На том берегу

Ян Соловей
Я стою в очереди к стойке регистрации. Большой брат смотрит на меня всеми камерами, которые доступны в аэропорту. Ни уголка, чтобы побыть наедине с самим собой. Даже немного неуютно. Кондиционеры едва-едва справляются с духотой. Надеюсь, в самолете будет полегче.
Слишком много людей. Как будто Сахалин в конце августа – идеальное место для отдыха. Почти десять тысяч километров. Семь часов разницы. Я делаю огромный шаг.
Наконец, я занимаю свое посадочное место. Рейс «Москва – Южно-Сахалинск» готовится поднять меня и еще пять сотен пассажиров в воздух.

 - Я буду ждать тебя.  – Эхо шелестит в голове.

Улыбаюсь воспоминаниям. Я познакомился с этой девчонкой около трех лет назад. Смешно сказать - познакомились в интернете. И мы никогда не виделись. Ничего. Потерпеть десять часов – не так много.
Наверное, я с первых сообщений влюбился в нее. Иначе, сейчас бы тут не сидел. В Сети все кажется за углом, на расстоянии вытянутой руки. Такой казалась и она. Хватит ждать, пора воплощать фантазии в реальность. Мы три года ждали. Этого достаточно. Хм. Это мое самое большое и долгое приключение.
Нас всех слегка потрясло на взлете. Я сжал зубы и покрепче ухватился за подлокотники. Боже, как же я не люблю самолеты. Мне больше нравится чувствовать почву под ногами. Но даже на поезде на другой край страны слишком долго добираться.
Мимо проходили стюардессы. Предлагали еду и напитки. Я бы лучше выпил. Для успокоения нервов. Воровато оглядываюсь и отхлебываю из фляжки. Отличное успокоительное. По словам одного знакомого – из самой Шотландии везли. Попытаюсь расслабиться. Закрываю глаза. Просто представляю Ее. Не думая, сколько самолетов в год падает на землю от технических неисправностей и халатности проверяющих.  Представляю, как она смеется. Не вспоминая, что самолет могут сбить. Представляю, как целую ее. Не вспоминая, что самолет могут захватить. Представляю, как она спит.
Накаркал? Слышу крики на иностранном языке. И это не крики вроде: «Эй, где мой обед?», а скорее: «Эй, мы захватываем вас!». Открываю глаза и первым, кого вижу – мужчина, вырывающийся из туалета. Я слишком вяло удивляюсь, когда он выхватывает пистолет и стреляет стюардессе в голову. Она стояла недалеко от меня - я слышу странный запах. Так пахнет внутренний мир человека?
Спокойно. Нужно успокоиться. Мужчина направляется ко мне. У него очки и бандана закрывает нижнюю половину лица. Пять метров. Соберись. Я девять лет отдал тайскому боксу. Есть что противопоставить ему? Только кулаки. Три метра. Подбираю ноги так, чтобы удобно было вскочить.  Один метр. Я выпрыгиваю из крайне неудобного положения вперед и сбиваю его с ног.
Удар в лицо – очки слетают. Вижу его глаза. Стекло безумия медленно разлетается внутри его зрачков. И один из осколков вонзается мне прямо под сердце. Я еще не знал, чем мне это грозит.  Не знал, почему крик пассажиров обрывается подозрительно резко.
Я вообще уже ничего не знал.

***

Ночь. Дождь.
Я вскакиваю рывком, словно я кукла в руках вредной девчонки. Память, поскуливая и подвывая, подсказывает, что должен быть в самолете. Что должен быть крик пассажиров.
Ветер гонит сухие листья между оград и скамеек. Между небольшими холмиками и блестящими в ночном сумраке черными памятниками. Где-то стоят небольшие сосенки и ели. Кажется, где-то вдалеке ходят люди. Вроде даже голоса слышны. Но сейчас они меня интересовали меньше всего.
Ночь. Дождь. Кладбище.
Я что-то путаю? Я же был в самолете. И откуда дождь, если я улетал в духоте? На мне была только светлая рубашка с полураспущенным черным галстуком, джинсы и черные кеды. Но, несмотря на дождь и завывающий в могильных крестах ветер, холодно мне не было. И жарко не было. Было никак.
Только сейчас я понял, что сижу на надгробии из черного мрамора в человеческий рост, внутри ограды. Прутья ее украшали внушительные наконечники на манер копий. Чтобы не лазили? Но куда? Или, правильнее спросить, откуда? Я начинаю нервничать.
Встаю и оборачиваюсь, уже догадываясь, что я там увижу. Моя отретушированная фотография получилась очень удачно. Но я тут совсем грустный. Печальный. Снизу – надпись, выбитая все на том же черном мраморе: «Леонтьев Александр Вадимович, 18.02.1993 – 23.08.2016». Я не дожил до двадцати четырех лет каких-то полгода, даже досадно.
Не зря я самолеты недолюбливаю. Или – недолюбливал? Я ведь не успел и половины пути пролететь. Как глупо вышло.
Могила выглядела целой. Но слегка заброшенной, трава начинала осаждать плиту со всех сторон. Но ее однозначно никто не раскапывал. Ногти у меня были целы и в полном порядке. Одежда тоже чистая. Значит, мне не пришлось выбираться из собственной могилы.

