Богатство

- Хватит!
Ураганный порыв ветра пронесся по залу, расшвыривая дерущихся людей, как кегли. Стало неожиданно тихо. Я опустил разведенные в стороны руки и, подняв голову, осмотрел замерших на полу бойцов.
- Ты и ты – я указал на предводителей сражавшихся партий. Когда Килиан и Аркас подошли, я взмахнул рукой и, все остальные исчезли из зала.
- Сядьте! – за спинами их возникли кресла. Противники осторожно сели. Я тяжело вздохнул и сгорбился: - Во имя Милосердной сестры, как же я устал! Килиан, когда год назад  помог тебе взойти на трон,  я тебе рассказал и объяснил все, что ты должен был сделать. Почему ты не сделал ничего из этого?!
Король гордо вкинул голову и, глядя мне в глаза, ответил:
-  Я и сейчас считаю, что народу нужен мудрый правитель, а не кровавый тиран.
- И к чему привела твоя мудрость?! Сколько мятежей было за этот год?
Килиан опустил голову:
- Три.
- А за всю историю твоего государства? За почти шесть сотен лет сколько их было?
Килиан молчал. Я прекрасно понимал этого юношу. Когда умер старый король этого крохотного горного государства, то законных наследников не оказалось. И за трон схватились две семьи. Ос’Орны и Ос’Трамы. Сын Ос’Орнов показался мне умнее и благороднее, чем его оппонент и, я помог ему взойти на трон. Но помня о том, что новые династии начинают расти только на костях новых жертв, поливаемые только свежей кровью (желательно из тех, кто претендует или претендовал на трон), я попытался донести до Килиана, что новый король должен быть жестоким и кровавым, деспотичным и подозрительным. Он должен быть безумным и свихнуться от бессонных ночей в ожидании кинжала наемного убийцы или предательства своих слуг. Он должен положить в основу династии свою жизнь и жизни всех, кто им недоволен, чтобы потомки его могли спокойно спать, заниматься просвещением народа или тисканьем фрейлин и пажей в темных углах. Но этот глупец не услышал меня!
- Сколько?!- рявкнул я.
- Восемь! – Килиан поднялся с кресла. Аркас насмешливо смотрел на него: - Но это ни о чем не говорит! Лето было холодным и, люди голодали!
- Ой ли? Аркас, сколько твоих лазутчиков сейчас  шляется по дорогам этой страны?
- Тысяча двести, - оскалился Ос’Трам.
Килиан удивленно переводил взгляд с меня на своего визави.
- А сколько золота ты потратил на подстрекателей?
- Не скажу! – лицо Аркаса стало жестким, на скулах вздулись желваки.
- Я и так знаю, - отмахнулся я: - Но это не важно. Важно то, что ты будешь лучшим королем. Ты спасешь эту страну от междоусобиц и раздора. Килиан, -  я шагнул вперед и положил руку на плечо короля: - ты был бы хорошим монархом. Но не сейчас. Сейчас на трон должен взойти кто-то вроде Аркаса. Да, он первым делом начнет грабить всех, чтобы наполнить опустевшую казну и убивать тех, кто будет недоволен, чтобы добиться послушания. Он сделает то, что не сделал ты. Он удержит трон. Он не даст разразиться гражданской войне, он сохранит эту страну единой. Да, ценой многих жизней, но это будет малая плата за жизнь целого государства. Ведь ты знаешь, что на ваши земли точат зубы оба соседа. И Фенрок Толстомордый и Арман Великолепный никак не упустят шанс захватить ваши удобные и проходимые в любое время года перевалы. И с той и с другой стороны дежурят несколько подготовленных полков. Они только ждут, когда вы вцепитесь в глотки друг друга по-настоящему. И тогда возьмут вас тепленькими. Вы сами отдадите им свой дом и гавкнете своей гордостью, целуя в вассальной клятве подол их мантий. Хочешь ты этого, Килиан?  Если ты отречешься от трона сейчас, твою семью оставят в покое. Так, Аркас?
