Дневник

Марина Чижевская
     Мама умерла полгода назад. С тех пор в ее комнате все было на своих местах, так, как будто она вышла куда-то и скоро вернется. Игорь и Дениска в мамину комнату совсем не заходили, а я раз в неделю пылесосила, вытирала пыль и поливала любимые мамины хризантемы в горшках. Дверь в комнату была все время закрыта. И только наш кот Маркиз каким-то непостижимым образом ухитрялся ее открывать, долго ходил по пустой комнате и, в конце концов, устраивался спать в своем любимом уголке кровати. Маркиз был всеобщим любимцем, но сам он признавал за хозяйку только маму. Ведь это она нашла во дворе тощего, облезлого, блохастого котенка и принесла его домой. Ни я, ни муж не были в восторге от маленького черно-белого уродца. А Дениска сразу признал его членом семьи.
     - Бабушка, а как мы его назовем?
     - Может быть, Маркизом?
     - Да какой это Маркиз! Имя ему подходящее Доходяга или Помойка, в зависимости от пола, - возразил Игорь.
     Но мама настояла на том, чтобы кота (а это был именно кот) звали Маркизом. Она выходила несчастное животное, отмыла грязь, выстригла свалявшуюся шерсть, вывела глистов и блох, откормила. И из доходяги вырос огромный пушистый котяра, который всегда выходил встречать маму к входной двери, по вечерам сидел у нее на коленях, а спал исключительно в уголке ее кровати. Когда мама умерла, кот еще долго выходил в прихожую, услышав, как ключ поворачивается в замке. Но постепенно он прекратил встречать маму и даже нашел себе новое место для сна в кресле в нашей с Игорем комнате. Но если ему удавалось проникнуть в  комнату мамы, то Маркиз засыпал на ее кровати.
     Мама умерла полгода назад, а я все никак не могла заставить себя разобрать ее вещи. Однажды после ужина Игорь мечтательно осмотрел кухню и сказал: «Жень, тебе не кажется, что нам пора освежить кухню, обои новые поклеить и потолок перекрасить?» Я отлично поняла намек мужа: «Конечно, Игорек! Давно пора. Да и с маминой комнатой нужно разобраться, выбросить или раздать ее вещи, сделать ремонт и устроить там гостиную».
     Прежде чем заняться разбором маминых вещей, я решила связаться с Катей. Катя – моя старшая сестра. Она  - программист и вместе со своим мужем, тоже программистом, уже почти десять лет живет в пригороде Сан-Франциско, известном всему миру, как Силиконовая долина. И Катя, и ее муж Леня, и, особенно, их сын Лешка – почти стопроцентные американцы: небрежная, но дорогая одежда из натуральных тканей, белозубая улыбка на все тридцать два зуба, а Лешка по-русски говорит с заметным акцентом и представляется не иначе, как «Алекс». Катя, тем не менее, осталась любящей русской дочерью. Она часто звонила маме, а с развитием интернета – связывалась с ней по скайпу, раз в год все семейство приезжало в Россию: сначала к нам, потом к Лениным родителям в Калугу, потом к его бабушке в Геленджик. Дважды мы с Игорем и Денисом гостили у Кати в Сан-Франциско. Мама так и не собралась в Америку: то на работе не отпускают, то страшно от такого длительного перелета. Последний раз Катя с мужем и сыном  приезжала полгода назад на похороны мамы. Да, надо непременно поговорить с Катей, спросить, что делать с мамиными вещами, что она хочет оставить себе на память.
     А вот отцу я звонить не буду. Вряд ли он захочет взять что-то на память о маме. Отец ушел от нас давно, когда мы с Катей были подростками. И больше в нашей квартире ни разу не появлялся и мамой вообще не интересовался. Мы с сестрой встречались с ним либо на нейтральной территории, либо у него дома. Отец был давно женат, и у него рос сын Васенька, наш с Катей сводный брат. Отец безумно гордился им. Никакие мои успехи, ни успехи Кати в США, ни успехи внуков не доставляли ему такой радости, как самые мелкие достижения Васеньки. На похороны мамы отец заглянул на минутку. Не обращая никакого внимания на заупокойную службу, прошел к гробу, на ходу положил букет роз на охапки хризантем (мама не любила розы, а любила хризантемы, и об этом знали все ее родные и друзья), потом подошел к нам, пожал руки зятьям, поцеловал нас с сестрой, потрепал по голове внуков, сказал, что он очень занят, но обязательно придет на поминки. И ушел. Он не пришел ни в тот день, ни на девятый, ни на сороковой. Так что память о маме ему совсем не нужна. Не буду я звонить отцу.
