Чернова А.Е.
Москва, Россия
Константы фольклорного сознания в стихотворении
Н.М. Рубцова «Журавли»
В статье исследована роль онтологических (пространство, время) и аксиологических (софийность, соборность, справедливость) констант фольклорного сознания в художественной системе стихотворения Рубцова «Журавли».
Ключевые слова: национальная картина мира, русская поэзия, фольклорное сознание, онтологические и аксиологические константы, фольклорный символ, психологический параллелизм, волшебная сказка.
A.E. Chernova
Moscow, Rus
Constants of folklore consciousness in N. M. Rubtsov's poem “Cranes”
In the article it is investigated the role of ontological (space, time) and axiological (a sofiynost, conciliarity, justice) constants of folklore consciousness in art system of the poem of Rubtsov “Cranes”.
Keywords: national picture of the world, Russian poetry, folklore consciousness, ontological and axiological constants, folklore symbol, psychological overlapping, magic fairy tale.
Первый вариант стихотворения Н.М. Рубцова «Журавли» был написан еще в середине 1960-х гг. (его машинописная копия, хранящаяся в
ГАВО, датируется 23 августа 1964 г. [Рубцов 2000, с. 406]).
Однако потом, на протяжении нескольких лет, поэт не раз возвращается к стихотворению, переписывает его, меняет отдельные слова, подбирая более точные; трансформирует ритмический рисунок, спуская ниже последнее слово строки по подобию «лестницы» и расставляя тем самым интонационные и логические ударения более четко, с нажимом; некоторые изменения коснутся и знаков препинания, – все это свидетельствует об особо пристальном внимании Рубцова к форме стихотворения. Но работа над формой не являлась основной и единственной задачей поэта. Форма связана с внутренним содержанием, не только зависит, но и определяется им. Как замечал сам Н.М. Рубцов в письме к А. Я. Яшину: «Главное, чтоб за любыми формами стояло подлинное настроение, переживание, которое, собственно, и создает, независимо от нас, форму. А значит, еще главное – богатство переживаний, настроений (что опять не от нас зависит) дабы не было бедности, застоя интонаций, форм...» (3 ноября 1964). [Рубцов 2000, http://www.booksite.ru/fulltext/sob/rub/tsov/15.htm].
Итак, подлинное настроение и богатство переживаний – занимают в творческом кредо Николая Рубцова первое по художественной значимости место и определяются им не как что-то рациональное, достижимое кропотливой работой и ежедневным трудом, но, напротив, уподобляется им некоей силе, нисходящей и словно бы озаряющей поэта. Такая установка связана с народным мировосприятием. Индивидуальное, личностное начало, сопряжено с национальным, и конкретные особенности характера, оттенки лирического настроения просвечивают сквозь призму общих, ментальных программ. Именно сочетание различных уровней восприятия и создает определённую картину мира: научную, религиозную, философскую или бытовую. Национальная картина мира имеет, с одной стороны, более общий характер. Она связана с фольклорным сознанием и содержит в себе элементы других картин мира. Но, с другой стороны, национальная картина мира – всегда конкретна. Она выявляется в поэзии, живописи, музыке и фольклоре как традиционное отношение к мироустройству.
Рассмотрим особенности фольклорного сознания и национального мировосприятия на конкретном примере стихотворения Рубцова «Журавли». Напомним его:
Меж болотных стволов красовался восток
огнеликий...
Вот наступит октябрь - и покажутся вдруг
журавли!
И разбудят меня, позовут журавлиные крики
Над моим чердаком, над болотом, забытым
вдали...
Широко по Руси предназначенный срок увяданья
Возвещают они, как сказание древних страниц.
Все, что есть на душе, до конца выражает
рыданье
И высокий полет этих гордых прославленных
птиц.
Широко на Руси машут птицам согласные руки.
И забытость болот, и утраты знобящих полей –
Это выразят все, как сказанье, небесные звуки,
Далеко разгласит улетающий плач журавлей...
Вот летят, вот летят... Отворите скорее ворота!
Выходите скорей, чтоб взглянуть на любимцев
своих!
Вот замолкли - и вновь сиротеет душа и природа
Оттого, что – молчи! – так никто уж не
выразит их…
[Рубцов 2006, 321].
Внешние реалии стихотворения, на первый взгляд, просты и обычны. Наступила осень. Природа увядает, и стаи перелетных птиц – журавлей – проносятся над городами и селами. Мотив «осени» и «октября» – как средоточия осенних примет – один из ведущих в русской литературе.