 - Не знаю-не знаю! – зарвавшийся молодчик с усмешкой рассматривал свои ногти. Но вдруг вздрогнул, схватился за грудь в области сердца, побелел лицом и сполз на пол, хватая ртом воздух: - Холодно! Как холодно!
- Семью Ос’Орнов никто не тронет? Так, Аркас? – с нажимом переспросил я.
- Да, - прохрипел Ос’Трам.
- Вот и ладушки. Твою семью не тронут, Килиан…- начал было я, но немного пришедший в себя Ос’Трам прохрипел:
- Но при одном условии!
Мы с Килианом одновременно обернулись:
- Что?!
Аркас поднялся и кивнул на Ос’Орна:
- Мне нужна его голова.
Килиан отшатнулся, схватившись за меч:
- Нет! – но услышав мой голос, побледнел и отступил еще на два шага потому, что я сказал:
- Да.
Килиан попытался вытащить меч, но лишь нелепо дергался всем телом, спелёнутый заклинанием.
- Предатель! – успел выдохнуть он, прежде чем заклинание подействовало целиком.
Аркас, улыбаясь, шагнул вперед, вытаскивая меч. И замер, не окончив шага и высоко задрав подбородок.
- Ты по-моему забыл, как лишают жизни королей?
- Нет, - просипел он, косясь на Нойор щекотавший его кадык. И отвечая на вопрос, заданный моей приподнявшейся бровью, продолжил:
- Ему пригласят священника. Сегодня. А завтра с восходом солнца палач в присутствии священника отрубит ему голову.
- Молодец. – похвалил я: - Ведь можешь же когда захочешь. Теперь пришли своего капитана, пусть поможет перенести Килиана в камеру, где я сниму заклятье. И прослежу, чтобы до утра с ним ничего не случилось. И помни, - я на всякий случай чуть усилил хватку наложенного на Аркаса заклинания и тот снова побледнел, схватившись за грудь.
- Ну-ну, - поморщился я: - Ты же взрослый мальчик, Аркас! Это не смертельно, а просто подарочек на память, если вдруг ты решишь, что умнее всех! – последние слова Ос’Трам дослушивал, уже вися в воздухе передо мной и дрожа от лютого мороза, которым вдруг повеяло на него: - Ты меня понял?
Аркас нашел в себе силы кивнуть. Я отпустил его, и новоиспеченный король спешно покинул тронный зал. Минут через пять в него вошли одетые в синие плащи гвардейцы Ос’Трамов.
Килиана они внесли в камеру, поставили к стене и, отпущенные моим жестом, удалились. Я внимательно прощупал весь каземат на предмет любого рода сюрпризов. Камера была чиста. Я уложил бывшего короля на лежак, снял с него фамильный меч и спрятанный на груди кинжал с флаконом для яда, вышел, плотно закрыл дверь и снял заклятье. Килиан вскочил и бессильной ярости замолотил в дверь:
- Предатель! Я знаю, что ты слышишь меня! Я проклинаю тебя на веки веков!
Я медленно снял маску, передернувшись, когда ее щупальца с влажным чмоканьем покинули мозг и, шагнув к двери, заглянул в решетчатое окошко:
- Осторожнее с проклятиями, Килиан.
Ос’Орн отшатнулся в ужасе, споткнулся обо что-то и неловко упал на спину, спешно отполз к дальней стене:
- Кто ты, чудовище? Ты убил Фреки и похитил его образ?
- Была бы нужда! – усмехнулся я и нацепил маску обратно. «Ненавижу эту магию!» в сотый раз пожаловался я самому себе, когда маска слилась со мной: - Килиан это я, Фреки Вотанскир, маг средней руки которого ты знал и знаешь как своего друга.
- Друга!?  Ты предал меня! – Ос’Орн вскочил.
- Я спас твою страну, - парировал я, отвернувшись, чтобы не видеть его взгляда. Тяжело было идти на сделку со своей совестью.
