То, что при смехе многое делается смешным, может говорить о том, что эмоция смеха здесь - некое ироническое обобщение, или это рефлекторная реакция. Или это от преизбытка чувства...
Но можно констатировать, и это подтверждают опыты с нейростимуляцией определенных участков головного мозга, что даже при стимуляции нейронов головного мозга, чувство смешного не реализуется беспричинно "покажи лишь пальчик", но находит в окружающей обстановке и общении реальные связи с комичным.
Хотя, по словарю БСЭ - в согласии с этимологией слова, Юмор заведомо «своенравен», «субъективен», личностно обусловлен, отмечен отпечатком «странного» умонастроения самого «юмориста».
И в этом нет противоречия - субъективное просто находит объективные причины.
"Субъективное" желание поострить, реализуясь через сознание - "объективную" оценку возможностей (т.е. в адекватном поведении) первым поводом для смеха "вспомнит" смешной анекдот "в тему", не пропустит остроты "по делу", шутливые комментарии, сами шутки...
Всё это всегда в обществе приветствуется. Ибо во всём этом являет себя интеллект, игра, одним словом, социальное поведение.
Так называемое "интеллектуальное" поведение во многом проходит рефлекторно, и в игровом поведении обычно рефлекторно отыскивается повод для иронии.
Игровое поведение, реализуя в целом игровой инстинкт, не исключает элемент соревнования.
И можно заметить, что ирония направленная непосредственно на конкретную личность, как-бы усиливает азарт. Здесь приходит комизм - то есть, ирония по поводу конкретного лица. И акцент здесь делается на критическое замечание - "Отчего же ты не весел, отчего же нос повесил"?.. "Что Федул губы надул"?.. 'Смешно дураку, что ухо на боку'...
Чтобы высмеять оппонента, ирония ставит его слова, поведение под сомнение и находит этому остроумный комментарий. Как правило, это должно затрагивать социальную жизнь, а форма остроумия здесь возможна любая, что может в изречении и социальном поведении являться традиционно "шуткой". Давая определение "юмору", В.Даль этот момент характеризует, как "удаль, разгул иронии".
Интеллект делает юмор, шутку или игровое поведение актуальным и желанным. Умная шутка всегда к месту.
Поэтому хорошее остроумие всегда найдет возможность вовлечь окружающих в игровое поведение.
А когда в игровом поведении уже находятся двое, теперь "тот, кто не с ними, тот против них" (в шутку, естественно).
Зависимо от ситуации, насколько она располагает к игровому поведению, свободнее становится полет фантазии за пределы "актуального" юмора, для которого необходим интеллект (остроумие) а не просто фантазия.
В обычной обстановке раскованности и отдыха, людям не чуждо развлечься, повеселиться. Им часто вспоминаются недавние забавные случаи, смешные курьезы и анекдоты уже необязательно в-тему.
И там, где шутка выводит эмоцию и поведение на уровень социальной игры, там уже приемлемо чудачество и свободные фантазии.
Когда метафора воспринимается в переносном смысле - это остроумие, а когда в буквальном - приходит комизм. Что говорит о вовлечении в игровое поведение.
Однако, остается вопрос: что в игровом поведении делает банальное чудачество смешным?
Недавно наблюдал, как играли дети. Оказывается, любое чудачество соблюдает определенное семантическое пространство.
Так, хлопая друг друга, они осторожно (брат и сестра, 6 и 4 года) перешли на тычки ногами. В результате, брат вырвал с головы у сестры несколько волос, показывая ей и нечто демонстрируя. Та изумленно смотрела на это. Потом мальчик как бы прилепил волосы снова к её голове, и они расхохотались.
То есть, вначале они нечто там импровизировали с острыми ощущениями. Контекст и семантика игры, родились из стандартной ситуации и стереотипов поведения, но этот аспект игры уже имеет элемент развития. А завершилось всё социальным аспектом игры - совместным весельем.
Возможно, что последний 'трюк' интерпретировался, как перебор, и мальчик проявил 'находчивость', пытаясь таким образом прилепить волосы обратно. И это породило комическую сценку.
Стоит признать, совместная игра через переживание радости преображает действительность, и этот феномен компенсирует 'эстетическое удивление' - один из критериев хорошей шутки и одна из главных эмоций смеха.
Кроме того, объединяющий аспект игры - это эмоция добра и симпатии, что также, отражается на социальном аспекте шутки - всё красиво, всё любимо, всё чудно.
Строго говоря, чудачество - это игра в юродство: чем глупее и неадекватнее выходка - тем смешнее. Ибо на фоне веселья, всё это воспринимается, как гротеск на социальной норме. Снова, универсальный пример - гримаса.
Гротеск и ирония.
Стремление художника дать простор своей фантазии, реализуется, как правило, в гротеске. Однако, чтобы образ произведения имел художественную ценность и смысл, воображение художника должно чувствовать законы красоты, держаться эстетической и разумной идеи, произведение должно иметь идейный замысел.