 - Боюсь разочаровать вас, молодой человек. Выбирались. И именно оттуда. Однако, доброй ночи.

Первое, что я отметил в незнакомце – маска ворона. Кажется, их еще называли масками чумного доктора. Их носили, понятно из названия, доктора, во время нашествий чумы. Мягкая шляпа с небольшими полями отбрасывала тень на стекла маски. Но они все равно играют бликами, как на свету. Потрепанная шинель военных времен, вся в заплатках, мягко развевалась. Зеркальный блеск ботинок на толстой подошве.  Обувь чистая, хотя землю от дождя размыло. Массивный золотой перстень, одетый поверх резиновой, почти до локтей, перчатки. Я должен был услышать, как он подбирается ко мне. А вот – не заметил. Наверное, дело в дожде.

 - И не спрашивайте, каким образом. Вас волновать должно абсолютно другое.

 - Что же?

 - Вопросы вечные, как мир. Почему именно вы и так рано. Как спастись. Куда вы попадете. Есть ли шанс обрести жизнь снова. Ведь это так удивительно – еще один день прожить. Пускай один, но жить.

 - А я сейчас, по-вашему, не живой? Какой-то странный розыгрыш все это напоминает.

Незнакомец издал смешок.

 - Нет, молодой человек! Нисколько и никак не живой. Уж поверьте, я в этом толк знаю. Вы мертвы. Правда, мертвы. Я всегда говорю правду. Чистую, как хорошая
водка.

Я недоверчиво посмотрел на незнакомца. Нахмурился. Медленно приложил руку к груди, стремясь почувствовать сердцебиение. Но его не было. Я не ощущал в себе никакого особого волнения по этому поводу. Дышать, к слову сказать, тоже не очень хотелось.
Я опустил глаза и тихо бросил:

- Что я должен делать?

- О! Сущий пустяк! То, что вы умеете. То, из-за чего вас и пригласили. – Он запнулся. – Вам предлагается принять участие в боях без правил. Победа – жизнь. Согласитесь, весьма и весьма заманчиво.

 - Сколько участников?

Мой вопрос прозвучал сухо и деловито. Возможно, даже слишком сухо и слишком деловито. Но чтобы вы делали на моем месте? Человек – существо такое – жить любит. И цепляется за нее всеми способами. И я не исключение.

 - Вместе с вами? Тогда – двадцать шесть. Большинство любители. Четверо профессионалов. – Он подумал и поправился. – Трое. Один так, не разбери что.

 - У меня есть выбор?

Вместо ответа незнакомец показал на могильную плиту. Да. У меня есть выбор. Лежать, холодному и бледному в деревянном макинтоше. Я так и не увидел Ее. Ненавижу самолеты.

 - Я согласен. Какие правила?

 - Идемте. Я расскажу по дороге.

