Внутренний Дворик Логовища лихоимцев представлял собой своего рода ягодный огород, на котором росли странные, неведомые даже Годолюбу, ягоды.
По краям огорода располагались огромные соты, наполовину пустые, или почти пустые, в которых содержались разнообразные продукты и изделия.
«Это, – пояснили охотники-лихоимцы, заприметив, куда направлен вопрошающий взор Лесовода, – и есть наши закрома; мы собираем в них дань, которую покорно приносят нам одурманиваемое нами население: и мёд, и хлеб, и молоко, и всё. А потом мы всё это отдаём Каганбекам; ну и, конечно, часть забираем себе. А за то, что мы отдаём Каганбекам, они дозволяют нам печатать наши волшебные фантики, вот, – показали они, вывернув свои карманы, эти разноцветные фантики, и те посыпались, во всём своём множестве, на пол, – которые и есть наши денежки; мы печатаем их в отдельной комнатке, на особом станке; а потом мы эти денежки-фантики даём населению в рост; а оно нам потом их возвращает, с лихвой; а также отдаёт своё имущество и, вообще, всё».
«Извините, – изумился Лесовод, – но если есть фантики, значит, должны быть и конфетки?»
«А конфеток тут никаких и нет, – задрожали мелким смехом лихоимцы-охотники, – эти фантики и есть, по существу, «конфетки»; ибо за них мы можем приобрести любые конфеты и, вообще, всё прочее. А потом мы всё это: либо – отдаём Кагабекам, либо – забираем себе, для собственной роскошной жизни и развлечений».
«Простите, – приостановил их смех Лесовод, – а когда это некие Каганбеки и их Орда успели овладеть нашей печальной страной?»
«А Каганбеки вовсе и не овладевали нашей страной, – ошарашено промямлили лихоимцы-охотники, – напротив, они принесли нам процветание и свободу, освободили нас..».
«Вон, – подобострастно указали они на знак, изображающий три красных мошны, намалёванный на потолке теплицы-огорода, – священный их, и их Орды, символ».
«А от кого, собственно, позвольте узнать, они нас освободили?» – изумился Годолюб.
Но на этот его вопрос трясущиеся лихоимцы-охотники не смогли дать вразумительного ответа, а только что-то мямлили несусветное, будто бредили.
«А вот этот ягодный огород, – перевёл Годолюб тему, направив свой взор на грядки с ягодами, – в чём его предназначение?»
«А это наши волшебные ягодки, – пояснили, вздрагивая время от времени, охотники-лихоимцы, – из них мы изготавливаем ингредиенты для того смрадного воздуха, который запускаем в Зеркала и потчуем им, вкупе со словесами и кривлянием наших говорунов и глашатаев, наше бессмысленное население; ибо без этого смрадного воздуха, вкупе с пустомельством и кривлянием наших говорунов, мы не смогли бы окучивать это бестолковое население нашими фантиками и лихвой, и собирать с них дань для Кагабеков. Вот, пожалуйста: первосортная «развесистая клюква», а вот – смородина, тоже – развесистая, а вот – малина, а вот – клубничка…».
Однако, как уже заметил Годолюб, указанные ягодки отнюдь не походили на то, что называется «клюквой», «смородиной», «малиной» или «клубникой», – и он указал на то охотникам-лихоимцам.
«Гм, – скосили те подёргивающиеся свои глазки, – эти ягодки только так называются, – «клюквой», «смородиной», «малиной», «клубничкой» и прочая, – а в действительности, это совершенно иного рода ягоды, специально выведенные искусственно нами, но мы им нарочно дали такие названия, – «клюквы», «смородины», «малины», «клубники», – и теперь именно эти ягодки и есть, с недавних пор, «клюква», «смородина», «малина», «клубника»; а то, что вы знали прежде под этими именами – это уже неправда».
«А это кто?» – спросил, вдруг, их Непослушник, разглядывая прячущихся под листиками и восседающих на ягодках, издалека кажущихся мухами, неких вроде как малюсеньких человечков, гомункулов.
«А это наши големы-гомункулы! – вынужденно ответствовал плюгавый охотник-лихоимец, в взял, для демонстрации, пинцетом одного из этих гомункулов, дрыгающего конечностями. – Мы их тоже тут специально выводим и взращиваем, размножаем, дабы показывать потом в Зеркалах, раздувая их до исполинских размеров, в качестве популярных «личностей», «правителей», «звёзд» и прочей зазеркальной шантрапы, буйствующей, как в безумии и одуряющей и без того бестолковое население».
