1. В эту ночь трёхгодовалый кобель Маврик (так его назвала хозяйка за чёрную короткую шерсть, похожую на бархат от старой бабушкиной блузы) спал плохо. Ему всё время снилась какая-то незнакомая белая пятнистая сука, которая агрессивно скалила ему зубы, пытаясь укусить. «Чужой!», - как будто бы вопила она ему, - Пошёл вон! Пошёл!!!». Скорчившись в норе под развалинами сарая, который пострадал от разорвавшегося вблизи снаряда и, зализывая раненую осколком ногу, он вспоминал всё, что произошло с ним за прошедшие сутки и так круто изменило его, по собачьим меркам, вполне приемлемую жизнь. Его хозяева - бывший горняк, немногословный Михаил да его благоверная, по-житейски мудрая и ласковая Татьяна, взяли его ещё щенком, чтобы охранял их дом и скрашивал их размеренную и одинокую вдали от разъехавшихся по белу свету детей жизнь. Собачонка эта была обычной дворняжьей породы. Но, видно, был в числе его прародителей кто-то и попородистей. А, иначе, откуда бы взялись у Маврика эта смолистая гладкая чёрная шерсть, эти торчащие, как две сосенки на бугре, ушки, умные подвижные глаза и мохнатый, шустрый, как пропеллер, хвост? Нестерпимая боль, словно острый кинжал горца, снова пронзила его раненую собачью ногу. Мавр стиснул зубы, но не заскулил, чтобы не обнаружить своего присутствия. Ещё сильнее прижался он к каким-то лохмотьям, оказавшимся в этом логове под развалинами и продолжил свои нелёгкие воспоминания.
2. Ещё вчера всё было, как обычно. Хозяйка Татьяна принесла ему тёплого сытного варева. Выливая его в собачью миску, как всегда что-то щебетала. Кажется, насчёт того, что жизнь с каждым днём становится всё невыносимее и опасней и что сидеть в подвале – совсем не весело. Потом ещё всегда угрюмый хозяин Михаил несколько раз выходил из дому. Рассматривая ущерб, нанесённый нажитому взрывом, долго курил и что-то мычал себе под нос, типа: «Ммм…да, ммм…да».
Но около полуночи вновь началась стрельба. Наверное, это было военной стратегией – начинать бой именно ночью, когда людей, изрядно вымотанных всеми неурядицами, одолевал сон. Земля гудела от разрывающихся снарядов, но они падали где-то далеко. Но вот один из них, заблудившись или прицельно, с грохотом приземлился на усадьбе Татьяны и Михаила. Стёкла в один миг хрустальным дождём, словно запоздалые осенние листья, осыпались из оконных рам. Взрыв оглушил испуганного пса, его отбросило куда-то в сторону огорода, порвалась даже цепь, к которой была привязана собака. И тут он, придя в себя, увидел на месте добротного сарая глубокую воронку, в глубине которой торчал осколок снаряда, и свою раненую ногу. Вместе с дворовыми постройками пострадало и собачье жилище. Дом остался цел. До утра Маврик провёл здесь, куда его пустили также напуганные хозяева. Всю ночь они о чём-то тревожно разговаривали. Из их разговора пёс понял только, что им нужно куда-то срочно ехать, «нечего испытывать судьбу». Утром, собрав дорожные сумки, устроив псу лежбище из старой одежды, оставив ему еды насколько можно больше и потрепав его на прощание за уши (Татьяна даже всплакнула), хозяева отправились в неведомый Мавру путь. То ли к детям, то ли ещё куда. «Даст Бог – свидимся», - сказал, уже выходя за двор Михаил.
Вскоре вся улица как-то незаметно опустела. Несколько суток подряд пёс своим чутким ухом слышал, как быстро проезжают по улице автомобили в сторону соседнего города, как удаляются шаги человеческих ног.
3. В тяжёлых мыслях Маврик не замечал, как вслед за уходящими днями на землю опускались сумерки, приходили тревожные ночи. Снаряды сюда больше не долетали. Несколько дней пёс провёл в развалинах. Еда, оставленная хозяевами, давно закончилась. Да и есть ему особо и не хотелось (разве что пить), так как мучил постоянный жар. Этим утром он заставил себя всё же проглотить кусочек чёрствого хлеба, так как собрался в надежде найти пристанище и пищу отправиться в путь. Оставаться здесь – означало обрекать себя на верную гибель. Нужно было идти в сторону большого города и искать для себя нового приюта.
За три года своей собачьей жизни дворняга нигде, кроме хозяйской усадьбы, не был. Но из брёха соседских собак знал, что где-то там, за бетонкой, за такими же улицами-змейками с низкими одноэтажными постройками, как и эта, есть другие улицы, просторные и широкие, другие высокие дома, другая жизнь. Вытянув морду, Маврик попытался уловить запах этого иного бытия, но, почуяв только запах автомобилей, поплёлся, хромая и поджав хвост, в эту сторону.