***

Ринг напоминал могилу для великана. Чего еще ожидать от кладбища. Вырытый прямоугольник примерно шесть на десять метров, глубиной в полтора человеческих роста, искрился инеем по краям. Дождь шел, словно сильнее здесь, но иней так и не таял. И там, внизу, дрались двое.
Первый отборочный тур.
«Пока будете драться – вернется сердцебиение, дыхание, боль. Все, что поможет или помешает одновременно. Это вам не фильмы про зомби. Вы же живой человек. Ну, по крайней мере, были не так давно».
Все хотели жить. И те двое, которые дрались яростно, но бестолково. Им очень хотелось жить. Не только сейчас, молотя друг друга в ринге из последних сил, но и завтра, и послезавтра, и на выходных.  Чтобы просто… продолжать жить. Растить детей, ходить на нелюбимую работу. Просто жить. Дальше, больше, снова. И шансов не было ни у одного. Даже у того, который сейчас победит.
Над рингом, собравшись на земляных отвалах на краю ямы, на представление взирали господа-устроители турнира. Они не отличались от моего провожатого практически ничем. Та же маска ворона, те же шляпы и бликующие стекла маски, те же потрепанные шинели. Разве что рост был немного разный у этих хозяев жизни.
И здесь это не было фигурой речи.
Действительно хозяева жизни. И смерти.
Они переговаривались в полголоса, делали ставки. На кого конкретно, мне было не разобрать. Похоже, самым главным был тот, который курил сигару. Рядом с ним все остальные казались на голову ниже.  Время от времени он подносил сигару к маске, приподнимал ее, втягивал в себя густой дым, ладил маску на прежнее место и только потом выдыхал. Словно не лицо у него было под маской, а сама преисподняя курит.
Один из бойцов… нет, неверно…драчунов, смог свалить другого. Но так неловко, что при этом завалился сам. Начал месить кулаками наугад, куда попало, лишь бы хоть как-то зацепить противника. Нижний закрывался, причем, весьма успешно. Но потом, словно опомнившись, перестал сопротивляться.  Прижал ладони к разбитому лицу и расплакался.
В воздухе повис удар колокола. Он пролетел над кладбищем надеждой. Надеждой на упокоение.
В яму спустили лестницу.  Победитель трясущимися руками подтягивал себя наверх. На его лице застыла радость.  Словно он и сам не ожидал, что все выйдет именно так. Радость замерзшая, заискивающая. Миг, другой, и боец скис. Радость кусочками старой фрески осыпалась с его лица.
«Телевизор выключили из розетки. Еще заметно, как остатки света цепляются за экран. Но это ненадолго». 
Побежденного выволокли из ямы под руки. Он все так же рыдал и не хотел убрать руки от лица. И не хотел покидать могилу.

 - Следующие!

Из рядов претендентов на победителя вышла новая пара. Я сразу понял, что победит тот коренастый в черном свитере. Видно было по тому, как он идет к лестнице, как спрыгивает в яму. Его соперник выше, но ведет себя странно. Все время оглядывается на кресты за спиной. Не думай, не бойся, это мешает. Лучше вспоминай то, что тебе по душе. Он даже не догадался снять пальто. Глупый. Не жить тебе, длинный, хоть ты мне и нравишься больше.
Еще пара десятков мертвецов бродили в ожидании боя. Страшный суд что ли? Мертвые просто так из могил не встают. А эти в масках стоят и развлекаются.
Из-под маски моего знакомого незнакомца раздался ехидный смешок.

 - Бросьте, молодой человек. Сказки. Никакой это не Страшный суд. Иначе бы нас здесь не было. Мы тут, так сказать, неофициально. Сугубо для своих. А то, о чем вы подумали, не более чем плод вашей фантазии.

Коренастый свалил высокого быстрее, чем я думал. Все просто и красиво. Шагнул вплотную, быстрая серия в корпус, и, когда высокий скорчился, хватаясь за живот и грудь, ударил наотмашь в висок.
Колокол.
Серьезный соперник. Я сначала подумал, что боксер, но, судя по последнему удару – не факт. Хотя, может, у него в дисквалификациях опыт большой.  Этот – реальный кандидат на вторую жизнь.

 - Ваша очередь, молодой человек. Вперед!

Он на меня явно поставил! И что? Ничего. Ничего не было: ни страха, ни обиды. У меня цель – добраться до Нее. Поэтому я вынесу столько людей, сколько потребуется. И точка.
Спускающийся с другой стороны ямы «бычок» выглядел эффектно. Массивная золотая цепь на огромной жилистой шее, сам голый по пояс, бритый под «ноль». Он первый спрыгнул в ринг и теперь стоял, поигрывая мускулатурой. А потом показал мне «фак».  Мол, сейчас он меня тут в разных позах и со всеми извращениями. Дескать, как я люблю.
Я спрыгнул, не дождавшись аплодисментов. Без особых мыслей и приготовлений я помчался на этого бычка. С прыжка прикладываюсь коленом к его лицу. Раздается смачный хруст. Верзила падает, пытается сжать меня в объятиях. Хм, словно мы близкие друзья и давно не виделись. Лапы у него явно сильнее. Я слабее физически, но, кажется, лучше подготовлен. Не сопротивляюсь захвату, наклоняюсь вперед и трижды бью в уже сломанную переносицу. Потом еще. И еще. И еще. Мной овладела какая-то злость. Затем я резко останавливаюсь. Смотрю на свои руки, смотрю на верзилу, который дергает веками. Слезаю с него и махаю организаторам.
Давайте лестницу, все кончено.
Запоздало звякнул колокол. Но звякнул как- то неуверенно. Словно и не понял, что именно произошло.
Я шел к лестнице нарочито медленно. Смакуя каждый шаг. Еще бы! Я чувствовал, что я жив. Что сердце как бешенное колотится за ребрами. Вижу, как дыхание вырывается облачком пара из горячей груди. Кровь приливает к щекам, мороз и дождь начинают меня пробирать. Все-таки я был в одной рубашке.
Но стоит мне вылезти…
Шершавое дерево под пальцами. Кто-то подает руку, помогает выбраться. Жизнь покидает тело практически сразу. Щеки опять застыли. Холод перестал беспокоить. Дыхание выровнялось.  Сердце перестало стучать бешеным барабанщиком.
Смотрю на того, кто подал мне руку. Остатки жизни во мне взорвались оглушающей бомбой, разом встряхну весь организм. Передо мной стоит тот мужчина, которого я повалил в самолете.  В той же бандане на лицо и с теми же безумными стеклянными глазами.

