Для Игоря Вернера предстоящий кружок был первым, который он должен был проводить самостоятельно. Предыдущий год он стажировался на кружке Валеры, и Руцкий ему подробно объяснял, какие ошибки не следует допускать. Живой пример был перед глазами — Валера постоянно наступал на одни и те же грабли. А теперь Игоря сочли достаточно опытным, чтобы вести свой кружок.
Обычно кто-нибудь — Руцкий или Наташа Петрова — приходили на первое занятие нового кружка, чтобы проверить, что всё идёт правильно. Но сегодня не было этой моральной поддержки. Наташа сегодня была занята на каких-то курсах, которые вела, а Руцкий позвонил и сказал, что прийти не сможет. Голос у него был очень усталым, и Игорь, конечно, сказал, что справится и самостоятельно. Тем более что он уже озаботился, чтобы на кружке были взрослые помимо него. Ксюша, Даня и Марк были его однокурсниками, и Игорь привлёк их к слушанию задач. Он считал, что на них вполне можно положиться.
«Пропущу четвёртую пару, - подумал Игорь. - Всё равно это политология, на которую почти никто не ходит.»
После третьей пары Игорь пришёл к себе в общежитие, которое он считал родным домом. В общежитиях он провёл всю юность: сперва три года в интернате, теперь уже третий год в Университете. До кружка ещё оставалось какое-то время, и Игорь решил привести себя в порядок. Принял душ, понаблюдал, как медленно уходит вода в сливное отверстие. «Надо бы прочистить, - подумал он. - Но не сейчас, в следующий раз.» Сварил макароны, половину съел, а вторую оставил в кастрюле на плите. Открыл ноутбук, ещё раз просмотрел серию, которую он придумал на сегодня. Мысленно повторил решение всех задач. Ошибок или опечаток не обнаружил.
«Надо бы распечатать её, - подумал он. - Только где? Загляну по пути в фотоателье, там вроде бы можно с флешки распечатать. Сколько экземпляров делать? По два условия на страницу... Двадцати копий наверняка хватит. Сколько там стоит печать, три рубля за страницу? Шестьдесят рублей, значит. В любом случае, сотни должно хватить.»
Игорь посмотрел на мобильник, заменяющий ему часы. Ещё есть время до выхода, немного, но есть.
Игорь прошёл в комнату, рассчитанную на троих. Соседи пока не пришли. Он посмотрел на свой угол. Старые фотообои с изображением оленей в лиственном лесу состояли из восьми отдельных листов, и сейчас уже заметно, что швы между листами изрядно пообтрепались. На другой стене — две подвешенные проволочные полки с книгами. Книги вперемежку — математическая и художественная литература, библиотечные и свои. Когда их мало, выловить нужную не составляет труда. Снова взгляд Игоря зацепился за два тома Фихтенгольца — они легко выделяются среди прочих книг своей толщиной и необъятностью. Первый и третий тома. Убил бы того, кто взял у меня второй том и не вернул его. Но кто его брал, неизвестно. Уже не вспомнить, не восстановить. А жаль. Очень его не хватает, особенно сейчас...
Игорь открыл портфель, выудил оттуда конспекты и выкинул их в тумбочку, где они лежали сплошной грудой. Надо бы повыкидывать ненужное. Например, зачем тут лежат эти листочки с контрольными по матанализу ещё прошлого семестра? Или мои черновики, записи, в которых я прорешивал эти чёртовы упражнения. В этом хламе уже трудновато искать нужные бумаги. А вот возьмёт кто отсюда нужный конспект, например, по теорверу — я же сразу и не замечу. А это вполне может быть, вечно Серый возьмёт что без спросу, и пока не попросишь — не вернёт. Да и подмести бы неплохо, пыль в углах вон лежит...
Игорь снова посмотрел на мобильник. Пожалуй, пора. Надо ведь ещё заложить время на печать. В самый нужный момент фотоателье всегда оказывается закрыто, или у них сломан принтер, или отказывается читаться флешка, или они завалены заказами и просят подождать.
Игорь положил в портфель свой ноутбук, взял на всякий случай чистую тетрадь и несколько ручек. Пора.