- Ты мог бы помочь мне, - Килиан подошел к решетке: - Хотя бы с усмирением мятежей или недородом.
- Килиан, если бы все это делал я, что осталось бы тебе? – поинтересовался я, стараясь не слышать истины в его голосе: - Пиры, балы да охоты? Ты этого себе хотел бы? И чтобы твоему наследнику пришлось погрузиться в грязь только потому, что ты испугался испачкать руки.
Килиан прижался лбом к решетке:
- Ты прав, как всегда прав, Фреки. Просто горько и обидно умирать так, ведь я – последний сын в роду, и у меня нет наследника. А ты знаешь, что это значит?
- Завтра к вечеру герб на твоих знаменах перевернут, а красную полосу заменят белой.
Килиан промолчал, но я услышал, как скрипнули его зубы. Кулаки его с силой сжали прутья решетки и ослабли. Низложенный король опустился на пол подле двери.
- И другого выхода нет? – услышал я его голос через замочную скважину. Я тоже опустился на грязный холодный пол и, опершись затылком о дубовую дверь, отрицательно помотал головой:
- Нет. Только этот, - и постарался, чтобы голос мой звучал как можно убедительнее.
Я услышал, как заскрипел в дальнем конце коридора ключ в двери и в коридор в сопровождении двух солдат вошел невысокого роста монах. Под бдительным надзором солдат он подошел ко мне.
- Килиан, священник пришел.
- Я бы сказал тебе куда ему отправится, но боюсь, что иной возможности исповедаться у меня не будет. Так что впускайте.
- Без глупостей? – на всякий случай уточнил я.
- Без глупостей, - вздохнул Килиан: - Куда мне еще-то глупить?
Я поднялся, отпер дверь и плотно закрыл ее следом за служителем божьим.
- Пшли вон! – процедил я сквозь зубы мявшимся в коридоре солдатам. Они практически испарились. Монах пробыл у Килиана почти полночи. После его ухода Килиан погрузился в глубокий сон. Я же дремал на один глаз и пол-уха.


С утра зарядил ледянущий проливной дождь. Чертыхаясь, я вместе в Килианом почавкал сапогами по раскисшему двору королевского замка. Поднявшись на помост, Килиан жестом остановил стряпчего попытавшегося зачитать приказ новоиспеченного короля:
- Тут так холодно, что боюсь - я скорее замерзну насмерть, чем мне отрубят голову. Давайте сократим ненужные формальности.
Я про себя чертыхнулся: идиотская гордыня Ос’Орна грозила серьезными осложнениями.
- Ты хоть раз можешь сделать так как тебя просят?! – прошипел я ему на ухо.
Килиан тряхнул своими прямыми длинными волосами и кивнул:
- Делайте все как должно.
Я затаенно перевел дух.
Судейский долго и нудно, с перечислением всех регалий, титулов, званий, а так же грехов и преступлений зачитывал приговор. Складывалось впечатление, что его ничуть не ущемлял льющийся с неба водопад с температурой близкой к замерзанию воды. Даже палач, дюжий, красномордый мужик и тот до костей продрог и его уже колотила крупная дрожь, когда «крючок» наконец свернул пергамент.
- Не промахнись – еле ворочая языком и посиневшими губами, пожелал ему Килиан, опускаясь на колени и кладя голову на плаху.
- Покойся с миром, - вперед вышел давешний монашек и осенил Килиана знамением. Палач покрепче перехватил рукоять огромного цвайгхандера, пошире расставил ноги, замахнулся и с резким выдохом опустил меч. Раздался влажный хруст и, голова Килиана скатилась в подставленную корзину.  В глазах бывшего короля застыло удивление…


Лошадка неторопливо члакала копытами по раскисшей дороге. Груз ей достался скорбный, но не тяжелый – забитый в деревянный ящик труп казненного короля. Я вместе с монахом вызвавшимся сопровождать меня,  взял на себя труд отвезти тело Килиана в его родовой замок. Геред-Дайн, по легендам доставшийся предкам Килиана от самих гномов прятался высоко в горах на севере от столицы. И путь туда представлялся трудным, да и оказался таковым. Ливень, начавшийся в день казни, не прекращался весь день, и собираться в путь нам пришлось под его тугими, ледяными струями. Из Ос’Трамов никто не потрудился помочь мне, и потому я был благодарен монашку, молча взявшемуся за другой конец савана и помогшему уложить тело в гроб и заколотить его. Он же привел лошадку, на которой надо полагать прибыл в замок и помог приторочить гроб на нее. И так же молча, собрал свои пожитки и, жестом испросив дозволения, вместе со мной покинул главные врата королевского дворца.
