В квартире номер четырнадцать шестого дома по улице Октябрьской найден разорванный по листам дневник .
"4 октября.
Перед сном я надеваю толстый вязаный свитер, носки и залажу под теплое одеяло. Лежу. Поток тревожных мыслей перебивает только зябь в ногах. Они уже вспотели, и теперь им стало невыносимо холодно. Растираю, закутываю, держу в руках. Но они не собираются становиться теплее. Приходится идти парить ноги.
Складываю полотенце вдвое. Аккуратно вешаю на боковую грань ванной. Время ночное. Холодная вода стекает безумно долго. Но терпение вознаграждает выносливых. Когда вода равняется с телесной температурой, сажусь на полотенце и скидываю ноги.
Мало приятного пока температура не превышает моей собственной. Кажется, с равными промежутками времени вода набирает тепло. Трогаю пальцем струю. И невольно вспоминаю каждое буднее утро дома. Но не тут дома, а там, где я еще ходил в школу.
Когда зимой меня будили, за окном всегда было темно, а в комнате было ужасно холодно. Каждое утро, шагом на автомате я шел в ванную и свешивал ноги под горячую струю. Бывало, я там и засыпал, пропускал завтрак - и шел голодным в школу. Обычно все мои мысли были заняты тем, как хорошо было бы, чтобы сегодня отменили уроки или случился карантин. И тогда я просидел бы вот так наедине с шипением воды целый день. Но уроки не отменяли. Я ел и уходил.
Воспоминания о том доме, где я жил с семьей и ходил в школу, всегда грели меня. Так же грели, как начал греть сейчас кипяток. Ноги стали красными, время добавить немного холодной. А потом понемногу откручивать назад, снова добиваясь кипятка.
Времени прошло много уже, а привычка так сидеть, перебирая пальцем струю, осталась. Люблю, ужасно люблю звук падающей воды. Когда принимаю ванную, ложусь в неё почти сразу, не жду, пока наберется вода. Лежу, и мне очень нравится, как она поднимается вокруг меня. Если уровень воды доходит до краев, я сразу выдергиваю пробку. Но ни в коем случае не закрываю кран. Когда на суше оказывается вся поверхность моего тела, я снова вставляю пробку и добавляю горячей. И так повторяю три раза. Очень много воды уходит. Но в оправдание скажу, что через треск воды мне удается хоть немного убежать от тяжелых воспоминаний.
Вытер ноги полотенцем, на котором сидел. Надел более легкие носки. Лег. Закутался в одеяла. И уставился в стену. За окном пронеслась сирена скорой помощи. На потолке замелькали бело-желтые отголоски фар. А по телу побежали приятные волны тепла. «Как же громко машины стирают колеса,- подумалось мне.- Неужели кому-то еще есть куда спешить?».
Но начало мысли оборвал стук в дверь. Странно, конечно, в такой поздний час. Стук повторился. Такой тихий, еле слышный. Казалось, человек боится разбудить, но зачем тогда стучать? Я мешковато распутался из всех слоев одеял. По привычке подошел к двери очень тихо, чтоб в случае чего притвориться, что меня нет дома. Аккуратно посмотрел в глазок. Там было милое хрупкое создание с большими карими глазами. Жизнь ей подарила синонимичное имя – Мила. Она стояла, смотрела в глазок и будто видела меня. Я оторвался от глазка. Несколько противоречивых мыслей поборолись между собой. На секунду задержал дыхание, закрыл глаза, а после с выдохом открыл дверь. Мила кружила пальцем по зеленой стене коридора, внимательно рассматривая каждое свое движение. После подняла глаза, повернула на бок голову и легонько прикусила губу. Вот за что я боюсь тишину, подумал я.
-Можно?
-Да, можно,- и я отступил от двери. Она вошла. В прихожей вновь повисла тишина. Подумал, как хорошо, если бы сейчас зажурчала вода или хотя бы отчетливо был слышен скрежет колес.- Чай?
-Если это будет не сложно.
-Не будет.- Помог ей снять плащ, аккуратно повесил его на вешалку. И сразу распознал знакомый запах дамского перегара. Такой кисло-сладкий. Немного даже приятный запах. Приторможенная реакция и стеклянный блеск в глазах. Решил помочь снять обувь, но она жестом дала понять, что она сама.
