Грёзы

-1-
 Узкий коридор тонет в полумраке. Каждая вторая потолочная лампа не работает, лишь утробно гудит низким электрическим гулом. Я тяжело шагаю, загребая ногами по неровному полу. Мне страшно. Не знаю почему, ведь это мой дом, и бояться здесь вроде как нечего. Липкий холод грызёт живот. Сердце бьётся быстро, свинцовые удары отдаются в груди тягучей болью. Каждый миллиметр кожи плачет потом. От меня пахнет не лучше, чем от мокрой собаки. Это не важно. На самом деле меня тут нет. Я в другом месте, за миллионы километров от Земли, и мне давно не тринадцать лет. Только вот это знание не может справиться со страхом, слишком оно воздушное, болтается где-то на самой периферии сознания. Так странно и непонятно, но копаться не стоит, иначе может стать хуже.
 Голоса. Я свернул в комнату. Под потолком - куполом, на тонких нитях из золотистой проволоки болтаются модели планет солнечной системы, не хватает только Плутона, но он уже давно и не планета. Круглые окна занавешены тяжёлыми шторами. Это моя комната. Мебели нет. Её вынесли два дня назад, после того как в дом пробрался заражённый. Прежде чем старшие братья смогли зарубить гостя, он успел побывать в нескольких комнатах, в том числе и моей.
 Тело больного сожгли на заднем дворе: выкопали неглубокую яму, облили бензином из канистры и запалили. Я смотрел. Было страшно, хоть и не так как сейчас.
 В комнате мама и три сесты. Они одеты в одинаковые чёрные тряпки, скрывавшие почти всё тело, открытыми остались только лица и кисти рук. У этих тряпок есть название. Оно крутится в голове, но никак не хочет падать на язык. Мать с сёстрами о чём-то говорят. Увидев меня, они замолчали. Я застыл на пороге.
- Ты болен, - сухие слова мамы после долгой паузы разбили душную тишину.
 Её лицо изуродовано язвами, несколько уже лопнуло, обнажив куски жёлтой плоти и белые точки проступивших костей. Кожа на левом запястье отсутствовала, оно превратилось в месиво из гноя и мышц. Сёстры выглядели ещё хуже. В этих тряпках, с изуродованными лицами, я не мог понять кто из них, кто.
- Ты болен, - повторила мама, а я как завороженный смотрел на нити гноя растянувшиеся в грязно-оранжевую паутину между её губ. - Тебе придётся уйти.
 Я сделал шаг к матери. Она вместе с сёстрами отступила на два.
- Мама! Посмотри на меня, ни одной язвы! Посмотри в мои глаза! В них ни намёка на золото! Я здоров! Больна ты!
 Мама покачала головой.
- Ты болен, - в третий раз повторила она. - Ты уйдёшь!
 Одна из сестёр бросила мне под ноги набитую кожаную сумку. Я медленно нагнулся. На самом деле меня тут нет. Я далеко, несусь сквозь тьму космоса в удобной капсуле.
 Сумка оказалась тяжёлой, шершавой на ощупь и тёплой.
- Там вещи и еда, - пояснила мама. - Хватит на несколько дней. Иди к старому стадиону на окраине, там собирают всех больных.
 Мама говорила бесстрастным голосом, напрочь лишённым интонаций. Передо мной стоял чужой, совершенно незнакомый, человек. Болезнь, вместе с телом отравила и её душу.
- Иди. Иначе придут специальные люди. Они заберут тебя силой.
 Я побежал. Стены кривых коридоров мелькали перед глазами, размытые густым туманом из слёз. Меня здесь нет! Я в космосе! Сплю в капсуле. У меня великая миссия — спасти человечество!
 Почему так сложно поверить в эти простые мысли?
 Белая футболка из хлопка липла к телу. Сумка оттягивала руки. Я не болен! Я здоров!