Вообще, гротеск может быть двух направлений: как поиск нового и необычное (новое) художественное отражение некой идеи.
А в общем, сто'ящий гротеск представляется, как импровизация с реальностью, или это параллельный мир реализма, символизм жизненных реалий...
Определения гротеска часто наделяют его комическим признаком.
И здесь может быть стихийно комичным сам гротескный образ, а может это шуточная идея, переданная гротескно.
Но сама изначальная идея гротеска - это поиск нового.
Так, найденные орнаменты из дворца Нерона с причудливыми образами животных, растений и людей могут выглядеть комично лишь с позиции обычного природного восприятия или современных традиций живописи.
По Далю, это живописные украшения, пестрая смесь из лиц животных, птиц, человека.
То есть, в основе гротеска лежит реальный мир бытия, через который создается художественная композиция.
Правда, здесь декоративное предназначение данного гротеска обусловило такие формы.
Тем не менее, здесь налицо творческий поиск нового.
А теперь стоит сказать, и восприятие чего-то нового, и поиск - это не исключает критичного взгляда на предмет творчества.
Критичность (или критика) подразумевает некую связь с эталоном.
И сам критичный ум всегда анализирует и сравнивает, таким образом, участвуя в творческом процессе.
Искусство - это, также, некая форма познания. Оно тоже экспериментирует, но искусство более свободно и ближе к игровому принципу познания. Однако, это совсем не умаляет величайшие и гениальные художественные достижения в искусстве.
Поскольку игровое поведение, как животных, так и человека, это самой природой данная форма развития навыков и познания, то это только подтверждает сделанное заключение об искусстве, как 'игровом' способе познания.
В связи с этим мы говорим, что искусство, как и игровое поведение реализует тот стартовый интеллектуально- творческий потенциал 'повышенной чувствительности' интересом к самой жизни и в частности к предмету познания.
Поскольку игровое поведение имеет социальное значение, то здесь существует эмпатия и единение, заразительность, а также, прямая социальная игра, которая реализует свою консолидирующую роль через общность веселья, где весьма распространена шутка (ибо шутка довольно универсальна).
В общем, здесь мы подходим к понятию 'игровой любознательности' или 'игривого любопытства', в которых прослеживается стремление к познанию и критичность (ирония)
И в этом мы уже видим связь познавательного процесса с 'развивающим' критичным отношением и 'объединяющим, социальным' весельем.
И с другой стороны, как творческий процесс, здесь присутствует воображение (гротеск) и критичность (ирония).
Интересна здесь философская интуиция Шлегеля. Он считал, что "ирония - это выражение творческой свободы, романтической поэзии, доведенное до предела". "Всё должно быть шуткой и серьезно".
Шлегель говорил, что "способность к иронии возвышает человека над противоречием бытия, над 'низменной прозой' повседневности".
"Ирония - это ясное сознание вечной подвижности, бесконечно полного хаоса"
Итак, мы видим, что ирония является родной сестрой гротеска. И гротеск, и ирония рождаются критичным умом и творческим воображением. Но гротеск - художник, дарующий эстетическое наслаждение. Гротеск - изобретатель, творец. А ирония - мудрая воспитательница человечества, развлекающая, а также, назидающая и обучающая своих детей в веселой игре.
Теперь я хочу сказать, что хорошая шутка состоит из гротеска и иронии.
Гротеск рождает удивление, завораживает, производит харизматическое воздействие. Ирония же создает игру эстетических идеалов.
И если эта игра эстетических идеалов в области художественного остроумия, творческих поворотов, то здесь приходит блаженная улыбка.
А если здесь обман с 'разочарованием' и 'смущением разума' (когнитивный диссонанс смысла и 'пустышки') а также, это человеческая социальная 'щекотливая' тема, то здесь место социальному веселому смеху с большей или меньшей иронической насмешкой.
Теперь, можно сказать, последняя проблема психологии юмора: что делает чудачество смешным (где почти нет объективного стимула) решена.
Как могло показаться, что чудачество делается смешным из-за избытка положительных эмоций. Но оказывается, в этом принимает участие вся чувственность 'игрового поведения', игривое любопытство и социальная сентиментальность, экзистенциальное переживание единения в игре и азарт, а также, гротеск (творческое воображение) и ирония (шутливая форма критики, веселая игра-соревнование, эстетическая насмешка).
И всё же, радость в воображении создает свои ироничные и гротескные образы.
"Итак, вы выйдете с весельем, и будете провожаемы с миром; горы и холмы будут петь перед вами песнь, а деревья в поле рукоплескать" (библейский текст пророка Исаии гл 55).
Или "От улыбки хмурый день светлей, от улыбки в небе радуга проснется... и тогда наверняка вдруг запляшут облака и кузнечик запиликает на скрипке" - поётся в детской песне.