«Так странно, когда же я успел надеть вязаные носки?»,- подумалось мне. Меня всегда настораживало, когда я забывал какие-нибудь не очень важные действия. Пока я рассматривал ноги, она прошла в комнату и уселась на кровать, на мой разрушенный кокон.
Я быстро сходил, поставил чайник и вернулся. Остановился в дверях. Искал слова, чтобы заполнить молчание, но все было как-то неуместно. Мила обтирала очень медленно пальцем губы, а после подняла голову. Глаза ее были наполнены иронией. Она смотрела мне в душу. А мне было неуютно в своем домике.
-Я целовала многих парней за это время,- холодно сказала она.
Все во мне стало трястись. Грудь разожгло. Надеялся, что лицом я не выдавал лишнего волнения. Глаза стали тяжелые, а челюсть сжалась капканом.
-И знаешь, были лучше тебя. Я долго боялась. Боялась, что никого лучше не будет. А они есть. И их много.
Слюна еле прошла через кадык.
-Ты думаешь мне, правда, нужно это знать? Смастери список. Надеюсь, первый из списка свозит тебя в Китай. А я вызову тебе такси.
-Давай просто посидим, поговорим. Как бывшие. Наверное, нужно много мужества, чтобы игнорировать все вокруг себя. Сидеть дома и строить свои ошибочные теории.
-Главное свои,- прошептал еле слышно.
Взгляд мой потупился. И я медленно опустился на корточки. Руки, не торопясь, перебирали телефон. Воздух стал тяжелым. Внутри разливалась магма. «Какая же ты красивая,- подумал я.- Вот только не знаю, стоит ли тебе это сейчас знать. Мне нужно выставить тебя за дверь, а хочется вцепиться и не отпускать, но стоит ли тебе это знать. Мы много говорили – и уже все решили. Нет места новым сомнениям. Или у тебя есть какое-нибудь или… Ты плетешь из них узелки. В центре одного из узлов сжалось мое сердце. Знаю, что ты могла быть той самой, если бы я был немного другим. И я, наверное, очень хочу, чтобы это была именно ты. И чтобы я был немного другим. Только такие девушки по моим убеждениям делают счастливыми. Но жизнь раскинула свой пасьянс так, что сейчас я не могу найти себе места. И не страшно признать, что я боюсь ответственности или серьезных отношений. Страшно не признать, что ты боишься акул и плавать между их плавниками. Я не в силах знать, что кто-то сидит и думает, где ты и с кем ты. И это не дает ему спать. У меня для этих целей мама. Ведь я тоже переживаю, что она волнуется за меня. Абсурд. Тратит нервы на мои вечера. Абсурд. Вот и получается, что никто полноценно не расслабляется. Но и мама сейчас, к счастью, многого не знает. Надеюсь, спать ей стало спокойнее.
А характер у меня переменчивый и скверный, я всё это тебе объяснял не раз. Сегодня мне хочется сидеть, обнимать и целовать тебя, вести повседневные беседы и готовить вместе ужин. Но наступает время, когда мне нужно засыпать на полу в чужой квартире среди окурков, рюкзак скрутить под голову, накинув куртку как одеяло. И кочевать так каждый день, ночуя у малознакомых людей. Делить их блеск в глазах. Надеяться, что нам хорошо. И знать, что, скорее всего, мы уже никогда с ними не увидимся. Порой возникает желание исчезнуть, пропасть. И я не могу его топить. Ведь это часть корабля. И если топить трюм – топить весь корабль. Сложно тянуть ответственность за свои желания. И ответственность за то, что кто-то ждет тебя дома. А ты, возвращаясь домой, уезжаешь на попутке в другой город.
Что у тебя сейчас в голове? Что за этими милыми пьяными глазами? И, казалось бы, все это сладко для меня пахнет. Да, сладко. Сладко, пока я выполняю поручения того, что во мне рождает всё новые и новые желания. Приятно только от того, что могу хоть что-то выполнять. А от самих желаний, тебе нужно знать, я не в восторге. Абсурд. Это как всю жизнь учиться в ВУЗе на специальности, которая тебя отвращает. Но каждая успешно сданная сессия делает приятно и ты продолжаешь дальше. Я бы продал кусок себя, чтобы оставшийся кусок избавился от этих потребностей - и жил нормально. Но понемногу уже привыкаю. Неужели так будет всю жизнь? Даже думать об этом тяжело. А картинка себя в будущем перестала появляться.