 Выскочив из дома, я побежал вверх по улице. Полуденное солнце светило на синем небе жгучим шариком. Машины не ездили, редкие прохожие одетые в чёрные тряпки, шарахались в стороны. Через квартал я перешёл на шаг. Дыхание вырывалось надрывным сипом. Мир сошёл с ума. По улицам, как ни в чём небывало гуляют заражённые. А меня, здорового, мать гонит из дома.
 На перекрёстке свернул к железнодорожному вокзалу. Не пойду ни на какой стадион, не хочу видеть, как сходит с ума город, как болезнь меняет близких людей. Пусть даже меня тут нет. Поезда не ходят уже месяц, но это не проблема. Я уйду из города по шпалам.
 Чья-то рука схватила под локоть.
- Больной, вам не сюда.
 Сбоку от меня стоял высокий мужчина в ярко-оранжевом костюме химзащиты с прозрачным колпаком на голове. Левый рукав пустой, смотан и аккуратно заправлен за пояс. Пластиковый колпак с внутренней стороны заляпан кровью и бурыми пятнами. Кожа с лица мужчины слезала лоскутами, глаза утонули в золоте, нельзя было даже разглядеть зрачков.
- Пойдём.
 Мужчина потянул за собой. Я попытался вырваться. Он тряхнул меня, да так что мои зубы клацнули. Несмотря на свой ужасный вид, человека одной ногой уже шагнувшего за порог смерти, сил ему хватало. Сумка упала на тротуар.
- Она тебе не понадобится, - бросил мужчина.
 Нехорошие слова. Я ещё раз попытался вырваться. Незнакомец отпустил мой локоть. Не успел я этим воспользоваться как он отвесил мне затрещину. Я пролетел несколько метров вперёд, упал на асфальт, до крови ободрал ладони, локти и колени. Мужчина подошёл, схватил меня словно нашкодившего котёнка за шкирку и поволок вдоль улицы. Ворот футболки впился в шею. Стало тяжело дышать, из глаз покатились слёзы. Слава богу, это продолжалось не долго. Мужчина запихнул меня в маленькую машину красного цвета. Отец называл такие мамокарами.
 Я смотрел на улицу, прижавшись лбом к стеклу. Мы медленно ехали сквозь город, петляя между брошенных автомобилей. Некоторые стояли с распахнутыми дверьми, у других были разбиты окна.
На тротуарах валялись трупы и кучи мусора. Никто не обращал на это внимания. Люди спокойно гуляли. Как такое может быть?
 … Меня здесь нет. Я далеко. 
 Вскоре, многоэтажки уступили место частным домам, укрытым от чужих глаз за высокими заборами. Здесь почти не было гуляющих людей, да и покойники на глаза почти не попадались.
 Мы подъехали к стадиону. Он сильно изменился, за место забора-сетки его обнесли высокой, с пятиэтажный дом не меньше, оградой из толстых металлических прутьев, жавшихся друг к другу настолько тесно, что между ними взрослый человек мог едва просунуть руку. Стадион превратили в огромную клетку, по периметру охраняемую оцеплением из людей в химзащите с автоматами в руках.      
 Мужчина припарковался на полупустой парковке, вылез из машины, следом вытащил меня. По гравийной дорожке мы подошли к воротам стадиона – клетки.
- Открывайте, - крикнул конвоир.
 Загудели моторы. Створки пошли в стороны. Охранники вскинули автоматы, предостерегая людей по ту сторону ограды от необдуманных поступков. Конвоир втолкнул меня в клетку, бросив кому-то:
- Это последний.
 Створки за спиной поползли обратно с металлическим скрежетом, звучавшим как приговор.  Я огляделся: скамейки для зрителей разобрали, всё свободное место занимали люди. Очень много людей и все, на первый взгляд, здоровые.
- Бедный ребёнок! - меня обняла старая женщина с седыми волосами, спускавшимися ниже пояса, от неё сладко пахло духами и почему-то пирожками с картошкой и зеленью. - Тебе, наверное, страшно? Не бойся! Всё будет хорошо! Нас вылечат. Я знаю, лекарство уже почти нашли.
 Над головами затрещало, включились громкоговорители.