Он вышел из комнаты. Дверь захлопнулась за ним на хилую защёлку, которую можно легко выбить одним ударом ноги. Что и делалось неоднократно, когда кто-нибудь из жителей выходил и обнаруживал, что забыл ключи. После чего достаточно было просто подкрутить шурупы, державшие замок, и замок снова верой-правдой служил своим хозяевам. Подобные замки были на многих дверях: красть в студенческих комнатах, кроме ноутбуков, обычно нечего.
До начала кружка оставалось ещё около пяти минут, когда Игорь вошёл в интернат. На пятачке около интерната собралось около десятка детей и примерно столько же родителей. Они сиротливо топтались, утрамбовывая ногами свежевыпавший снег. Двое детей перекинулись снежками, но как-то вяло, безо всякого азарта.
«Почему они здесь толпятся? - подумал Игорь. - Здесь же холодно, куда лучше ждать в помещении. А, да я же не знаю, в каком кабинете будет кружок! Ну ничего, сейчас разберёмся.»
Игорь знал, что ключи от кабинетов находятся на вахте, и после занятий свободных кабинетов бывает полным-полно, и что любой ученик может взять ключ от большинства кабинетов. Нельзя было брать ключи лишь от нескольких классов — от класса Семёнова, например, или от класса Рыжковой. Игорь сам поначалу частенько брал ключи от кабинета литературы, где стояло пианино, потому что до поступления в интернат занимался музыкой. Потом, правда, желание играть на пианино угасло. На последнем звонке его ещё уговорили сыграть, и перед этим пришлось активно тренироваться и навёрстывать упущенную технику, и это ему настолько не понравилось, что после своего номера на последнем звонке он торжественно закрыл инструмент и больше к пианино не прикасался.
Игорь посмотрел на стоящих. Среди них мелькнуло знакомое лицо — это была мама Влада Сибирцева, который ходил в кружок Валеры. Он вспомнил, что у Влада есть младший брат — очевидно, его-то и привели сегодня на его кружок.
- А мы вас ждём, - сказала мама Сибирцевых, как только его увидела. - Нас сюда почему-то не пускают.
- Наверное, нужен ключ от кабинета, - ответил Игорь. - Сейчас подойду к вахтёру, разберёмся.
Вахтёрша, седенькая толстенькая старушка с очень коротко стриженными волосами, была ему знакома. Но, как это обычно бывает, её имени-отчества Игорь никогда не знал.
- Здравствуйте! - сказал он, заглядывая в будку вахты.
- Здравствуй! - ответила та, отвлекаясь от вязания. Было очевидно, что она его тоже узнала, и тоже не знает, как его зовут.
- А можно ли мне получить какой-нибудь ключик от кабинета, который свободен?
- Ты пришёл проводить кружок?
Игорь кивнул.
- К сожалению, есть прямое указание вас не пускать.
- Как это?
- Ты пойми, я тебя хорошо помню, и конечно же, дала бы тебе ключ, но тут прямое указание, и с этим я сделать ничего не могу.
Игорь почувствовал себя в каком-то параллельном мире, в котором действуют другие, неведомые ему физические законы. Его мировосприятие отказывалось признавать такой оборот.
- Так была же договорённость насчёт этого кружка...
- Была, но с прежним директором. А с тех пор директор сменился.
- А Сергея Юрьевича нет в школе?
- Сергея Юрьевича в школе нет и ещё долгое время не будет. Да он уже и не директор. Теперь директором является Бабель.
- Кто такой Бабель? Я его не знаю...
- Не «кто такой», а «кто такая». Сейчас она является директором, и она велела вас с детьми не пускать.
Игорь задумался. Только что он считал, что в интернате всех знает и потому сможет решить любую возникшую проблему, а на деле оказывалось, что всё это не так.
- А можно ли с ней поговорить?
«Хотя это бесполезно, - мелькнула у него мысль. - Я студент, она здесь директор, и мы друг друга не знаем. Как с ней говорить?»
- К сожалению, нет, она сейчас на собрании... на педсовете.
Вопросы у Игоря иссякли. Но тут к вахте подошёл Рыжков, и у Игоря ожила надежда.