Вот жизнь и делится на две половинки тяге к постоянности и нелогичному переменному поведению. Когда терпишь очередной период одиночества, спасаешь мыслью себя, что не сделаешь больно близкому человеку, когда начнется следующий период. Когда что-то внутри будет заставлять тебя исчезнуть. Ужасно тяжело от этих перемен, словно две личности живет в тебе. А начнешь объяснять, и вовсе чувствуешь себя дурачком. Я уже давно запутался в своей голове. Но отрицать этот спутанный комок глупо. Он существует. И это я. Люди видят в этом кромешный эгоизм. Может оно так и есть. Лишь бы не пришлось снова объяснять.
А ты сидишь тут такая красивая. Что хочется забыть всё, что придумал себе и целовать тебя с ног до головы. Просто крикнуть себе какую-нибудь фразу о том, что живу один раз и вцепиться в тебя. Но мы уже все это проходили. Потом становится грустнее. И зачем ты только пришла? Пленить меня своей безупречностью? Или отвратить от себя информацией о тех мужчинах, с которыми ты была? Да я простил бы тебе сотни мужиков. Если бы то самое, что мною управляет - пропало. Ты могла быть той самой, если бы я был немного другим. А сейчас мне остается только знать про них. Остается просто жить и знать про твоих мужиков. И видеть твой ироничный пьяный взгляд.
Зачем ты сюда пришла такая красивая? Никогда не мог представить, что твои глаза могут излучать столько иронии. Я помню только те счастливые моменты, где твоя улыбка была распахнута так долго, что зубы успевали пересыхать. Чудное было время. Страшно подумать, что эта улыбка будет греть другого мужчину. Но тот, кто из нас готов к серьезной жизни, должен жить ею и получать от неё удовольствие. Нет времени ждать, когда у второго человека закончатся попеременные встряски. Они ведь могут продолжаться всю жизнь. Вот только научиться бы не думать о тебе и не видеть эти назойливые сны, где ты улыбаешься уже другому».
Она сидела в темных штанах с высокой посадкой, которые так подчеркивали ее безупречную худощавую фигуру. Черная просвечивающаяся рубашка, а под ней еле виднелся темный бюстгальтер. Шея сводила меня с ума, как клубок маленького котенка.
-Я спала вчера с другим,- прервала Мила.- Хотела, чтобы ты знал.
И все рухнуло внутри. Я встал и очень громко начал дышать. Мужчины не плачут. Кажется, какое-то внешнее огромное давление давит на грудь. И ты ничего не можешь сделать с ним. Еще и эти противные мурашки по всему телу. А после всё сосредотачивается в горле. Где-то в области кадыка. Невозможно глотать. Там теснится толстая дамба, которая то и дело трещит. Порой кажется, что только физическая боль перебьет этот кошмар. Но это обман, как согреваться водкой в лютый мороз. И дамба рвется. А глаза становятся как два стеклянных шарика. Пытаешься зажмуриться, чтобы обеспечить вакуум и остановить потоп внутри. Вода всегда находит себе дорогу. И из глаз текут тонкие прозрачные ручейки. Мужчины не плачут.
-Уходи, пожалуйста. Мне не нужно знать то, что ты хочешь, чтоб я знал,- и быстро подобрал жгучие ручейки со щеки. В горле по-прежнему трещала дамба.
Она резко рванула с места и вцепилась в меня, ее руки сжали мне спину. Я резко подхватил ее голову и вжал себе в грудь. Чувствовались судороги ее тела. Наши губы как два магнита начали искать друг друга. И порвали тонкую пленку, которая успела между нами образовываться за то время, пока мы не виделись. Языки сплелись, а она начала плакать прямо во время поцелуя. Когда мы расцепились, Мила неистова тряслась. Она держала меня руками за плечи, а я ее, и мы смотрели друг другу в глаза. Ее макияж потек от слез, но это только делало ее еще прекрасней. Мое тело разделилось на тысячу атомов. И я чувствовал каждый. Чувствовал дорожки на щеках, которые успели протоптать горячие ручейки.
-А у тебя были другие женщины?- она смотрела на меня своими блестящими большими глазами.
-Были.