Пёс медленно продвигался по извилистым улицам околицы города, почти не встречая людей, пока, наконец, не вышел на дорогу, которая вела в центр городка. Ещё немного усилий – и он попал внутрь жилого массива, состоявшего из нескольких многоэтажек. Сразу по левую сторону от дороги, внутри квартала, приютился маленький магазинчик, в который изредка заходили люди. Мавр даже уловил приятный запах еды через его открывшиеся двери. Здесь он решил пока и остаться и перевести дух. Пёс с трудом взобрался на площадку, примыкающую к входу, и, поджав под себя озябнувшее тело, прислонился к стене.
4. Несмотря на то, что было около полудня, всё пространство вокруг в этот декабрьский день было таким серым и вязким, что, казалось, уже наступил вечер. Что-то тягостное и тревожное пронизывало окружающий воздух, понятное и животным, и людям. И название ему было – предчувствие Большой Беды. Мряка набухла, как старая кухонная губка, и разразилась влажным редким снежком. Уставшего пса начал сматривать сон – сказались болезнь и многочасовой поход. Он безо всякой надежды лизнул рану на своей ноге и уже было хотел подремать, положив голову на передние лапы, как его собачий взор заприметил где-то вдалеке тёмное разрастающееся пятно, которое неуклонно приближающееся к нему.
И вот уже из этого пятна появились чёткие очертания. Это стая, состоящая из десяток собак, стремительно неслась в сторону магазина. Их хвосты, как штыки, торчали над их опущенными со вздыбленной шерстью головами. Мавр, забеспокоившись, вскочил и неуклюже оттянул своё дрожащее тело за угол здания. Сил двигаться куда-то дальше у него не было. Его сородичи из дворняжьего племени уже подскочили к магазину. Это было их прикормленное место. Здесь они, как правило, выпрашивали у сердобольных посетителей торговой точки что-нибудь съестное. Костяк собачьей стаи сформировался уже давно: были в нём дворняги, живущие в округе и питающиеся отходами на местной мусорной свалке. Но последнее время что-то в стае изменилось. К ней присоединилось несколько собак, брошенных после первых обстрелов уехавшими хозяевами, а также сторожевых псов из соседнего гаражного кооператива. Собаки были разными по своему размеру, окрасу и, если можно так сказать, степени породистости, поведению, но объединяло их сейчас одно – желание выжить. Уже несколько дней подряд собачье племя безрезультатно моталось по округе, будя своим лаем опустевшие кварталы. Достать пищу становилось всё труднее. Голод, став их обычным состоянием, постепенно превращал этих добродушных когда-то попрошаек в озлобленных и агрессивных псов. Что-то звериное в них проснулось, что остановить уже было невозможно. Собачье племя сильными лапами пружинило перед магазином и его движения напоминали какой-то магический танец. Среди прочих в стае выделялись три особенно крупные особи, в том числе и большая белая пятнистая сука, которые, вероятно, не так давно жили сытой жизнью, охраняя дома своих хозяев.
На своего неудачливого больного соплеменника, спрятавшегося за углом, стая будто бы не обращала никакого внимания, показывая всем своим видом, что как бы игнорирует его. Но чувствовалось, что непрошеный гость вызывает у разъярённых собак всё большее раздражение. К тому же их чуткие ноздри уже давно уловили запах крови, пробивающейся из раны Маврика, который будоражил и бесил их. Некоторые из собак начали ворчать и оскаливать зубы в сторону больного пса. Они поднимали вверх морды, раздували ноздри и энергично втягивали в себя воздух.
Собрав последние силы, Мавр решил продолжить свой путь и найти себе более спокойное пристанище. Он поднялся и, волоча правую лапу по только что выпавшему снежку, поплёлся в сторону мусорной свалки, оставляя за собой розовый след.
Стая продолжала кружить на площадке перед магазином, быстро размахивая своими хвостами и расставляя передние лапы, как борцы перед боем. И вдруг, когда пёс уже начал успокаиваться от нежданной встречи с соплеменниками, он услышал позади себя гулкий лай приближающейся стаи. В общем гаме выделялись низкие голосовые тона, похожие на призывный крик вожаков. Пёс лишь один раз оглянулся, заметив впереди стаи трёх крупного телосложения собак, одну из которых он уже где-то видел, кажется в кошмарном сне. Они отделились мощными рывками от своих собратьев, Мавр уже чувствовал их огненное, враждебное дыхание за своей спиной, и поравнялись со своей жертвой. Пёс успел ощетиниться – нужно было защищаться. Таков закон природы для собак. Но в то же мгновение смертельным броском звери разорвали Маврика на части, избавив его от необходимости бороться за свою жизнь, и вообще – терпеть эту боль, жить. Он успел издать только один пронзительный, похожий на человеческий, вопль. Мавра больше не было. Его сознание маленькими осколками разлетелось и растаяло в сером пространстве. Через несколько минут только клочья шерсти да кровавый снег напоминали о жестокой расправе.
Вышедшая откуда-то из-за угла старуха с палочкой, подошла к «лобному» месту, перекрестилась и с плачем в голосе запричитала: «Спаси и сохрани нас, Господи! Да что же это происходит? Неужто мир перевернулся? Люди и собаки убивают друг друга!». Что-то бормоча и размахивая своей палочкой, так и шла она по обледенелой дороге, пока не скрылась в сером жутком тумане…