- Раз, два! Отлично. Здравствуйте, моё имя Правдин Игорь Владимирович, - голос звучал раскатами грома, - я … начальник карантина в вашем городе. Вы знаете, болезнь распространяется быстро. Пришло время признать, мы не можем её вылечить. И теперь, когда перепробованы все прочие способы, пришла очередь крайних мер. Я прошу у вас прощения! Приказ, который я собираюсь отдать, останется тяжёлым грузом на моей совести до самой смерти. Я хочу, чтобы вы меня поняли, ваши жизни необходимая цена за спасение миллионов. В истории вы останетесь героями. Знайте это!
 Говоривший закашлялся. Люди заволновались, загалдели, волной накатились на железную ограду. Я едва не упал. Спасла старая женщина.
- Ваши смерти не будут напрасными! Начинаем, - откашлявшись, закончил свою речь голос.
 Сквозь прутья просунулись чёрные трубки, хищно блестевшие на солнце. Люди продолжали наседать, всё сильней и сильней. Железная ограда закачалась. Казалось ещё чуть-чуть, и она не выдержит. А потом началось: из трубок полилось оранжевое пламя, стоило ему попасть на человека, и тот в дно мгновение превращался в вопящий факел. Людская волна отхлынула от ограды. Давка, крики. Я чувствовал жар огня. Запах горелого мяса и палёных волос забил нос. Громкоговорители над головой надрывались помпезными звуками военного марша.
 На самом деле меня здесь нет! Я мчусь сквозь мрак космоса навстречу великой миссии...
-2-   
 Крохотный кабинет. Лампы работаю в приглушённом режиме, создавая приятный для глаз красный полумрак.
- Тимофей, добрый день, рад вас видеть, - сказал мой психолог, сидевший за своим огромным столом.
 Я устроился на маленьком диванчике, напротив.
- Добрый день, Игорь Владимирович.
- С чем вы пришли сегодня?
- Всё с тем же, со снами. Мне по-прежнему снятся кошмары и порой, кажется, что сейчас тоже сон, а я на самом деле очень далеко от Земли.
- Интересно. Вы ходите на терапию?
- Конечно.
- Интересно...
 Игорь Владимирович выглядел неопрятно: ворот рубашки расстёгнут, узел галстука съехал вниз, обычно аккуратно зачесанная чёлка растрёпана. Глаза потерянные, обращённые вовнутрь. Складывалось впечатление, будто Игорь Владимирович мысленно далеко, но всеми силами старается не отрываться от реальности.
- Интересно, - в третий раз сказал он. - Сны не меняются?
- Нет. Хотя вчера мне приснился новый сон.
- Да-а-а-а...  - протянул Игорь Владимирович и громко выдохнул.
- Что-то не так?
- Нет, нет. Всё нормально. Расскажите о чём ваш новый сон?
- Ну... - я замялся, вспоминая порядком истёршиеся подробности. - Мне тринадцать лет. Я иду по своему дому. Мне страшно.
- Есть причины бояться?
- Да, но я их не знаю.
- Хорошо, - дрожащей рукой Игорь Владимирович сделал пометку в раскрытом блокноте, лежавшем перед ним, - продолжайте.
- Я иду. Слышу голоса. В моей комнате собрались мать и сёстры. Они в непонятных чёрных одеждах, похожих на хиджаб, я говорю не про платок на голове, ну вы меня понимаете?
 Психолог резко кивнул.
-… Они заражены, я вижу изуродованные лица и руки. Я здоров, но мама говорит, что болен именно я.
- Постойте, вы же понимаете, что когда вам было тринадцать лет, ни о какой эпидемии ещё никто не слышал? Болезни ещё не было. Да и сейчас о ней никто не знает. Первый заболевший появиться только через два с половиной года.
- Знаю. Более того, я понимаю, что меня там нет... И здесь меня нет... - последние слова вырвались сами собой.
