Рейс Любляна-Москва задерживался. По каким-то причинам самолет Аэрофлота не прилетел из Москвы, а именно на нем должны были улететь. В справочной службе задержку рейса объясняли погодными условиями. Все возможно; осенью в Москве дожди и туманы - частое явление. В Любляне в это время самый бархатный сезон: еще очень тепло, светит яркое солнце, деревья, кусты и вся зелень, предчувствуя осеннюю дождливость, старались раскрыть пышность своих крон и необыкновенную палитру красок цветников.Пассажиры, выслушав новую информацию, опять старались удобно устроиться в креслах зала ожидания. На лицах многих раздражение быстро сменялось на привычное, вынужденное спокойствие. Кое-кто направился к буфетной стойке за очередной чашечкой кофе.
Вера Леонидовна, казалось, и не слушала информацию о задержке рейса. Все также, сидя вполоборота к большим окнам, смотрела на летное поле. Она не замечала ни кого вокруг. Вторя своим мыслям, улыбалась или слегка хмурилась. На самом деле, ей совсем не хотелось улетать. Все,о чем она думала, перебирая в памяти события поездок в Любляну, было окрашено теплом и грустью. Перед глазами вставали эпизод за эпизодом, когда вместе с Тадеем без устали с утра до вечера бродили по Любляне, восхищались зелеными драконами на "Драконовом мосту", барочными фонтанами, неприступными замками пышными дворцами. Она гнала от себя мысли о том, что это была последняя встреча с полюбившимся городом.
. . . . .
Все началось три года назад. Вера Леонидовна впервые участвовала в ежегодной международной научной конференции "Библиотеки в меняющемся мире", которая была организована в рамках международного межбиблиотечного соглашения между Центральной городской библиотекой города Москвы и Национальной и университетской библиотекой города Любляны. На конференцию съехались специалисты библиотек 14 стран. Из Москвы, кроме Веры Леонидовны, прилетели еще представители от издательств со своей книжной продукцией. Вера Леонидовна хорошо помнила первый день, свое состояние и все, что тогда происходило. Программа трех дней конференции была предельно заполнена выступлениями, презентациями, профессиональными консультациями и лекциями. Вере Леонидовне предстояло почти во всем принимать участие. Она очень волновалась, особенно перед своим выступлением с докладом, тем более, что ей предстояло фактически открывать конференцию. Все было в первый раз. Как будто понимая ее состояние, рядом все время оказывался Тадей Баюк– научный сотрудник принимающей библиотеки. При малейших затруднениях с переводом, он готов был вступить в беседу, помогая ей. Она знала английский язык, но, из-за отсутствия практики в разговорной речи, испытывала затруднения. Участники и гости конференции стали собираться задолго до официального открытия. В вестибюле на первом этаже была организована книжная выставка, на стендах которой все страны участницы представили свои лучшие издания. Вера Леонидовна, поприветствовав знакомых издателей, которые приехали в Любляну днем раньше, с интересом обошла все стенды. Классики на российском стенде было немного, в основном представлялись произведения молодых авторов. С удивлением обнаружила, что ей некоторые совсем не знакомы. Она внимательно рассматривала каждую, ранее неизвестную книгу, прочитывала аннотацию и, чтобы не забыть, записывала в блокнот данные. До начала заседания ей хотелось сосредоточиться на своем докладе, предстояло выступать первой, сразу после приветствия представителя от Мэрии Любляны. Вера Леонидовна прошла в еще пустой зал, пыталась читать свой доклад, но сосредоточиться не получалось. Неслышно к ней подошел Тадей, опекающий ее, передал пакет с материалами конференции и, молча, сел рядом. О том, что ей не нужна помощь с переводом доклада, они оговорили еще по дороге из аэропорта в гостиницу. Она просила Тадея помочь в случае поступления вопросов из зала, так как ее разговорный английский, мягко говоря, оставлял желать лучшего. Вера Леонидовна записала краткое приветствие на словенском языке, повторила несколько раз, насмешив Тадея произношением. Все волнения оказались напрасными: на многочисленные вопросы она отвечала без помощи переводчика. В перерыве между заседаниями Вера Леонидовна знакомилась с участниками конференции, обменивалась визитками, радуясь и удивляясь заинтересованности коллег. Первый, второй и третий день пролетели незаметно. Предстоял последний день пребывания в Любляне, который она собиралась посвятить знакомству с красотами города. Вера планировала побродить по городу, закупить сувениры для подарков, посидеть в уютном кафе, хотелось как можно больше впитать в себя очарование необыкновенного города. Когда ей бывает очень хорошо или, наоборот, очень плохо, она всегда старалась оставаться в одиночестве, чтобы разобраться в и понять то, что ее переполняло, заставляло задуматься. Так и в этот раз ей хотелось спокойно обдумать, проанализировать события прошедших дней. Накануне Вера убедила организаторов конференции в том, что прекрасно погуляет по городу одна, но, спустившись утром в вестибюль, с удивлением увидела Тадея. Это ее немного огорчило и озадачило, она ни кого не ждала. Весь день они бродили по городу и Вера уже не жалела ни о чем. С самого начала между ними установились дружеские отношения, было легко и просто. Тадей удивлял ее глубокими знаниями истории города, древней архитектуры, знанием французской и русской поэзии конца 19, 20 веков, - это был его любимый литературный период. Особенно часто читал стихи Николая Гумилева. Казалось, что он мыслит его рифмами и образами, передавая свое настроение. Вера невольно отмечала схожесть их литературных вкусов. Город Любляна делился как бы на две части: старый, выросший на месте древних поселений иллирийцев, кельтов, римлян, был полон таинственного очарования, новая часть - вобрала в себя все признаки современного европейского урбанизированного города. Старый город, расположенный на гористой местности, можно было обойти за несколько часов, но это мало кому удавалось; улочки, причудливо изгибаясь, уводили вверх на холмы, затем опускались, открывая все новые красоты. Как-то так случалось, что, блуждая по переулкам, вновь и вновь экскурсанты оказывались на тех же площадях и скверах, как будто что-то удерживало пришедших, увлекая и продолжая удивлять. Они с Тадеем бродили и бродили, останавливаясь перед каждой средневековой постройкой, бесконечно рассматривали все, что привлекало внимание. Старинный город невольно заставлял фантазировать, открывать за каждым поворотом что-то