Огромный чёрный джип мчался по ночной трассе в сторону города. Джип вёл Толик – рядом, на переднем сиденье, в умопомрачительной шубе расположилась Валентина с початой бутылкой дорогого коньяка. Она прихлёбывала коньяк из горлышка, и с любопытством поглядывала на Толика, заинтригованная его предложением поехать, зачем-то, ночью, проветриться после тяжёлого трудового дня.
Толик остановил джип на сороковом километре основной трассы.
- Выходи! – нагло приказал он Валентине. Ничего не понимая, она вышла из джипа, держа в правой руке бутылку.
- Узнаёшь? – Толик схватил её за плечо и подвёл к обрыву.
- Отпусти! – взвизгнула Валентина, - Придурок! Я высоты боюсь! Ты, зачем меня сюда привёз?
- Узнаёшь? – зло спросил Толик.
- Ничего не понимаю…Чего тебе надобно, старче? – Валентина веселилась, как перед смертью.
- Здесь вы попали в аварию?
- Вроде здесь…Когда это было! Ну и что?
- Пошла в машину! – Толик взял её за плечи, развернул, и подтолкнул к джипу. Грубо усадив её на переднее сиденье, он захлопнул двери, обошёл джип, и сел на место водителя. Вытащил из кармана джинсов флешку, вставил в автомагнитолу, и включил.
Толик смотрел на Валентину, не отрывая взгляда, пока шла запись допроса Иры. У неё на лице, как-будто было написано любопытство, но никак не страх. Толика такое самообладание Валентины, удивило.
- Ничего не понимаю…Нельзя было это сделать у меня в офисе?
- Что скажешь?
- Ничего! Идиот! Никакого миллиона я не брала! – она поднесла бутылку с остатками коньяка к губам, и сделала большой глоток. – Да, мы перевернулись. Да, мы закидали Волович листьями. Думали, что она погибла. Мы испугались, Толик! Я слабая женщина, но не убийца! Я испугалась, Толик! Я испугалась! – Валентина заплакала, и Толику на мгновение стало её жалко. Но он взял себя в руки, и спросил:
- Где ты спрятала труп?
- Какой труп? Господи! Я никого не убивала! Чего ты от меня хочешь?
- Чистосердечного признания!
- В чём?
- В убийстве Волович!
- Толик…милый…- запинаясь, сквозь слёзы, сказала Валентина, - Я никого не убивала…Всё, что у меня есть, я заработала своей шкурой…Ты ничего не понимаешь…Я слабая женщина…У меня муж – идиот! – здесь она почему-то хихикнула, - Он у меня телок, но долбанутый! Я никого не убивала…Толик, милый…мои миллионы – это миф!
- Ничего себе – миф! – возмутился Толик, - Вон ты как упакована! И крутой джип, и шубы эксклюзивные! Это что, нажито неутомимым трудом, или Валёк с вахты привёз? Или любовник подарил?
- Любовник…- горько усмехнулась она, - Я бы его давно на хрен послала, если бы не его высокое положение…Он на двадцать лет старше меня! Такой противный…потеет всё время…даже зимой…Он моя крыша, а без этого никак…Жирный, мерзкий пакостник…сволочь!
Толик вдруг ясно осознал, что всё, о чём говорит Валя, – правда!
- А, как же эти показания? – он притронулся рукой к флешке.
- Наговаривает, сучка! – Валентина посмотрела на бутылку, убедилась, что коньяк выпит до дна, открыла окошко джипа и выбросила бутылку на обочину. – Я её из грязи вытащила, а она начала шантажировать меня той аварией…Я хотела, чтобы всё было по-честному, а она настояла на том, чтобы мы спрятали труп…Я не знаю куда девалась Волович, но когда ты рассказал про сон Иры…вообщем, наделала я глупостей…Нужно было идти в полицию, и всё рассказать. Но престиж! Слухи всякие пошли бы…Поверь мне, Толик, - я никого не убивала!
И Толик поверил. Ему сделалось легко на душе, когда его злобные умозаключения разбились об примитивность Валиных душеизлияний. Его главная цель заключалась в том, чтобы обойти рассудок и напомнить себе, что ни слова, ни концепции не могут определять реальность, на которую указывает всё сегодняшнее поведение Валентины.
Тайна, которой уже было десять лет, могла бы оказаться обычным дорожно-транспортным происшествием, если бы Валентина, запаниковав, не поддалась настойчивости Иры.
Да, со стороны жизнь Валентины казалась весьма благополучной, однако в душе она мучилась оттого, что десять лет назад бросила Волович подыхать в яме. Опасное восхождение по лестнице пронизывающей почти все структуры власти, оказалось миражом. Если душа человека, неспокойна, мечется во тьме, пытаясь выйти к свету, - никакой дорогой коньяк не поможет, а лишь усугубит душевную боль.
Толику нужно было создать у предполагаемого преступника психологическую неустойчивость. С этой задачей он справился, но вопрос: Куда испарилась Волович? – встал с новой силой. Толику не нужен был её миллион – к деньгам он относился постольку, поскольку. Разумеется, подобные мысли не следовало воспринимать буквально; нет сомнений и в том, что деньги самое главное зло придуманное человеком себе в ущерб. Деньги предназначены лишь для того, чтобы настраивать душу на определённый лад, вызывать, при их наличии, ощущение чудесности и благоговения. Однако, слепое поклонение золотому тельцу настолько затмевает рассудок, основная единица измерения которого неисчислима, что разум перестаёт реагировать на бедность и ущербность других.