«И этот наш волшебный Огород, – продолжили, будто забыв страх, лихоимцы-охотники, – эту нашу малину, и прочие ягодки, никто никогда не сможет ни потоптать, ни обломать! Потому что она, эта наша малина, особым образом волшебно заколдована! Её может потоптать и обломать, – продолжили они, будто совсем осмелев, – только медвежонок Топчумба, но мы его, хы-хы, тоже крепко заколдовали и глубоко запрятали, в самой дальней нише Капища Образины, где его никто никогда не сможет найти!»
«Но если вы сумели его заколдовать, – рассудил Годолюб, – то, значит, его можно и расколдовать?»
«Хы-хы! – вновь будто, вновь, окончательно наглея взвились в своём лихом пафосе борзые лихоимцы-охотники: – Его можно расколдовать только чудодейственной пламенной плёточкой, которую никто никогда не сможет взять в руки!»
«Ладно, – улыбнулся Лесовод и достал из-за пояса ту самую Огненную Нагайку. – А вот, – продолжил он, взяв в руку вынутого из-за пазухи и протянутого ему Непослушником игрушечного медвежонка, – тот самый медвежонок Топчумба!»
И при этих словах Годолюба лихоимцев-охотников резко перекосило, а сам Годолюб коснулся кончиком плётки медвежонка, – чем вновь привёл охотников-лихоимцев в состояние кататонического ступора, – и игрушечный медвежонок, действительно, обратился в весьма весёлого настоящего медвежонка Топчумбу, – и тут же принялся топтать малину и прочие скверно-ядовитые ягодки магического огорода охотников-лихоимцев, обращая весь этот их ягодный огород в желеобразное месиво.
«О! – завыли лихоимцы-охотники, – ы!»
А на этот их вой и вопли выскочили, из потаённого, почти невидимого извне, алтарного закутка трое здешних верховных жрецов-лихоимцев: один из них издалека напоминал серого стервятника, другой – жирную ржавую крысу, а третий – разноцветную ушастую ящерицу, – и столь же нечленораздельно и протяжно завыли, не в силах сдержать своё расстройство от вида происходящего.
Тут же, впрочем, громко завыла сирена, оглашая окрестности и оглушая окрестное население.
Годолюб, недолго раздумывая, взмахнул Огненной Плетью – и разнёс этих верховных жрецов-лихоимцев на языки пламени, тут же, впрочем, потухшие и оставившие под собой три кучки праха.
А к Капищу Лихоимцев, со всех сторон, стали стягиваться войска.
Их, этих войск, было слишком много, и их нельзя было, например, одолеть с помощью чудодейственных Очков, поскольку пока ты посмотришь в одну сторону, – обращая солдат-дуболомов и их тупоголовых генералов в то, что они есть на самом деле, – тебя легко смогут подстрелить с другой стороны. Огненной Нагайкой тут тоже было невозможно охватить сразу, одним ударом, все эти наступающие железные и деревянные полчища.
И потому Непослушник вновь взял медвежонка Топчумбу в руки, – и тот снова обратился в симпатичную мягкую игрушку, – и укрыл его за пазухой; и они, с Годолюбом, не теряя времени, последовали в тот самый алтарный закуток, из коего вот недавно выскочили три верховных жреца-лихоимца, – и негаданно обнаружили там, в пятиугольной коморке, на антресольке, собственно, божество этих лихоимцев – Золотого Тельца, – а внизу, кстати, на тумбочке, скрывалась та самая странная старая печатная машинка, местами покрытая ржавчиной и обмотанная изолентой, на которой, машинке, эти жрецы-лихоимцы, по-видимому, и печатали свои магические фантики. – Ну а в зубах Золотого Тельца наши герои обнаружили заветный Третий Ключ, – и разумеется, прихватили его с собой.
Любопытно, но Годолюб отметил, забирая Ключ, что этот Золотой Телец, собственно, отнюдь уже не был золотым, а вполне себе позолоченным, покрытым сусальным золотом…
«Ай да, жулики, клептоманы! – смекнул Годолюб о верховных жрецах-лихоимцах: – они, наверное, не в силах сдержать своё бездонное сребролюбие и любостяжание, украли и подменили даже это своё божество!»