неожиданно прекрасное. Даже то, что уже рассматривали, каждый раз смотрелось по-новому. Гуляя сутра до вечера, они смогли все увидеть: и днем, в лучах осеннего солнца, и поздним вечером в фантастическом освещении старинных фонарей. Полный восторг вызвало путешествие в стеклянном вагончике местного фуникулера на вершину Замковой горы. С высоты открывались причудливые узоры черепичных крыш, извилины улочек, сложные формы площадей. Совсем иначе с высоты воспринимались грандиозный кафедральный собор Святого Николая, величественный Дворец Семинарии, Фонтан трех рек, торжественный трехчастный мост, соединяющий Исторический центр и Новый город. Оказавшись на просторной площади, где высилась Францисканская церковь Благовещенья, после многочасовых блужданий по Старому городу, они не смогли пройти мимо небольшого стилизованного кафе, из которого разносился букет божественных запахов, останавливающих и манящих войти в него. Уставшие и голодные, они, с жадностью, поглощали сырные колбаски " чевапчики", пили ароматный кофе с добавлением ликера "Тeranov Liker". Казалось, что ничего вкуснее раньше не приходилось пробовать. Первая чашечка кофе сменилась второй. Покидать уютное кафе не хотелось. Через сквер, напротив кафе, на раскладном стульчике сидел музыкант с аккордеоном на коленях. Между исполнением каждого произведения, он немного отдыхал и, затем, вдохновенно начинал выводить новую мелодию, вкладывая в нее свое, что-то глубоко личное. Видя, что Вера Леонидовна внимательно слушает музыканта, Тадей рассказал романтическую историю про то, как молодой человек старался очаровать свою возлюбленную необыкновенной игрой на аккордеоне, как девушка неожиданно исчезла из города, и как музыкант искал ее, веря, что она обязательно вернется, убедившись в верных чувствах влюбленного. С тех пор он выходит в этот сквер, играет и ждет. Давно уже этот несчастный, живущий своей мечтой, стал достопримечательностью города. У всех слушающих его, невольно возникали чувства ностальгии о чем-то своем, дорогом, ушедшем. Возвращаться в гостиницу не хотелось. Поглядывая на Тадея, Вера пыталась уловить его настроение, понимая, что пора поблагодарить и освободить от своего присутствия. Она с удивлением отметила для себя, что он ни разу не показал, даже намеком, что экскурсия по городу была для него неприятным поручением. Попытка высказать слова благодарности за интересную экскурсию вызвали у него активный протест:
- Не надо, прошу Вас, ничего говорить. Скорее я сам должен благодарить Вас за возможность еще раз побродить по любимым местам. Обычно на это не хватает время. С Вами мне было интересно: интересно слушать комментарии, наблюдать за реакцией. Кроме того, для меня выдался случай попрактиковаться в разговоре на русском языке.
-Знаете, Вера Леонидовна, у Вас удивительно правильная речь, построение фраз. Так редко бывает. Мне часто приходится сопровождать коллег из России, которые используют много сленговых выражений. Я не понимал их и путался в переводах. С Вами было очень легко. Вера слушала его и понимала, что слова благодарности действительно были не нужны; они могли только нарушить дружескую простоту общения. Хотелось сохранить непринужденность и взаимопонимание, которое царило между ними весь день. Пора было покидать уютное кафе. Тадей прошел чуть вперед, придерживая дверь, пропустил ее и остановился. Гостиница была совсем недалеко, можно было пройти к ней через сквер напрямую, но Вера, молча, пошла по круговой аллее.
Деревья смыкались ветками над дорожкой. Фонарное освящение, пробиваясь сквозь листву, рисовало изумрудными красками на плитах причудливые узоры. Вере это напоминало калейдоскоп – загадочную игрушку далекого детства. Неожиданно, прервав молчание, Тадей попросил ее рассказать что-нибудь о себе. Этот вопрос застал Веру врасплох. Что она могла рассказать? Впускать в свои личные дела совсем не хотелось. Для всех посторонних ее личное было глубоко закрыто, но сейчас не хотелось отшучиваться. Не вдаваясь в подробности, Вера рассказала, что рассталась с мужем, немного о взрослых детях и внуках, живущих своими интересами. Умолчала о своем возрасте, не понимая зачем, что ее заставило проявить это нелепое кокетство. Чтобы скрыть неловкость, попросила Тадея тоже рассказать что-нибудь о себе. Он как будто ожидал этой просьбы. С какой-то, едва скрываемой грустью и гордостью, сообщил, что у него две дочки 14 и 11 лет, которые живут с ним. Потому, как он это сказал, и что именно с этого начал рассказ - было понятно; они главное в его жизни. Обе девочки учатся в художественной школе, прекрасно рисуют. Скороговоркой сообщил, что с женой они давно не живут, но работают в одной и той же библиотеке, что это им совсем не мешает. Основное повествование было посвящено его научной работе. Оказалось, что по образованию он искусствовед, в библиотеке занимается изучением рукописного фонда, точнее рисунками древнего письма, что заниматься этим можно только работая в библиотеке. Вера узнала, что, учась в аспирантуре, он стажировался в России, в Москве в библиотеке имени Ленина. Тадей хорошо помнил Москву и Ленинград – он неизменно так его называл,- города Золотого Кольца. Везде, где он бывал, больше всего интересовался древней архитектурой, живописью и, вообще, историей. Заметно волнуясь, торопливо описывая круг своих интересов, он все время поглядывал на нее, ловя выражение лица. В этом порыве откровений было столько неуверенности в себе, казалось, он оправдывается за что-то, надеясь на понимание. Вера уже пожалела о своем вопросе, хотелось как-то остановить его, сменить тему разговора, но не решалась это сделать, не понимая его состояние. Они давно уже стояли возле гостиницы, а Тадей все говорил и говорил. Неожиданно, на полуслове, замолчал. Нужно было что-то сказать ему, но Вера молчала. Заметив ее замешательство, он сдержанно попрощался и ушел. Оставшись одна, Вера продолжала размышлять о поведении Тадея. Она не любила в мужчинах подобные слабости. В случае с ним допускала, что ему требовалось выговориться. Так бывает: откровенные беседы часто происходят в поездах, или в больницах. Чем больше она думала, тем отчетливей понимала, что ничего особенного не произошло; ну рассказал о своих семейных делах, так личные истории есть у всех. Может быть, он ждал дополнительных вопросов, но подробности ее совсем не интересовали. Утром Вера Леонидовна упаковала свои вещи, вызвала такси и с большим запасом времени приехала в аэропорт. Хотелось в Москву, в привычную атмосферу дома и работы.