К вечеру ливень перешел в мелкий моросливый дождь. И заночевать пришлось в придорожной таверне. Хозяин таверны, увидев наш груз, уже собирался показать мне на дверь, но следом вошел монах и горец, скрипя зубами, предоставил нам ночлег, а  коняшке стойло с кормом. Жители местные, возможно в силу очень суровых условий жизни, были людьми набожными и церковь, равно со служителями ее – почитали свято. Укладываясь спать, я сдержанно поблагодарил священника, на что тот ответил стандартную в таких случаях фразу:
- На все воля Господня. – и, прочитав короткую молитву, отвернулся к стене и вскоре тоненько засвистел носопыркой.
- Что значит – чистая совесть, - буркнул я. И просидел всю ночь без сна.
Дождь шел всю неделю, которую мы шли до Геред-Дайна. Ночевать старались во встречающихся деревнях, но последние двое суток пути пролегли по местам глухим и необжитым и, пришлось искать убежища в хмуром осеннем лесу. За день пути я уставал и замерзал так, что на магию сил почти не оставалось. Удавалось лишь затеплить костерок, с которым можно было кое-как разогреть ужин,  скоротать ночь, наскоро проглотить завтрак и идти дальше, не заботясь о тушении огня – дождь справлялся с этим куда лучше.
К концу седьмого дня дорога резко повернула, и на нас взглянули  серые, неприступные бастионы родового замка Ос’Орн. Монах завел свою лошадку в открытые ворота и, дождавшись, когда набежавшие слуги снимут гроб, практически тут же отправился в обратный путь. Никакие уговоры не могли его остановить. Он лишь парой негромких фраз обменялся с фамильным священником, принял от него походный мешок с недельным запасом снеди, и покинул замок, ведя послушную лошадку в поводу.
А мне досталось все « самое сладкое»: объяснения с молодой, еле державшейся на ногах вдовой, и матерью которую весть о смерти сына подкосила будто косой. Но хуже всего пришлось с местным священником. Он оказался плоть от плоти своего народа – то есть узколобым и упертым как истинный горец. Я сорвал голос, до хрипоты убеждая его, что во избежание различных проклятий, которые могли наложить Ос’Трамы, необходимо сегодня не трогать тело и паче того поместить его на самый нижний ярус семейного склепа. Священник сдался только под давлением матери Килиана, знавшей меня по времени, когда я помогал ее сыну взойти на престол. А весть о моем «предательстве» к счастью не докатилась еще до Геред-Дайна. Только когда гроб заперли в склепе, я позволил себе облегченно выдохнуть и свалиться на кровать в сторожке.

Странно, но проснулся я там же. Видимо меня не решились будить. Было тепло, пахло жареной уткой и бобами. Приподнявшись на локте, я обнаружил на столе рядом с собой большую миску с мясом и подливкой из бобов. Желудок не заурчал, а завыл просто! Управившись с угощением, я почувствовал себя вполне проснувшимся и на удивление выспавшимся и бодрым. Я утерся полотенцем, лежавшим на столе, поднялся и вышел из сторожки. Щелкнул пальцами и, стражник, погрузившись в транс, подковылял ко мне.
- За мной! – я отдал короткую команду и пошагал ко входу в склеп. Солдат послушно поковылял следом.
- Открой! – приказал я ему, показав на дверь в фамильный склеп. Стражник нащупал на поясе связку ключей и, найдя нужный, со скрежетом повернул его в замке.