- Александр Васильевич, здравствуйте! - радостно сказал он.
- Здравствуйте. - У Рыжкова было очень растерянное выражение лица, частично скрытое седыми бакенбардами. Было видно, что ему сейчас предстоит озвучить точку зрения, с которой он сам не согласен.
- Тут какое-то недоразумение... нас почему-то не пускают.
- К сожалению, да, - ответил Рыжков. - И я сейчас ничем помочь не могу. Я бы пустил вас своей властью, но она дала прямое указание не пускать. Вы сами понимаете, против прямого приказа я идти не могу... Так что извините...
Игорь понимал. Только от этого ему было не легче. Рыжков моментально исчез из поля зрения Игоря.
- Я присутствовала при этом разговоре, - сказала вахтёрша. - Наталья Никаноровна задавала ему очень неудобные вопросы: кто будет оплачивать электричество, уборку помещений и так далее — и он на них, конечно, никак не мог ответить. А потом прямо сказала — не пущать.
Игорь вспомнил, как он по вечерам просиживал несколько часов за пианино. Электричество всё это время, разумеется, горело. Горело оно часто и в других кабинетах, запертых и пустых, горело, просто потому что его забывали выключить, горело до тех пор, пока этого не замечал кто-нибудь с вечерним обходом. И никого никогда не волновало, кто его будет оплачивать. А тут вдруг это стало волновать. Да много ли его, того электричества, нагорит за время кружка! Нет, аргументы были совершенно бредовыми и надуманными, но это всё не приближало его к пониманию того, что делать.
«Надо позвонить Александру Евгеньевичу!» - наконец пришла в голову Игоря верная мысль. Ему было очень неудобно звонить, потому что он обещал справиться собственными силами, а тут вдруг обнаружил, что этих собственных сил недостаточно. Краем глаза он заметил Ксюшу с Даней — они остановились на почтительном расстоянии, чтобы не мешать Игорю. Очевидно, они уже знали о том, что с кружком какая-то проблема.
«А вдруг он недоступен, - мелькнула у него мысль. - Тогда будет совсем плохо.»
Руцкий был доступен и сразу же снял трубку.
- Алло!
- Александр Евгеньевич, у меня проблема. Нас с кружком не пускают в интернат.
- Как не пускают? Позавчера всё было нормально... Подожди, мы же с Сергеем Юрьевичем договаривались. Как тебя могут не пустить?
- Мне говорят, что он больше не директор.
- А кто директор?
- Наталья Никаноровна Бабель. Только я не знаю, кто это такая.
- Ууу... - Руцкий немного был наслышан о Бабель. - Интересные дела происходят. И ты там на месте ничего сделать не можешь?
«Глупый вопрос, - подумал Руцкий. - Я знаю Игоря. Если уж звонит, значит, все возможные способы он перепробовал.»
- Мне сказали, что поступило прямое её распоряжение — не пускать нас.
- Нас — это именно ваш кружок или и остальные тоже?
- Не знаю. Могу сейчас спросить.
- Погоди, не надо ничего спрашивать. Дай сообразить... В любом случае кружки здесь проводить уже нельзя. Если не пропустили тебя, то могут в любой момент не пустить и нас... Но вот что. Сейчас, конечно, детей надо отпустить, сказать им, что произошло досадное недоразумение.
- Вы думаете, в следующий раз оно не произойдёт?
- До следующего раза мы что-нибудь придумаем. Либо договоримся с Натальей Никаноровной, хотя я в такой расклад не верю, либо найдём другое место для занятий.
- Но ведь снова собрать детей будет уже труднее. Второй раз после такого они уже не придут.
- Да, некоторые могут и не прийти... Но тут мы ничего не можем поделать, так ведь? А вот что нужно спросить — если ты это узнаешь, будет хорошо, нет так нет. Завтра должно быть родительское собрание у наших детей. Узнай, если сможешь, состоится оно или нет.
- Хорошо, - сказал Игорь и повесил трубку.
