпедной атаке. И в этом многоголосии маршал каким-то образом услышал нецензурное выражение и приказал: “Командир, разберитесь. Кто-то сказал слово “х-й?” Командир берет в руки гарнитуру общекорабельной трансляции с обращением: “В лодке доложить: кто сказал слово “х-й”. “В первом отсеке слово “х-й” не говорили”. “Есть первый”. “Во втором отсеке слово “х-й” не говорили”. “Есть второй”, ну и так далее все одиннадцать отсеков.
- Товарищ маршал, в лодке слово “х-й” не говорили!
- Ладно, значит мне послышалось, приступайте в выполнению торпедной атаки.
И тут началась лебединая песня командира. Он, как выдающийся актёр большего театра, исполнял блистательную роль по известным только ему одному нотам. ”Торпедные аппараты номер один, два к выстрелу приготовить! Режим замеров одна минута!” В отрешенном мозгу командира доклады, градусы, параметры, курсовые углы и пеленги непостижимым образом превращались в стройную систему необходимых цифровых позиций для ввода данных стрельбы. “Утверждаю пеленг залповый 71 градус!” Передвижения командира по центральному посту со стороны напоминают боевой танец индейца. “Первый, ввести «омегу» четыре градуса влево в торпедные аппараты номер один и два!” Беглый взгляд на планшет и решение принято - можно стрелять. “Торпедные аппараты пли!” Бодрый доклад из первого: “Торпеды вышли, боевой на месте!” И тут у командира вырвалась его любимая фраза: “Ой не пли, не пли!”.
Главный инспектор, наблюдавший до этого восторженным взглядом за действиями корабельного боевого расчёта, недоуменно уставился на командира. “Виноват, товарищ маршал, вырвалась дурацкая поговорка”. Маршал хотел было принять суровый вид, однако очевидный успех выполненной боевой задачи заставил маршала впервые за время инспекции улыбнуться.