Советские люди и вечность

Елена Микульчик
       "Посмотри: он скучающе едет и скучающе смотрит.  А понимает ли он, что он — избранник! От одного этого с ума можно сойти. Избранник Мироздания! Вынули на секунду из небытия, и через секунду опять вечная тьма несуществования. На одну секундочку! Да ведь он вопить от радости должен, что живет! А ему скучно"

       Эта выдержка из разговора Веры и Игоря в фильме «Влюблен по собственному желанию»  (1982 год) тоже может «свести с ума». О чем толкует героиня? О радости бытия или ужасе  «несуществования»?  Что значит «Избранник Мироздания»?  Кто «вынул» человека из «небытия»?

       По воодушевлению, с которым героиня  произносит текст,  по существу затронутой темы,  можно сделать вывод, что она призывает собеседника к оптимистическому восприятию мира. Однако может ли возникнуть радость от мысли, что жизнь человека – «секундочка», а далее – ничего, «тьма несуществования»?  Так утешать может палач, сообщающий, что у приговоренного есть еще какое-то время, и это – повод для счастья.

       Почему-то раньше, в советские времена  эти слова не бросались в глаза, не вызывали вопросов. Может быть, потому что государственная идеология делала акцент  на других моментах. Например, на том, что  человек живет делами и  идеями в памяти людской («Ленин живее всех живых», «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить»); на эволюции человека (занимательная теория о том, что человек произошел от насекомоядных тропических млекопитающих (типа грызунов),  преобразовавшихся в приматов и т.д.); на происхождении от определенных родителей. Была еще подогреваемая множеством девизов надежда на коммунизм: все ждали наступления  времени всеобщего благоденствия, когда о смерти можно и вовсе забыть.

       Все это настолько отвлекало от темы возникновения конкретной жизни («бытия» из «небытия»)  и смерти (как вечной «тьмы несуществования»), что упомянутые слова героини фильма не казались странными, противоречивыми, провокационными.
 
       Философские словари  советского времени определяли,  что в социалистическом обществе самым ценным капиталом являются люди, а подлинный и высший гуманизм - есть удовлетворение постоянно растущих материальных и культурных потребностей человека (Краткий философский словарь под редакцией М.Розенталя и П.Юдина, Государственное издательство политической литературы, 1954 г.,  с.116-117;  далее – Философский словарь).

       Потребности в религии (тем более, «постоянно растущей») у культурного человека быть не могло, ибо религия есть форма духовного гнета, «лежащего  везде и повсюду на народных массах,  задавленных вечной работой на других, нуждою и одиночеством» (Ленин, т. 10 с.65).

       Религии,  которые проявляли уважение не только к земной жизни человека, но и  к смерти, как началу жизни вне тела,   высмеивались: «В нелепых, невежественных сказках церковников и сектантов о боге, рае, о царствие небесном люди ищут спасения от бедствий и мучений, причиняемых эксплуататорским общественным строем» (Философский словарь с.511). О христианстве: «Обещая равенство после смерти, оно всегда оправдывает социальное неравенство на земле… Учение о примирении с действительностью, с социальным неравенством, о загробном воздаянии, о божественном происхождении государственной власти делало религию выгодной для эксплуататорских классов (Философский словарь с. 656)».

       Что предлагалось взамен? Ничего. Люди советского общества,  не знавшие реального социального равенства,  со всей социалистической прямотой и «гуманностью» были лишены идеологами также и надежды на бессмертие: приходилось верить в «вечную тьму несуществования». При этом, критикуя идею загробной жизни, мысль о том, что смерть – есть подлинный конец, не навязывалась, упор  на ней не делался. Людям  внушали необходимость в виду единственности и неповторимости жизни прожить ее так,  чтобы не было «мучительно больно бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире - борьбе за освобождение человечества"(Николай Островский).

       В итоге, граждане советского государства,  перекованные властью из религиозно настроенного общества в атеистов,  не полностью удовлетворились  вскользь упоминаемым обстоятельством, что жизни после смерти нет,  что проявилось в негромких дискуссиях о существовании инопланетян, экстрасенсов,  какого-то высшего закона мироздания, в тихом семейном праздновании религиозных праздников, в традиции  почитания умерших предков.  Как говорила героиня Л.М. Гурченко Раиса Захаровна  в фильме «Любовь и Голуби» (1984 г.) : «… уже известно, что люди произошли от инопланетян, и наши и американцы давно с ними общаются, это мы уже так в учебниках договорились, что от обезьян....чушь какая...».

       Что касается приведенного в начале статьи оптимистического выступления  Веры, то это  - пример неудачной попытки  советского человека найти утешение и радость в осознании конечности жизни  без разрушения идеологического мифа, основанного на материализме и атеизме.