В Москве ее встречал младший сын. Вера Леонидовна дома и на работе старалась передать, поделиться впечатлениями о необыкновенно красивом городе, о древних замках, величественных соборах, о зеленых склонах гористой местности. Слов не хватало передать все, что сохранила память о солнечном городе. В Москве стояла мокрая осенняя погода, поэтому образ Любляны рисовался светлым и теплым. Вера старалась не думать о Тадее, но воспоминания о Любляне невольно напоминали о нем. Восстанавливая в памяти первое впечатление, когда он предстал перед ней в аэропорту, в дни конференции и потом во время прогулки, убеждалась, что он ни чем не выделялся: был среднего роста, субтильного телосложения, привычка опускать плечи делала его немного сутулым. Непослушные черные волосы, подернутые сединой, все время возмущенно топорщились, нарушая придаваемый порядок. Что на самом деле привлекало внимание – так это светло карие глаза, всегда немного улыбающиеся. Широкие черные брови странным образом делали глаза совсем светлыми. При попытке прямого взгляда на него, хотелось скорее отвернуться, что-то смущало. Он привлекал внимание, только тогда, когда начинал о чем нибудь восторженно рассказывать. В эти моменты Тадей начинал активно жестикулировать, смеяться, артистично читать стихи, превращаясь в мальчишку. Замолкая - тут же переставал улыбаться, замыкался, как будто стеснялся своих порывов. Быстрая смена настроений не позволяла определить его возраст, да это тогда не интересовало Веру. Вернувшись в Москву, оказавшись в привычной обстановке, она все реже вспоминала дни командировки. Время шло, унося все дальше приятные воспоминания. Однажды по мобильному телефону позвонил Тадей с просьбой переслать по электронной почте ее доклад, сказав, что с расшифровкой записи выступления на конференции возникли проблемы. Беседа была деловой и короткой. Условились все вопросы согласовывать по электронной почте. Первое сообщение пришло в тот же день. Потом сообщения стали ежедневными, постепенно менялась их тональность. Тадей вспоминал дни знакомства, откровенно рассказывал о семейных делах, о девочках. Меньше всего писал о работе, как будто это его перестало интересовать. Послания стали приходить все чаще и чаще, он волновался, если она не отвечала сразу. Это развлекало ее, но не затрагивало.
. . . . .
Расставшись с мужем, Вера старалась сосредоточиться на роли матери и бабушки, да и возраст не давал повода для пустых мечтаний, поэтому внимание к ней Тадея старалась воспринимать как вежливость коллеги. Она стала приходить на работу пораньше, чтобы успеть прочитать новое письмо и написать ответ. Постепенно узнавала многое о его дочках, бывшей жене и о том, как он справляется с бытовыми проблемами. Каждый раз, читая новое послание, Вера отмечала, что письма становились все более теплыми, заинтересованными и откровенными. Это смущало, ей совсем не хотелось погружаться в его личную жизнь. Инстинктивно Вера старалась уберечь себя от сопереживания, невольно возникающих при прочтении очередных откровений о семейных проблемах. Каждый раз хотелось в ответе остановить этот поток. На слишком подробные вопросы, которыми он забрасывал, Вера отшучивалась или просто не отвечала. Шло время, постепенно ее стало увлекать это общение, непривычное внимание к ней. Иногда в мыслях мелькала робкая надежда на что-то большее, но быстро исчезала, уступая место чувству разума. Вера понимала иллюзорность своих мечтаний, старалась убедить себя, что это он нуждается в женском внимании. Осознавая себя старшей, более опытной, в письмах давала ему советы, убеждала в необходимости начинать строить новую жизнь. Неизменно в ответ читала о том, как обидела его холодностью. Начинался поток новых уверений в его бескорыстной дружбе, желании вновь увидеться, почувствовать родственную душу. В письмах все чаще стали появляться стихи Н. улавливая в них тоску Гумилева, в которых Вера читала его состояние:
-"Однообразные мелькают
Все с той же болью дни мои,
Как будто розы опадают
И умирают соловьи"…
Поддаваясь его романтическому настроению, Вера тоже отвечала ему стихами Н.Гумилева.
