Он придержал тяжелую стеклянную дверь, и я вышла в январский темный вечер, втянув морозный воздух. «Спасибо» - кивнула я, но он, скорее всего, не заметил, растворившись в кружащих снежинках. Переливающиеся разноцветными гирляндами ларьки и киоски напомнили, что совсем недавно случился Новый Год. Я скользнула взглядом по верхушкам берез, сверкающим отблесками полной луны, снова втянула в себя уходящий день, и улыбнулась его восхитительной красоте. Спрятав слух от города индийской мантрой, я, не спеша, направилась в сторону дома. По пути нужно еще зайти в магазин...
«… а еще мне интересно, когда ты будешь доделывать…» – услышала я обрывок разговора, полоснувший по лицу чем-то холодным, вздрогнула, и обернулась. Оказалось, что это Ответственность снова доставала уставшую Грусть. Та взглянула на меня с мольбой, но я лишь пожала плечами, предложив ей наушник. Грусть вздохнула и подняла глаза к небу. «Интересно, где сейчас Радость? Наверное вертится перед зеркалом, примеряя подарки…» - размышляла я, как вдруг, снова, тонкой ледяной иглой кольнуло в бок, и под локоть, спрятанной в кармане левой руки, просунулась Одиночество.
- Я это, я – тихо шепнула она – не пугайся.
- Уберите ее от меня – поджала губы Грусть, беря меня под другую руку.
- Ты опять забыла! – суетилась Ответственность.
Я остановилась, зажмурилась и сдавила голову руками.
- Отдохни уже – услышала я из-за плеча - рядом, сложив руки на груди, наклонив голову и прищурив глаза, стояла Злость – Рабочий день закончился! А о тех, кто не думает о тебе – тут она посмотрела на меня - лучше не вспоминать!
Я вздохнула, в ее словах было что-то такое, с чем у меня не было желания спорить сейчас. Обида... Как я могла забыть. Злость обычно не ходит одна. Они лучшие подруги. Нужно будет напоить Обиду ее любимым чаем, когда приду домой. Она отвлечется, забудется, и может быть тогда Злость угомонится, главное, чтобы они не приставали к Одиночеству, иначе это опять все плохо закончится. Погруженная в размышления, я пошла дальше.
- Эй – услышала я окрик Злости – не спи, замерзнешь!
Я обернулась. Реплика предназначалась Ответственности, что в растерянности стояла и едва не плакала.
- Я же… я же старалась – лепетала она, и губы ее дрожали.
На самом деле, Злость была совсем не злая, а скорее колючая, в ней не было ни жестокости ни всего того, что обычно ей приписывают. Я посмотрела на нее с интересом. Худая бледная брюнетка, похожая на кокаиновую актрису из американского кино, она куталась в воротник из чернобурки, глаза ее сверкали металлическим блеском.
- Что? – бросила она мне.
- Ничего – ответила я – любуюсь тобой.
И тут растерялась Злость, приоткрыв тонкие, ярко-вишневые губы, она судорожно соображала, как-бы возразить, и взгляд ее скользнул по лицу, стоящей рядом, задумавшейся Одиночества. Она улыбнулась, и едва набрала в грудь воздуха, как вдруг, задохнулась, услышав тихий, приятный знакомый голос.
- А вы мне не мешаете.
Фарфоровые длинные пальцы взяли меня за плечи.
- Tiens-toi droit, mon enfant – Гордость выпрямила мою спину, как делала всегда – Подбородок выше!
Злость и Одиночество переглянулись. Гордость смотрела на них из-под вуали, приподняв тонкую бровь. Предчувствуя очередную схватку, я зажмурилась.
- Девочки, я вас умоляю, если вы не перестанете, я вам обещаю, я шагну под грузовик! – прошептала я, стоя у светофора – Я так не могу! Вам нечем себя занять?
- Да – отозвалась Злость – нам нечем себя занять вот уже девятьсот шестьдесят часов.
- Сорок дней… - вспомнила я – сорок дней, нарисованных черной тушью…
- Ну да… премиленькая картинка, особенно, если кто-то не очень хорошо рисует – отозвалась Грусть – О чем ты думала, душа подушкой ни в чем неповинную Влюбленность?
- Она умирала! – защищалась я – А ты не хуже меня знаешь, что процесс этот может длиться годами! Я не могу сидеть полжизни у постели умирающей! Больше не могу! – из глаз брызнули кипящие слезы, я зажмурилась, закрыв лицо руками. Тут, на той стороне зачирикал зеленый человечек, и, успокаивая дыхание, доставая из сумки салфетку, вытирая слезы и шмыгая носом, я перешла дорогу. Вокруг падал снег, и вместе с ним, на землю быстро опускалась ночь. Внешний мир хрустел ледышками под ногами, проходил мимо домами, спящими деревьями и торопящимися в тепло, туманными силуэтами людей. «Кто из нас призрак?» - думала я – «Чужая я здесь… совсем чужая…».
