Я замерз. Сломанная ключица заставляла скрипеть зубами при каждом движении. На колдовство сил не осталось. Темнело. У рта уже вился парок от дыхания. По лесу рыскали тридцать человек мечтавших заполучить мою голову в качестве сувенира. И сил держать иллюзию, скрывавшую эту дыру в склоне оврага, в которую я забился три часа назад, оставалось все меньше. Айан и Нойор привычным грузом лежали за спиной, и если что – то пару-тройку ухорезов я за собой на тот свет уволоку. Я усмехнулся. Слабое утешение.
А день начинался так хорошо. Я выспался, не спеша сделал все домашние дела, и скорее по привычке, чем по необходимости взяв с собой оружие, вышел на прогулку.
Была ранняя осень, березы еще только начинали обрамлять золотом своей листвы глубокую изумрудную зелень древних елей и ярко-рубиновые пятна кленов. По лесу плыл редкий туман, было свежо и на удивление легко. Пахло грибами, терпкой еловой смолой и влажным мхом.
Я шел, ни о чем особенном не думая, просто наслаждался хорошим днем и, по-видимому, очень расслабился потому, что не заметил растянутого поперек тропинки заклинания. Только когда оно почти сработало, я опомнился и успел выкрикнуть первое, что взбрело на ум. Из портала я выпал метрах в пяти над землей. Земля ринулась навстречу, я зарылся лицом в мох, одновременно услышав противный хруст. Правую сторону груди прошила резкая боль. Я вскрикнул, и, перекатившись, схватился за сломанную ключицу.
- Эй! Вот он! – послышалось за моей спиной.
Я медленно оглянулся. Ко мне бежали человек восемь или семь, одетых в легкие кожаные доспехи, с кучей каких-то побрякушек на шеях и со зверского вида мечами в руках. Я поднял руку, сжал кулак и резко раскрыл ладонь навстречу бежавшим. Простейшее заклинание. «Дуновение ветра» Чисто жестовое. Троих из нападавших унесло прочь в туманную неизвестность леса. Из оставшихся только один устоял, закрывшись одной рукой от летящего сора, а второй сжимая побрякушки на шее, остальные же повалились навзничь. Не дожидаясь пока они очухаются, я вскочил и побежал.
Ух, как я бежал! Зайцы померли бы от зависти, если бы видели мою скорость и те кульбиты, что я проделывал, уклоняясь от попадавшихся на пути веток, корней и упавших стволов. Немного оторвавшись от погони и убедившись, что они меня не видят и не слышат, я чуть сбавил темп и занялся тем, что обычно называют – заметать следы. На это ушла почти вся магия. И в довершении всего я, проламываясь через густые заросли ивняка, не заметил впереди овраг и со всего маху сверзился вниз. Пролетая над склоном, я увидел в нем чью-то довольно большую нору и, когда пришел в себя после приземления – первым делом залез по склону вверх, заполз в эту дыру, на остатках магии сотворил отвращающее заклятие, закрывшее вход. Не знаю: кто или что вело напавших на меня, но к оврагу они вышли уже через четверть часа. Они долго стояли наверху, обсуждая мои следы, и то куда я мог ломануться после падения в овраг. Не придя к единому мнению, решили прочесать все вокруг. Из разговоров я так же понял, что по мою душу пришло аж тридцать или около того человек. Честно – я даже себя зауважал.
За поиски ребята взялись основательно. Судя по звукам, исползали весь овраг чуть ли не на пузе. Несколько раз проходили мимо моего убежища, почти в упор его рассматривали, но пока иллюзия работала исправно. Потом я, кажется, отключился. Потому, что следующее, что я помню – как я вздрагиваю во сне, от осознания того, что я заснул и ослабил барьер и, он вот-вот уже рухнет, а за ним меня ждут люди в кожаных доспехах. Ждут долго, терпеливо, молча, смотря в мои глаза и чуть заметно, но размеренно покачиваясь из стороны в сторону. Все тридцать. Как один.
Я дернулся, чтобы вскочить, но только врезался макушкой в толстенный корень да вызвал небольшой обвал, засыпавший меня сухим, вызывающим кашель сероземом. Немного придя в себя, осмотрелся и перевел дух. Иллюзия еще держалась. Никаких людей за ее пределами, стоящих или покачивающихся не было. Я прислушался. Было тихо. Так тихо, будто все забыли обо мне и покинули этот овраг и этот лес вообще.