 Игорь Владимирович захрипел, откинулся в кресле, хлопнул раскрытыми ладонями по столешнице. Из-под стола выбралась девушка в красном платье с открытой спиной. С её лопатки на меня смотрела набитая в цвете гейша: раскосые глаза, белые щёки с красными кругами румян, лукавая улыбка, выглядывавшая из-за края раскрытого веера. Очень знакомая татуировка.
Девушка повернулась. Сердце замерло. Россыпь веснушек, по которым я так люблю водить подушечками пальцев. Чуть съехавший после перелома на бок нос, кончик которого мне нравится целовать. Большие зелёные глаза, в которых я готов раствориться навсегда. Лера... Моя Лера.
- Чего так вылупился? - она нагнулась, из ящика стола достала влажную салфетку, вытерла испачканный белым рот, стёрла со щёк потёкшую тушь.
- Ты... – я опешил.
- Да я. А ты как думал? Погрузил свои яйца в межзвёздный корабль, сделал ручкой - «Пока крокодил, до свиданья аллигатор». Мне то, что делать? Тридцать лет в один конец. Ты только вдумайся, тридцать лет! Это же половина жизни!
- Я записал тебя как родственницу. Ты иммун, была в программе. Ты могла уснуть, а потом улететь на следующем корабле. Так написано в контракте.
 Лера ухмыльнулась.
- Ты уверен, что там, куда ты летишь, хоть что-то есть?
- Учёные уверенны. Планета похожа на нашу, у звезды в системе спектр как у солнца, расстояние …
- Ой, перестань, - перебила Лера, - как будто они раньше никогда не ошибались. Забудем про это, будем считать планета подходящая. Ты уверен, что вы долетите? Ты уверен в том, что, ещё жив?
- Я... - мысли в голове спутались, меня здесь нет, я сплю в капсуле, со мной всё хорошо.
- Я не хочу проспать тридцать лет, а потом проснутся в окончательно разложившемся мире и узнать, что будущего нет. Слышишь меня? Не хочу! Я хочу прожить свою жизнь.
 Разболелась голова. Я с силой надавил на виски. Меня здесь нет!
-3-
 Темнота. Кто-то поднял мою голову. Шлепки по щекам. Я с трудом открыл глаза. Зелёный туман. Надо мной навис тёмный силуэт человека. Он что-то говорил. Я не понимал слов.
 Туман немного рассеялся. Размытая рука показывала пальцы, три, шесть, девять. Силуэт что-то спросил. Я понял — он говорит по английский. В голове щёлкнуло, я стал понимать его.
- Сколько видишь пальцев?
- Не знаю, много, - чужие слова подбирались с трудом.
- Имя? Можешь назвать имя?
- Тимофей.
- Хорошо, личный номер?
- 10644.
- Замечательно, - силуэт посвятил в глаза фонариком, туман исчез, зрение вернулось в норму. - Попробуй сесть.
 Я исполнил просьбу.
- Молодец, сынок.
 Только сейчас я смог разглядеть говорившего со мной человека: немолодой негр в военной форме цвета хаки, седые волосы подстрижены белым ёжиком, лицо, изрытое морщинами, буквально светилось доброжелательностью, выбивались глаза, красные и больные от усталости. На груди табличка с именем - «Джей Джонс».
 Я огляделся. Зал гудел. Из капсул доставали людей, таких же дезориентированных, как и я.
- У нас получилось? - спросил я.
- Да, сынок, - негр оскалил белоснежные зубы в улыбке. - Мы на Терре! Поздравляю.
 Я выбрался из капсулы. Негр протянул коричневое полотенце и запаянный прозрачный пакет с вещами. Я взял.
- Тебе направо, выйдешь в коридор, повернёшь налево, чуть пройдёшь, увидишь душевую. Помойся, переоденься, потом по указателям придешь в «Большой зал», он так и называется. Будет общее собрание.
- О’кей.
 Аккуратно переступая через толстые кабеля, вьющиеся по полу чёрными удавами, я вышел из зал в коридор, на ходу обтираясь полотенцем. Было холодно. Я не обращал на это внимания. Душа ликовала. Мы смогли! Мы сделали!
