По трубам, через пачки сигарет, ветром, снегом, водой, весь невидимый свет проникает во тьму ночной комнаты. Серого цвета исчерченные стены, прожжённый палас, стул, точнее табурет, кровать – полтора на два, крючки на стене, дешевая картина, и вечный шум за стеной, звон двери, впускающая всех на ночлег, и снова ветер. 5 сантиметров над уровнем пола, матрас. Обжелтевшая простынь, подушка, свернутая куртка, чье то дыхание, и сигаретный дым улетучивается в окно, по ветру, в комнату к другим влюбленным, странным, чудным, простым. Свет луны зимой напоминает ледяной осколок, угодивший в солнечный плен, а звезды, как и масло, пролила А. Первый день. Комната.
Она ходит, улыбается, смотрит на все так жадно, поднимает голову так высоко, словно нет будней, словно вино можно пить большими глотками, словно не закончатся никогда эти выходные, наши выходные, и реальность никогда не прервет наше счастье. Я рад таскать за ней рюкзак, я рад ее фотографировать, я рад ловить каждую ее улыбку и каждый ее смешок. Винные магазины, цветочные лавки, мне не хватает таблички, или знака приказывающего – «Купи ей цветы, купи бутылку вина, и поцелуй ее наконец!», или чего то вроде – «Целуй ее!». Нет, таких знаков не бывает. Снег притоптан сотнями таких же любопытных, как и мы, тропа, как белая нить ведет нас все к новым местам, к новым возможностям, к новым впечатлениям, и назад, в серую комнату, в которой слышен каждый шорох, где есть кровать – полтора на два с половиной. Но мы туда не идем. Новая фотография, новые следы прохожих, и новая улыбка. Холодает. Трескучий мороз, который воспевал А.С. Пушкин прикасается к ней, щиплет ее, трогает. Я стараюсь не подать вид, что кончики пальцев перестали отвечать на нейронный импульсы, я не подаю вид, что хочу уйти в серую комнату. Новая фотография, совместная, она целует меня в щеку. Она сделала это первой. День второй. Каток.
Горячий кофе на морозе превращается в пар. Тепло рук, которое я хотел сохранить для нее, перестает быть теплом, ее теплом, и уходит циркулировать в мир. На кухне мы пьем чай. Мы заказали пиццу. Она в душе. Я курю в окно. Шум воды напоминает перезвон листвы поздней осенью. Холод не дает докурить сигарету. Она вышла из ванной, голова замотана белым полотенцем, на тело накинут халат, на ногах теплые носки, она прыгает под одеяло. Ей холодно. В голове срабатывает импульс – греть. Я ложусь к ней, обнимаю ее спину, и нам тепло. Мы лежим вместе. Мы никуда не идем. Мы здесь и мы – сейчас. Нам хорошо, а главное, ей тепло. День третий. Комната.
Она улыбается мне утром. Я улыбаюсь. Сигареты кончились. Нужно купить новую пачку, и в дорогу воды, кофе, что бы набраться сил и выйти из постели не представляло сложности для нее. Синий винстон, толстые. Бон аква – маленькая, не газированная. Мороз не такой сильный, как был на второй день. Солнце более тусклое, чем было раньше. Ветра нет. Следы на снегу стали менее заметны. Людей на улице все меньше. Мы сидим на краю кровати. Уходим на кухню и пьем кофе. Скоро на вокзал. Мы едем на вокзал. Ее рюкзак на мне. Она с мечтательной тоской смотрит в окно. А я смотрю на нее. Она просит меня не идти курить. Я стою в ожидании улыбки. Она улыбается. Мы кушаем. Она смотрит на голодных голубей, которые смогли пережить сильные морозы и наплыв влюбленных, родных, милых, добрых, странных. Солнце светит как и всегда. Люди стоят. Люди торопятся. Автобус. Места рядом. Сумка в багаже. Рюкзак с собой. 12-13 место. Она у окна. Я рядом. Контролер прошел мимо рядов. Вышел. Мотор. Колеса вывернуть вправо. Автобус тронулся. Покидаем черту города. Темнеет. Она слушает музыку. Я делаю вид. Меняются декорации. Монотонный шум успокаивает. Скоро начнутся будни. Каникулы кончатся. Время начнет свой ход. Внезапное тепло проходит через мою правую руку. Она держим меня за руку. Взгляд направлен в окно. На лице улыбка. Мы едем домой. Мы вместе. День четвертый. Автобус.