     Я связалась с Катей по скайпу. После традиционных приветствий и расспросов о житье-бытье, я спросила Катю, что делать с мамиными вещами и не хочет ли она оставить что-нибудь себе на память о ней. Катя немного помолчала, а потом сказала:
     - Знаешь, Женя, ты все время жила с мамой и, думаю, лучше сможешь распорядиться ее вещами. А на память, конечно, хочу. Если ты не против, оставь для меня бабушкино кольцо с изумрудом, мамину вишневую шаль и ее книги и записи по кулинарии. Ты не против?
     Ну, конечно же, я была не против. От бабушки маме достались в наследство две драгоценные вещицы: старинные кольцо с изумрудами и медальон, украшенный россыпью мелких бриллиантов и сапфиров. Мама никогда не надевала этих украшений, берегла их, как семейные реликвии. Их бабушке нашей мамы подарил когда-то в начале двадцатого века ее муж, получается наш прадед. И прабабушка, и бабушка берегли эти украшения, не обменяли их в годы войн на еду, не продали, когда было туго с деньгами. Мама иногда доставала кольцо и медальон из шкатулки и разрешала нам с Катей поиграть с этими вещицами. Катя всегда выбирала кольцо, а мне больше нравился медальон, сверкающий, как чистый снег в лунную морозную ночь.
     Павловопосадская шаль тоже очень нравилась Кате в детстве. Я помню, как отец подарил эту шаль маме лет за пять до развода. Он тогда был веселым, играл на гитаре и пел романсы, в том числе и про темно-вишневую шаль. А мама подпевала ему, укутав плечи этой самой шалью. А потом шаль переходила к Кате, и та под аккомпанемент папиной гитары изображала принцессу на балу. И все мы смеялись… Это потом отец стал строгим и раздражительным. А может быть даже злым.
     Так что и шаль, и кольцо должны быть Катиными.
     Ну а записи и книги по кулинарии – тем более. Дело в том, что мама была страстной кулинаркой. Она прекрасно и с наслаждение готовила. И всю жизнь, начиная с подросткового возраста, собирала кулинарные рецепты: вырезки из календарей, газет, журналов, рукописные рецепты от соседей и знакомых. Накопилось несколько больших тетрадей. Когда в девяностых в книжных магазинах стали появляться кулинарные книги, мама стала собирать и их: «Сто рецептов выпечки», «Кухня народов Кавказа (Прибалтики, Средеземноморья…), «Обед без проблем», «Оригинальные заготовки на зиму» и т.д. и т.п. Коллекция кулинарных книг занимала три полки в маминой комнате. На самом почетном месте стояла «Книга о вкусной и полезной пище» 1953 года издания. «Книга о вкусной и вредной пище», - шутила мама. В эпоху интернета коллекция пополнялась и оттуда: мама скачивала интересные рецепты, распечатывала их и вклеивала в очередную общую тетрадь.
     Катя, в отличие от меня, унаследовала мамину любовь к кулинарному искусству. Даже живя в Америке, продолжала почти ежедневно готовить дома, а не ходить в кафе и рестораны на обеды и ужины, и терпеть не могла всякие бутерброды и сэндвичи. Она не переставала удивлять своих американских друзей хлебосольством и разнообразием меню. Я – не гурман, готовлю быстро и в основном простые блюда. Хорошо, что Игорь и Денис тоже не слишком жалуют всякие кулинарные изыски. Так что вся кулинарная литература тоже должна достаться Кате по праву.
