Отец Семен служил ведь не только в Соловейкинской церкви. Поручил потому что ему батюшка благочинной в окормление еще несколько мест общественных для молитвы. Одно такое место на краю бескрайнего клюквенного болота называлось селом Сурыхновым. Где церковь, значит, стояла, а при ней свой официальный староста. Священника-то своего сурыхновского местные жители лет шестьдесят как не видали. Бабушки старенькие только и помнили: был-де батюшка, да как звать, не помним ничево, а помним только, что был он маленькой да ходил все пьяненькой. Ну да не нам судить.
Да. Вернемся к старосте. Звали его совсем, как Чехова - Антон Палычем, и умел он в области техники самодвижущейся очень даже многое. Поскольку в колхозе трудился по этому направлению, а как колхозы приказали долго жить, дак еще и фермерил на местных землях одно время. Про этого Антона Палыча еще баба Женя, которая по следам следовика хотела двинуться, говорила опасливо. В том смысле, что он на тракторе чего хошь хоть куда вывезти может. Имея в виду вывозку камня-следовика с берегов болотистой ляги. К Сурыхновской церкви на поклонение людям. Ну, да мы думаем, что все это бабы Женины фантазии.
Итак, добротный был староста, непьющий, работящий. А главное, были годы, когда числился он в области организации культурного досуга народного под руководством самой Марфы Титовны. Которая была в свое время в высоких руководителях местного масштаба, как партийных, так и культурных. Потому, значит, слыл Антон Палыч надежным человеком. И как только церкви разрешили снова открывать, решил бывший деятель культуры организовать приход хорошо сохранившегося Сурыхновского храма. Чтобы стать старостой - руководителем нового очага культуры, альтернативного сельскому клубу с его нетрезвой атмосферой и нехорошими фильмами. Благочинный тогдашний уговаривал было Антон Палыча стать священником в новом приходе, но не успел в своих уговорах. Жил сам староста не в Сурыхнове, а в деревне Тараканиха. Это в сторону от болота версты три будет. От Соловейкина, значит все 24.
И вот на первой седмице Великого Поста у этого самого старосты скончался родственник, брательник какой-то троюродный, что ли. Ну и отца Семена позвал Антон Палыч в Сурыхново, да и в Тараканиху. Чтоб, значит, отпевание покойного в церкви совершить, да до могилы проводить. Ну и поминки посетить, как заведено в земле Русской.
С тяжелым сердцем, но согласился отец Семен. Нельзя ж покойника без отпевания хоронить. А на тяжесть сердца у батюшки свои были причины. Согласно церковному уставу, поминки в Великий Пост по субботам только и разрешены. А разве поймет народ в русской деревне объяснения уставные? Добро бы еще скромно помянуть - кисельком с блинками. А то ведь на поминки у нас заведено, чтоб стол был, как на великий праздник. С водкой или самогонкой (что дешевле!) чтобы да разносолами. А пригубит батюшка из рюмочки - и всё, все деревни окрестные будут знать, что поп-де пьющий, или и пьяница. Так у нас в деревнях бывает - и нальют, и осудят. И на этом конец авторитету священника. Причем, в данной местности - навсегда. С воспоминаниями в дальнейшем типа "маленький да пьяненький". Вот. А тут еще Великий Пост, да первая седмица, когда молиться надо, а не на поминки разъезжать. Но возложил отче надежду на Божию помощь, помолился, да и поехал. Там, решил, видно будет.
В Тараканиху подвезли батюшку заранее, с утра. Родственники умершего на трясучей "буханке". Ибо своей машинки все еще не было у отца Семена. Антон Палыч пригласил батюшку к себе - погреться, посидеть, да чаю попить. Пока, значит, гроб-то в церковь отвезут, да печки дотопят церковные. На дворе ведь зимушка покамест. Везде снегу, как в тайге под ёлками. И морозец соответствующий, градуса там двадцать три - двадцать четыре.
А утро идет, а день светает. Сидят отец Семен со старостой дома за столом. Чаю вот с медом сотовым отведали: в семье пост соблюдают. Глядит батюшка: у хозяина книг дома шкафа четыре, да все тома большие. Антон Палыч, знать, человек образованный да сурьезный. Тома-то какие: сплошь Чехов да Достоевский! Хорошо. Пьют чай. Прибегает из кухни кошка трехцветной масти. И возле батюшкиной ноги начинает вылащиваться. Посмотрел отче, и говорит: "Добрая кошка какая, Антон Палыч. Не боится. Одна кошка у Вас?". Староста глянул, да и молвил: "Не, не одна. Еще кот есть. Да только дома его все время нету. Постоянно в блуде". Батюшка от таких слов сразу и понял, что так прямо мог сказать только человек высокой нравственности…
Посидели еще. Пришло времечко в Сурыхново отправляться, на отпевание, стало быть, да на похороны. Антон Палыч завел свою старенькую "Победу", которая в дальний-то путь отправляться уже не могла, а вот в церковь съездить - это пожалуйста. Специально с утра разогревал картер паяльной лампой, значит, чтобы в морозец запустить раритетную технику. Добрались с батюшкой без приключений до церкви. Благополучно отче отпевание совершил, да проводили усопшего всем местным миром в путь незнаемый. И теперь предстояло самое страшное во всем этом мероприятии - поминки. "Непременно ведь холодца, небось, наварено. Да водки наставят батарею на стол", - тоскливо думалось батюшке. Если б была у него машинка, как-нибудь отбоярился бы, да и уехал. А тут никак. Никто тебя не повезет, пока поминки не кончатся. "Помогай Бог", - вздохнул батюшка. И поехал со старостой обратно в Тараканиху...
Войдя в большую комнату, отец Семен увидел большой накрытый стол. Всё по русскому обычаю. Холодец в мисках, салат оливьешной, батарея бутылок с прозрачными напитками… Ох ты! Тут же кисель в кастрюле да овощи нарезанные в блюдах. Фу-ух. Слава Богу! Можно и помянуть тогда. Хозяйка тут же стоит, да новую проблему батюшке предлагает. "Благословите, говорит, батюшка, стол". Сразу в голове и пронеслось у отца Семена, со скоростью света, наверное: "Стол благословлять - значит мясо и водку благословлять. И тем самым людей подталкивать к выпивке, значит". А люди те самые притихли и смотрят. Человек тридцать. Помолился батюшка про себя, сказал немножко о посте и поминовении и вдруг… принял решение невольно заняться богослужебным творчеством. И благословил поминальный стол так: «Христе Боже, благослови ястие без мяса и питие без водки рабом Своим, яко Свят еси…»
Антон Палыч сказал "Аминь", и народ с разочарованным видом сел за стол. Ели, конечно, от всего, что было на столе, но к водке мало кто притронулся. Из женщин, по крайней мере, никто. Батюшка со старостой помянули кисельком да салатом овощным. Трапеза прошла почти в молчании, и закончилась быстро. Только жены несколько раз прерывали путь тянущимся было к прозрачным бутылям рукам своих мужиков. Сопровождая действия свои резким шепотом: "Куда лезешь? Не слыхал - не благословлёно вам сегодня".
После трапезы отец Семен прочитал благодарственную молитву. Народ стал выбираться на улицу. Да всё больше женщины. Почему именно женщины, батюшка узнал, перед самым выходом посмотрев на остатки трапезы. Прозрачная батарея на столе вдруг сильно поредела. А у края стола зачем-то столпились мужики. И на прощанье отец Семен услыхал голос из столпотворения: "Ну давай, Митрич! Налей-ка за покойничка неблагословлённой!"
Январь 2016