Я осторожно подполз поближе к выходу и надолго замер, прислушиваясь и ожидая чего угодно. Но, по-видимому, те, кто охотился на меня на самом деле ушли. Я медленно свернул заклятье, вернув себе часть силы, и медленно выполз наружу.
- Черт! – ругнулся я, увидев, что ожидало меня в овраге. Вернее – кто: - Я или чокнулся или умер.
Передо мной в числе четырех штук стояли две легенды. Две больших и неизученных загадки этого мира.
Первая. Паскаты. Небесные львы. Их видели считанное количество раз, а уж о том, кто они и откуда - и вовсе знали только из легенд и древних преданий. На вид они были как огромные львы. Правда, с белоснежной светящейся шкурой, шикарной развевающейся от малейшего дуновения ветерка гривой и такими же бабками, закрывавшими широченные лапы от щиколоток. Глаза были чистого золотого цвета, не желтого как у тех же земных львов, а именно – золотого, светящегося изнутри цвета.
Поговаривали, что на заре мира паскаты наравне с драконами были хранителями Равновесия, но потом (неизвестно почему) большая часть их покинула этот план сущего. Остались лишь считанные единицы. И о том, почему остались они, известно столько же сколько и о причине ухода остальных. То есть – ничего. Были сведения, что паскаты разумны и владеют речью. Глядя на них, я поверил в это. Но сейчас они, числом двое, гордо подняв свои массивные головы и смотря куда-то мимо меня, просто стояли и молчали.
Зато со мной заговорила другая легенда. Та, что сидела верхом на паскатах. Об этой легенде было известно чуть больше, но и, то только потому, что представитель этой загадки должен был присутствовать на Совете. Погонщики ветров. Странный непонятный народ. Ни в одном священном тексте не упоминалось об их сотворении. Даже у всезнаек аэлов не было ни малейших сведений о Погонщиках Ветров. Откуда они пришли, с какой целью? Складывалось впечатление, что они существовали еще до Творения. И как только Творцы создали небеса, облака, воздух и ветры, Погонщики тут же занялись своим ремеслом. Каким? Они направляли ветры, дующие по всему миру. Могли усмирить ураган, или наоборот обрушить бурю. Их пытались задобрить или поработить. В первом случае Погонщики остались глухи, а во втором: никто уже не помнит имени того глупца, который посмел угрожать Погонщикам и как он это собирался исполнить свои угрозы, но вот День Гнева записан во всех скрижалях всех народов, как первый Конец Света. Были Погонщики Ветров вполне человекоподобны, только лица отличались определенной, не свойственной ни одному из Народов, резкостью. Они будто были высечены несколькими точными ударами резца. Но это не делало их грубыми или несовершенными. Например, лицо заговорившей со мной женщины было не просто красиво, оно было прекрасно.
- Ты ранен.
С этими словами она протянула ко мне руку, покрытую причудливым узором чуть темнее кожи кремового оттенка, и я почувствовал, как закололо плечо. Но боль тут же прошла, опухоль распиравшая одежду спала и…я, пробуя себя несколько раз взмахнул рукой.
- Прошу меня простить, - я наклонил голову: - Но когда-то я дал себе слово не принимать помощи у женщин.
И я совершенно по-дурацки растратил остатки силы снятые с иллюзии: ключица снова треснула, плечо распухло и запульсировало, туго сжатое одеждой.
Погонщица ветров качнула головой, отчего высокий хвост длинных волос лег на ее плечо и скрыл от моих глаз совершенной, умопомрачительной красоты грудь. А, я ведь сказал, что Погонщики были обнажены? Только их руки и область бедер были покрыты узором: то ли татуировкой, то ли рисунком – снизу, да еще в неверном свете Луны и шкур паскатов было не разобрать.
- Налюбовался? – улыбнулась Погонщица, проследив мой взгляд.
- Не совсем, - набрался наглости я.
- Для того, на кого охотятся охотники на магов, ты ведешь себя на редкость дерзко.
