12
Поездка за чемоданом заняла времени меньше, чем она ожидала. Такси попалось сразу, на нем кто-то приехал в гостиницу, и она ещё мельком попыталась определить: будет этот товарищ заискивающе ловить взгляд дежурного администратора или протянет магическую бумажку и плюхнется на поролоновый матрац? Не определила. По одежке, как когда-то, теперь человека не определишь. А что там у него под одёжкой – неизвестно. Думает он одно, говорит другое, а делает третье…
Но вот она уже и помылась, и оделась, и причесалась, а до семи ещё было целых полчаса. Повертелась перед зеркалом. Волосы так и не покрасила. Провела рукой по вискам: многовато становится седины. Парикмахерша советовала покрасить. Так парикмахерше нужна её голова, что ли? Ей нужен план. Ничего, сойдет. Аллах их разберет, что этим мужикам нравится. Девчонки, например, красятся напропалую, а хорошие парни как раз этого и не любят.
Ольга вздрогнула от звонка и не сразу поняла, откуда он. Телефон.
- Да.
- Ольга Петровна?
- Да, я.
- Как устроилась?
- Юра, ты? Я твоего телефонного голоса не узнала. Чудесно устроилась, спасибо тебе. Как ты меня нашел?
Юрий засмеялся.
«Действительно, нашла о чем спрашивать!»
- Ты совсем одичала за эти годы.
- Не говори. А ты, никак, хочешь приручить?
- Я попробую. Ты готова? Я минут через пять подъеду.
- Мне выйти на улицу?
- Как хочешь. Пока.
Ольга положила трубку, повела глазами по комнате. Вот на этой кровати она будет сегодня спать. Как королева!
А после ресторана Юрий проводит... И что? Договаривай, Ольга, ты о чем-то подумала. Конечно, он проводит тебя, вот он уже здесь, дальше?
«Дальше я ему скажу: спасибо, Юра, ты золото, я никогда не забуду этот вечер. Спокойной ночи тебе».
«Ха! И твоё золото ушло? А то ты ихнего брата не знаешь. Впрочем, ты-то не знаешь, дурой была, дурой и осталась. Все бабы вокруг тебя только и болтают о своих победах над сильным, но глупым полом, а ты сидишь, ушами хлопаешь и делаешь вид, что и мы, мол, не лыком шиты. Так тебе и надо. Даже тихоня Света – слышала, что она в палатке рассказывала? А ты дыши на своего преподобного Мишу».
«А мне больше никого не надо».
«Ах, ах, ах! Так тебе все и поверили. Сейчас намалюем с тебя икону, упадем на колени и будем молиться. Кому ты врешь?»
«Отстань. Я не хочу об этом даже разговаривать».
«Да ради бога! Береги своё сокровище. Тем более, недолго осталось. Ещё пару лет – и никто уже не позарится. Да ты обиделась, что ли? Ну-ну, успокойся и не будь дурой. Что ты стоишь? Хочешь, чтоб он поднялся сюда? Не хочешь? Ну так выходи, пора».
Ольга вышла на улицу, машины ещё не было. Ну и хорошо, подышит воздухом; ей почему-то его не хватало, словно она и в самом деле шла на любовное свидание.
***
- Ну, что ж, значит, судьба распорядилась правильно, и я рад за тебя. – Юрий поднял бокал и отпил глоток вина.
- А я за тебя очень рада. Иметь два сына – завидую! Да и в работе ты, наверно, достиг всего, чего хотел. Жена, конечно, у тебя красавица. На девять лет моложе, говоришь? Потому ты и сам такой молодой. Тебе можно повесить на грудь бирку со словами «Человек, который достиг всего» и показывать людям за деньги.
Юрий засмеялся.
- Сама-то придешь посмотреть?
- Обязательно, а как же!
- Подожди… - Юрий прислушался к первым аккордам оркестра. – Неужели танго?
- Танго…
Танго тех лет. Это был, конечно, подарок. Рука в его руке, рука на его плече, легкие, неторопливые шаги. Куда торопиться? Им обоим по двадцать два… Нет, старая мелодия – это поистине машина времени! Они даже не смотрели друг на друга, чтобы не накладывалось внутреннее изображение на теперешнее.
Утомленное солнце
Нежно с морем прощалось…
Ресторан был тихий, уютный, находился далеко от центра. Ольга понимала, что это связано с заботой Юрия о своем реноме и целиком его оправдывала. Столик стоял в углу, имел всего два места, и никто не мешал. Хорошо было и то, что звуки оркестра здесь были потише и позволяли говорить и слушать друг друга. Они находились здесь уже часа два, стол был уставлен всем лучшим, на что был способен ресторан.