Дети и родители всё ещё ждали его во дворе. Многие явно замёрзли и были сердиты, в их глазах явно читалась мысль, что сюда они больше ни ногой. Игорь извинился за произошедшую накладку, сказал, что этот вопрос обязательно будет решён (сам он в это не верил), раздал детям распечатку серии и сказал порешать её дома. Родители покивали головами и разошлись, дети отправились играть в снежки. Сибирцева снова подошла к нему. Она, похоже, понимала, в чём дело.
- А родительское собрание завтра будет? - спросила она.
- Сейчас попробую узнать.
Игорь снова вошёл в интернат. Здание показалось ему серым и тусклым.
- А где можно найти Александра Васильевича?
- Посмотри у него в каморке.
Это помещение все называли «в каморке, что за актовым залом», ибо оно совершенно точно отражало местоположение. Там находился склад оборудования, содержавший, помимо стандартный микрофонов и динамиков, много интересных и неожиданных вещей. Игорь доподлинно знал, что на складе есть арфа, и знал, что три года назад она была в рабочем состоянии. Правда, редко кто из учеников заглядывал на склад, в основном лишь тогда, когда Ольга Николаевна, супруга Рыжкова, посылала его что-нибудь оттуда принести. А проходная каморка перед складом и служила кабинетом Рыжкова.
Игорь робко постучался. Он не верил, что Рыжков знает ответ на этот вопрос — то было совершенно не по его части. Но обращаться было всё равно больше не к кому. Оказалось, что Игорь всё-таки ошибался.
- Наталья Никаноровна сказала, что знает про родительское собрание. Оно состоится, и она сама на этом собрании выступит.
Эти слова Игорь и передал Сибирцевой.
- Ах, выступит? - сказала она. - Ну отлично, я тогда во всеуслышание расскажу про сегодняшний инцидент. Посмотрим, как она выкручиваться будет.
Александр Евгеньевич Руцкий снова почувствовал себя как в Лернейском болоте, окружённый ядовитыми многоголовыми гидрами. Только начнёшь побеждать одну, как из воды высунутся мерзкие головы какой-то другой, ещё более страшной и ядовитой. То, что сообщил ему только что Игорь, было ударом — с той стороны, откуда удара он никак не ожидал. С тыла, который был прикрыт — во всяком случае, так казалось до текущего момента.
Руцкий позвонил Наташе и изложил ей суть проблемы.
- Что будем делать? - спросил она.
- Пока не знаю. Можно начать договариваться с Бабель...
- Ты уверен, что есть о чём договариваться? - спросила она. - Мне кажется, что после сегодняшнего говорить с ней уже не о чем.
- Мне тоже, - вздохнул Руцкий. - Я очень плохо её знаю, только по отзывам, но даже если мы о чём-то договоримся с ней, я совершенно не верю, что она будет выполнять свои обещания.
- Тем более. Значит, нужно искать какое-нибудь другое место для наших кружков.
- Но тогда мы потеряем очень хорошую школу. Кроме того, мы потеряем интернат. А тогда нам не удастся привлечь в класс никого из иногородних. А хотелось бы заполучить Слепцова.
- Да, эту возможность мы теряем, - бесстрастно ответила Наташа. - Нет, если ты хочешь, можешь провести переговоры с Бабель. Скажешь мне потом, чем дело кончилось.
- Не хочу, спасибо. А что делать будем?
- По-моему, понятно, что. Искать другую школу с вменяемым директором. Ты звонишь Тане Таракановой или мне позвонить? Или у тебя есть другие контакты?
Других идей у Руцкого не оказалось. Он также не был уверен, что Таня Тараканова чем-нибудь ему поможет. Последний раз он с ней пересекался четыре... нет, три года назад. С тех пор она стала заведующим отдела образования, и теперь, обладая такими связями, действительно могла чем-нибудь помочь. Но Руцкий даже не был уверен, что Таня его помнит. Только альтернативы всё равно не было.
- Саша, здравствуй! - Руцкий несколько опешил, услышав в трубке такой звонкий и мелодичный голос. Она явно была рада, что он позвонил.
- Добрый день!
- Как у вас дела, как родители?
- Спасибо, ничего.
- Как ваша система кружков, развивается?
- Да, спасибо. Вот об этом я и хотел спросить.