-"Не знал я, что в сердце так много
Созвездий слепящих таких,
Чтоб вымолить счастье у бога
Для глаз говорящих твоих"…
Письма Тадея у Веры все меньше вызывали чувство опасения, неверия в возможное... . Как жизненный допинг, они радовали, наполняя дни уверенностью, надеждой на встречу. О том, что отпуск проведет в Словении, Вера уже не сомневалась, обсуждались только организационные вопросы. Тадей настойчиво рекомендовал для отдыха маленький городок "Бохинское озеро", на берегу озера "Блед", сравнительно близко от аэропорта. Он бесконечно расписывал микроклимат этого городка, расположенного на высоте 500 метров над уровнем моря. Предварительный выбор был остановлен на мини-отеле "Терме Чатеж", в котором по умеренным ценам предоставляются ночлег и завтрак. Тадей непрерывно отправлял Вере информацию о красотах этого городка, о природе, о возможностях интересного проведения досуга. Вера и сама многое узнала о рекомендуемом городке по интернету и уже с нетерпением ждала наступления отпускного периода.
. . . . .
После отъезда Веры, Тадей в мыслях постоянно возвращался к дням первого знакомства с ней. Вспоминал, как волновались организаторы конференции, получив информацию о приезде ранее неизвестной Куликовой Веры Леонидовны, возглавившей с недавних пор международный межбиблиотечный проект между Россией и Словенией. Встречать ее в аэропорт направили именно Тадея. Из контрольной зоны аэропорта потоком выходили люди, прилетевшие из Москвы. Он пытался представить какой может оказаться его подопечная, а именно ему поручили эту миссию. Он приблизительно представлял себе как, по каким признакам в поведении можно будет определить ожидаемую даму. Выходящих пассажиров становилось все меньше. Тадей, вытягивая шею, озадаченно оглядывал людей в быстро пустующем зале ожидания. В растерянности он направился к справочному бюро, в надежде получить какую-нибудь информацию. У дежурной стойки какая-то женщина интересовалась, как можно вызвать такси. Тадей невольно прислушался, она разговаривала по-русски. Получив нужную информацию, дама отправилась в указанном направлении. Он пошел за ней, не решаясь обратиться. Выйдя из здания вокзала, дама остановилась и закурила. Тадей последовал ее примеру и, успокаиваясь, уже не сомневаясь, обратился к ней по имени и отчеству. Он помнил, как она обернулась, смерив его удивленным взглядом. Перед ним стояла дама среднего роста, чуть полноватая интересная блондинка. Распущенные волосы, схваченные у висков заколками, полностью открывали ее лицо. Она смотрела на него, слегка подняв подбородок, как бы свысока, хотя глаза излучали доброжелательную заинтересованность. Потом оба смеялись, проигрывая возможные варианты развития событий. Тадей вспоминал, какое впечатление произвел доклад Веры Леонидовны, да и все выступления на участников конференции, как она общалась с коллегами, став безусловным лидером встречи. Казалось, что она находилась в своей стихии, от первоначального смущения не и оставалось и следа. В перерывах между заседаниями она неизменно была окружена зарубежными коллегами, что-то рассказывала, смеялась, раздавала визитки. Наблюдая со стороны, Тадей поражался ее самообладанию, хорошо помня в каком волнении она находилась перед началом конференции. И только вечером по дороге в гостиницу, она устало молчала, замыкаясь в себе. Вера Леонидовна, как личность, вызывала у Тадея большой интерес, что-то притягивало к ней, хотелось узнать ее, понять. Он решил, вопреки просьбе, на следующий день сопровождать Веру Леонидовну в знакомстве с городом. Вопреки опасениям Вера Леонидовна не отклонила предложение Тадея. Он с удовольствием, заново оценивая, рассматривал знакомые красоты города. Не всегда требовалось давать исторические справки тому или иному собору, площади. Она эмоционально комментировала сама, все что видела. Ей совсем было неважно знать, кто строил, кому принадлежало древнее строение, восторг вызывала неповторимая архитектура: башенки, зубчатая крепостная стена или причудливые изгибы крыш. Это было так созвучно его восприятию. Время от времени она останавливалась, внимательно рассматривая замок или собор. Молча, движением руки, просила прервать рассказ об истории заинтересовавшего объекта. Молчаливое созерцание могло длиться долго, казалось что она, погружаясь в себя, старалась запомнить увиденное не только глазами. Очнувшись, рассказывала Тадею придуманную, только что пришедшую в голову, историю про обитателей замка. Ее способность фантазировать поражала Тадея. Обычно, гости из России интересовались точными историческими сведениями, задавали много вопросов. С Верой Леонидовной все было иначе: ее комментарии и выдумки создавали для Тадея фантастические картины знакомых очертаний Старого города.