     В субботу Игорь с Денисом уехали на дачу, а я внесла в мамину комнату мешки и картонные коробки и стала разбирать ее вещи. Старенькие изношенные вещи – в мешок, надо будет отвезти их на дачу и сжечь. Ту одежду, что поновее – в другой мешок, отнесу в соседний храм, там батюшка устраивает благотворительные обеды для бездомных, им и одежда пригодится. Несколько теплых свитеров и курток – тоже на дачу, буду надевать в плохую погоду. Книги, вазочки и другие безделушки – в коробку, сделаем из маминой комнаты гостиную, тогда и расставим. Я отложила для Кати шаль и кольцо и стала складывать в коробку кулинарную библиотеку мамы. На самой верхней полке среди книжек с кухнями разных народов стояла обычная зеленая тетрадь. «Странно, - подумала я, - все тетради с рецептами стояли на другой полке. Видно, сюда мама записывала рецепты народов мира».  И я открыла тетрадь. В правом верхнем углу стояла дата. Почти сорок пять лет назад.
     «Вчера был самый счастливый день в моей жизни! Я стала женой Валеры! Я точно знаю, что мы с ним сумеем прожить долгую и счастливую жизнь вместе, деля поровну и радости, и печали…»
     Валера – это мой отец. А тетрадь – мамин дневник? Я даже не подозревала, что она вела дневник. Я стала читать дальше.
     «Сегодня в день Восьмого марта я проснулась от того, что на кровати  что-то шуршало. Открываю глаза – а вся кровать покрыта газетами, и на каждой из них красным написано: «С праздником, дорогие женщины!» Это Валерка скупил в соседнем киоске все газеты! А сам стоит в моем фартуке и с букетом гвоздик…»
     «Я так счастлива – сегодня мы с Катюхой выписались из роддома. У нас с Валерой есть маленькая ДОЧКА! И нас теперь трое…»
     «Катюшка сегодня впервые узнала папу и улыбнулась ему! Валерка поднял меня на руки и закружил по комнате…»
     «У Катюшки прорезался первый зубик… Катюшка сделала первый шаг… Она уже сама пытается есть ложкой…»
     Через три года появилась такая запись:
     «У нас снова будет ребенок! Мы так счастливы! Теперь у нас точно будет мальчик. СЫНОК!»
     «Я предложила назвать дочку Женей. Конечно, мальчишечье имя, но Валере может быть будет немного легче пережить крушение его мечты. И почему он так расстраивается? Женечка такая красивая! А в следующий раз я обязательно подарю ему сына…»
     Дальше шли описания семейных праздников, встреч с подругами, совместных поездок к морю и на дачу. Было там и о папиной гитаре,  и о вишневой шали, и о наших с Катей шалостях и успехах (многое я не помнила, а что-то вдруг отчетливо вспоминалось после прочтения маминой записи). Потом пошли записи без дат. Красивый, четкий, крупный почерк мамы изменился до неузнаваемости. Нервный, неровный, буквы часто пропущены, слова набегают друг на друга…
     «Разве я в чем-то виновата? Нет моей вины. Это бог так решил, чтобы наш сынок так и не родился. И что у меня больше никогда не будет детей…»
     Я вспомнила, что когда мне было лет шесть-семь, маму увезли на скорой в больницу. Через пару дней она вернулась, а вот отец с тех пор стал меняться. Значит, мама была беременна в третий раз, и у нее случился выкидыш. Потом она уже не могла иметь детей. А отец не просто хотел сына, видно, он был зациклен на этом. Вот почему он так гордится СЫНОМ Васенькой, а свою вторую жену, крупную грубоватую тетку, просто боготворит.
     И снова набегающие друг на друга слова и строчки.
     «Зачем ты, Боже, подарил мне такую любовь и отнимаешь ее у меня. Я каждый вечер жду его прихода, жду, что он улыбнется мне, спросит что-нибудь, прикоснется. Но каждый день одно и то же, молчание или упреки. Я скоро сойду с ума от любви и отчаяния…»
     Таких записей было много. Мама всегда была веселой, жизнерадостной и неунывающей. Я помню, что даже, когда у них с отцом начались нелады, она ничем не выдавала своего настроения. Веселая, добрая, заботливая – а в душе бушевал океан чувств! Еще одна запись была очень короткой:
     «Все. Он ушел. Мне больше не на что надеяться. Я никогда не почувствую его прикосновения, не вдохну его запах. Не хочу жить».