- Свободен!
Солдат козырнул и поплелся на свой пост.
- Муштра тут, однако! – хмыкнул я, входя в склеп и спускаясь по винтовой лестнице вниз.
Гроб с телом Килиана остался там, где и был поставлен вечером. Я порыскал вокруг, но не нашел ничего подходящего, чтобы открыть крышку. Поминая всех святых к месту и не к месту, я поднялся наверх, добрел  до сторожки, нашел там кочергу, которой ворошили огонь в очаге и, вернувшись к склепу, застал там обеспокоенного шумом священника. Служитель божий, выставив перед собой свечку, настороженно вглядывался во тьму за дверью склепа.
Меня так и подмывало сказать «БУ!», но приняв во внимание почтенный возраст священнослужителя, а также зверского вида тесак в его руке,  я просто осторожно покашлял.
- Изыди! – взвизгнул фальцетом патер, подскочив на месте. Тесак хищно свистнул крест-накрест разрубив воздух на том месте, где я стоял секунду назад.
- Уже, - усмехнулся я, поведя рукой сверху вниз: - Спи. За мной.
Меч жалобно звякнул о камень, служитель божий сгорбился, выронил свечу и, бормоча что-то невнятно-жалобное, поплелся за мной. По винтовой лестнице мы спустились вниз. Зачем он мне понадобился? А затем, что он был духовником каждой разумной твари в этом замке и, через него я мог добраться до каждой души и взять ее частичку и вложить в заклятье взамен той силы, что расплескалась со скупыми брызгами крови, исторгнутыми телом Килиана, когда меч палача отделил от него голову. Сколько же силы я угрохал на то чтобы заморозить тело и голову  Килиана еще до смерти и сохранить после оной! Не один месяц буду восстанавливаться!
Я подцепил кочергой крышку гроба и отковырял ее. Тело завернутое в саван было покрыто тонкой коркой  льда.
- Разверни! – приказал я священнику и, когда скрюченные пальцы старика коснулись савана, активировал заклинание. Если бы он мог видеть как я, то увидел бы как отовсюду потянулись к его сердцу (я аж ахнул когда это увидел! Обычно среди священников подобная степень веры – явление из разряда чудес Господних!) теплые желтые, синие, зеленые лучики света и, свиваясь спиралью, потекли по плечам, рукам, пальцам. Стекали на безжизненное тело и впитывались в него. На это можно было любоваться вечно, но я, не к месту помянув нечистого, схватился за пояс и со всей возможной скоростью вытащил из него кристалл с запаянной в него душой Килиана. Вернее тем, что удалось сохранить. Если бы удалось сохранить все, то можно было бы просто вернуть душу в тело, но о таком мастерстве мне приходилось только слышать сказки. А так я посчитал результат лучшим – почти девять десятых души удалось сохранить. Память, правда, пострадает немного, эмоциональная часть какое-то время будет недоступна, но со временем и это пройдет. И Килиан станет слегка чудаковатым местным сеньором, знающим об обитателях замка чуть больше, чем им хотелось бы.
Я поставил кристалл на лоб Килиана и, дождавшись, когда разрез на шее полностью зарастет, а переливающийся всеми цветами радуги свет окутает тело плотным пульсирующим коконом, рукоятью ножа расколотил камень. Мелкой ледяной крошкой он осыпался на лоб Килиана и стал быстро-быстро таять, буквально впитываясь в кожу. Я обошел гроб и приблизившись с левой стороны, высоко занес руку на грудью Ос’Орна и когда растаял последний кристаллик с силой ударил того в грудь. Труп вздрогнул, с жутким хрипом втянул воздух и выгнулся дугой, грозя выпасть из гроба. Тяжело возвращаться с того света. Ой, как тяжело. Килиана костлявая не отпускала где-то полчаса, я уже начал бояться за сохранность его рассудка, когда Ос’Орн затих на полу в позе эмбриона.