На одной из площадей они присели отдохнуть. Вера Леонидовна привычно курила, наблюдая за играющими детьми. Добрая улыбка не сходила с ее лица. Тадей помнил, как она вздрогнула, увидев упавшего мальчика, наклонившегося к своей машинке. В ее порыве было столько доброго, материнского участия к малышу, которое тронуло его. Невольно Тадей мысленно вернулся к своим семейным проблемам, к его отношениям с женой. Женился он сразу после окончания университета, став сотрудником Национальной и Университетской библиотеки. Его будущая супруга Бояна в тоже время стала его коллегой. Роман развивался стремительно, вскоре они поженились. Почти сразу в молодой семье стали возникать конфликты; она наотрез отказывалась что-либо делать по дому, убегая, при первом удобном случае, к родителям. Все разговоры о том, что они не могут позволить себе нанять домработницу, не находили понимания. Да и ее родители не смирились с тем, что их единственная дочь вышла замуж за необеспеченного человека. Осложнилось все еще больше, когда они поняли, что скоро станут родителями. Бояна пыталась как-то освоить бытовые проблемы, но усилий хватало ненадолго, максимум на неделю, потом опять убегала в родительское гнездо. Родив дочку, Бояна совсем туда переселилась, изредка навещая Тадея. Отказаться от беззаботной жизни она не могла. Иногда Бояна была с ним по несколько дней, корила себя, обещая в скором времени все исправить, но время шло, и ни чего не менялось. Тадей не оставлял надежды, что в супруге проснется материнская ответственность, желание создать нормальную семью. Все домашние заботы Тадей давно уже взял на себя, стараясь избавить от них Бояну: бегал по магазинам, вставал ночью к малышке, стирал, убирал, но удержать жену надолго не получалось. Все происходило по одному и тому же сценарию: начинались жалобы, что она устала, что ей необходимо отдохнуть и, забрав маленькую Виду, она вновь уходила к родителям. Все еще больше осложнилось, когда они узнали, что еще раз станут родителями. Амалия родилась болезненной, капризной. Нередко Тадей, приходя с работы, заставал всех троих плачущими. Бояна сидела около кроватки, не пытаясь успокоить ребенка. Пришлось нанять няню. В обязанности жены входили только прогулки с детьми, но и это утомляло ее. Вскоре Тадей стал отцом одиночкой. Бояна больше не брала с собой детей, часто звонила, задавала много вопросов о самочувствии девочек, о том, как справляется няня, давала советы, но вернуться не обещала. Надежды не оставалось. Несколько раз Тадей заводил разговоры о разводе, но Бояна начинала плакать, уверять, что очень любит его и дочек. Каждый раз ему становилось жалко ее и все оставалось по-прежнему. Он пробовал говорить с ее родителями о психическом нездоровье их дочери, просил обратиться к специалистам, но те не видели в этом необходимости. Сама Бояна не хотела даже слушать о своей болезни. Тадей понимал, что Бояна действительно больна. Договорившись с психологом, под видом друга, ввел его в дом, чтобы негласно тот понаблюдал за женой. Подтвердились самые худшие опасения: ее состояние с годами, если не начинать лечиться, должно было только ухудшаться. Так Тадей стал заложником безвыходного положения, на его руках оказались не только двое детей, но и больная жена. Девочки росли, радовались, когда Бояна ненадолго возвращалась, привыкли к этому, почти перестали скучать в ее отсутствие. Тадею уже перевалило за тридцать. Женщины, с которыми пытался выстроить более близкие отношения, узнав его ситуацию, начинали сторониться. И не мудрено: в небольшом городе, секретов быть не могло. У Бояны тоже личная жизнь не складывалась, она все также считала его и дочек своей семьей. Временами Тадея одолевало беспросветное душевное одиночество, он замыкался в себе, не находя выхода, и только девочки, его любимые дочурки и интересная работа удерживали от отчаянных поступков. К сожалению, день знакомства с городом подходил к концу. Наблюдая за ней, все больше проникался ее оптимизмом, умением радоваться и умению молчать. Во всем проявлялась ее душевная сила, независимый характер. Тадей наслаждался ее обществом, забывая обо всем. Он видел, что она устала, хотя об этом не говорила. Тем более было удивительным, что она не спешила прощаться, избрав не самый короткий путь к гостинице. Круговая аллея, по которой она, молча, пошла, позволяла Тадею надеяться, что и ей было хорошо в его присутствии. Он опять говорил о чем-то, скорее для сокрытия своих мыслей, чем по необходимости. Она молчала, все, конечно, понимая. Тадею так хотелось в это верить. Оттягивать прощание дольше было невозможно, он ушел.
. . . . .
После отъезда всех участников конференции началось подведение итогов, подготовка печатного сборника докладов. Расшифровка записей, перевод и согласование текстов лежало на Тадее. Многие электронные записи оказались некачественными, пришлось связываться с докладчиками. Текст выступления Веры Леонидовны тоже пришлось запрашивать.
Для Тадея это было прекрасным поводом, чтобы опять услышать ее голос. Так началась их бесконечная переписка, полная откровений и тепла. Он уговаривал Веру Леонидовну следующим летом опять приехать в Любляну, отдохнуть в курортной зоне на берегу озера Блед. Он даже съездил туда, чтобы на месте все узнать и предварительно оставить заявку. Время медленно тянулось, но теперь Тадей был окрылен ожиданием приезда Веры Леонидовны. Тадей часто задумывался над феноменом соответствия имен характерам людей. По этой теме он даже написал научную статью для журнала. Народы всех национальностей с древних времен придавали большое значение выбору имен не только для детей, но и для домашних животных. Считалось, что имя человека влияет на его характер, дает возможность сохранять статус своего рода и даже улучшать его. В научной литературе считается, что имя - это целая энергоинформационная программа не только для самого носителя, но и для окружающих. В письмах по-прежнему он называл Веру Леонидовну по имени и отчеству, хотя мысленно давно уже она для него была просто Верой. Это имя Тадей воспринимал как знак пробуждения, надежды и бесконечной веры в будущее. Подняв много справочников и словарей, убеждался, что издревле имя греческого происхождения "Вера" было одним из любимых имен, которое давали своим детям народы многих стран. Все предписываемые значения – стойкость, надежда, сила духа, независимость - полностью соответствовали, по мнению Тадея, его новой знакомой.
Размышляя о значениях имен, но выяснил, что имя жены Бояна означало – воинственная, эгоистичная, имя старшей дочери Виды - жизнь, а младшей – Амалии - предвещало успех в работе. На самом деле младшая с возрастом стала более спокойной, рассудительной, трудолюбивой. Это проявлялось и в занятиях живописью, в этом она преуспевала гораздо больше старшей Виды. Обе девочки были способными: если старшая наскоком могла написать неплохой пейзаж, просто глядя в окно, а младшая вначале вынашивала сюжет, делала наброски и, только потом, бралась за кисти. Больше всего Тадея поразило свое имя, означающее – мужественный, великодушный. Оказалось, что ему предназначено судьбой многое в жизни вынести, вытерпеть и прощать. В письмах Веры Тадей старался прочесть между строк ее отношение к себе, но там были только вопросы о его научных интересах, о продвижении в написании диссертации, о библиотеке, и так далее. Она совсем не интересовалась его семейными делами. Много раз он порывался рассказать ей о домашних проблемах но, каждый раз гордость удерживала его. Наконец наступила весна, приближался отпускной период и новая встреча, которую Тадей очень ждал.