- Зачем ты столько назаказывал? Считаешь, что всё это можно съесть?
- А почему нельзя? Ты последний раз ела где-то под Полтавой, а я вообще неделю назад, когда уезжала жена.
Они рассказали уже друг другу всё и в то же время ничего. У неё всё хорошо. Миша работает там-то, Анна заканчивает институт (о её хромоте она не сказала), квартира хорошая, есть машина. Почти каждый выходной ездят на речку отдыхать с друзьями. С ночёвкой, красотища такая!
У него тоже всё хорошо. Женился, правда, поздно («Тебя, наверное, не мог забыть!» - вроде как шутливо бросил он). Дети, естественно, ещё школьники, погодки. Жена – научный сотрудник, сейчас отдыхает с сыновьями под южным солнцем. («Слыхала, как всё складывается? – снова вылезла та стерва со своими советами. – Он по-прежнему тебя любит!») А работа есть работа. Был во многих странах. Нет, в основном социалистических: опыт, то, сё. Что тебе ещё рассказать? Как говорится, спрашивайте – отвечаем.
Вот такой был разговор. Когда-то они шли вместе, но жизнь их развела, каждый пошёл своей дорогой, нажил, естественно, какой-то скарб, теперь случайно встретились и каждый выставлял свой скарб лучшей стороной: что-то, конечно, есть у тебя, но и я не с пустыми руками. И каждый понимал, что эта с виду правда в лучшем случае лишь полуправда, но таковы правила игры, а нарушать правила не положено. И они не нарушали, но не нарушали тоже только с виду, а на самом деле пытались узнать правду всеми силами: по интонациям, взглядам, неосторожным словам.
Ольга, например, видела, что жену он не любит. Она не знала, за что именно («Из-за тебя, дура», - провоцировала стерва), но чувствовала, что это так, хотя о жене он говорил только хорошее. Работой, кажется, доволен, но меньше, чем можно подумать о человеке, занимающем такой пост. А в целом она видела, что сейчас он гораздо меньше уверен в себе, чем во времена этого танго. В его глазах иногда проскальзывала тщательно скрываемая усталость.
Танец закончился. Он проводил её к столику, отодвинул стул, пододвинул. Светскими манерами Юрий владел безукоризненно. Даже руку поцеловал. Ей всё это было смешно, но приятно.
Несколько раз Ольга по ходу разговора переключалась на дела, ради которых приехала, - Юрий её останавливал: не надо о работе, пожалуйста не надо.
- Да я и сама не хотела, - смеялась она. - Привычка. О чем бы когда разговор ни зашел – всё сводится к работе.
- Это мы от стыда. На работе работаем плохо, вот и убеждаем себя, что даже дома живем работой.
- Юра, а почему мы так плохо работаем? Нам же, если по совести, покупатель совсем не нужен, плевать мы на него хотели. Куда он денется? Придет, как миленький, и возьмет то, что есть. Если у нас плана нет, мы ещё как-то стараемся, а когда план уже выполнен, так и вообще пулемет бы поставить и открыть заградительный огонь: не нужны нам твои рубли, приходи с ними после первого числа! А он прёт. Мы начинаем прятать товар – он идет жаловаться. Глядишь, кого-то посадили. Это что, нарочно так делается? Вы, вверху, хоть знаете об этом?
Юрий сначала улыбался, потом всячески пытался остановить её тираду, беспокойно поглядывая по сторонам. Ольга видела это, но остановиться не могла, пока не выговорилась.
- Извини, Юра, - сказала она. - Накипело. – Она беспричинно переставляла тарелочки с едой. – На республиканском слете передовиков я же этого не скажу, я должна буду говорить о многомиллионной армии… чародеек хорошего настроения советских людей.
Ольга поостыла и теперь злилась на себя, что не сдержалась, испортила такой вечер. Надо же быть такой идиоткой: показывать пальцем в приличном обществе на голого короля. Накипело, видите ли. Взяла и выплеснула кипяток на Юрия. Могла бы сообразить: он такая же пешка, как и ты. Ты можешь изменить эту систему в своем торге? Так же и он. Дура ненормальная!
- Извини, - повторила ещё раз, вложив в улыбку всю свою нежность. – Видишь, какая я? Ты теперь должен каждый день ставить богу свечку, что он не определил меня тебе в жены.
Юрий долго смотрел ей в глаза, потом сказал:
- Боюсь, что после сегодняшнего вечера я стану на него обижаться ещё больше.
- С богом, Юра, ссориться нельзя.
- Знаешь, иногда так надоедает оглядываться на бога, что начинаешь понимать, что все беды именно от него.