 По пути навстречу попалось несколько человек. Все радостные, окрылённые ликованием, улыбающиеся. Проходя мимо они, хлопали меня по плечу. А вот в душевой было пусто и тихо. Только где-то капал плохо закрытый кран.
Я разорвал пакет, разложил на скамейке вещи: трусы, майку, серый комбинезон из плотной ткани и мягкие мокасины. Сняв плавки, в которых столько лет спал, занял одну из душевых кабинок.
 Горячая вода барабанила по замёрзшей коже крохотными иголками. Они сливались в ручейки, бежали вниз, собирались под ногами в лужу. Я спал тридцать лет... Три-дца-ть ле-ет! Огромная цифра, не так-то просто уместить её в голове.
 Я прижал лоб к запотевшей железной стене. Боже мой, когда я давал согласие на участие в проекте даже помыслить не мог, что всё закончится хорошо. Надеялся, но не верил. А теперь я на Терре, стою под горячим душем. Тридцать лет сквозь космос и совсем не хочется в туалет. Я ухмыльнулся глупой шутке.
 Завыли сирены. Я рефлекторно выскочил из душа, не вытираясь, натянул на голое тело комбинезон, сунул ноги в мокасины. В коридоре столкнулся с мужчиной в оранжевом костюме химзащиты.
- Что случилось? - отскочив в сторону, спросил я.
- Ерунда...
 Мужчина повернулся ко мне, из-за прозрачного пластика колпака, венчавшего голову, на меня смотрел лысеющий интеллигент в старомодных очках, круглых в тонкой металлической оправе. Белки глаз испещрены золотыми прожилками, на щеках фиолетовые точки которые совсем скоро превратятся в язвы. Левой руки нет, рукав заправлен за спину.
- Небольшая вспышка болезни, - мужчина помахал пистолетом, я сделал шаг назад, упёрся спиной в стену, - теперь помаленьку решаем проблему.
- Но... Этого не может быть. В проекте участвуют только иммуны.
- Тем ни менее, - мужчина навёл на меня пистолет.
- Зачем? - дуло смотрело бездонной чернотой, в горле пересохло.
- Мне жаль, но ты болен.
- Нет, не может быть, я здоров!
- Да? Посмотри на свои руки.
 Дрожащими пальцами я закатал левый рукав. От локтя до запястья цвела россыпь маленьких язвочек.
- Нет... Я не могу быть больным. Это сон! На самом деле мы ещё летим, - я бубнил под нос самому себе. - Просто сон. Я сплю в капсуле, вижу кошмары. Да... Очередной кошмар. Не первый и, наверное, не последний. 
- Извини.
- Стой, не стреляй, ты и сам болен.
- Очень может быть. С этой проблемой я разберусь позже.
 Два выстрела.
-4-
 Комната с белыми до рези в глазах стенами, полом и потолком. В центре красный стол и два стула. Я сижу на одном из них в жёлтой смирительной рубашке, притянутый к спинке тугими ремнями. Ножки стула привинчены к полу болтами. В голове бардак. Словно читаешь книгу с середины, только за место романа собственная жизнь. Что это за место?  Почему я здесь оказался? Как я сюда попал?
 В стене образовался дверной проём, в комнату вошёл мужчина, старый негр, одетый во всё белое. На одно мгновение мне показалось, что его руки и голова парят в воздухе. Он сел напротив, со скрипом пододвинулся к столу. В отличие от моего стула, его стул к полу привинчен не был. Положив руки на стол, словно школьник на уроке, негр сказал:
- Доброе утро.
- Что это за место? - спросил я.
- А сами как думаете?
- Больница?
- Можно и так сказать. Мы предпочитаем другое название — кризисный центр.
- Почему я здесь?
- Скажем так, у вас есть некоторые проблемы, с которыми мы помогаем справляться нашим подопечным.
- Я не понимаю. Меня исключили из программы? Я никуда не полетел? Что происходит?
- Тихо, успокойтесь. Мы сейчас с вами побеседуем, о том, почему вы здесь, о программе и об остальном. Уверяю вас, всё встанет на свои места.