Я не успела заметить, кто именно ухватил меня за запястье, и выдернул в совсем другую ночь. Под ногами, вместо снега, вдруг оказался остывающий песок. Прямо передо мной полыхал костер, от его всполохов, читались силуэты шатра, колодца и дерева. «Оазис» - мелькнула ошарашенная мысль, и тут же затихла. Когда глаза привыкли к этому свету, я увидела, что все мои спутницы сидят вокруг костра. Заметив гитару в руках Одиночества, я поежилась. Ее игру я никогда не любила, хотя сейчас ее струны плакали на редкость красиво. Из рук в руки передавался кувшин с узким горлышком.
- Мир? – Злость протянула его мне – Садись, пей. Хочешь пой, хочешь танцуй, хочешь слушай и смотри.
- Что тут у вас? – спросила я, отпивая красный, крепкий, сладкий, тягучий, и тут же, разбежавшийся по венам, искрящийся жаром, глоток – Шабаш? А костер для кого?
- Даже не думай – отозвалась Печаль – вынимая из складок юбки тонкую флейту.
- Я и не думала – пожала я плечами, снимая пальто и опускаясь на песок.
- Всем есть место у нашего огня – услышала я знакомый голос, и в круг вошла Любовь.
- Всем… - задумчиво повторила я – А зачем?
- Таковы твои миры – улыбнулась она, раскрывая веер.
А потом она танцевала, танцевала легко и мягко, под гитару Одиночества, флейту Печали и скрипку непривычно тихой Радости. Танцевала не заламывая рук, не стуча каблуками. Танцевала босиком, и каждый взмах ее юбки отзывался снопом искр от костра, а небо то и дело перечеркивалось яркими метеорами ее взгляда.
Я наблюдала за ней, незаметно для себя, начав покачиваться в такт печальной, но такой завораживающей мелодии. Внутри все как-то само собой устаканивалось, шагать под грузовик пока больше не хотелось, почему-то вдруг подумалось о водителе, и стало совестно. Так, пребывая в своих мыслях, я не заметила, как оказалась на собственной кухне. Любовь месила тесто, Радость нарезала яблоки, а Грусть, шмыгая носом, натирала корень имбиря.
- Чаю? – спросила Одиночество, протягивая мне чашку с молочным улуном.
- Забавно… Ведь это я планировала поить чаем Обиду – начала было я.
- Спит она уже – усмехнулась Радость – умаялась бедняжка.
- Обида? Умаялась? Так бывает? – удивилась я.
- У тебя все бывает… - отозвалась Грусть.
- Зачем пирог то? – поинтересовалась я.
- Чтобы руки занять – улыбнулась Любовь, убирая со лба выбившуюся прядь – в таком состоянии можно еще петь, танцевать, стихи писать. Стихи вообще хорошо прорастают.
- Стихи? Не знаю… Нормальные люди в спортзал идут, ремонт затевают или в работу с головой…
- В работу, в работу – на кресле в углу проснулась Ответственность.
- Тшшш – подскочила к ней Одиночество – Спи, спи….
Любовь смешала начинку для пирога, и поставила его в духовку.
- Спасибо тебе – прошептала я, положив ладонь на ее запястье.
- Еще приходи, чудо – улыбнулась она.
- Не надоела я вам еще? – спросила я собравшихся за столом, пока Одиночество разливала всем чай, а Радость разрезала подоспевший пирог.
- Если тебя не будет, нас не будет тоже – отозвалась, хмыкнув было, Грусть.
- Как это? – удивилась я.
- Легко – принялась объяснять Любовь – пока ты живешь, ты чувствуешь. Чувствуешь нас. Чувствуешь нами. Мы есть. Точно так же, как ты есть, потому что тебя чувствуют, тобой чувствуют.
- Что? – еще больше удивилась я.
- В другой раз об этом – улыбнулась Любовь, ставя передо мной блюдечко с ароматным кусочком пирога – Сейчас важно, что ты из момента лопнувшей струны выбралась.
- О чем ты? – снова спросила я, устав удивляться.
- Влюбленность задохнулась, вернее ты ее задушила. Это похоже, на то, как в скрипке рвется струна. Ты попыталась доиграть без нее… Не получилось. Но не получилось не из-за того, что струны больше не было, а из-за того, что в ушах у тебя так и стоял этот звук. Звук лопнувшей струны. Все эти сорок дней. Девятьсот шестьдесят часов. Тут любой, прости, сбрендит. Не делай так больше. Струны рвутся…
- И что? И как? Заменила и играешь дальше?
- Ну уж точно не так, как сделала ты – пожала плечами Любовь, беря меня за руку, другую мою ладонь подхватила Радость. Через мгновенье круг замкнулся, и засветился ровным золотистым светом. Я почувствовала их частью себя, а себя, одновременно, часть их, и чего-то много большего. Мир вокруг заскользил по замыкающейся на саму себя спирали, уносясь во время и пространство.
- Ты простужаешься, я несу тебе чай из ромашки – начинала догадываться я – плохо мне, ты печешь пироги, вы все со мной возитесь… Мы одинаковые? Если я такая же, как вы, то что я? Что-то очень плаксивое?
- Спать иди, плаксивое – улыбнулась Любовь, обняв меня за плечи – утро почти.
Засыпала я под музыку кружащих цветных светящихся звезд и планет, подумав о том, как кому-то там, тяжело со мной… Чувствовать вот такое вот - нечто… плаксивое…