- Охотники на магов?! – голос мой почему-то разом осип: - Я-то им зачем?
- Не знаю, - рассмеялась Погонщица: - Это тебе у них спрашивать надо.
- А где я их сейчас найду-то? – забывшись, поджал я плечами. Ключица тут же отомстила жуткой болью.
- Они сейчас твою башню штурмуют, - подсказала Погонщица.
- Ну, там они надолго, - задумчиво погладил я небритый подбородок: - Сколько их там?
- Человек пятьдесят.
- Блин, много, - я поморщился: - Двух-трех я еще уложил бы…
- Нужна помощь? – тонкая бровь изогнулась ироничной дугой.
- А с чего это вы такие щедрые? – подозрительно сощурился я.
- А у меня к тебе дело есть, - в тон мне ответила Погонщица.
Я с минуту, наверное, молчал, переваривая услышанное. И пришел к неутешительному доводу:
- Я все-таки рехнулся.
- Почему? – Погонщица Ветров легко рассмеялась, запрокинув голову.
- Уж если Погонщикам Ветров что-то нужно от меня - так это может иметь два варианта: или свихнулся я или свихнулся мир. А поскольку даже моя мания величия имеет совесть, то я думаю, что мир все же сохранил свой рассудок. И значит – рехнулся я сам.
- Тебе помощь нужна или нет? Можем и здесь о делах побеседовать.
Я оценил окружающую обстановку, взвесил все за и против, хотел было задать гложущий меня вопрос, но поймав взгляд Погонщицы, тяжело вздохнул:
- Нужна.
- Садись, - кивнула она.
Я почти совсем уже залез на зверя Погонщицы Ветров (и размечтался о приятных минутах путешествия), когда ее молчавший доселе спутник сгреб меня на шкирку как нашкодившего котенка и плюхнул на круп паската позади себя. А то, что он сказал, повергло меня в шок:
- Королева поедет одна.
Паскаты взялись плавной рысью, и мы стремглав понеслись сквозь ночной лес. Плавная рысь небесных львов укачала меня, и я все-таки заснул. И, видимо, достаточно крепко. Ибо проснулся от того, что соскользнул со спины паската. Правд, в последнюю секунду Погонщик схватил меня за руку и усадил обратно. Окаменев от ужаса, я зажмурился и вцепился в длинную шерсть на спине льва и раз за разом прокручивал в своей голове увиденное. Потом все же заставил себя открыть глаза и посмотреть вниз. Под нами была пропасть. Вернее под нами была земля но, так далеко внизу, что я в ночной тьме ничего кроме серебристых отсверков, петляющей по лесу реки и не видел. Ну, что ж если не брать в расчет несколько сотен лет, на которые я постарел пока валился с паската, то можно смело записывать себя в знатоки по части небесных львов. Ибо ни в одной из книг не упоминалось о их способностях летать. Подняв глаза, я увидел, что паскат королевы скачет бок о бок с нашим, а сама она что-то гневно выговаривает моему вознице. Тот лишь коротко кивал и бормотал:
- Ум! Ум!
Соглашался, надо полагать. Убедившись, что подчиненный осознал степень вины, Погонщица посмотрела на меня. И…подмигнула, одарив белозубой улыбкой. Настолько неоднозначной, что меня аж до печенок пробрало.
- Это у тебя там кинжал спрятан? – рассмеялась она.
- Что? – не понял я, но королева уже увела своего зверя дальше вперед. Скосив глаза, я увидел свои вздыбленные штаны и чертыхнулся, чувствуя, как запылали уши.
Впрочем, скоро показалась моя башня. Окруженная кострами, с небольшой стенобитной машиной мерно долбящей дверь. Охотники за магами устроили неслабую вечеринку на лужайке моего дома. На паре костров жарились целиком кабаньи туши, остальные же периодически то чадно вспыхивали, то меняли цвета. Надо думать от того, что в них подбрасывали те или иные снадобья.
- Люк на крыше есть? – оглянулся мой возница.
- Есть. Попасть внутрь смогу, - ответил я, предвосхищая его вопрос.
Возница кивнул и наш паскат заложил такой вираж, что я чуть не сверзился с него вторично. Когда до крыши башни осталось пара секунд, Погонщик обернулся:
- Соберись. Я тебя ссажу.