Ольга поняла, о каком боге он говорит, и теперь сама посмотрела по сторонам.
- Не богохульствуй, Юра. Он всё видит и слышит.
- Ни черта он не видит. А если и слышит, то из уст своих апостолов, которые всё перевирают.
- Как Ольга Калашникова на слете передовиков?
- Вот! Именно так.
Инцидент был исчерпан, и они снова пили, танцевали, посмеивались друг над другом. Её внутренняя мерзавка опять почувствовала себя хозяйкой положения. Она ходила за Ольгой и издевалась. «Подвели, - говорила она, - как-то одну дурочку к дереву и сказали: вот, Оленька, это лес. А Оленька и поверила…» Ольга рассмеялась.
- Что такое? – спросил Юрий.
- Так… Вспомнила, как однажды чуть не заблудилась в лесу.
Такой случай в жизни у неё действительно был, но она не заблудилась, устояла, о чем после вспоминала то с гордостью, то с сожалением. Вот и сейчас слова этой мерзавки про лес не только рассмешили, но и укололи, а та заметила это и миролюбиво сказала: «Лес ни лес, но неужели тебе не хочется хоть раз в жизни заблудиться в трех соснах? Даже в двух? Знаешь, какими мегерами становятся такие женщины на старости лет? О-о, не приведи господь! А всё от запоздалой злости на свою добродетель. Ты, наверное, думаешь, что твой Миша ангел с крылышками? Да он давно отплатил тебе за все твои возможные прегрешения! Потому он тебя ни к кому и не ревнует, будто ты и не женщина. Дескать, изменишь – ну и что? Было семь – ноль, станет семь – один».
Про Михаила слышать было обидно. Да ещё и семь – ноль. Врет она всё. Хотя… Однажды после санатория пришла ему к празднику открытка без обратного адреса. Она ещё посмеялась: «Ты бы хоть визитных карточек не раздавал подругам». Но он мог и не раздавать, адрес подруга узнала из её же письма, пришедшего после его отъезда; и так, сердешная, затосковала, что не утерпела и послала своему ясному соколу весточку: жена, мол, переживет, а соколу будет приятно…
- О чем задумалась?
- Да вот думаю: изменить мужу – это большой грех или так себе?
Ох, Ольга! Кто тебя не знает, может подумать из-за твоей болтовни бог знает что.
Однако кавалер повергнут в недоумение?
- Неужели никогда не приходилось?
Нет, не повергнут, оказывается.
- Никогда.
Юрий склонил голову набок и улыбнулся:
- Бедненькая.
Оба рассмеялись.
«И он туда же», - подумала Ольга.
- Посмотри, я в гостиницу не опоздаю? – Часы она забыла в номере и просила увезти её в десять.
- Ещё есть время.
Современные танцы Юрий танцевал так же хорошо, как и танцы их молодости. Кружилась голова, кружились люди, столы… Посмотрели бы сейчас её конторские, как она отплясывает с самим грозным Юрием Николаевичем – вот бы рты разинули!
Ух, напрыгалась! А он тоже запыхался, но держится молодцом.
Объявили последний танец.
Как последний? Значит, уже одиннадцать? Ольга вопросительно посмотрела на Юрия. А он недоуменно постучал по циферблату, поднёс часы к уху: стали, дескать, что ли?!
Артист!.. Ладно, Ольга, не устраивай сцен, ты не институтка. Немножко повозмущайся, конечно, повозмущайся. Вот так. И достаточно, не переигрывай. Что тут такого – зайти к старому другу в гости? Посмотришь, как живут сильные мира сего. Слышишь, что он говорит? Он говорит, что ты будешь спать в одной комнате, а он в другой. Эта мерзавка хохочет? Ну и пусть хохочет, не обращай на неё внимания!
***
Ольга проснулась, и какое-то мгновение не могла понять, где она. Тусклый свет ночника, сопение, с присвистом, Юрия вернули её к реальности. Она брезгливо отодвинулась, утопив одеяло между ним с собой. Господи, как он сопит! Наверное, это её и разбудило. Вспомнив минувшую ночь, она глухо застонала, испугалась, прикрыв рот, покосилась на похожее на маску лицо Юрия и притихла. Болела не только голова, ныло всё тело.
Она осторожно встала с низкой деревянной кровати, собрала своё нижнее бельё и прокралась в ванную, плотно прикрыв за собой двери. Холодная вода немного освежила. Скорее! Одеться и уйти, пока он не проснулся. Идиотка старая, в лес ей захотелось! Побывала? Радуйся!