Пожалуй, в творчестве любого поэта можно найти стихи, посвященные осеннему увяданию, где описание природы соответствует печальным, элегическим размышлениям лирического героя. Вспомним, хотя бы Пушкина.
Октябрь уж наступил – уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей…
«Журавли» Н. Рубцова, продолжая традицию русской литературы, таят в себе особое содержание, которое раскрывается через категории фольклорного сознания.
Традиция всегда связана со спецификой определения человеком самого себя в окружающем мире, и с особенностью видения этого мира, но не частным, локальным, образом, а, напротив, обобщенным, «народу свойственным». [Даль 1989, 493]. Именно понятие традиция определяет содержание термина национальное, являясь одной из составляющих национальной картины мира. Традиция проявляет себя по-разному.
Прямых отсылок к устному народному творчеству в стихотворении Н. Рубцова мы не найдем. Ни диалектных особенностей на лексическом уровне, ни каких-либо колоритных, свойственных конкретной местности, деталей и описаний на уровне содержательно-предметном. Однако, исследуя творчество Рубцова через категорию фольклорного сознания, мы обнаружим системообразующие основания его лирики, которые непосредственно связаны с устным народным творчеством. Принято выделять несколько таких оснований или «констант», – «наиболее устойчивых, пронизывающих все жанры» программ [Голованов 2009, 20]. Голованов И.А. в монографии «Константы фольклорного сознания в устной народной прозе Урала. ХХ-ХХI вв.» разработал пять основных констант: онтологические – пространство и время, и аксиологические – соборность, софийность, справедливость. За каждой константой стоят определенные фольклорные образы, мотивы и сюжеты. Сочетание в одном произведение различных констант, их преломление, и создает в произведении основу для новых смыслов.
В стихотворении «Журавли» ключевые константы – «время» и «пространство» – не только структурируют мир, определяют его границы и глубину освоения, но и задают смысл «аксиологическим константам», являясь их исходной реальностью. Месяц года сентябрь в первом варианте стихотворения уже во втором варианте преобразуется в октябрь. Тем самым Н. Рубцов отсекает переходность, размытость временных оттенков, когда летние признаки – теплая погода, густая зелень, сухой ветер – могут соответствовать и признакам ранней осени, сентябрьским дням. Лето в народном сознании – время зрелости, расцвета природы, пробудившейся весной; время полноты и завершения развития. Осень – пора увядания, она связана с темой утраты и смерти. «Забытость болот», «утрата знобящих полей», сиротливость природы, – одновременно характеристика и временн;й константы и пространственной.
Содержание пространственной константы «Журавлей» можно разделить на две онтологические сферы: земля и небо. Причем, если земля описывается подробно, представлена через конкретные детали, то небесное пространство – скорее подразумевается. Основная характеристика земли – болото. В небольшом стихотворении, состоящим из 84 слов, слово «болото» повторяется 3 раза. («Болотные стволы», «болото, забытое вдали», «забытость болот»). «Забытость» – один из главных признаков болота содержит в себе значение обездоленности, оставленности, тленности, оторванности от связи с «небесной сферой». «Забытость» – это и забытье, без-памятие. В одном ряду с болотом пространственными точками обозначено знобящее поле и чердак. Художественный признак поля – утрата близок к значению забытости болота; чердак – единственный элемент пространственной константы, связанный с человеком, чердак – мой, он высится над утратами полей и над забытостью болот, под небом, по которому летят журавли. Тем самым чердак расположен на границе двух миров и является местом их соприкосновения и пересечения. Подобная функция чердака приближена к значению границы в русской народной волшебной сказке, той границы, что отделяет реальное царство, мир людей, от чудесного тридевятого царства, тридесятого государства – которое есть не что иное, как мифическое царство мертвых. Тяжелый камень, столб с надписью о трех дорогах, высокая крутая гора, огненная река, избушка бабы Яги и сама баба Яга как проводник в загробное царство, – все это пространственные ориентиры сказочного мира.
Герой волшебной сказки, встречая на своем пути определенный пространственный знак, переступает через него и оказывается в ином мире, в царстве мертвых, где «приобретает <…> чудесные свойства, а затем возрождается в новом качестве». [Зуева 2002, 150].
В стихотворении Н. Рубцова иное царство само-является через образ летящих, рыдающих в небе журавлей. Журавлиные крики опускается на сиротливые поля и на забытые болота, они будят, зовут, разглашают небесные звуки, – и в душе лирического героя происходит постепенное преображение.
Небесное пространство имеет музыкальную основу, один из его главных признаков – звучание, и не случайно в первом варианте стихотворения журавлиные крики сравниваются с сигналом. «И разбудят меня, как сигнал, журавлиные крики». Так, именно через звуки, небесное пространство соприкасается с земным.