- Вот и отлично! – потер я руки: - Вот и ладушки! Чего стоишь?! – прикрикнул я на священнослужителя: - Бери за ноги и поволокли его бывшее Величество наверх, к людям!


- Это было чудовищно! – Килиана передернуло и,  на лице его мелькнул ужас.
Я пожал плечами  и сморщился от боли: голова представляла собой сплошное больное место. То, что творилось в Геред-Дайн в последние десять дней можно назвать одним словом – вакханалия! Чудесное воскрешение праздновали с размахом достойным спеси древнего горского рода. День на второй иные горячие головы начали болтать о том, чтобы напасть на Ос’Трамов и вернуть трон. Но после того как двух или трех болтунов спровадили на тот свет – никто больше не возникал.


- Мой отец был честен и благороден и всегда жил по законам рыцарства. И меня вырастил таким же, - Килиан задумчиво погладил зарастающий густой шерстью подбородок: - Но это не помогло мне стать  королем. И это убило бы меня вторично, если бы я не казнил подстрекателей. Почему так, Фреки? Неужели этому миру не нужно благородство? Ему чужда честь?
- Ты когда-нибудь слышал, чтоб о ком-то сказали: «Он с честью жил!»? Или «Он благородно жил!»? Честь и благородство хороши в легендах и сказаниях, Килиан. И честных и благородных окружающие, как правило, очень сильно спешат отправить в эти самые сказания и легенды. Чтоб глаза своими честями и благородствами не мозолили и не мешали жить. Ой, мамочки….
- Что такое?! – всполошился бывший король.
- Да сивуха эта ваша горская…башка с нее трещит и хреново так, что хоть на плаху ложись – поморщился я, тайком разглядывая Килиана. Того крупно передернуло от моих слов. Он перебрал плечами и непроизвольно понукнул коня. Что ж, это был хороший знак. Иногда случалось, что в прошедших смерть рождалось страстное желание снова пережить ее. И смерть становилась наркотиком.
Но с Килианом обошлось. Любопытно, конечно, было наблюдать как при встрече с очередным жителем замка на лице бывшего короля возникало растерянное выражение, которое потом становилось или смущенным или брезгливым или негодующим – в зависимости от того, какой кусок чужой памяти всплывал в его сознании. Да, его душа еще долгое время будет похожа на лоскутное одеяло. Что бы там не говорили все мистики с эзотериками и священники с шаманами – наша душа, это во многом то, что мы помним. Да, в нас, несомненно, заложено нечто божественное, но ни на ком не стоит клейма: «раб», «убийца», «святой», «добрый». И рабами и святыми мы становимся сами, в каждую минуту и секунду нашей жизни делая выбор: вверх или вниз, ударить в ответ или простить, солгать или сказать правду. Мы сами раскрашиваем свою душу: кто-то сильными размашистыми мазками, кто-то скрупулезно вычерчивая каждый завиток и….
Почему с похмелья так на философию тянет, а?! 
Собственно, с Килианом все будет хорошо: лоскутное одеяло через год-два станет единым целым, многое забудется, будет опущено мозгом в длинные и темные кладовые. И заживет низложенный король спокойной жизнью провинциального феодала: будет собирать подати, разбирать тяжбы своих вассалов и крестьян, будет пользоваться правом первой ночи (хотя при такой жене не думаю, что ему захочется подобного) и постарается забыть о том, что когда-то его голову венчала корона с зубцами в виде четырехлепесткового клевера.       
 Я тронул поводья.  Лошадка только того и дожидавшаяся резво взяла с места и скоро я поравнялся с Килианом. Надо отметить, что от встряски мозги стали на место, в голове немного прояснилось.
- Надо будет запомнить это средство борьбы с похмельем, - улыбнулся я.
- Верховая прогулка? – рассмеялся Ос’Орн: - Я всегда так лечусь.
