Время хороших новостей

Роман Дайвер Пономаренко
 Обстановка съемной двухкомнатной квартиры напоминала логово советского маргинала. Возле стены стоял старый сервант, заставленный книгами, которые когда-то были гордостью хозяина и которые уже лет 20 никто не осмеливается читать. Ставшие пережитком прошлой эпохи, они укоризненно смотрели на периодически меняющихся жителей квартиры. Никто не мог их выкинуть, но и читать не осмеливались. Напротив серванта находился старый диван.  В месте, где сходятся подушки, образовалась небольшая канавка. С завидной регулярностью этот диван поглощал в себя пульты от техники, телефоны и прочие небольшие предметы. Больше в комнате ничего примечательного не было.  Под потолком висела 60 ваттная  лампочка, облаченная в пыльный плафон, напоминающий по своей форме цветок вишни.  Вторая комната была пустой и закрывалась на ключ.
 
 Мне всегда нравились кухни. Я всегда считал кухню самой важной частью дома. Даже не потому, что там утоляется один из основных инстинктов.   На кухне можно сосредоточиться на разговоре. При этом можно перекусить или выпить.  Я не раз вспоминал, как в детстве меня выгоняли взрослые из кухни. Они что-то громко обсуждали, выпивали и смеялись. В непрозрачном стекле двери, отделяющей кухню от коридора, мелькали силуэты, сквозняком доносился запах сигаретного дыма. И вот я стал взрослым, и поглощая запретные плоды детства, тоже стал выбирать для посиделок кухни.  У каждого может быть свое мнение на этот счет.
 
 Эта кухня была маленькой, но уютной. Возле  раковины находилась старая газовая плита, на которой работала только одна конфорка. Напротив располагался стол, покрытый клеенкой над которым висел шкаф с кухонной утварью.
Я часто бывал в этой квартире, и даже на кухне у меня было свое место. В книгах по ведению переговоров пишут, что человек чувствует себя дискомфортно, находясь спиной к выходу. Наверное, это правило распространялось не на всех— место, выбранное мной, находилось возле двери.

 Сегодня днем позвонил Марк и сказал, что все повторилось. Мне этой фразы было достаточно. В ближайшем магазине я взял бутылку водки и пачку сигарет— неизменный компас в бесконечных философских разговорах.

 К моему приходу на  столе застелены газеты. На газетах лежит картошка в мундирах, куски порезанной селедки, малосольные огурцы. Я добавил к этому натюрморту бутылку водки и достал из шкафчика пару граненных стаканов.
Я сел на свое любимое место. В очередной раз меня посетила мысль, что у человека должно быть свое место в жизни и свое место в гостях, где он часто бывает. С первым я еще не определился, второе выбрал раз и навсегда.

 Марк откупорил бутылку, первый раз мы выпили по 100, чтоб алкоголь ударил в голову.  Поддав пару раз, мы перекурили, я открыл форточку, впуская воздух в кухню. По телу прошли мурашки. На контрасте от внутреннего тепла, внешнего холода и сигаретного дыма.

 Марка я знал со школы.  Сейчас мы периодически сталкивались по работе. Его фирма занималась перевозками-- ничего особенного. Он был каким-то средним начальником, мы редко разговаривали на эту тему.

 Пару часов мы обсуждали общих знакомых, философию, музыку и литературу, как в любой нормальной выпившей компании.  Я видел, что Марк пытается перейти к сути нашего собрания.  Никогда не любил вытягивать откровенные признания плоскогубцами, так же как не любил когда это применяли ко мне. Мы выпили и сходили еще за одной бутылкой и парой банок пива. Марк ушел на какое-то время в себя, я залип в телефон. Клубы дыма  зависли под потолком. Только сейчас я заметил, что играет радио. Марк докурил и с силой вдавил окурок в переполненную пепельницу:

-- Вот скажи мне, они все такие суки?
--В смысле?--  я догадывался, о чем он. Мне нужно было немного времени, чтобы выстроить линию диалога, поэтому я задал этот вопрос.
--Ты думаешь, они все одинаковые?-- немного мягче спросил Марк, который знал, что я не люблю критичных высказываний.

--Я всех не знаю. Думаю не все, но это заложено в их природе. Мало кто сможет этому противостоять,-- я часто говорил не то, что думаю, чтобы противопоставить  свое мнение оппоненту. Спортивный интерес  часто вводил меня в абсурдные споры. Умение доказывать свою точку зрения не раз ставило в тупик моих знакомых. Сейчас мое мнение совпадало с моими словами. Я действительно так думаю.

--Да, это все чертовы инстинкты…-- Марк нервно достал новую сигарету, зажал ее между пальцами, но не подкуривал,-- просто у меня, кроме нее никого больше нет. Ты же знаешь. Попытайся понять. Я не буду тебе рассказывать, что не смогу без нее жить, потому что мы сидим на этой кухне и я жив. Чувство, будто у меня что-то отобрали. Наверное, я просто слишком привык. Не зря говорят, что нельзя привыкать—  перестаешь ценить. Теперь я это осознал на своем опыте.