Если основная характеристика земли – утрата и забытость, связанная с болотом, то небо, по принципу антитезы, характеризует категория обретения и памяти. Тема памяти передается через фольклорный символ перелетных птиц, – журавлей. Афанасьев в книге «Поэтические воззрения славян на природу» пишет, что славяне «сохранили много трогательных рассказов о превращении усопших в легкокрылых птиц, в виде которых навещают своих родичей. Как скоро душа покидает тело, она, смотря по характеру земной жизни, принимает образ той или иной птицы, преимущественно белого голубя или черного ворона». [Афанасьев 1995, 112]. Подобное значение образа птицы подтверждают и многие славянские предания. Например, «кашубы твердо убеждены, что души усопших до погребения оставленных ими тел, сидят в образе птиц на дымовых трубах и что детские души бывают одеты нежным пухом. В уездах Мосальском и Жиздренском в течение шести недель после чьей-либо смерти стелют на окно белое полотенце, выпуская один конец на улицу, а на полотенце кладут хлеб и верят, что душа покойника есть та самая птица, которая станет прилетать к окну и клевать положенный хлеб». [Там же, 112].
Подобное восприятие птицы, свойственное народному сознанию, не раз воспроизводилось в художественных произведениях. Вспоминается фильм Михаила Калатозова «Летят журавли», созданный по мотивам пьесы Виктора Розова «Вечно живые» в 1957 году. Стихотворение Рубцова, написанное на несколько лет позже, не продолжает ли ту же самую тему, дополняя и развивая ее?
Действие фильма разворачивается до и после Великой Отечественной войны, и образ летящих в небе журавлей – один из главных. Вбирая в себя душу усопшего, журавль воплощают непрекращающуюся связь поколений; сближает, соединяя, землю и небо, живых – и мертвых. И не случаен текст шутливой песенки, которую исполняет героиня пьесы Вероника:
Журавлики-кораблики
Летят под небесами,
И серые, и белые,
И с длинными носами. <…>
Журавлики-кораблики
Лягушек увидали,
Спустилися, садилися
И тыщи их пожрали.
Журавли прибывают одновременно и на небе, под которым летят, и на земле, куда опускаются и, таким образом, «совершенно очевидно, что шутливая песенка заключает в себе первотолчок не только к образу печальной птицы – символа солдатской души, удалившееся в иные пределы, но и к образу неказистой болотистой земли, в которую упал смертельно раненый Борис и которая приняла тела невообразимого числа воинов». [Молчанова 2005, 23]. Подобные образы послужили толчком к появлению знаменитой песни на стихи Расула Гамзатова в переводе Наума Гребнева «Мне кажется порою, что солдаты…превратились в белых журавлей».
Николай Рубцов жил и творил в то время, когда память военных лет была еще особенно острой, когда боль утраты ощущалась каждой семьей, постоянно напоминала о себе не только через письма и фотографии, но и непосредственно, через свидетельство и воспоминания участников. Сам Рубцов стал сиротой в раннем детстве, в начале войны умерла мать, Александра Михайловна, отец, Михаил Андрианович, ушел на фронт и к детям уже не вернулся. Эта тема – тема смерти, войны, и тема жизни, что ищет себе смысла и опоры, постоянно будет развиваться, обретая все новые образы и смыслы, в его творчестве.
«Журавль – душа усопшего, его прощальный зов», – такое понимание птицы свойственно не только древнему, мифологическому, сознанию славянских народов, но и сознанию современного человека, что свидетельствует о целостности «фольклорной матрицы». Простой полет журавлей – уже событие, и необычное. Словно продолжением стихотворения, его своеобразной интерпретацией является рассказ основателя московского Музея Н. Рубцова М.А. Полетовой: «Это произошло 27 марта 2006 года. Жена Попова Николая Васильевича – Ольга Николаевна с сыном шли в военкомат по улице Вавилова <…> Ольга Николаевна подняла голову – и увидела в небе над этим зданием (музеем Н. Рубцова) журавлиный клин. Одна линия клина была короче другой. Известно, что журавли над Москвой почти никогда не летают.
Будто сама Душа Поэта ликовала в этот юбилейный год, пролетая журавлиным клином над Рубцовским музеем». [Полетова 2008, 335].
