Петрович сидел перед компьютером и внимательно что-то рассматривал на мониторе. Затем откинулся на спинку кресла и вдумчиво закурил. Его мысли были заняты обдумыванием только что прочитанного, но платить триста рублей за какое-то там генеалогическое исследование он не был готов. Потушив окурок среди зверски замученных собратьев, Петрович кхекнул и, выключив компьютер, поплелся собираться на работу. Посмотрев в зеркало, и не обнаружив там мученического венца, Петрович тяжко вздохнул еще раз, поправил кашне, аккуратно обернутое вокруг шеи, и, подхватив свой любимый чемоданчик, отправился в путь на ненавистную работу. Хотя почему ненавистную? Был Петрович собирателем историй и образов, а уж столько образов, сколько он видел за всю свою тридцатилетнюю рабочую жизнь, пожалуй, не видел никто. И именно за это он и любил свою работу, хотя и в экскрементах копаться ему приходилось достаточно часто, но Петрович жаловаться не собирался.
На работе, как всегда, была Аннушка, и мысли Петровича перескочили на нее. Не любил он Аннушку, хотя и сам не понимал – за что же. Вроде и премии она ему выписывала, и относилась по-человечески, а вот жеж оно. Кто разберет тонкую душевную организацию маленького человека? Петрович аккуратно поставил чемоданчик на свой стол, и принялся в нем копаться, издавая металлический лязг.
- Петрович, а нельзя ли потише немного? Я тут мозги пытаюсь в кучу собрать, - немного раздраженно попросила Аннушка. Мужчина страдальчески скривился:
- Эх, Аннушка, знала бы ты…
- Что? – рявкнула женщина и Петрович понял, что она явно не в настроении. Закрыв чемодан, мужчина присел за стол, и стал наводить порядок в ящиках стола. Аннушка подняла голову:
- Петрович! – мужчина резко подскочил и, ударившись головой о полку над своим рабочим местом, понял, что выражение – «искры из глаз» - взято не с потолка. В его мозгах что-то крутанулось:
- Да какой я Вам Петрович?! Меня зовут Иван Петрович! – И он с ужасом понял, что впервые за двадцать лет произнес свое имя вслух, и вроде бы даже как-то начальнице своей хамит, но остановиться уже не мог.
- В конце-то концов, Анна Сергеевна, какого рожна Вы вечно меня тыкаете носом в экскременты?! Мне просто интересно, честное слово! Мой род ведет начало практически от Рюрика, да, да, того самого, который власть на Руси захватил! Так что требую, а пока просто прошу – человеческого обращения, Петрович – это кличка для собаки! – разбушевался мужчина, не обращая внимания на то, что начальница его застыла соляным столпом, аки Лотова жена. Аннушка не любила ругаться с Петровичем, и даже как-то побаивалась его, особенно когда тот был пьян. А судя по его дерзкому поведению – он был в зюзю.
- Петрович.. Ой, Иван Петрович, ну вообще-то ты, простите, Вы, сами попросили Вас так называть. Видите ли, Вам не нравилось Ваше имя, а отчество Вы вполне переваривали, - опешила женщина.
Петрович пытался остановиться, но не мог:
- И вообще, я требую увеличения зарплаты, а на сегодня я беру отгул, коих у меня, насколько я помню, накопилось прилично, - мужчина подхватил чемодан и вылетел на улицу, хлопнув дверью. На улице его продолжило трясти, и он решил пойти домой, чтобы прийти в себя. Вокруг щебетали птички, мяукали коты, и с удивлением Петрович обнаружил, что на улице весна. Это открытие настолько поразило его, что он остановился и пробормотал:
- Итишкина жизнь, а ведь хорошо-то как! Не просто хорошо, а прекрасно, - тут его мысли снова обратились к генеалогическому древу, или по простому – родословной.
- Дурак ты дурак, Петрович, - обозвал сам себя наш герой, подхватывая чемоданчик, - ну куда ты решил лезть со своим рылом да в калашный ряд, - он продолжил путь домой, бормоча что-то нечленораздельное себе под нос. Его взор упал на любимую забегаловку «Три поросенка» и трудное решение было принято. Зайдя внутрь, он заказал себе «Взрыв мозгов». Бармен с уважением посмотрел на Петровича:
- Дружище, я тебя, конечно, знаю… Но… Ты уверен?
- Конечно! – он вытащил сто рублей и положил на прилавок. Бармен достал три бутылки и принялся смешивать адское зелье. Сначала пошла водка, затем виски, и, в конце концов – шампанское. Взяв бокал, Петрович занюхнул рукавом и выпил. Ядерная смесь словно цунами понеслось по организму Петровича раза четыре туда-сюда, и ударило в голову, от чего мозги его прояснились и он вспомнил, что же он наговорил Аннушке. И тут Петровичу стало второй раз в жизни стыдно. Первый раз его охватил стыд в далеком детстве – когда он и мама стояли в очереди к Мавзолею, мама решила отлучиться в магазин за дефицитной колбасой. Прошел час, очередь медленно, но верно двигалась, мамы все не было… Пошел второй час, мама не возвращалась, и Ваня чувствовал, как к глазам подступают слезы. Он беспомощно завертел головой, и его метания заметил неприметный мужчина лет тридцати:
- Мальчик, что случилось?
- Дя…дяденька, - Ваня все-таки начал плакать, - мама ушла за колбааааааской, а меня ос… оставила… А мне страшно без нее…
- Не плачь, мальчик. Тебя как зовут?
- Ваня. А Вас?
- Дядя Вова. Держись за руку, сейчас пройдем, - мальчик доверчиво сжал теплую и большую ладонь дяди Вовы, и тот повел его куда-то в сторону. Там он с кем-то переговорил, и их провели в Мавзолей через черный ход. Перед глазами ошеломленного мальчика вырос постамент, на котором стоял гроб, из которого торчал нос и кусок лица. Дядя Вова поднял мальчика повыше, и тот увидел Владимира Ильича – он был сух, сморщен и желтоват. С тех пор Петрович и запил.
Через пару минут они вышли на улицу, и Ваня увидел маму, которая металась туда-сюда.
-Твоя мама? – спросил дядя Вова.
- Да. Мама! Мамочка! Мамуля! – кинулся к ней Ваня.
- Сынок, я тебя уже потеряла! А Вы кто?
Мужчина показал красную книжицу, и мама Вани как-то уменьшилась в размерах, хотя была дамой габаритной.
- П-п-простите, не ожидала, что так выйдет. Сама-то я в Мавзолее была, а вот сыночка…
- Ничего страшного. Мы посмотрели, - дядя Вова подмигнул мальчику и растворился в толпе.
Закончив детские воспоминания, Петрович попросил еще один «Взрыв мозгов», который скользнул внутрь словно мягкая пенка, и вернулся на работу, купив предварительно букетик чахлых ландышей у бабульки в метро.
- Анна Сергеевна, я, это, извиниться пришел. Сам не знаю, что на меня нашло, - и неловко сунув букетик оторопевшей Аннушке в руке, поспешил скрыться на вовремя подвернувшийся вызов.
Так Петрович вернулся в народ.