***

 - Ты?!

Он только пожал плечами. Потом молча, повернулся и ушел, ссутулившись. Он не узнал меня?!
Смятение заставило меня встать как вкопанного. Все-таки, при других обстоятельствах, я бы сразу, не раздумывая, свернул бы ему челюсть. А потом бы, наверное, сломал руку. В трех местах, никак не меньше. Я зачем-то повернулся к организаторам, словно ожидая одобрения. Они снова делали ставки. Только деньги, похоже, были здесь не в моде. Я успел заметить что-то темное в их руках, рвущееся на волю. Зыбкие тени переходили из рук в руки. Они еле слышно стонали, уменьшались, съеживались в карманах господ-организаторов.

 - Отличное выступление. Поздравляю вас. Но не стоит радоваться слишком рано. Претендентов, сами видите – довольно много.

Я снова не заметил, как подошел мой незнакомец.

 - Этот… - Я нервно кивнул в сторону уходящего убийцы. – Откуда он здесь?

 - А, Наемник? После того, как он и его…эм…товарищи угнали самолет, у них не все так гладко пошло, как хотелось бы. А он взял, и руки на себя наложил. Надоело, значит, небо коптить.

 - Стоп. Так прошло какое-то время с моей…смерти?

 - Конечно. Мы не все время устраиваем подобные турниры. Раз в семь лет. Последний был за год до вашей гибели.

Так я мертв уже шесть лет. Надо же. Я не чувствую разницы. Ну, а откуда бы я ее чувствовал, действительно.

 - Он тоже участвует?

 - Вряд ли. С самоубийц у нас спрос весьма особый. Впрочем, если сильно захочет, то может. Только ему сначала надо будет пройти вышибалу. Ну, да вы сами все увидите.

Незнакомец кивнул поспешно и отошел на пару шагов. К нему подошел его двойник, точная копия, только ростом чуть пониже. Мой проводник нетерпеливо протянул руку. Второй, видно, что с неохотой, провел над ней ладонью. В руку моему провожатому упали две серые тени, разлетаясь клочьями тумана.  Он как будто сыто погладил карманы шинели.
Следующий бой я решил не смотреть. И который за ним – тоже. Зачем? Понадоблюсь – позовут. А мне нужно было прийти в себя. Хм. Прийти в себя.  Теперь эта фраза совсем по-иному звучит. «Прийти в себя» - серая тень скользит между оград, надгробий, плит и скамеек, стремясь добраться до своей грустной отретушированной фотографии. От таких мыслей стало совсем худо. Но все же лучше, чем думать о стеклянной ненависти Наемника.
Я не сразу заметил, как оказался на соседней аллее. Тут все было немного более запущенным, чем у меня. Видимо, родственники этих людей сами уже давно мертвецы.
Рядом кто-то завыл. Я сначала отошел чуть дальше и только потом обернулся. Тот высокий. Глупый, который не снял пальто. Он выл мастерски, истово, хотя и в полголоса. Я слегка нахмурился. Да, друг мой. И драться ты не обучен, и умирать не умеешь. Таким как ты только и осталось, что выть. Я покачал головой. Мне было жалко его. Он усилил вой.
Но хватит. Наслушался. Пора и уходить. Но внезапно я остановился. Что-то все-таки было немного не так. Словно и впрямь пес издалека голосит. А если прислушаться…

 - Спим семь лет до боевого часа.
Спим семь лет до боевого гласа.
В этот час для нас дыхание одно
Уж особенно пьяно, пьяно, пьяно!