Журавли появляются в середине осени, в период увядания природы. Какова же их роль? Журавли зовут, будят и возвещают «предназначенный срок увяданья». Их весть подобна древним библейским сказаниям. В первом варианте сохранилась отсылка к Библейской истории: «сказание библейских страниц», и позже эпитет «библейских» был замещен эпитетом «древних»; «срок увядания» летящие журавли возвещают подобно «древним страницам». Можно предположить, что замена «библейских» страниц на «древние» – была вынужденной, редакторами правились и другие стихи поэта; слова, несущие в себе христианский смысл, вычеркивались и заменялись общими фразами, нейтрального значения: «крест», «Пасха», как правило, опускались, а «Бог» заменялся словом «жизнь», как, например, в стихотворении «Выпал снег». Н.А. Старичкова вспоминает, как Рубцов однажды процитировал строки из опубликованного стихотворения «Выпал снег…»: «Жизнь порой врачует душу… Ну и ладно! И добро».
«Жизнь! Это не то, – сказал Рубцов. – У меня здесь – Бог. «Бог порой врачует душу». Но я заменил: так ведь не напечатают. Пусть будет – жизнь». [Панова 2008, 17].
Весть журавлей – «срок увядания» – подобна тексту, древнему библейскому сказанию. Тем самым они несут, сохраняют и напоминают историю, все, что было в прошлом и что может быть забыто, но не может исчезнуть. Память взаимосвязана с историей. Национальная картина мира во многом определяется отношением к истории, какое место и насколько значимое занимает исторический аспект в познании окружающего мира. Ведь хотя историческое и подвержено разрушению, «во времени оно вечно», а сама история «есть то происходящее, которое пересекая время, уничтожая его, соприкасается с вечным». [Ясперс 1991, 242].
Вестников из «иного царства», из вечности – журавлей – на земле ждут и принимают. «Отворите скорее ворота! Выходите скорей, чтоб взглянуть на любимцев своих!» Если сравнить первый вариант стихотворения с последним, мы увидим, как отношение земного и небесного от характера простого наблюдения, внимательного, но все же отстраненного, приближается к характеру живому, взаимодействующему. Жители земли, которых разбудил журавлиный зов, из «наблюдателей» в первом варианте – становятся «участниками». «Прощально» поднятые руки меняются на «согласные», и журавли из «высоких» путников становятся «любимцами». (ср. «Широко по Руси машут птицам прощальные руки». / «Широко по Руси машут птицам согласные руки». «Выходите скорей, чтоб взглянут на высоких своих»./ «Выходите скорей, чтоб взглянуть на любимцев своих»)
Таким образом проводится мысль о стремлении к неразрывности, к соединению земного и смертного – с высшим и вечным, а подобное соединение, согласие – соответствует аксиологической константе соборность и характеризует народное сознание. Соборность в стихотворении Н. Рубцова раскрывается через композиционный прием фольклорной лирики – психологический параллелизм, в основе которого лежит принцип аналогии между миром природы и внутренним миром человека. Психологические параллелизм, как определил Веселовский – это «искание созвучий, искание человека в природе» [Веселовский 2008, 199]., и вот поиск такого созвучия оказывается в стихотворении ключевой творческой установкой, журавли не только несут историю и память, они и выражают собой, своим прощальным криком, окружающую действительность, и в этом выражении – основная их художественная роль. Ведь душа и природа – два этих понятия, оказываются слитными, нераздельными и цельными.
Журавлей ждут и встречают, потому что они творчески возрождают земной мир, наполняют его смыслом. Но смысл возникает не из отдаленных абстрактных теорий, а из самого мира, путем его раскрытия и выражения.
И забытость болот, и утраты знобящих полей –
Это выразят все, как сказанье, небесные звуки
Далеко разгласит улетающий плач журавлей…
Воплощая звуки мира, журавли передают одновременно и волнения, боль и страдания души:
Все, что есть на душе, до конца выражает
рыданье
И высокий полет этих гордых прославленных
птиц.
Выражение, раскрытие окружающего мира, внешнего (природы) и внутреннего (души) есть творчество. Можно сказать, что это стихотворение о творчестве, о смысле творчества и высоком предназначении его. Причем, творчество, в понимании Рубцова, связано с музыкой. Мир выражает не столько слово или законченная мысль, сколько звук.
Вот замолкли – и вновь сиротеет душа и природа…
Вспомним, что главное для Рубцова, как заметил он в письме к Яшину – это богатство переживаний и настроений, которые не зависят от человека, от его желания. Возможность творить скорее подобна журавлям, которые появляются в определенный срок и которых скорее надо встречать, пока еще летят они над забытыми полями и болотами. Встречать, вслушиваться, принимать душой. И молчать, когда такого знака свыше, небесного указания – летящих журавлей – уже нет.