--Сколько уже времени прошло?
--Четыре дня.
--Такое уже бывало…
--Она всегда возвращалась. И в этот раз вернется, понял?- после нескольких чирков зажигалки, Марку удалось высечь огонь, и он закурил.
--Да понял я, не волнуйся, в этой войне я за тебя…
--А в какой-то другой войне?
--Это же образное выражение. Я вообще за конструктивный диалог.
--Я все понял, скажи лучше, что мне делать дальше?

--Откуда мне знать, я  не люблю давать советы, особенно подобного рода. Со мной такого не происходило. Думаю, ждать, это будет правильным решением. В любой непонятной ситуации—жди. Ты же сам мне не раз говорил – перед тем, как что-то делать, остановись, подумай. Жаль, что не всегда есть время на размышления, иногда требуется быстро принимать решение.
--А если она не вернется?

 Мне хотелось, сказать, что хрен с ней, это не самая большая проблема. Есть глобальное потепление, масоны, исламское государство, да и то, что доллар растет по дням, не добавляет позитива. Людей волнуют их мелочные трагедии. Пусть весь мир мне посочувствует. У других все хорошо, только у  меня проблемы. Я бы никогда не сказал это вслух, потому что у людей есть барьер в виде мыслительной деятельности, отделяющий мысли от слов. Люди уживаются только потому, что скрывают свои мысли. И когда тебе говорят «скажи правду», своей версии правды бывает достаточно, чтобы не портить отношения с окружающими. Явный заговор лицемеров, которые ежедневно говорят друг другу то, что хотят от них слышать.
--Рано еще рассуждать об этом. Может она придет сейчас, как  Бог из машины в греческих спектаклях. Все будет хорошо…

--Откуда ты знаешь?
Меня это начало немного утомлять. Понимаю, у человека душевные муки, но я не нанимался  сейфом чужих страданий. 
--Все будет нормально с твоей сраной кошкой. Погуляет и придет, сейчас весна у нее течка и тому подобное. Такое происходит каждый год, мы напиваемся и ждем ее прихода. Заведи себе лучше девушку, они хотя бы дают знать, когда уходят.  Или попугая. Они никуда не уходят, только шума по утрам много. Извини, мне не стоит этого говорить, но твоя проблема надуманная. Не хочешь, чтоб подобное повторялось-- стерилизуй кошку и не выпускай на улицу,-- я почувствовал огромное облегчение. Ощущение  свободного падения. Выразить открыто свое мнение-- бесценно. Я ходил по тонкому лезвию бритвы. Через минуту могла начаться драка или я просто мог лишиться друга. Срочно нужно остыть, взять себя в руки. Я замолчал и закурил.

 Похоже, что Марка не сильно задели мои слова. Мы молча выпили и он сказал:
--Ты прав, если она вернется, нужно будет ее стерилизовать. Главное, чтоб вернулась.
В этот момент в  комнате послышалось какое-то шевеление. Нехотя мы встали и пошли поглядеть, что упало. Марк включил свет. На столе сидела исхудавшая бело-рыжая кошка. Она, как ни в чем не бывало, подняла лапу и начала непринужденно вылизываться.  У Марка на глазах заблестели слезы радости.

--Анжела, ну что, нагулялась проститутище?
Кошка, реагируя на имя и интонацию, перестала заниматься своим делом и выдавила из себя простое членораздельное «мяу», как бы отвечая на все вопросы, которые в течении нескольких часов повисли над кухонным столом. Марк подхватил Анжелу на руки и закружился с ней по комнате. Уже через 30 секунд она замурчала. Я понял, что в этой семейной идиллии мне больше делать нечего.
--Давай еще выпьем, и я уйду.
--А пиво?
--Пусть будет тебе на завтра.
--Хорошо.

 Мы выпили за успешное возвращение кошки, чтобы все наши проблемы решались так же просто в срок не более 4х дней. Я надел свою демисезонную куртку и зашнуровал кроссовки.  Возле входной двери ко мне подошел Марк (это было не обязательно, потому что дверь закрывалась автоматически). Он пожал мою протянутую руку.
--Знаешь, спасибо тебе за все, что слушал весь вечер мои бредни.  Я кое-что понял. Точнее, только сейчас это осознал. Когда у меня будут дети, я не хочу девочку. С ними много проблем.

--Женщины-- не кошки, у них более вариативное поведение.
--Думаешь?
--Уверен.

 Мы еще раз пожали друг другу руки, и я вышел в весенний вечер. После прокуренной кухни воздух было особенно чист и свеж. Домой идти не хотелось. Я проложил в голове самый длинный маршрут. Музыку слушать не хотелось, не хотелось, чтобы настроение было продиктовано чем-то. Все эти кошки, кухни, пьяные разговоры казались чем-то далеким и нереальным. Хотелось дышать, жить, чтобы дорога не заканчивалась, чтобы на пути попадались только хорошие люди, а встречные фары не светили, чтобы ноги не попадали в лужи, чтобы Земля не останавливалась, ядро не остывало, чтобы кассовая лента никогда не обрывалась на тебе, чтобы масоны оказались выдумкой Дэна Брауна, а хорошие предсказания из печенья сбывались. Мысли цеплялись одна за другой и превращались в непрерывную цепочку. Где-то на задворках сознания, параллельно с другими, маячила одна мысль «Как можно было  назвать кошку Анжелой?».