- Вы... - меня поразила догадка. - Вы... Вы думаете у меня не все дома? Да?
- Ни в коем случае. Просто у вас есть проблемы, вместе мы их решим.
- Да пошёл ты!
 Неопределённость вылилась в ярость. Я забился на стуле, пробуя на прочность смирительную рубашку и ремни. Отсюда надо выбираться.
- Так дело не пойдёт.
 Негр перегнулся через стол, молниеносным движением сделал мне укол в шею, откуда у него взялся шприц я не понял.
- Это что-то типо успокоительного, - пояснил он и положил пустой шприц на свой край стола. - Вдобавок оно поможет нашему разговору. Я буду задавать вопросы, а вы отвечать правду. Во всяком случае, то, что считаете правдой.
 Я ещё пару раз дёрнулся, а потом на меня навалилась апатия. Мир отодвинулся на несколько шагов, я словно смотрел на себя со стороны, амёбным, совершенно безвольным наблюдателем.
- Вижу, укол начал действовать. Как вас зовут?
- Тимофей.
- Год и место рождения?
- Восемнадцатое апреля две тысячи шестьдесят пятого года, город Славный.
- Город Славный это где?
- Не понял вопроса. Вам нужны географические координаты?
- Нет, меня интересует в какой он стране.
- Это уже не имеет значения, - после эпидемии страны перестали существовать.
- Отвечайте, пожалуйста, на вопрос. Имеет значения или нет буду решать я.
- Россия.
- О... Хочу заметить у вас очень хороший английский.
- Спасибо. Усиленный курс. Нас хорошо готовили.
- Вот, - негр улыбнулся, - подбираемся к сути. Для чего вас готовили?
- Проект «Ковчег», инженер первой волны, мы должны были подготовить основу для колонизации.
- Колонизации? - негр вскинул бровь. - Где это Россия собралась устраивать колонию?
- Не только Россия. «Ковчег» - международный проект.
- Что же мир собрался колонизировать, не оставив известность нас?
- Терру.
- Что такое Терра?
- Планета похожая на Землю.
 Негр рассмеялся.
- А ведь вы в это верите. Ладно, пусть так. Зачем вам понадобилось колонизировать другую планету, да ещё и названную так просто, без фантазии?
- Эпидемия, болезнь уничтожила примерно девяносто пять процентов населения.
- Болезнь? Название?
- Золотая чума, гниль... Названий много.
- Меня интересует медицинское название.
- Я не знаю.
- Симптомы?
- Золото в глазах, язвы. Тело разлагается, буквально разваливается на части. Возможно помешательство, приступы агрессии. Время течения болезни варьируется, от нескольких дней до месяца. Боль заражённые испытывают только в начале.
- Хорошо, у оставшихся пяти процентов, наверное, был иммунитет? Зачем вам понадобилось улетать с планеты? Проблема перенаселения решена, ресурсов в избытке. 
- Иммунитет не у всех выживших. Иногда случаются локальные вспышки эпидемии. Не исключается возможность мутации болезни. К тому же, новорождённые, даже у родителей иммунов, в большинстве рождаются без иммунитета. Мы вымираем. Терра — наша единственная надежда.
- Допустим, в чём суть проекта «Ковчег»?
- Набрали иммунов. Переселение на Терру в две волны. Я в первой. Мы должны подготовить основу, развернуть купола, проверить атмосферу и так далее. На это отводится два года, потом мы должны отправить сигнал и снова лечь спать, на тридцать лет, до прибытия второй, основной группы.
- Как интересно. Тимофей, когда вы соглашались на этот проект, вы верили в его успех? Не лучше было остаться на Земле и дожить свой век? Как знать, возможно, на пепле старого мира вырастете что-то новое? Вы об этом не думали?
 Действие укола кончалось. Слова негра мне не нравились. Странные, безумные. Я чувствовал, как медленно подкрадывается страх. Всё вокруг стало казаться ненастоящим, всего лишь декорации.
- Что же вы молчите, Тимофей?