. . . . .
Отпуск Вера Леонидовна запланировала на конец июля, на время, когда в Словении наступает лучший период: еще очень тепло, продолжается купальный сезон и рынок изобилует овощами и фруктами. Тадея, на всякий случай, она предупредила о времени прилета, хотя планировала сама добраться до городка " Бохинское озеро". Но, выйдя в зал ожидания, она сразу увидела Тадея, который с букетом цветов уже шел ей на встречу. Глаза его сияли, скрывая смущение. На его машине отправились сразу в курортную зону озера Блед. Отель действительно оказался очень уютным. Национальный колорит внутреннего убранства добавлял ощущение покоя и комфорта. Администратор, узнав, что гостья из Москвы, заговорила по-русски, приветливо улыбаясь, объяснила какие услуги предоставляет отель, вручила ключи и пожелала хорошего отдыха. Не разбирая чемоданы, Вера спустилась в вестибюль, чтобы как можно быстрей познакомиться городком, а главное – нетерпелось увидеть озеро. Вся территория около гостиницы утопала в зелени: высокие прямые сосны, пушистые лиственницы, кудрявые клены и еще какие-то деревья создавали ощущение сплошного теневого шатра. Тропинки утопали в раскидистых кустарниках. Вера уловила тонкий запах магнолий, который перебивал другие ароматы. На маленьких полянках, горделиво покачивая яркими головками, росли розы. Среди густоты зелени, редкие кусты роз создавали гармонию в художественном замысле дизайнера. Вера старалась глубоко дышать, наслаждалась красотой прибрежного парка. Все увиденное оказалось именно таким, каким она себе представляла. Повернув на боковую дорожку, сквозь листву кустарника, она увидела синюю гладь озера. В воде, чуть покачиваясь от легкой зыби, отражались деревья и редкие облака. В этом было столько сказочного, невероятно прекрасного. Вера, не отрываясь, смотрела на открывшуюся панораму озера, забыв, что она не одна. Как всегда, когда возникало много положительных или отрицательных эмоций, ей хотелось остаться одной. Присутствие Тадея, вынуждало что-то говорить, а ей хотелось молчать, слушать себя, свое восприятие увиденного не только глазами.
Тадей звонил каждый день. Однажды, волнуясь, спросил разрешения приехать с дочками. Нельзя сказать, что Веру Леонидовну обрадовало это сообщение, но она согласилась. В назначенный день она поджидала гостей на сквере перед отелем. Из машины вышли две девочки, подошли, внимательно рассматривая незнакомую женщину. Познакомились. Тадей суетливо предложил зайти в ближайшее кафе. Вера Леонидовна пыталась разговорить девочек, задавала вопросы о школе, о занятиях живописью, слушала отрывистые ответы. Молчаливые паузы затягивались. Непринужденной беседы не получалось, росло напряжение. Тадей смущался, явно нервничая из-за поведения дочек. Вскоре они спросили разрешения погулять по берегу озера и удалились. Он пытался как-то объяснить состояние девочек, но это только добавило напряженности. Потом вместе гуляли, обедали, но недовольная скованность его дочек не проходила. Проводив гостей, Вера Леонидовна долго не могла придти в себя, не понимая, почему так произошло. Разъяснил ситуацию сам Тадей. Оказалось, что по дороге он рассказал девочкам о дружбе, о хороших отношениях с Верой Леонидовной и просил их тоже подружиться. Он не ожидал такого проявления возрастного детского эгоизма. Понимание пришло потом, когда девочки забросали его колкими вопросами, обиженно хлюпая по дороге домой. В их сознании отец принадлежал только им и их маме, ни какая другая женщина не могла быть ему интересна. Сложные отношения с женой Тадей, как мог, сглаживал и ни когда не обсуждал с девочками. Отец был всегда с ними, отсутствие матери они не чувствовали, так как она часто приезжала или звонила ежедневно. Вскоре обе дочки должны были уехать с матерью в путешествие, что давало ему возможность без помех часто видеться с Верой. Он освободился от работы на две недели и поселился в том же отеле. Теперь они проводили вместе все время. Однажды Тадей задержался в номере Веры и откровенно признался ей в своих чувствах, надеясь на взаимность. Она, молча, слушала, боясь поверить в то, о чем в тайне мечтала, ждала. Строгий рассудок пытался воспротивиться, но желание быть любимой, заглушало здравый смысл. Не хотелось думать о сложностях в их судьбах, о проблемах. Вера, оглядываясь в прошлое, пыталась вспомнить такую же силу чувств, эмоций. Память выбрасывала в сознание различные встречи, промежуточные увлечения, но, ни одно из них не могло сравниться с этим. Пытаясь себя контролировать, она вспоминала о своем возрасте, шептала себе, что поздно на что-то надеяться, но сознание упорно твердило:
- Пусть! Ну и что, что поздно! Лучше поздно, чем ни когда!