     Одна запись  меня просто потрясла:
     «Прости меня, Господи. Я хотела совершить сегодня такой грех, которому нет прощения. Если бы я ходила в церковь, то сегодня мне надо было бы исповедаться и покаяться в этом. Покаюсь в дневнике. Я хотела сегодня броситься под поезд в метро. У него сегодня свадьба, и я хотела преподнести свою смерть ему в подарок. Спасибо тебе, Господи, что ты отвел от меня такую беду. Я уже стояла на краю платформы, когда вдруг в голове моей мелькнула мысль, что это похоже на детский сад: я умру, а он будет рыдать над моим гробом. Мне стало смешно, и я отошла от края платформы. Тем более, что рыдать он точно не будет. Клянусь тебе, Господи, что больше такого не будет никогда.     Я излечилась от навязчивой любви к нему. Я сегодня родилась заново. Буду жить. Буду любить своих дочерей, их будущих мужей и детей. И буду счастлива».
     Я вспомнила, что в тот день, когда отец женился во второй раз, мама пришла с работы с огромным букетом белых хризантем, а на наши с Катей расспросы ответила, что коллеги что-то напутали, решили, что у нее сегодня день рождения и подарили цветы.
     Следующая запись была написана обычным ровным и красивым маминым почерком, и сделана она была лет десять назад.
     «Никто не может объяснить, что такое любовь, хотя на протяжении веков и даже тысячелетий люди пытаются сделать это. Художники, писатели, философы, ученые... Родство душ, безграничное доверие, игра гормонов-феромонов... Но гормоны царствуют в мире животных, побуждая последних к продолжению рода, а родство душ разве не свойственно настоящей дружбе? Никто не может описать любовь, потому что у каждого она своя.
     Бывает, что люди знают друг друга годами, встречаются каждый день, и вдруг однажды понимают, что им очень хорошо вместе, что они готовы прожить друг с другом всю жизнь. Они создают семью и живут долго и счастливо, без обид и разочарований. Разве у них нет любви? Гармония и покой сопровождают такую любовь.
     Но ведь бывает и по-другому. Вдруг ты встречаешься взглядом с совершенно незнакомым человеком, и мир как бы отодвигается от тебя. Нет, он существует этот суетный мир со всеми его проблемами, но он отодвинулся от тебя, звуки приглушены, контуры его размыты. Четок только взгляд человека перед тобой, ты медленно погружаешься в его зрачки и физически ощущаешь, что человек напротив чувствует то же, что и ты.
     Легкое, случайное прикосновение руки... Волна тепла покрывает все твое тело, а по коже бегут мурашки озноба... Врач попытался бы в этом случае диагностировать какое-нибудь заболевание, а надо ли?
Прикосновение... Пожатие руки... Каждый палец пронзает тебя огнем, жар разливается по всему телу, комок подступает к горлу, а во рту ощущается сладость, сладость грядущего поцелуя... Глаза уже ничего не видят, губы твои наливаются кровью и ждут поцелуя.
     И вот он, первый поцелуй! Мир исчезает, в нем не остается ничего, кроме тебя и твоей любви. Ты растворяешься в своем возлюбленном, так же, как и он растворяется в тебе. Вы исчезаете и возникаете снова одни в целом свете. Исчезает не только окружающий мир, но и время. Неважно сколько пройдет времени между первым взглядом и первым поцелуем – минута, месяц или год. Для влюбленных – это одно мгновение. Как неважно и то, что будет потом.   Литературное клише, любовь с первого взгляда. Ученые выскажут гипотезу о наиболее благоприятном сочетании генов для будущего потомства, а социологи не преминут сказать, что вероятность счастливого союза при этом не превышает пятидесяти процентов... Но почему же тогда все мечтают именно о такой любви, даже те, кто спокойно и счастливо прожил в браке 50 лет? А счастливо ли? 
     Я даже и не думала, что мне господь подарит любовь, да еще такую любовь перед закатом жизни. Хочется петь и писать стихи. Жалко, что я выбросила те, которые писала раньше, нашла только два листка (мама писала стихи?!) Лечу к милому на свидание!»