Так же осторожно, на цыпочках, снова пробралась в спальню и взяла одежду. Не могла, размазня, сразу всё захватить! Юрий спал в другой позе, и теперь носом не свистел. Слава богу, а то сам себя разбудит.
Она оделась, причесалась. Который час? Где-то видела вчера часы такие оригинальные… А, встроенные в кухонный шкаф. Прошла на кухню. На столе стояла начатая бутылка французского коньяка, рюмки, шоколад. Всё правильно, они вчера ещё и тут пили. Она всё помнила и, морщась, гнала воспоминания.
Половина пятого. Кажется, начинает светать. Можно идти.
А он проснется, начнет искать, всех на ноги поднимет…
Надо оставить записку: «Я ушла».
Что значит ушла? Ты жена, что ли? И куда ты сейчас уйдешь? Ты даже не знаешь, в каком районе находишься.
Миша и Аннушка сейчас спят. Вчера ждали-ждали её звонка, а она в лес ушла, оказалась на старости лет большой любительницей природы… Надо идти. В шесть часов откроется гостиница. Пока дойдет…
А куда идти по темным пустынным улицам? Не ломай мелодраму, дорогая. Ну, представь себе: по предутреннему городу убегает от любовника баба – это в каком веке было? Сядь и успокойся.
Ольга села на стул и тупо смотрела в одну точку. Никогда в её душе не было так скверно. И стояла такая настороженная тишина, будто весь мир потерял дар речи, пораженный её поступком.
Она подняла голову и посмотрела на светлеющий прямоугольник окна. В комнату медленно заползал свет, придавая предметам определенность.
Уходить или не уходить? Может, действительно ничего особенного не произошло? Что в самом-то деле? Не ты первая, не ты последняя. Обычная житейская ситуация. Тебе не понравилось? Ну и хорошо. Зато та стерва теперь отстанет. Выпей лучше рюмку коньяка. Выпей, выпей. Французский! Светка начнет рассказывать про свои похождения, а ты ей: «Светик, ты хоть с одним из своих фраеров пила французский коньяк?" – а ей и крыть нечем. Не переживай. А Мишу своего ты ещё сильнее любить будешь.
Вот так. И головка меньше болит, да? Умница! Теперь можешь сварить кофе. В этом доме растворимый, кажется, не пьют, тогда свари, если умеешь, из зерен. Пусть сам варит? И то верно. Выпей крепкого чая. Кстати, англичане – культурный народ, а пьют его в несколько раз больше, чем мы, так что не считай чай пролетарским напитком. Ну-ка, какой здесь чай, цейлонский? Сойдет.
Видишь, уже шестой час, а то прямо-таки убегать! Культурные люди так не поступают.
Правильно, посмотри на себя в зеркальце, подкрась губы. Ну вот, такая же, как и была, а хотела бежать по городу. Смотри, какой большой город, а никто в это время никуда не бежит. И ты зря так рано подхватилась. Может, вытрешь губки да на место приляжешь? Не хочешь? Ну, возьми полистай журналы, они в зале на журнальном столике.
Журналы Ольга перетащила на кухню и стала рассматривать. Где он понабирал такой пакости? А, он же по заграницам ездит. Вот чертовка, а! Как же она позволяет себя фотографировать?! Эта среди ночи не побежит… А это что? «Работница»? Во, это наш человек.
Ольга заинтересовалась рассказом, потом зазвучал динамик, и она даже не услышала, как в дверях появился Юрий.
- Ну ты меня напугала. Где, думаю? Доброе утро.
- Доброе утро, Юра.
- Извини, приведу себя в порядок.
Ольга улыбнулась. Он и правда был смешным. В трусах, шлепанцах, не расчесанный, схватился и бросился искать пропажу…
Через несколько минут Юрий вошел одетым.
- Доброе утро ещё раз. А я проснулся – нету, одежды - нету…
-…полез в карман – деньги на месте.
- Ладно тебе. Давно бодрствуешь?
- Не очень. Но уже чаю напилась, даже рюмочку за здоровье парижан…
- Правильно. У меня тоже голова – бр-р! Мы сейчас что-нибудь сварганим. Ты пошарь в холодильнике, а я кофе сварю.
Хорошо, что она встала пораньше и обрела уже человеческий облик. На лице Юрия всё еще была печать ночи. Он принес портативный магнитофон и включил музыку.
- Пусть немного проветрит мозги.
- Не надо было засорять, - сказала Ольга.
Они завтракали и говорили о всякой ерунде, потому что говорить было нечего.
Вчера после ресторана, лежа в одной постели, они уже не позировали друг перед другом, а словно соревновались в откровенности и теперь знали друг о друге больше, чем это требуется для нормальных человеческих отношений.