Он был рядом, желанный и она была нужна ему. Просыпаясь утром, Вера счастливо улыбалась, слушала, как Тадей хлопотал, стараясь приготовить кофе и тосты. В условиях гостиницы это было не просто. Не стыдясь, он, как одержимый шептал ее имя, как заклинание, которое в ее душе откликалось верой и надеждой. Веру не смущало, что рядом с ней он был как ребенок, который ждал ласки, успокоения и заботы. Между ними царила гармония ролей, полное согласие. Две недели стремительно пролетели, близилось расставание. Оба старались не говорить об этом, скрывая набегавшую грусть. День отъезда стремительно приближался. Вера старалась казаться веселой, скрывая, как щемило сердце при одной только мысли, что они могут больше не встретиться. Он тоже скрывал свое отчаяние. Мысли о том, что скоро он останется один на один со своими семейными проблемами, сводила его с ума. Теперь все казалось еще безнадежнее. Говорить о будущих встречах не могли ни он, ни она. Каждый понимал, что этого может не быть. Обещали друг другу только часто писать. Тадей проводил Веру в аэропорт, у стойки регистратора обнял, шепча:
- Помни! Не уходи от меня! Я буду ждать встречи! Я устал быть один! Ты мне нужна!
-Вера тоже шептала какие-то нежные слова, успокаивала, стараясь скорее закончить тягостное расставание. Она не могла себе позволить расплакаться, щадя любимого.
. . . . .
В Москве Веру встречал сын. По дороге засыпал ее вопросами об условиях отдыха, о ценах на услуги, ожидая красочного рассказа. Вскоре он обратил внимание на подавленное состояние матери и перестал спрашивать, решив, что она устала от перелета. Вечером собралась вся большая семья: сыновья с женами и внуки. Все радовались встрече и подаркам. Рассматривали фотографии и буклеты. Осторожно, как бы между прочим, Вера рассказала, как дешево стоит жилье в пригороде Любляны, даже отдельные коттеджи. Мечтательно расписывала картины в возможной перспективе семейного отдыха там, уверяла, что все вместе они смогут собрать нужную сумму на покупку дома или просто апартаментов в жилом комплексе. Все довольно кивали головами, поддерживая мечтания матери. Ей и вправду показалось в какой-то момент, что эта фантазия может стать реальностью. Все прояснилось на следующий день, когда она опять заговорила об этом со старшим сыном. Он просто посмеялся, объяснив нереальность затеи. Вера металась, переходя от отчаяния к надежде. Ей казалось, что обязательно должен найтись какой-то выход, она должна быть там, с ним. Но денег на приобретение недвижимости в пригороде Любляны не было, дети не хотели участвовать в ее затее. В письмах Тадей писал о том, как он скучает, как ему плохо, но, ни каких предложений о решении проблем не высказывал. Речь шла только о следующем отпуске. Вера сама однажды написала ему, что могла бы решиться переехать жить в Любляну, просила его все продумать. Восторженный ответ пришел быстро. Тадей описывал как рад ее предложению, как было бы хорошо часто видеться, но не задал ни одного вопроса по существу. Вскоре пришло другое, обстоятельное письмо, в котором он описывал, как складывались его отношения с девочками после знакомства с Верой. Они бесконечно устраивали ему сцены со слезами и истериками, отказывались слушаться. В довершение ко всему, к ним переехала жить его жена. Милая, нежная, она успокаивала дочек, говоря, что отец всегда будет с ними и не бросит их. Тадей понимал, что Бояна делает все, чтобы сохранить существующий порядок в семье. Ее вполне устраивала роль приходящей матери и жены. Свое частое отсутствие она объяснила девочкам тем, что ей нужно заботиться о престарелых родителях, у которых она одна. Эта версия была девочкам понятна. Нарушителем спокойствия в семье все считали отца. В письме Тадей откровенно делился своим отчаянным положением, спрашивал совета. О перспективах новой встречи даже не упоминал. Вера не отвечала, не зная, что можно в этой ситуации сказать, что советовать. Ей было жалко Тадея, в тоже время она осознавала слабость его характера. Надежды на то, что он найдет выход, придумает как им быть вместе – улетучивались с каждым следующим письмом. Гордость ее страдала.
Вера ни о чем не жалела, она была счастлива там, в Словении. Она не считала встречу с Тадеем случайностью. Напротив, все случившееся воспринимала как подарок судьбы. Вера все бережно сохраняла в памяти, не позволяя усомниться в чувствах Тадея. Она отгоняла от себя мысли, что он не захочет продолжения их отношений, не попытается найти выход из возникших осложнений. Вера гнала от себя мысли, что у них нет будущего, не могла и не хотела в это верить. Она без конца мысленно повторяла слова песни Анны Герман:
"…-Я знаю, что не расстанемся мы,
Мы звездная память друг друга,
…Мы долгое эхо друг друга!..."
Эти слова отражали ее чувства, всю глубину отношения к случившемуся в ее женской судьбе. Как много раз в жизни, от нее требовалось жертвенность. Она и сейчас должна была стать сильной, чтобы помочь любимому обрести уверенность. Вера старалась не думать о том, что рушились ее мечты, ей приходилось думать, как успокоить, как помочь Тадею. Вопреки своему самолюбию, стала уверять его, что их короткая встреча не может изменить их жизнь, им довольно будет встречаться хотя бы раз в год, общаться на расстоянии и помнить все друг о друге. Просила его успокоить девочек. Вере не просто давались подобные тексты. Она все больше понимала иллюзорность своих мечтаний, в тайне продолжая надеяться на чудо. Успокаивая себя шептала другие строки Н.Гумилева:
"-…И вдруг поймешь, что в мире бренном,
Где все надежды хороши,
Дороже всех прикосновений-
Прикосновение Души…."
"…Когда внезапная тоска
Мне тайно в душу проберется,
Я вглядываюсь в облака
Пока Душа не улыбнется"…
Время шло и ни чего не менялось. Письма по-прежнему были полны переживаниями отчаявшегося человека. О ее состоянии Тадей не спрашивал. Это ранило Веру. Чем глубже ее охватывало отчаяние, тем больше ей хотелось удержать в памяти островок счастья.