Оказывается, и так задушевно можно петь. Я невольно сделала шаг вперед. Высокий заметил. Подмигнул и снова затянул:

 - И как кукол по приказу – всех подняли.
Жить все хотели, вот кулаки и сжали.
У вороных за пазухой – серые монеты.
И наградят нас жизнью за победу, победу, победу!

Псих – подумал я. Просто законченный псих. И высокий, словно торопился это подтвердить, улыбнулся открыто и искренне, самым довольным  образом. Правда, улыбка сразу погасла. Вместе с воем.

 - Еще первый тур? А ты, значит,  со своим уже справился?

 - Да. – Отвечаю я. – Пока первый. Справился.

Взгляд высокого стал другим. Резким, холодным, как осколок льда. Не к месту вспомнился Наемник. Он снова подмигнул. И снова затянул ту же песню. Психов я не боюсь, но мне от них не по себе. Поэтому, я решил все-таки отойти подальше. Из-за спины донеслось:

 - Это бои без правил, Александр Вадимович. Вас обманывают. Из смерти нет возвращения. У местных шишек ни у кого не хватит власти на такое. И не надейтесь! Между прочим, с тем, с вашим убийцей, сведут – угадайте кого? Вас, Александр Вадимович, вас! Так и было задумано. Ставки пока пять к одному. И не в вашу пользу.

На ногах я все-таки устоял.

***

На этот раз руку мне подал мой незнакомец. Сам благодетель решил похвалить свою скаковую лошадку.

 - Лихо вы его, молодой человек! Очень лихо! Я в вас не ошибся. – Радостно сказал он.

Я прямо-таки чувствую, как он под маской улыбается во все свои тридцать два. Или что у него там было. Я передергиваю плечами, с тоской ощущая, как замирает сердце посередине удара.

 - Еще две схватки и  - финал. Продержитесь, надеюсь?

Я не стал отвечать.
Второй противник оказался намного проще, чем первый. Хоть и был силен до безумия. Наверное, поэтому и прошел во второй тур. Я из-за своей ошибки получил удар в бровь. Теперь струйка крови запеклась на щеке. Противник хромал на правую ногу. Как только я это заметил, все остальное оказалось делом техники.
Звякнул колокол. Еще заунывнее, чем в мой первый бой.
Новая пара спускалась на ринг.  Кому-то еще придется ждать семь лет. Я подумал и повернулся к незнакомцу.

 - Самоубийца. Наемник… Вы сказали…

 - Сказал, сказал! – Охотно подтвердил он. – Самоубийство, молодой человек, смертный грех. Поэтому ему придется драться с вышибалой. Как правило, вышибалой становится победитель наших соревнований. Если повезет, то на следующем турнире сможет выступить на общих сборах. А что, хотите получить должность вышибалы? Я не против!

Я киваю головой. Ага, как же. Ставки – пять к одному. Со мной все ясно.

 - Спи, боец, пока нас всех не призовут!
Спи, ведь за тебя раз в год пьют!

Знакомый вой я услышал сразу. Дурацкая песенка про бойцов никак не хотела заканчиваться. Высокий сидел там же.

 -Кто вы?

 - Обычно, в таких случаях говорят: вопросы здесь задаю я. Но вам, Александр, отвечу. Контролер. Интересная должность! Смешиваюсь с толпой, ругаю вместе со всеми водителя, вовремя не заметившего выбоину на дороге, уступаю место бабушке. А потом – хлоп! Показываем проездные, предъявляем билеты!

Мне стало не по себе.

 - Не брали билет, Александр Вадимович? – Саркастично улыбается бледными губами певец про бойцов. – Не хорошо. Бои-то, может, и без правил совсем. Да вот только Закон никто не отменял!

 - Не совсем понимаю… Правда, обманывают? Всех?

Хотелось развернуться и уйти. Да только куда? К теням? К цифрам, на моей же могильной плите?

 - Заинтересовались? Конечно, не обманывают. Обманывать нигде не принято, кроме политики. Человек за семь лет весь новенький становится, да и душа тоже. Вот и получилось окошко для…выходцев. Например, для Абигора и его беспредельщиков.

Значит, главный у них тот, с сигарой. Я не ошибся. Странное имя – Абигор.

 - Вам что обещали? Победа – жизнь?

Я начал лихорадочно вспоминать. Создавалось впечатление, что с момента первого разговора у могилы прошло не больше часа. Или года. А, может, вообще – вечность.

 - А еще вам что сказали? Я всегда говорю правду. Чистую, как хорошая водка.

Последнюю фразу Контролер произносит голосом того маскарадного незнакомца. Мне стало противно.