     «Заболел Дениска, никуда не пошла…»
     Я вдруг вспомнила, что давным-давно, когда Дениска был совсем маленьким, мама как-то необыкновенно похорошела, сделала модную стрижку, купила кокетливый беретик и пару новых платьев, которые ей безумно шли. Я заметила эти перемены, но разрываясь между работой и часто болеющим сыном, не обратила на них внимания. Снова и снова просила ее посидеть с простуженным Дениской. И мама сидела. Стрижка потеряла форму, платья висели в шкафу. Мама стала такой, какой была раньше. А оказывается, она была тогда влюблена! И это была не просто влюбленность, а большая любовь, раз мама написала о ней в дневнике целое эссе, а не короткую запись, типа «мне, кажется, что я влюбилась в N». Но она  отказалась от этой любви, чтобы сидеть с Дениской и помогать мне…
     Последняя запись в дневнике была сделана примерно год назад.
     «Вот и подходит к концу моя жизнь. Сердце беспокоит все чаще, таблетки не помогают. Что ж, пора подводить итоги. У меня была чудесная жизнь, в ней было много хорошего. Выросли мои любимые чудесные дочки. Я рада за них, за их мужей, за их детей – моих славных внуков. В моей жизни была любовь, которая принесла мне много радости, но и много страданий. Я благодарна богу за все, что со мной случилось в этой жизни. Перечитала дневник, вспомнила о том, что чувствовала и о чем мечтала в начале своего пути. Увы, но многие мечты так и остались не осуществленными. Многого у меня никогда уже не будет. Не будет у меня сына. Не будет ни золотой, ни серебряной свадьбы. Я никогда не увижу Париж и Тихий океан (хотя океан увидеть можно было бы в Сан-Франциско у Кати, но совестно было лететь туда на деньги детей). Да что там Париж! У меня даже не будет собаки, о которой я мечтала всю жизнь: в детстве собаку не разрешала мама, потом мешали заботы о дочерях и муже, а когда все эти проблемы ушли сами собой, оказалось, что у Дениски аллергия на собачью шерсть. Наверное, это глупо, но в конце жизни я больше всего жалею о собаке».
     Между обложкой и последней страницей тетрадки лежали два пожелтевших листка со стихами. Милые, наивные мамины стихи.

                ***
     Опять прощаемся, опять уходят люди,
     Частицу сердца унося с собой,
     Те, что делили праздники и будни,
     Те, что готовы жить чужой бедой,
     И счастьем безвозмездно поделиться,
     И вдохновить тебя своей мечтой.
     На полустанках и вокзалах лица…
     Увижу ли я их когда-то вновь?
               
               ***
     Может через день, а может через год
     Для меня тот миг забыться должен:
     Праздничных огней круговорот,
     Елка, мишура, блестящий дождик.
     Блеск огней смешался с блеском глаз,
     Рук тепло, твоя улыбка…
     Словно вихрем закружило нас
     В миг короткий радости и пытки.
     И опять у нас свои пути.
     Жизнь дает то свет любви, то боль мне,
     Как в тот миг, что суждено забыть,
     В миг, который надо вечно помнить.

     Мне почти сорок лет. И все они прожиты рядом с мамой. Я каждый день ее видела, разговаривала, думала, что знаю о ней все. Но ничего я о ней не знала. Когда ушел отец, мне казалось, что мама восприняла это совершенно спокойно. Я не поняла, что мама снова влюбилась. Не восприняла всерьез ее разговоры о том, как здорово было бы прогуляться по Елисейским полям и выпить чашечку кофе на Монмартре. В отпуск мы всегда ездили вместе с мамой, но выбирали Евпаторию, Турцию и Египет, места, где есть песчаный пляж и, где хорошо будет Дениске. Я всегда считала, что маме нравится такой отдых. Да он ей, наверное, и вправду нравился. Но была мечта о Париже. Что стоило мне свозить туда маму на недельку? А с собакой вообще получилось глупо. Лет в пять Дениска стал просить собачку. Меня не устраивала перспектива ежедневных выгулов пса, и поэтому, когда у Дениса в очередной раз случилась простуда с насморком, совпавшая по времени с очередной игрой с соседским пуделем Тэдди, я придумала, что врач нашел у сына аллергию на собачью шерсть.
     Все так глупо и так непоправимо.
     Я закрыла зеленую тетрадь и положила ее в коробку с книгами.