Он повернул куда-то в сторону от дороги и вломился в чащу молодых и густых елей, осыпавших его грузным сырым снегом. Моя лошадка, обнаглев от вседозволенности сама пошла следом. Хорошо хоть дорогу выбрала ту же. Минут пять мы ломали ельник. Впереди мелькала спина Килиана и круп его лошади. Потом стало светлее и легче идти. Подлесок исчез, вокруг взметнулись огромные, стройные и высоченные сосны. Кроны их начинались высоко-высоко вверху, а стволы были покрыты светло-коричневой, будто бы светящейся изнури корой, кое-где покрытой янтарными потеками смолы. И как они здесь выживают?! Ведь осенью и зимой тут дуют такие ветра, что громадные валуны из ледников на склонах гор выворачивают.
В просветах между стволами замелькало небо и вскоре мы очутились на краю горной долины. Я судорожно вдохнул и вцепился в поводья: прямо из-под копыт всхрапнувшей лошади вниз устремлялся многокилометровый обрыв. Поднимающееся солнце заливало один склон долины светом, и он сиял так, что невозможно было смотреть, а другую половину погружало в тень, отчего снег там казался глубокого синего цвета. Далеко внизу лежала занесенная снегом деревушка. Воздух был так чист, что я мог различить, как вращается колесо водяной мельницы, вращаемой горной речушкой, спрятавшееся подо льдом и снегом на дне долины. Я видел, как вьются дымки над крышами домов, как спускается по дальнему склону стадо овец, ведомое пастухом и смышлеными горскими собаками. Как катаются с горки дети, и как весело скачут вокруг них брехливые пастушьи псы, с задорно завернутыми кольцами пушистых хвостов. Лес, поднимавшийся по склону долины, прятался под снеговыми шапками, и лишь просвечивал из-под них глубокой малахитово-темной зеленью.
- Когда-то ты сказал, - проговорил Килиан, зачарованный открывшейся картиной не меньше меня: - что моя страна бедна – ведь у нас нет золотоносных ручьев и подземных жил с самоцветами. И почти убедил меня, но однажды я приехал сюда и долго стоял, разглядывая места, где родился и вырос. И теперь я готов сказать, что ты не прав. Мы очень богатый народ. Спустись сейчас вниз и попроси приюта, и они примут тебя как своего брата. Будут кормить и поить, и не спросят денег. И ты сможешь прожить там всю жизнь, если будешь чтить их законы. Мы богаты потому, что щедры и гостеприимны. Мы богаты потому, что не боимся оставлять двери открытыми. Наши дома и души без хитрых замков и тяжелых дверей. Мы богаты тем, что храбры и свободны. И потому, что чтим как чужую, так и свою свободу. Ты говорил, что наши соседи легко могут завоевать нас. Не смогут. Потому, что ни один из нас не продаст свободу даже в обмен на жизнь. И тому, кто придет с мечом, если он сможет дойти сюда – достанутся лишь пепелища. И потому мы – богаты. А еще…взгляни – Килиан широким жестом указал на долину, раскинувшуюся перед нами: - разве ЭТО не богатство?!
- Одно из самых величайших, - согласно кивнул я.


- Ты обманул меня! – Аркас с силой впечатал сжатый кулак в подлокотник трона. Ос’Трам был великолепен в своем королевском гневе: глаза горят, брови грозно сведены к переносице, тонкие крылья породистого носа гневно трепещут в такт дыханию. Я приподнял бровь и щелкнул пальцами. Перед королем из ниоткуда выпал монах, который две недели тому назад пришел исповедать и причастить Килиана в камере. «Слуга божий» свернулся клубком и мелко трясся, что-то бессвязно бормоча, лихорадочно вращая глазами и ощупывая свое лицо.
- Ты посчитал себя самым умным? – я взглянул на Аркаса. И понял, что в этот раз в выборе короля не ошибся: Ос’Трам шевельнул ладонью и солдаты уволокли убийцу, которого Аркас подослал в Килиану, а я на пару недель отправил в Промежуток.
- Ты хитрее самой хитрой лисы, маг, - с усмешкой проговорил король.