Сегодня ночью, на сороковом километре основной трассы, Валентина раскрылась Толику с новой стороны. Рядом с ним сидела обыкновенная слабая женщина, которую мучила давняя душевная боль от совершённого ею неблаговидного проступка. Относительно богатая женщина, вхожая почти во все структуры власти, в сущности, осталась той Валей, которую он знал со школьной скамьи. Да, деньги подпортили её, но никакое богатство не могло убить в ней добропорядочность и внимательное отношение к людям бедным и обиженным судьбой.
Пробравшись сквозь царство мерзости, достигнув высшей точки своего взлёта, она оказалась у разбитого корыта, невзирая на свою материальную обеспеченность. Ибо её издёрганная душа не в силах была подтолкнуть её дальше, так как душа пребывает вне пространства, времени и обычных знаний.
Двигатель джипа работал на холостых оборотах. С неба освещала салон джипа полная, близкая луна. Электронный термометр показывал тридцать семь градусов ниже нуля за пределами машины. В салоне было тепло и уютно. Долгое молчание нарушила Валентина:
- Я завтра пойду в полицию и обо всём расскажу.
- Уже сегодня, - сказал Толик, кивнув на светящийся циферблат автомобильных часов, - Третий час ночи…или утра…Я позвоню Димону, предупрежу его. Может быть, за сроком давности, он спустит это дело на тормозах…
- Толик, Толик…какой на хрен срок давности, когда на душе черным-черно! Мне ночами является Волович, и просит похоронить её по-человечески. Когда ты рассказал мне о видениях Иры во сне, меня всю затрясло! Я боюсь, уснуть…Я пью коньяк, пытаюсь утонуть в нём, но не помогает. Её образ преследует меня уже много лет, а ведь она была моей лучшей подругой! Я хочу умереть! – Она заплакала и уткнулась в его плечо.
Любое высказывание имеет начало, середину и конец, но облегчив душу своей исповедью, Валентина не смогла отрешиться от реальности, которая вот уже многие годы преследовало её истерзанную душу. За непроницаемой завесой тьмы – ещё более мучительной, чем реальная жизнь, терзали её душу тревожными переживаниями мысли о своём подлом поступке. Каких мук и усилий потребовалось ей, чтобы все эти десять лет делать вид, будто она процветающая деловая женщина, знала только она. Нужно быть окончательно конченным человеком, чтобы пребывая в роскоши и обилии, сознательно успокоить себя тем, что ничего страшного не произошло – никто не застрахован от аварий и ошибок, ну…так получилось, и не нужно из этого делать трагедию.
- Ты в церковь из-за того случая начала ходить? – спросил Толик, когда Валя немного успокоилась.
- Да…- всхлипнула она.
- Ты веришь в Бога?
- Не знаю…Куда мне было ещё идти? Церковь единственное место, где чувствуешь себя защищённой от внешнего мира. Я каждое утро дома молюсь…
- Помогает?
- Не очень…
- Почему?
- Не знаю…Может-быть, потому, что мы воспитаны в атеизме…Я Библию начала читать десять лет назад, после того случая…
- И, как тебе Спаситель?
- Пожалуйста, не иронизируй. Для меня вера в Него последняя надежда обрести душевный покой.
- Покоя нет, - сказал Толик, - Покой нам только снится. Реальность выше всего мыслимого. Путь к Богу пролегает через чувство вины. Ты плачешь, ты раскаялась, значит, у тебя есть чувство вины.
- Но душа моя бродит в потёмках, Толик. Что Волович в моих молитвах, когда я даже не знаю, похоронена ли она…Мне не у Бога нужно прощения просить, а у неё! Что с того, что я внутри вся истерзанная, ночами плачу…спиваюсь…Если бы я тогда не смалодушничала! Всё было бы по-другому! Я человека убила! Ты, хоть это понимаешь?!
- Это был несчастный случай, - сказал Толик.
- Несчастный случай для протокола, но не для меня. Я видела смерть! Близко!
- Какая смерть? Волович не оказалось в яме, значит, она выбралась и куда-то ушла.
- Она приходит ночами и просит похоронить. Я боюсь потушить свет. Я вздрагиваю от каждого шороха. Я отдам всё своё состояние, я построю храм, если вдруг окажется, что Волович жива!
- А будет ли тебе облегчением, если выяснится вдруг, что Волович убил кто-то другой, чтобы завладеть её миллионом?
- Толик! Если бы я её здесь не бросила, тогда другое дело. Но она приходит ко мне ночами, значит, я виновата перед ней. Предположим, - она была жива, после аварии. Если бы я вызвала «скорую», полицию, тогда всё было бы по-другому! Она бы вложила этот миллион в дело, и жизнь была бы песней! А я бросила её в яму! Но она выбралась и пришла не ко мне, а к кому-то другому. Тот, убил её! Возможно, у этого мистера Икса, она оставила на хранение свой миллион. Тот соблазнился, ликвидировал её, избавился от тела! Юридически, моя вина состоит в том, что я оставила её в опасности, не оказала помощь. Но, куда девать мои душевные терзания? Если она приходит ко мне ночами, значит, я виновата! И не будет мне прощения! Неким таинственным образом, она присутствует в моей жизни! В определённом смысле, мы вступаем с ней в прямое отношение! Я скоро сойду с ума! Даже, если Димон спустит это дело на тормозах – мне не будет покоя!
- Мне страшно подумать…- раздумчиво начал Толик, - мне кажется, я знаю, кто убийца…
- Кто?! – Валя крепко схватила его за руку, - Кто?
- Не скажу!
- Ну, хоть намекни!
- Нет! Нет уверенности, есть лишь предположения. Я не стану наговаривать на человека, только оттого, что меня осенило. Поехали домой.
Толик развернул машину, и они поехали в сторону городка.