- Мне трудно сказать, когда вернусь с работы, поэтому я дам тебе второй ключ. Пока меня не будет, от тебя требуется только одно: никому не открывать и не отвечать на телефонные звонки.
Ольга отрицательно покачала головой. «Считает, что уже приручил». А вслух сказала:
- Пока ты, Юра, спал, я сурово осудила нашу легкомысленную связь.
Юрий не понял: подбор слов пародийный, а тон серьёзный - чему верить?
- Легкомысленную?
- Конечно.
- С чьей стороны?
- С обеих, надо полагать.
- Я бы о своей стороне так не сказал.
- Тогда тем хуже для моей стороны.
Юрий помолчал, переваривая сказанное.
- Что-то было не так?
- Почему? Всё, наверное, так. Только… понимаешь, Юра, это не для меня. У меня что-то вот здесь, - она притронулась к груди, - нарушается, становится не по себе, я не могу.
- Ты серьёзно?
- Вполне серьёзно.
- И мы больше не встретимся?
- Вот так, – кивнула она в сторону комнат, - нет.
- Ты меня удивляешь.
Ольга пожала плечами.
- Что ж делать. Я и не ставлю это себе в заслугу. Если у кого получается это легко и просто – дай им бог. У меня не получается. Выше себя не прыгнешь.
Юрий поднялся, медленно прошелся взад- вперед.
- Ты на работу не опоздаешь? – спросила Ольга, слабо надеясь, что, может, пора идти, и само время прекратит этот неприятный разговор.
Но было ещё рано, Юрий снова сел.
- Короче, «давай, Юра, дружить», да?
Ольга улыбнулась.
- Давай, Юра, дружить, - повторила она. – Ты же знаешь: самое святое, что бывает между людьми, - это бескорыстная дружба.
- Только не между мужчиной и женщиной.
- Некоторые считают, что женщина – тоже человек.
- Оля, твои шутки бывают неуместны.
- Что шутки? Бывает, что вся жизнь – неуместна…
- Это уже из другой оперы. Ты просто устала, и у тебя плохое настроение. Давай твою чашечку.
Ольга безразлично смотрела, как он наливает кофе ей и себе. Пусть наливает. Чашечки микроскопические, можно выпить много. Кто-то собирал в далекой Африке эти зерна и не знал, что они скрасят несколько минут чужим друг другу людям. То, что Юрий чужой, было теперь ясно, но она не могла бы сказать – почему. Просто видела, что это совсем не тот Юрий, о котором она иногда думала на протяжении прошедших лет. И в душе образовалась как бы часть пустого пространства, которое теперь заполнялось тем, что было привычно. Миша и Аннушка уже тоже встали, думала она, и сидят завтракают, разговаривают, возможно, о ней. Перешучиваются, а сами, конечно, переживают: почему не позвонила, не случилось ли чего? Случилось, родные, простите меня. Сейчас она пойдет в гостиницу, закажет и домашний телефон, и Мишин рабочий – к кому-нибудь дозвонится. Анна, скорее всего, дома.
- Ещё кофе?
- А нам не пора?
- Можно и выходить.
- За тобой разве не машина приезжает?
- Можно вызвать, но я обычно хожу пешком.
- Ты тогда собирайся, а я подожду тебя на улице.
- Конспиратор… - улыбнулся Юрий, но возражать не стал.
Выйдя на улицу, Ольга сразу узнала город; из кухонного окна был просто не характерный вид. Стоять было неловко, и она медленно пошла по тротуару. Через минуту догнал Юрий. Улыбаясь, он протянул ей ключ.
- Нет, Юра, я уже попрощалась с этим домом. Ты не хочешь меня понять?
Он ничего не сказал, и минуты две шли молча.
- Нина Павловна жива, не знаешь?
- Не знаю, никогда не встречал.
- Хочу зайти к ней.
Так, чувствуя какую-то вину, Ольга и отыскивала темы для разговора, пока они не дошли до перекрестка, где ему надо было сворачивать на работу, а ей идти прямо.
- Когда мы увидимся? – спросил Юрий.
- Когда примете, Юрий Николаевич. С бумагами-с.
- Ах да, с бумагами… С бумагами, Ольга Петровна, приходите… что у меня сегодня? Давайте в три часа, вас устроит?
- Вполне, Юрий Николаевич.
Юрий вздохнул.
- А ты такая же, как была.
Ольга улыбнулась и пожала плечами:
- Не забудь, в три.
Она ушла и спиной чувствовала, что он стоит на перекрестке и смотрит ей вслед.
ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