- Я хитрее чем ты думаешь, - я изобразил такую же усмешку и рядом с троном возник небольшой, размером с детскую голову светящийся шарик: - Скольких ты послал в Геред-Дайн?
- Троих, - не стал отрицать очевидное Аркас.
- Пятеро из них уже мертвы, - улыбнулся я: - Это, - я указал на шар:- твой личный телохранитель. Такой же есть у Килиана. Как только он умрет – умрешь и ты.
Ос’Трам замер, побелевшими глазами наблюдая, как шар опустился перед его лицом, а затем вместе с судорожным вдохом короля, втянулся в его рот. Аркас закашлялся, будто пытаясь исторгнуть шар из себя, но тщетно.
-Аркас Ос’Трам, король Гайнвелда, я Фреки Вотанскир говорю тебе здесь и сейчас, что твоя жизнь неразрывно связана с жизнью Килиана Ос’Орна. Если его жизнь прервется от твоей руки или членов твоего клана или руки убийц подосланных тобой или кем-то из твоего клана или кем-то другим по твоему повелению даже буде таковое передастся через сотни уст и рук – ты умрешь вместе с ним. Это говорю тебе я, Маг отлученный от Ока и не подчиняющийся слову и праву Совета. И я говорю тебе, если кто-то попытается снять это заклятье, явно или подспудно – ты умрешь Аркас Ос‘Трам. Я закончил. Все ли ты услышал, король?
- Все, - уронил он.
- Все ли ты понял?
- Все.
- Хочешь ли ты пожелать что-либо? Ибо закон Древних гласит, что наложивший проклятье должен исполнить волю проклятого, если она не будет противоречить самому проклятию и воле Творца. Итак?
Аркас впился в меня взглядом, а потом усмехнулся. Поднял бокал стоявший рядом с ним на небольшом столе и сказал:
- Пусть этот бокал всегда будет полон вином, и любой яд становится в нем родниковой водой.
- Да будет так! – наклонил голову я.
Между нами возник золотистый силуэт посланца Всеведущего и все в зале преклонили колени.
- Исполнено, - прозвучал в наступившей тишине голос Вестника, а его взгляд нашел меня и, в нем я увидел укор. Мягкий такой, будто стыдили нашкодившего младенца. Я, молча кивнул и пообещал больше так не делать. Вестник улыбнулся и растворился в воздухе. Я, придержав широко распахнувшийся плащ рукой, резко развернулся и вышел из тронного зала провожаемых множеством глаз.
Ну, что ж – по крайней мере летописцам клана Ос’Трамов не придется из пальца высасывать чудеса и божественные явления для жизнеописания Аркаса  Первого.

Я встряхнул и стал сворачивать серую суконную рясу, в которой Гэри изображал монаха. Чутко дремавший волк, поднял голову, посмотрел на меня и поинтересовался:
- А зачем нужен был весь этот маскарад?
- Так было проще, - пожал я плечами: - Нужно было действовать быстро. И чтобы никто ничего не заподозрил. Аркас и Килиан должны были быть уверены, что Килиан умрет. А качественно заколдовать подосланного убийцу быстро не получилось бы. Пришлось импровизировать.
- Не логично, - прянул ушами Гэри: - Аркас подсылает убийцу. А тот вместо того, чтобы выполнить приказ, изображает из себя монаха. И не выполнив приказ, возвращается, как ни в чем не бывало: мол, извини, не получилось.
Я помолчал, осмысливая сказанное. А потом выдал единственный из оставшихся аргументов:
- Но ведь получилось же!
Гэри прижал уши и клацнул зубами – жест крайнего неудовольствия:
- Ты слишком часто полагаешься на удачу и человеческую глупость, - пошел прочь из кабинета
- Постой! – окликнул я его.
Гэри обернулся в дверях.
- А каково это быть монахом? – с улыбкой поинтересовался я.
Волк помолчал, глядя на танцующий в камине огонь, и ответил:
- Когда-нибудь я уйду в монахи.
И вышел, оставив меня с отвалившейся до пола челюстью.