Я кивнул и тут же взмыл в воздух вздернутый за шиворот. «Убью!» подумал я и ощутил, как клятый Погонщик со всего размаху подбрасывает меня вверх и вперед. Хряпнулся я знатно. От боли свет на пару секунд померк в глазах. Но разогнав туман, я вскочил и бросился к люку: как бы сильны паскаты и Погонщики не были – от слепого случая никто не застрахован. И случайная стрела убивает так же как и посланная точно в цель Скатившись вниз, я разодрал одежду на плече, схватил флакон с «заживлялкой» и, не особо заботясь о чистоте и порядке, полил место перелома. Боль тут же прошла. Не дожидаясь пока ключица заживет, я кинулся вниз, в подвал. Открыв сейф, вытащил бутыль с эликсиром и, зубами выковыряв пробку, щедро отхлебнул.
Дальнейшее уже напоминало избиение младенцев. Таран полыхнул так, что опалил всех кто имел несчастье быть ближе 10 шагов к нему, костры один за одним оживали и начинали гоняться за охотниками. Тех не спасали даже навешанные в бесчисленном множестве амулеты. Я так увлекся, что опомнился только, когда было поздно: последний из охотников с диким криком прыгнул в пропасть, спасаясь от преследующего его огня. Я снял заклятье, и поляна около башни погрузилась во тьму. Только через несколько секунд я увидел как с неба, все увеличиваясь в размерах, спускаются две светящиеся точки.
- Я сочла за лучшее не мешать тебе, - улыбнулась Погонщица.
- Королева очень мудра! – прижав руку к груди, поклонился я.
Погонщица посмотрела на своего провожатого так, что тот аж съежился. И почти тут же испарился отпущенный небрежным жестом руки. Королева спустилась со своего льва и пошла ко мне. Сам собой вспыхнул один из костров, и игра его пламени рельефно высветила приближающуюся Погонщицу. Я замер зачарованный этим неторопливым и грациозным движением. Я много мог бы сказать о том, что увидел и почувствовал, но промолчу, ибо есть вещи выше и древнее человеческих чувств и слов, наших табу и нельзя, выше и чище любой нашей мечты и любого желания. И о таких вещах, чтобы не испачкать и не унизить их можно только одно – молчать.
- Мне хотелось бы узнать: любую ли женскую помощь ты отвергаешь? – проговорила королева, неотрывно глядя на меня: - Меня зовут Аэтана.
И глаза ее в самой глубине полыхнули оранжевым заревом.
Когда я проснулся утром следующего дня, я остался лежать с закрытыми глазами, ибо все, что случилось этой ночью, могло оказаться сном. А этого мне, ох, как не хотелось. Но тут рядом со мной послышалось шевеление и тихохонькое сопение, которое может издавать только женщина в сладком предутреннем сне. Я осторожно приоткрыл один глаз и огляделся. Рядом, скомкав по себя одеяло и подушку, спала Аэтана. Я подавил в себе дикое желание по-детски вскочить и заорать и запрыгать на кровати от восторга. Вместо этого я осторожно сполз с кровати и потихоньку убрался на кухню.
Аппетит от вчерашних дневных (и ночных тоже) приключений, нагулялся знатный. Я уписывал за обе щеки завтрак, когда за спиной тактично покашляли. Я оглянулся и чуть не подавился непрожеванным куском: в дверях грациозно оперевшись о косяк абсолютно обнаженная стояла Аэтана.
- Насколько я знаю, мужчины-любовники приносят своим возлюбленным завтрак в постель, - скроила хитрую мину королева.
- Грешен, исправлюсь, - прокашлялся я.
-Ты на всех женщин так реагируешь? – улыбнулась Аэтана, садясь за стол напротив меня и пододвигая себе мою тарелку. Я чуть было не брякнул, что, мол, не все ходят по моему дому обнаженными, но вовремя наступил на свой язык и сказал совсем другое:
- Только на тебя.
Вот хоть убейте - не знаю почему, но ей нравилось мое внимание.
- Я тебя смущаю? – поинтересовалась Аэтана, подчистив тарелку куском хлеба и, сладко зажмурилась, потягиваясь.