И далее Годолюб с Непослушником стали спускаться вниз по стене, по балкончикам и кирпичным кладкам, и пожарным лестницам, внутреннего дворика, – а тут ещё случился сильный летний ливень: одежды Годолюба с Непослушником намокли, и капли стекали по их лицам…
Наконец, наши герои спрыгнули с последнего, т.е. первого, балкона на мокрую, покрытую свежими лужами, отражающими облака в небе, каменистую дорожку и быстренько, украдкой, побежали вдоль потаённого внутреннего дворика, к потаённому выходу, с железными чёрными прутьями.
Но, впрочем, остановились и укрылись под ближайший балкон, – поскольку заметили, что им наперерез мчалась, гремя амуницией, куча стражников, перекрывая все входы и выходы; и Годолюб с Непослушником пока, до поры, решили не обнаруживать своё присутствие.
И тут случилось нечто весьма необычное.
Через газончик и цветники семенил обычный, казалось бы, чёрный кот, – и этот кот, как бы невзначай, перебежал дорогу спешащим и громыхающим стражникам, – и те, каждый из них, вдруг, споткнулись, друг за другом, как бы сами собой и – грохнулись.
И первый из стражников, вдруг, поскользнулся, споткнулся – и разбил свою пустую голову; и второй стражник тоже, вдруг, споткнулся – и разбил свою пустую голову; а третий стражник – напротив, поперхнулся и, тоже, упал – и разбил свою пустую голову; и четвёртый стражник – раз! – тоже брыкнулся, сам по себе как-то, навзничь – и, опять же, разбил свою пустую голову; и пятый стражник – раз! – брякнулся – и, упав ничком, разбил свою пустую голову…
И так они все падали отчего-то и падали, и разбивали, всякий обо что-то, – кто о камень, кто о кафель, кто о брусчатку, кто о плитку, кто о бордюр, кто о голову рядом спешащего стражника, кто о какое иное дерево, – свои пустые головы…
А головы их, разбиваясь, издавали соответствующие звуки пустых посудин. Однако посудины эти оказывались всё же не совсем пустыми: там, на донышках, обнаруживалась толика той самой ягодной жижицы, которую изготавливали ушлые жрецы-лихоимцы и вливали в головы своим рабам, – а теперь вот эта жижица брызгала, вдрызг, на брусчатку.
«Позвольте представиться, – по-человечески промяукал сказочный чёрный кот, представ перед нашими укрывшимися героями, под гром и грохот падающих стражников: – кот Снежок».
Представившись в ответном слове вежливости и благодарности коту, Годолюб, однако не преминул поинтересоваться:
«Но почему «Снежок»?, вы же чёрный, а снег-то – он, напротив, белый».
«Это вы говорите, как человек, наверное, живущий за городом, в лесу, – пояснил Снежок, – и снег там у вас, действительно, белый и чистый, а я живу, сам по себе, в городе, и снег тут у нас, как только выпадет, очень скоро становится уже отнюдь не белым, а каким-то серым, жёлтым, коричневым, в общем – грязным, а потом – вот, совсем, чёрным».
«Я, – продолжил своё представление кот Снежок, – живу и гуляю сам по себе, по крышам, чердакам и подвалам; впрочем, если я кому-нибудь перейду дорогу, то его отнюдь не обязательно должно постигнуть несчастье, а постигнет его именно то, что он сам намеревался учудить с добрыми людьми».
«Спасибо, – поблагодарил Снежка Годолюб. – Однако, извините, нам пора».
«А, знаете,вот ещё что, – сказал сказочный Снежок: – я не обычный кот, и не только потому, что умею разговаривать и возвращать людям карму их собственных устремлений; я ещё могу самочинно обращаться в самодельную игрушку; и потому, пожалуй, возьмите меня с собой, ибо я вам, во-первых, ещё пригожусь, а во-вторых – что-то мне стало скучно без добрых дел, ибо тут у нас давно уже никто добрые дела не делает».
И он, самолично обратившись в самодельную игрушку пушистого чёрного котика, тоже, вот, оказался за пазухой у Непослушника.
И все они, Годолюб с Непослушником и с двумя мягкими игрушками, прошмыгнули сквозь железные прутья потаённого внутреннего входа и выхода Капища-Логовища Лихоимцев, с заветными тремя Ключами…
(продолжение следует...)