 - Я вам сейчас все расскажу. Нет. Лучше покажу.

 Рука высокого оказалась у меня на лбу. Поразительная скорость! Отшатнуться я не успел…
… Как не успел понять, откуда же Наемник вытащил пистолет и как вообще смог его протащить. Не успел понять, как он разнес голову стюардессе. Как я прыгнул на него. Как разлетелось стекло его глаз.
Очнулся я в проходе. Голова раскалывается от протяжного крика пассажиров рейса. Жив?

 - Парень жив! – Подтвердил чей-то голос. – Есть тут доктор? Эй! Скорее!

Я выплюнул соленый комок из горла, мешавший дышать. Попытался приподняться и простонал что-то невразумительное.

 - Парень, лежи. И так нагеройствовался. Не дай бог сейчас его дружки с хвоста прибегут. Нам же всем тогда конец. Нельзя было спокойно посидеть? Или шило мешает?

Ничего не понимаю. Он же был один. Или нет? Террористы, мать их. До Нее ведь оставалось лететь десять часов! Каких-то десять!
Мысли потерянной мелочью катились по мостовой.
Контролер убрал руку ото лба.

 - Примерно так все и будет. Победа – жизнь. На целых десять минут. Сказал же – лгать здесь не принято. Поэтому, формально, конечно, вас не обманывают. Ведь срок жизни, которую вам дарят, не оговаривался? Вот и получайте мзду. А через семь лет вас снова поманят. Только уже предложат час. Или, скажем, два.

 - Что с людьми? Что с самолетом? Мы долетели? Слушай, ты…

 - Вопросы здесь задаю я. – Процедил Контролер сквозь зубы. – А вы цените! Цените и слушайте! Вообще, и без вас мог обойтись. Но после некоторых событий организаторы как-то уж очень внимательны стали. Пришлось отойти в сторону. Обещать вам ничего не буду, но встречу с начальством гарантирую. Вот оно вам и ответит на все вопросы. Может быть.

Он протягивает мне монету. Небольшая, зеленовато-медная и тяжелая.  На ней не было никакой чеканки. Ни орла, ни решки. Отлично. Даже подбросишь – выбора все равно нет.

 - Держите. Только подуйте на нее и помощь появится. Она тут. За углом, можно сказать. Того Наемника вам не одолеть, Александр Вадимович.  Бывший военный, наркоман, полоснул себя лезвием по горлу, когда за ним пришли. Похищение самолета нигде и никак не прощается, чего уж говорить об обычном мире. После новой дозы, кстати, за лезвие и взялся. У него подготовка, боевой опыт – не вам чета! Ему, к тому же, вас уже и показали, и все как следует объяснили.

Я хотел спросить у него, что с Ней. Но он отвернулся. Щелчок зажигалки ударил по ушам выстрелом. Значит, мертвые тоже курят. Нет. Он не похож на обычного покойника. Не похож на нас! Он такой же, как те, в масках!

 - Спим семь лет до боевого часа,
Спим семь лет до громового гласа.

Он был доволен. Мной, собой, кладбищем. Всем. И воет, сволочь, натурально дерет горло. Но если здесь не принято лгать и я действительно поговорю с «начальством»…
Я кладу монету в карман джинсов.
***

 - А если я его убью?

 - В смысле, победите? – Переспросил незнакомец. – Вашего убийцу? В таком случае, молодой человек, на подобные турниры его никогда больше…

 - Нет. Именно убью.

Наемник стоял на противоположном краю ямы. Всматривается. Внимательно всматривается, словно запоминает и просчитывает. Наблюдает.

 - Плохо, молодой человек, плохо! Эмоции, эмоции… Так по-человечески. – Провожатый вздыхает. – В отличие от вас, он этими эмоциями не страдает. Для него что вы, что каждый, кто спустится с ним в ринг – мясо. Которое нужно разделать.

Я кивнул. Наемник сейчас и вправду выглядит несколько иначе. Выпрямился, расправил плечи, хмурится. Его движения быстры и резки, упруги. Почему – вполне ясно. Он уверен в своей победе. В своей безнаказанности.  Он узнал меня и вспомнил. Теперь не боится. Ни меня, ни кого-то еще.

 - К слову сказать. Если кого-то на подобных соревнованиях убивают, то ему уже не выбраться из-под земли. Во всех смыслах. Гибель окончательна и бесповоротна. Но это – если. Кстати! Ставки на вышибалу – пять к одному. Но я надеюсь на вас. Уважьте меня, не подведите.