Я проблеял что-то абсолютно невразумительное. Не помню даже что. Королева со смехом стянула с меня рубаху и надела на себя. Просторный балахон скрыл ее до колен. И чуть снизил градус моего напряжения. Погонщица выгнула бровь дугой и мурлыкнула:
- Я слегка проголодалась.
Мне потребовалось несколько секунд, в течение которых Аэтана вышла из кухни, чтобы понять, что она имела в виду.
На следующее утро, я проснулся от того, то королева тронула меня за плечо. Увидев ее, я улыбнулся и, обняв, притянул к себе. Аэтана поддалась и ответила на поцелуй, но потом серьезно взглянула на меня. Я внутренне встряхнулся, сел на кровати и спросил:
- Что случилось?
Вместо ответа королева указала взглядом на центр комнаты, где на замысловатом постаменте покоился золотой жезл с кроваво-красным рубином в навершии. Я, туго соображая, сложил два и два и, закрыв глаза, простонал:
- Но почему я?!
Тишина была оглушительной, тяжелой как свинец и непроглядной как ночной мрак.
- Ты знаешь ответ, - тихо сказала Аэтана.
Я, опустив голову, кивнул:
- Знаю. Ты за этим нашла меня позавчера?
- Да.
- А почему сразу не сказала?
- Времени не было. – грустно улыбнулась Погонщица: - Не переживай ты так. Перерождение начнется не скорее, чем одна из вашего Поколения родит Дитя. Да и после того, еще несколько сот лет магия будет просто ослабевать. А уж опасной станет и того позже.
- Я не о том! – поморщился я.
- Вот уж чего-чего, а жалости к себе я в тебе не замечала, - холодно ответила Аэтана.
- Да не жалею я себя! – возразил я, внутренне все же признавая ее правоту.
Не секрет ведь, что еще ни одному Поколению магов не удалось остановить или пережить Перерождение. Наш Век оказался и без того довольно долог: только два или три Поколения до нас смогли прожить более пяти тысяч лет. А мы уже разменяли шестую тысячу. Только вот ну никак не хотелось мне становится тем, кто возвестит Начало Смерти. Да, мы с Советом, мягко говоря, не любили друг друга, а точнее Совет предпочел не замечать меня. Да, я своими руками убил одного из Первых нашего Поколения. Да, ищейки Совета чуть не отправили меня в долгий и унылый круиз по Стиксу. А орден некромантов и до сих пор не оставил надежд заполучить мою голову. Но прийти и сказать: «Ша, ребята! Скоро вы все сдохнете!» мне как-то совсем не улыбалось.
И ведь спасения не будет. Магия, Силы, Стихии постепенно станут просто невменяемы. И все что создано с помощью их исчезнет и погибнет. И наступят Темные века. Века, когда миром будет править только грубая сила, только меч и кулак. Века, когда Равновесие поддерживаемое Советом рухнет и, слабые не будут иметь даже иллюзии защиты, а сильные не будут знать узды. На одну каплю крови пролитую за Жизнь поколения - в Темные Века прольются кровавые ливни. Весь мир превратиться в бурлящий, полный человеческого мяса котел, исходящий болью и страданием.
Аэтана тронула меня за плечо:
- Тебе было бы легче, если бы жезл отнес кто-то другой?
- Это ведь невозможно? – спросил я, уже зная ответ.
Королева покачала головой, закрыв глаза. Я взял ее за подбородок и стал целовать, все больше разгораясь, но ища уже не наслаждения, а забытья.
И она дала его мне.
Вечером этого дня, я стоял на пороге башни, а Аэтана сидела на спине своего паската. Все уже было сказано, но королева не спешила уезжать. Я подошел к ней и положил руку на ее бедро, в который раз восхитившись его теплом и нежностью. Ощущение дикой безнадежности отпустило меня, оставив после себя звенящую пустоту. И понимание, что есть в этом мире вещи неизбежные. Как бы мы не противились. Есть события, которым должно случиться. И сходить с ума из-за того что судьба выбрала тебя своим вестником -по меньшей мере глупо. Да и Аэтана права: Перерождение - вещь неспешная. За сотни лет можно успеть очень много, и так покуролесить, что тебя запомнят не на одну эпоху. Я усмехнулся. Аэтана улыбнулась в ответ:
- Ткачи Судеб не ошиблись в тебе.