Близилось отпускное время. Вера не могла решить, что ей делать. Душа рвалась в Словению, к Тадею, а разум уговаривал отказаться от этой затеи. Она понимала, что серьезных изменений в их судьбах не произойдет. Не было надежды на повторение совместного отдыха, могли быть только отдельные встречи. Вера согласна была и на эти капельки счастья. Ей хотелось поговорить с ним, посмотреть ему в глаза и понять, что он не решил принести себя в жертву для спокойствия любимых девочек, старалась понять, что и бросить больную жену он не может. Все это давно она поняла из писем, но отказывалась до конца в это поверить. В не простом решении Тадея одновременно были отчаяние, и слабость. Любящее сердце Веры принимало его решение, но, не смотря на это, ей хотелось еще раз увидеть его, прижать к себе, шептать слова ободрения. Мучаясь сомнениями, она все-таки решила лететь в Любляну. Волнуясь, сообщила о прилете Тадею. В ответ получила короткое:
-Встречаю. Очень рад. В толпе встречающих его Вера увидела сразу. Тадей улыбался, но чувствовалось, что делает это с трудом. Он говорил дежурные приветственные слова, в которых не было прежнего тепла:
-Ты совсем не рад? Я прилетела всего на несколько дней, чтобы поговорить с тобой. Мы не должны расстаться с обидами друг на друга. -Пусть тебя не волнует, что я о чем-то жалею. Все, что было между нами – останется в нашей памяти. Тадей смотрел на нее, в который раз поражаясь мудрости и самообладанию. Его действительно мучили сомнения – сможет ли Вера понять и простить его решение. Он чувствовал себя виноватым, но оставить своих девочек не мог, по крайней мере, сейчас, пока они совсем еще дети. Тадей был уверен, что они вырастут и тогда смогут понять его. Не услышав слов обиды и упреков, Тадей, облегченно вздохнул, благодарно прижался к Вере, обнимая ее за плечи. Вера почувствовала, что он беззвучно плачет, вздрагивая всем телом. Она не спешила отстраниться, боясь увидеть его слезы.
-Ну что ты, успокойся. Я все понимаю и совсем не сержусь. Ты поступаешь правильно. Именно это я и хотела тебе сказать и успокоить. -Я остановлюсь в какой-нибудь гостинице, мы встретимся и обо всем поговорим спокойно, вспомним наши прогулки, стихи и, вообще, все, что нас радовало. Я хочу все сохранить в памяти и с радостью вспоминать. Вскоре Тадей с Верой уже сидели в кафе гостиницы, пересказывая друг другу, дорогие для обоих события. По прошествии времени все казалось еще более прекрасным и значимым. Тадей вырывался на встречи, короткие, но такие ожидаемые. На четвертый день утром Вера улетала. Прощание она постаралась сделать коротким. Сердце ее разрывалось от сдерживаемых эмоций, но так было нужно.
. . . . .
Вылет задерживался. Вера, как в прострации сидела в зале ожиданий. Мысли путались. Ей трудно было поверить, что должна улететь навсегда из этого необыкновенного города, подарившего ей кусочек счастья. Она отказалась даже сфотографироваться с Тадеем на прощанье, боясь, что его фотография будет слишком часто возвращать ее в прошлое. Время должно помочь успокоиться. Как ни старалась она уговаривать себя, молчаливые слезы катились из глаз, слезы отчаяния и успокоения.
Наконец объявили посадку. Разместившись около иллюминатора, Вера в последний раз, прощаясь, смотрела на знакомые постройки аэродрома, на застывшие на стоянке самолеты. Каждый из них, наверное, играл важную роль в судьбе влюбленных, таких же, как они с Тадеем. Сколько судеб прошло через вокзалы аэропортов. Как сложна жизнь, как много в ней не предсказуемого.
Она неотрывно смотрела на проплывающие облака, такие причудливые, вихрастые, загадочные. Опять Вера мысленно читала себе стихи, в которых уже не люди, их души встречались и расставались. Внезапно поймала себя на том, что шепчет что-то свое:
-Две души, две души…!
Прислушалась к себе и строки стиха начали складываться. Вера достала маленький блокнотик из сумочки, ручку, стала записывать бегущие мысли:
"-Две Души, гуляя по небесам
Говорили в тишине по душам,
О Земле говорили,
Ничего не забыли,
из того, что пережили там.
Две Души вдали от Грешной Земли
Разговор неторопливый вели,
Как друг друга искали,
Торопясь потеряли,
тонкий след печалью замели.
Две Души, обнявшись, под яркой Звездой,
Вспоминали час особенный свой,
Час, когда тьма пропала
И Душа отыскала
Путь к Душе единственно родной.
Она вчитывалась в написанные строки, все больше понимая, что Души – это они с Тадеем, их память друг о друге. Продиктованные СВЫШЕ слова, как уверение, что они с любимым встретятся, обязательно встретятся. Все предопределено. Стало намного легче, мысли, вторя словам, переместились в будущее, где они опять будут вместе. Строки стиха обретали глубокий, только ей понятный, смысл.
Вдруг самолет резко тряхнуло. Последнее, что увидела Вера, это падающая верхняя кладь. Кресла резко подались вперед, ломая крепления. Она ударилась о переборку и …. .
Эпилог
Самолет, на котором летела Вера Леонидовна, взорвавшись в воздухе, упал, едва набрав высоту.
Потом, в вещах погибших была найдена ее сумка, в которой, среди прочего, дети нашли написанные от руки стихи "Две души…".
Стихи Ольги Проскуряковой еще при жизни были опубликованы в интернете на авторской странице "стихи. ру", которые вскоре были положены на музыку и вошли в репертуар исполнителей А.Малинина и Е.Ваинги.