Я не стал отвечать. Конечно ему на руку, если я выиграю. Я для него – что лошадь на ипподроме. Он за меня никакой ответственности не несет. Выиграю – он наверняка в хорошем плюсе. Проиграю… пожалеет потраченных сил. Не более. Лить слезы снова по мне никто не станет. Это сделали мои друзья и родные. Это сделала Она шесть лет назад.
Третий и четвертый туры прошли на удивление быстро. Без особых осложнений для меня. Я легко справился со своим противником. Те любители, о которых говорил незнакомец, проявили себя даже не как любители, а как обычная уличная шпана. Шпана, которая выучила два-три приемчика и теперь отчаянно старается их опробовать.  А вот профессионалы, обещанные тем же незнакомцем, сошли с дистанции один за другим. Финал намечался скучным. Но хозяева взвинчивали ставки разом, по непонятным мне причинам.
Мне достался в пару дяденька. Очень толстый, очень злой дяденька лет сорока пяти – пятидесяти. Все его бои я пропустил, так что остается только гадать, на что он был способен. Но, раз он пробился до финала, значит, его не следовало недооценивать.
Пред схваткой, тип с сигарой, - Абигор, если верить Контролеру, - подошел к моему противнику, а потом ко мне. Ничего не сказал. Только сверкал стеклами своей маски. Что он хотел в нас разглядеть?
Снова шершавое дерево под пальцами. Я не волнуюсь. Противник представляется мне пустым местом. Обычным картоном, сквозь который нужно бить в настоящего врага. Так прошибают кулаками дюймовые доски.  Толстяк решает не ждать, бежит прямо на меня, открыв пасть и что-то крича. Слишком поздно замечаю в его руке длинную острую спицу.
Бои без правил!
Спасает только годами тренированное тело. Бросаюсь в сторону, подныриваю под его руку, но все равно получаю глубокую царапину в плечо. Толстяк не ожидает от меня такой прыти. Его ведет в сторону, заваливается и падает, ткнувшись ладонями в раскисшую землю.
Остальное было просто. Убивать его я раздумал. Ломаю пальцы ударом ноги – на обеих руках. Что бы помнил. Вечно. Колокол звучит уверенно и гулко.
На сей раз, мне негромко аплодируют.

***

Зрителей стало в один момент больше. К хозяевам жизни присоединилась непонятная толпа. Не иначе как с соседних аллей. Из-под крестов и надгробий. Кажется, восстание мертвецов – не совсем выдумка.
Контролера нигде не было, но я чувствовал, что он где-то рядом. Готовится. В ушах застряла песенка про бойцов. И еще Ее смех. Словно Она была рядом.

 - Поздравлять с победой пока не буду. Не подведите, Александр! Иначе вам придется очень пожалеть. Ясно?

Провожатый впервые назвал меня по имени, а не молодым человеком. Что-то да значит. Не хочу спорить. Киваю.

 - Вашему Наемнику терять нечего. Учтите. Он – вне Закона. Кстати, если проиграете, то, скорее всего, умрете. Во второй раз. Окончательно и бесповоротно.

Отлично объяснил. Яснее ясного. Про мотивацию вообще молчу. Снова дергаю подбородком.
У ринга меня встретили аплодисментами гораздо гуще, чем в прошлый раз. Яма дымилась легким паром.  Не одного меня встречали – на противоположном краю стоял Наемник.  Отвернуться я не успел – стеклянные глаза мигом и безошибочно нащупали цель. Внезапно проснулось сердце, ударило густой кровью в висок.
Не победить. Не выжить.
Боя не будет. Не будет красивой драки и красивых названий для нее. Ни просто яростной уличной потасовки. Он просто шагнет вперед – страшно и легко – чтобы снова одним ударом убить несостоявшегося вышибалу. Худого парня с черным галстуком. Он уже убивал меня.
Ничего сложного!
Я умру. Сейчас и навсегда. Не узнаю, что случилось с самолетом. Не услышу Ее смеха. Ее запаха. Собственного надгробия и то больше не увижу. А ведь лететь было всего десять часов! «Спи, боец, пока нас всех не призовут. Спи, пока за тебя хоть раз в год пьют!». Реквием по Александру Леонтьеву.
Колокол!
Только бы успеть спрыгнуть первым…

***

Уже в полете выхватил монету. С первым касанием земли дую на нее. И кричу.

 - Нарушение! Нарушение Закона!

Бедная Монсеррат Кабалье. Вот уж где бы ей поучится громкости голоса!

 -  Нарушение! Самоубийце обещали жизнь! Сюда, скорее! Нарушение!