- Дверь моего дома всегда открыта для тебя, - вместо ответа произнес я. Королева наклонилась и нашла губами мои губы. Она пахла полынью. Только сейчас я осознал этот терпкий и горьковатый аромат, что витал вокруг Аэтаны. Запах степи, запах вечернего ветра, запах свободы.
Погонщица выпрямилась, и паскат резко взмыл вверх, мощными прыжками унося ее в небеса.
Я постоял, глядя ей во след, а потом поднялся в спальню, и замер перед постаментом, на котором покоился Жезл. Я долго ковырялся в себе прежде чем понял, что ничегошеньки не чувствую: ни страха, ни пиетета. То есть совсем ничего. Жезл, отлитый бог его знает сколько эпох тому назад, был для меня пустым местом. Я взял его с постамента и, вернувшись в кабинет, открыл нижний ящик письменного стола и забросил туда. Сбрякал он точно так же, как сбрякал бы обыкновенный кусок золота, увенчанный рубином.
- Перерождение – вещь долгая, - сказал я испуганной тишине. И почти поверил сам в эти слова.
Прошла неделя. Зарядили долгие осенние дожди, грозившие напрочь размыть дорогу и, мне пришлось задвинуть в самое темное место мои размышления о бренности всего земного и заняться ремонтом. Я проработал почти весь день. С самого утра и до того момента пока наклонившись за упавшей лопатой не рухнул в грязь сам. Если честно, я пролежал в луже минут пять, наверное. Голова была пустой до звона, и хотелось только одного уснуть. Но собрав остатки здравого смысла, я поднялся, поднял злосчастный инструмент и побрел к Башне.
Сначала мне показалось, что около моей башни локально, в силу каких-то причуд природы, выпал снег. Причем очень локально – большим таким сугробом рядом с дверью. Потом на сугробе обозначились два золотых глаза и, паскат зевнул, широко раскрыв пасть, оказавшуюся неожиданно яркого и чистого фиолетового цвета.
Сердце радостно встрепенулось, я рванулся наверх. Перед кабинетом, правда, выровнял дыхание и степенно вошел.
- Ваше Величество. - я наклонил голову.
- Во имя двенадцати ветров! – королева подбежала ко мне и принялась стаскивать пропитанную грязью одежду: - Что случилось-то? Снимай же это!
А я с детской улыбкой смотрел как она, одетая в белое-белое платье, очень красиво оттенявшее ее кожу, суетится вокруг меня, лепечет что-то.
- А теперь – марш мыться! – приказала она, когда я остался нагим.
- Там холодно!
- Нагреешь, - тоном не терпящим возражений ответила она, наклонилась, собрала комок грязи бывший моей одеждой и на вытянутых руках вынесла его на кухню. А я пошлепал мыться…
- Спинку мальчику потереть? – поинтересовалась королева.
- А вот сейчас было обидно, - покосился я на нее.
- Так зачем изображать из себя великого страдальца?
Спорить не хотелось. Я разомлел в теплой ванной, бокал вина согрел желудок и душу и, оказалось, что просто зверски устал, сильно замерз и очень проголодался.
- Ты покушать чего-нибудь не приготовишь? – сделав бровки домиком, я посмотрел на королеву. Нет, все-таки она в меня влюбилась! Потому, что будь все иначе – лежать бы мне с раскроенным черепом в этой ванной до скончания мира. То, что во взгляде Аэтаны пронеслась целая буря – и может быть где-то сейчас так реально и случилось – было самым незначительным проявлением обуревавших ее эмоций. Но королева не была бы королевой, не имея выдержки и самообладания. И потому, вместо того, чтобы опустить мне на темечко что-нибудь тяжелое и острое, Аэтана только приподняла бровь, улыбнулась и ответила:
- Легко…
Я блаженно пошевелил пальцами ног и расслабился. За что и был наказан: Аэтана, проходя мимо, надавила мне на голову и окунула мыльную воду. Когда я вынырнул, отплевываясь и отфыркиваясь, Погонщица уже исчезла. Только со второго этажа послышалось мелодичное пение и звон посуды.
Не, наглость все-таки – второе счастье.