- Я давно ждала твоего звонка. Мог бы и просто позвонить. Ну и что там у вас с кружками? Я слышала, вы к СУНЦу прикрепились?
- Почти. Мы уже договорились с директором. Проблема в том, что, по-видимому, директор там сменился, и теперь, кажется, договариваться стало невозможно.
- Так вам нужно подобрать школу, где бы вы могли себя комфортно чувствовать?
- В общем, так.
- Хорошо, я посмотрю... Есть школы, которые хотели бы вас принять, но у вас ведь требования... вам же кучу часов нужно сразу же. Но я подумаю над лучшим вариантом. Пара дней есть у вас?
- У нас нет особого выбора.
- Хорошо, я обязательно перезвоню. А кто теперь директор в СУНЦ? Я пока об этом ничего не знаю...
- Я тоже только что узнал. Вроде бы директором поставили Бабель.
- Что? Эту?.. Да, Сашенька, тогда ты совершенно правильно поступил, что позвонил мне. Разговаривать с Наташей вообще не надо, и даже подходить близко к ней не советую.
- А ты её знаешь?
- Знаю. Она любовница Миши Ягунова, который первый проректор в Университете.
- Наверное, не стоит распространять недостоверные слухи.
- Понимаешь, Саша, я бывшая любовница Миши Ягунова. Для тебя это слухи, а для меня — достоверная информация. Наташа Бабель — это как клещ: вцепится и больше не отпустит. Я-то думала сперва, что ей деньги от Миши нужны, а она вон на что замахнулась... Баба, видать, не дура, но сволочь изрядная. Поуправлять, значит, ей захотелось...
«Ты-то сама где сидишь,» - подумал Руцкий. И ещё одна мысль, острая как стрела: «Таня, а ты-то как получила место начальника отдела образования?» До этого момента он не задумывался о таком способе карьерного роста, ему было очевидно — хорошее место нужно или заработать, или кого-нибудь на нём подсидеть. Но естественность рассуждений Тани открыла ему третий способ.
- Значит, ты не советуешь мне вести с ней переговоры?
- Сашенька, да это же невозможно! Вот ответь, почему ты сейчас звонишь мне, а не ведёшь переговоры с ней?
Руцкий вспомнил про звонок Игоря и осознал, насколько права Таня. Переговоры, видимо, были действительно дохлым делом.
- Вот видишь, - Таня хорошо чувствовала замешательство Руцкого и сочла его за согласие, - ты и сам понял, что это невозможно. Нет-нет, есть много других людей, с которыми можно и нужно вести переговоры. Зачем тебе возиться со сволочью, которая тебя тут же обманет?
Видимо, на том конце зазвонил рабочий телефон, потому что Таня сказала уже не в трубку:
- Алло! Сейчас, минуточку!
Она вернулась к разговору с Руцким.
- Извини, мне там из дворца звонят. Я обязательно позвоню через пару дней, тогда и поговорим. Хорошо? Пока!
В трубке раздались короткие гудки.
Всё складывается как будто бы неплохо, подумал Руцкий. Да, интерната у нас больше нет, но Таня пообещала найти для нас какую-нибудь другую школу, и, скорее всего, это обещание выполнит. Только на те классы, которые мы наберём, придётся искать учителей. В СУНЦе нас бы устраивал почти любой преподаватель, а теперь придётся искать. И видимо, надо будет пытаться переманивать кого-то — Цукермана, например. Нет, Азаров вряд ли согласится перейти к нам, да и нельзя его на восьмые классы ставить. Если в СУНЦе всё действительно так плохо, а у нас будет получше, то есть шанс, что преподаватели согласятся перейти. Но это работа, много работы, и всё нужно начинать заново, почти с нуля.
Руцкий почувствовал себя полусизифом. Во он тащит камень на гору, а у самой вершины камень срывается и падает вниз. Ужасно обидно, но труд этот не совсем напрасный. Во-первых, камень скатывается не совсем к подножью, а застревает на полпути. А во-вторых, путь, проложенный камнем, становится гладким, и вкатывать камень второй раз по этому пути будет уже гораздо легче.