Так я никогда еще не кричал. Да какой кричал – орал и вопил как резанный.  Наверху отреагировали мгновенно. Крик, еще крик. Но это не главное. Наемник! Он ведь тоже слышит!

 - Всем оставаться на местах! – Прогремел над оградами мегафон. – Всем стоять или…

Слышит!
Не получилось удара. И шага – тоже никакого не получилось. Стекло треснуло. Плечи знакомо поникли, как от удара, он снова ссутулился.

 - Незаконный поединок прекратить! – Снова гремит над головой. – Выходить с поднятыми руками!

Наемник шагает к лестнице, подняв руки и не думая, насколько нелеп этот приказ. На миг я представляю, как он будет карабкаться по лестнице без рук. Скалюсь по-волчьи…
Бои без правил!
Прыгаю.
Хватаю за голову и резко поворачиваю вправо. Слышен хруст.
Мало.
И рывок на себя, прогибая обмякшее тело так, чтобы хребтом – об колено.
Контрольного добивания не понадобилось.

 - Я победил! – Шепчу вверх, надеясь, что услышат. – Я победил, победил, победил…

***

 - Начальство ждет! – Контролер кивает головой на огромную черную машину, нелепо смотревшуюся между оградок. – Мой вам совет: соглашайтесь сразу на все. Что бы вам ни предложили.

Я киваю, держа рукой отчаянно бившееся сердце. Холодно не было. На моих плечах откуда-то оказалась старая потрепанная шинель военных годов.

 - Да, сейчас…

Дверца открылась. Тот, кого называли Абигором, выбрался на грязь, раскрыл портсигар и достал новую сигару. Долго и неуклюже пытался прикурить.

 - Кажется, договорились, - Констатировал певец. – Тем лучше для вас, Александр.

Не спрашиваю почему. Потом, все потом! Стискиваю рукоятку железной дверцы…
Самолет все-таки угнали. Приземлили кое-как на каком-то пустыре. Искали нас недолго. Группа захвата работала быстро и аккуратно. В одном из оперативников  я заметил Контролера -  глаза те же. И внимательно смотрят на меня. После всего этого я снова рвусь в Южно-Сахалинск. Что бы по приезду наткнуться на это:

 - Такая молодая, а сердце подвело…

 - Инфаркт в ее-то возрасте… Боже…

 - Нельзя туда! Нельзя! – Решительный голос в голове удерживал меня от входа в палату. – Сейчас вы ей ничем не поможете.

«Лера!» пытаюсь беззвучно прокричать, но не хватает кислорода.

- Через десять минут придет ее мать. Ничего ей не говорите, она сама все поймет – Решительный голос стал тише. Словно сочувствовал. – Побудете с ней и попытаетесь ее успокоить.

Я глубоко вдыхаю августовский воздух.
Августовский воздух ноябрьского кладбища.

 - На тренерскую работу пойдете?

Я пытаюсь представить Ее лицо, но перед глазами все плывет.

 - Дарить вторую жизнь мы не имеем права! – Решительный голос звенел сталью. – Закон есть Закон, Александр Вадимович! Но отпуск – почему бы и нет? На целых семь лет, если договоримся. А там и о продлении можем подумать. Между прочим, вашу подругу охотно включим в команду. Каждый день сможете видеться на тренировках. Точнее, каждую ночь.

 - Лера, - повторяю вслух. – Лера, Лера…

***

 - Ставки три к одному. – Абигор усмехается. – И пока в нашу пользу. Закурите?
Он протягивает портсигар, я жестом отказываюсь.

 - Вредно для нас с вами. – Поправляюсь.  – Для нежити.

Контролер, стоящий рядом, улыбается. Я понимаю – три к одному было час назад, но сейчас, когда обе команды выстроились по краям ринга… Семь лет моих трудов не могли протии даром. Семь лет тренировок – не шутка. Конечно, Абигор не терял времени тоже, но…
Увидим! И скоро.
На этот раз бои без правил проводились строго по правилам. Две команды, судья, рефери. Я был доволен изменениями.

 - Первая пара!

Она неуверенно оглянулась, и я постарался вложить в свою улыбку все, что нельзя высказать словами. Чего нельзя донести губами. Я гордился своей Лерой – такой, какой она стала за эти семь лет. Победить будет трудно, но… Если все же… Отпуск. Мне – очередной. Ей – первый. До следующего Турнира.
Колокол! Она ловко спускается в яму. Сейчас забьется ее сердце. Впервые, после такого перерыва. Она победит. Она должна победить! Обязательно!

Мне нравилось, как она дерется.