 Негр опустил голову. Снял с глаз линзы. Уставился на меня золотыми глазами без зрачков.
- Вы не подумали, Тимофей, что болезнь была необходимым толчком для рождения новой жизни? Да через ужас, да через кровь, но так и должно быть, пусть роды тяжёлые, зато новая жизнь прекрасна.
 Сердце сжалось. Этого не может быть. Бред! Точно бред! Ещё один кошмар! Всего лишь кошмар.
- Мне надо проснуться, - бормотал я. - Сны... Я устал от них. Просто хочу, чтобы всё это кончилось.
 Негр снова перегнулся через стол. Его золотые глаза смотрели прямо в мои. Я не мог отвести взгляда. Золото забиралось в голову, упругими нитями оплетало сознание. 
- Вы, Тимофей, хотите, чтобы всё кончилось? Хотите проснуться?
- Да.
- Я могу вам помочь...
-5-   
 Иногда просыпаться тяжело. Сознание не хочет отпускать ночные грёзы и изо всех сил держится за них. Но это не может длиться вечно. Рано или поздно приходиться проснуться.
 Я открыл глаза. Вокруг золотой кисель светящийся мягким светом. Я парю, не чувствуя тела. Мириады проводов облепили грудь, руки и ноги. Над головой проступают очертания прозрачного потолка, за ним размытое пятно черноты. Я попытался шевельнуть, хотя бы пальцами рук. Безуспешно. Словно и нет у меня тела, одно лишь сознание. Но это ерунда, я же его вижу. Я… А, кто я? Где я? В голове пусто… Набросилась паника. С каждым мгновением она заполняла собой всё больше места, с остервенением выжимая прочие мысли. Так нельзя. Надо успокоиться! Пару раз глубоко вдохнуть, взять себя в руки. Вот только я не дышу, совсем.
 «В дезориентации и кратковременной, эпизодической потери памяти сразу после пробуждения нет ничего страшного, это нормально» - вспомнились чьи-то слова. Ладно, допустим так…
 Тимофей! Моё имя! Мама называла Тёмой. Я участник проекта «Ковчег». Иммун. Хлебные крошки из слов завели в лес. Воспоминания обрушились лавиной образов. Сны перемешались с реальностью, я не мог разобраться что правда, а что мне только привиделось. Хотелось кричать, но кисель забил рот и лёгкие. Сейчас я не человек. Кусок законсервированного мяса в прозрачной банке под золотистым маринадом. Мчусь сквозь космическое пространство, и кто знает, сколько из тридцати лет дороги оставлено позади.
 Перед отлётом нам рассказали в общих чертах как работают капсулы сна. Короткий ликбез, по мнению психологов, должен был избавить нас от «страха полёта во сне», так они называли наше беспокойство по поводу тридцатилетнего пребывания в капсуле из пластика и стали.
 Всё просто, золотистый кисель – «анабиозный гель», если называть почти правильно, замещает в теле воду и липиды. В таком состояние, при поддержании температуры в двадцать градусов по Цельсию и соблюдение условий хранения, человек может существовать в пограничном состояние, между жизнью и смертью, до тысячи лет.
 Когда приходит время проснуться, автоматика в капсуле меняет состав геля. В теле восстанавливают баланс воды и липидов, трубка откачивает из лёгких жидкость, короткий разряд и сердце снова бьётся, кровь бежит по венам, человек оживает.
 Я знаю это и не могу понять, как можно проснуться во время полёта? Как можно видеть сны? Разве консервы могут грезить, думать, испытывать чувства? Видимо, всё же могут. Я тому доказательство.
 Мозг в банке. Как бы мне хотелось, чтобы это был сон, ещё один кошмар… Но нет, я знаю, теперь всё взаправду. Ужас накатывал рокочущими волнами, с каждым разом отодвигавшими линию прибоя всё дальше. Очень скоро не останется ничего кроме ужаса. Сколько лет осталось до Терры? Как долго я буду барахтаться в собственных мыслях? Годы? Десятилетия? Мне, кажется, я сойду с ума. Я почти уверен в этом.