Вот замолкли – и вновь сиротеет душа и природа
Оттого, что – молчи! – так никто уж не
выразит их…
Таким образом, в стихотворении «Журавли» мы видим пространство земное, исполненное забытостью и помрачением, и пространство небесное, которое содержит в себе память и вечное время. Поля, болота – все это можно назвать одним словом – природа – и отнести к пространству земли; а душа – как явление иного, духовного порядка, принадлежит небу, вечности.
Пролетающие журавли оживляют земное пространство, наполняют его смыслом. То, что было разрозненным, противостоящим – становится единым и цельным. И именно на этом этапе, в подобном взаимодействии земли и неба, можно говорить о третьей онтологической сфере пространственной константы, которую мы пока не упомянули, и которую невозможно причислить ни к области звучащего неба, ни к области оставленных болот и полей земли. Русь. Возникает она в тесном соединении, наложении признаков забытости и памяти, потери и обретения. В поэзии Н. Рубцова Русь выражают не столько конкретные места, города и деревни, со своим особым, традиционным бытом, сколько само стремление к «цельности», к единству земного и небесного. По Руси – «машут птицам согласные руки».
Широко на Руси машут птицам согласные руки.
Русь – широкая, бесконечная, вмещает в себя не только настоящее, но и прошлое. В письме к А.Я. Яшину за 1964 год (25 сентября), Рубцов рассказывает, как живет в селе Никольском. Кажется, реалии «Журавлей» – взяты из жизни, из окружающей поэта родной природы. «А еще потому нахожусь именно здесь (в селе Никольском), что здесь мне легче дышится, легче пишется, легче ходится по земле. Много раз ходил на болото». [Рубцов 2000, http://www.booksite.ru/fulltext/sob/rub/tsov/15.htm].
Но за всем этим стоит глубокий смысл, познавая который, мы познаем одновременно и особенности народного мышления, народного сознания.
Примечания:
1 Следует отметить, что, помимо раннего варианта стихотворения «Журавли», существуют еще две редакции окончательного текста стихотворения, отличающиеся друг от друга только одним словом: в сборниках Н. Рубцова «Звезда полей» (М.: Советский писатель, 1967. С. 20), «Подорожники» (М.: Молодая гвардия, 1975. С. 23), в 3-томном собрании сочинений поэта, подготовленном В.Д. Зинченко [1, с. 270], и в большинстве современных изданий одна из завершающих строк звучит так: «Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих!» (Здесь и далее выделено нами. – А.Ч.). А в сборниках Н. Рубцова «Душа хранит» (Архангельск; Вологда: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1969. С. 33), «Зеленые цветы» (М.: Советская Россия, 1971. С. 13), «Избранная лирика» (Архангельск; Вологда: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1974. С. 131), «Стихотворения» (Архангельск; Вологда: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1969. С. 42) и некоторых других эта строка выглядит несколько иначе: «Выходите скорей, чтоб взглянуть на любимцев своих!»
У рубцововедов сегодня нет единого мнения о том, какой из редакций окончательного варианта стихотворения «Журавли» следует отдавать предпочтение. В предлагаемой статье мы используем для анализа редакцию последнего варианта «Журавлей», помещенную в 3-томном собрании сочинений поэта.
Афанасьев 1995 – Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу: в трех томах. М., 1995.
Веселовский 2008 – Веселовский А. Н. Историческая поэтика. М., 2008.
Голованов 2009 – Голованов И. А. Константы фольклорного сознания в устной народной прозе Урала. ХХ-ХХI вв. Челябинск, 2009.
Даль 1989 – Даль В.И. Толковый словарь в четырех томах: в четырех томах. М., 1989.
Зуева Т.В., Кирдан Б.П. 2002 – Зуева Т.В., Кирдан Б.П. Русский фольклор. М., 2002.
Молчанова С.В. 2005 – Молчанова С.В. Памятник до неба // Русская речь. 2005. № 15. С. 22-26.
Панова И. Г. 2008 – Панова И.Г.. Заметки о поэзии Николая Рубцова. М., 2008.
Полётова М.А. 2008 – Полётова М.А. Пусть душа останется чиста… Н. Рубцов. Малоизвестные факты биографии. М., 2008.
Рубцов Н.М. 2006 – Рубцов Н.М. Сочинения. М., 2006.
Рубцов Н.М. 2000 – Рубцов Н.М. Собрание сочинений / Сост. В. Зинченко. М., 2000.
Ясперс К. Т. 1991 – Ясперс К. Т. Смысл и назначение истории. М., 1991.
Опубликовано:
РУБЦОВСКИЙ СБОРНИК. Материалы научных конференций. – Череповец, 2015. – Выпуск 2, ч. 1. – С. 12 – 18.