-Ну и как с ними?- она обтерла рукой мокрый нос и под глазами.
-Были и были.
-Скажи, как с ними?
-Мне нужно было чувствовать, что я мужчина.
-Они были лучше меня?
-Ни на сантиметр.
-Ни на миллиметр?
-Ни на миллиметр.- Потом немного откашлявшись, добавил,- если не считать только ту, которая утром вынесла за собой мусор.
Она расплылась в улыбке. В той знакомой улыбке, при которой сохнут зубы. И прижалась к груди. А после икнула. И мы рассмеялись. Я вспомнил про чайник. И побежал на кухню. Струя пара била вверх, а воздух на кухне был влажным. Воды выкипело так много, что вторая кружка заполнилась наполовину. Решил, что это будет моя и добавил холодной воды. Суетно выложил в салатницу почти всё сладкое, что имелось. Взял две кружки в разные руки и со всей боязнью кипятка пошел маленькими шажочками в комнату. Когда я приоткрыл ногой дверь, брови мои поднялись, а глаза расширились, казалось, вдвое. Мила стояла полностью обнаженной, положив указательный палец между губами, и смотрела пленительным взглядом из-подо лба. Вещи аккуратно были сложенные на моем рабочем стуле, а бюстгальтер висел на спинке. Не сказать, что я был ошеломлен. Я всегда был за равные условия, поэтому я медленно поставил кружки на пол и тоже без слов разделся догола.
Время начало двигаться быстро. Помню только, что мурашки не отпускали меня. С каждым новым разом я наполнялся, как наполняют чашку отборным кофе. И когда чашка уже полна, кофе льется по краям на блюдце. И в самый сокровенный момент его выплескивают на стену. И так было раз за разом. В какой-то из таких разов она сидела на мне сверху, и мы смотрели в глаза друг другу. Она безмолвно дотянулась до стола и взяла пачку сигарет и зажигалку. Подкурила, не останавливая и не нарушая ровный медленный темп. Сделав несколько коротких затяжек, протянула сигарету мне. Я плавно поднес папиросу к губам, а тело то и дело двигалось вниз - вверх. Так мы передавали ее из рук в руки, из губ в губы. Пепел небрежно стряхивали на ковер. Прикончив и этот раз, мы спустились на пол и прислонились спинами к стене. Напротив нас на полу стояло огромное зеркало, опертое о стену. Мы сидели и смотрели в него. Она облокотила голову о мое плечо, руками обвила колени. Я потянулся за сигаретой и подкурил.
-Посмотри, какие они молодые,- сказал я, указав рукой с сигаретой на зеркало.
-Ты постоянно это говоришь.
-И буду говорить, пока не почувствую, что уже стар.
Она хмыкнула и ничего не ответила на это. Забрала у меня сигарету и добавила.
-Я тут подумала.… Хотя нет, ничего.
-Нет, ты уж скажи.
-Мысли просто хотели испортить момент. Подумали про завтра. Про будущее.
-А что будущее? Будущее. Интересное слово. Его нет, а слово такое есть,- и на секунду засомневался в своих словах. Но сразу добавил,- Что есть, если не то, что есть сейчас? Посмотри, какие они молодые. Те в зеркале. Они еще способны гореть, оставляя за собой пепел.
-Ты прав.
Я вжал ее голову себе в плечо и поцеловал в лоб. Глаза потяжелели. За окном ночное покрывало медленно меняло тона. Казалось, будто в темную воду постоянно макали кисть с белой краской, и с каждым погружением тон воды становился всё светлее и светлее. Организм был полностью истощен. Глаза начали наливаться тяжестью. Голова упала вниз. И я проснулся, но уже в кровати. Резким движением всего корпуса подскочил вверх. Обернулся, рядом никого не было. Проверил ноги. На ногах были тонкие носки, те которые надевал после ванной. Начал шумно дышать. Вспоминать все, что причудилось. Всё было более чем реально. Сны о ней, который день выбрасывают меня на поверхность как из комы. Зачем мне это нужно? Зачем мне это видеть? Зачем мне просыпаться с этим? Ведь я и без этих снов не могу забыть эти губы. И это никак не дает мне успокоиться. Послышалось шипение воды в душе. Повернул голову. Бюстгальтер висел на спинке стула. А пепел неровно раскидан по ковру".