Глава 2

Катерина Нуммур
Глава 2
«Падение в бездонную пропасть»
Я сижу, свернувшись калачиком, в ванной под душем. Тоненькие струйки падают на мою спину, а голову я прячу в себя, будто черепаха. Капли попадают мне в рот и нос, а глаза я закрыла. Волосы собраны в пучок и стали тяжелыми от воды. Я перевожу дыхание. Собираюсь с мыслями, встаю и быстро моюсь. Я заворачиваюсь в полотенце, мажу руки увлажняющим кремом, а потом смотрю в зеркало.
Передо мной незнакомая мне девушка. Мешки под глазами, красные от плача глаза, неестественно бледное лицо и такой печальный вид. Я плакала всю ночь, ибо не понимала, как объяснить все, что со мной? Как я должна принять, что умру через год? Когда точно эта чертова опухоль оказалась во мне? Почему я? Одни вопросы, от которых уже становится тяжко на душе. Хочется опять лечь на кровать, свернуться как зародыш и рыдать. Громко рыдать от боли, кричать от боли и ненавидеть боль. Я не верю, что то, что я сейчас вижу – это я. Хочется в это не верить, но моя участь неизбежна. Уже десять часов утра и скоро придут бабушки, чтобы помочь мне с ужином, а дедушки поставят столы, стулья, и мы попытаемся им доверить украсить стол. Я слышу стук в дверь. Пора.
С каждым часов, с каждой минутой, с каждой секундой приближался ужин. Я не могла остановить время, а значит и время, когда я скажу им новость. Бабушки и дедушки никак не прокомментировали мой внешний вид. Может догадываются, но не хотят мне испортить ожидание счастливого ужина. Знали бы они, что это будет вовсе не счастливый ужин.
Уже пять часов дня. Дедушка полчаса назад уехал забирать родителей и сестру из аэропорта. За это время я успела переодеться в любимые юбку и кофту, а то комбинезон с собачьими ушками странно смотрелся бы. Свое лицо я не стала замазывать тональником и вообще какой-либо косметикой. Пусть видят, я не собираюсь их обманывать.
Тут открывается дверь, первым входит дедушка, везя чемоданы: «Встречайте героев!».
Бабушки бегут навстречу своим детям, дедушки тоже их обнимают, а я обнимаю Рейчел. Она самая первая, кто побежал ко мне, даже когда дедушка не успел и сказать слово. Я так скучала. Моя маленькая кнопочка здесь и рядом со мной.
- Я так скучала, Мия! - улыбнулась сестра.
- Я тоже, дорогая! - отвечаю я. Мне пришлось упасть на колени, чтобы обнять ее.
К нам бегут мама с папой и тоже нас обнимают. Вот мы и сидим кубарем на полу нашего дома. Через минуту мы уже на ногах. Все пошли на верхний этаж переодеваться, а я осталась внизу, ждать своих друзей.
Первыми приходят девочки. Я вижу немного замешательства в их глазах – реакция на мое больное лицо. Но они тоже ничего не говорят, они обнимают меня, задают парочку вопросов, а потом я их провожу к столу.
Вторыми вваливаются Эндрю и Тоби, которые где-то достали надувные шарики, и теперь вручают их мне. Мы решили прикрепить их к стулу Рейчел. Друзья помыли руки и уже ждут команды, когда же можно будет браться за пищу. Жаль только бабушку Рози, они убирали, а друзья этого не заметят. Им главное, чтобы в моем доме была еда, и побольше.
Последним приходит Джереми. Хотя и он пришел вовремя, все равно извиняется и задает мне вопрос: «Почему ты не ответила мне на вопрос?». Я прекрасно понимала, что он говорит о докторе и его словах. Он все равно скоро все узнает, потерпит еще. Я хочу подарить еще хотя бы час времени им, чтобы они все также думали, что со мной все хорошо: «Потом поговорим, а сейчас я очень голодна, и Тоби съест тебя, если мы немедленно не позовем всех к столу».
Я поднялась на пару ступенек вверх, чтобы родители лучше услышали. Прокричав, что пора за стол, я села на свое место. Мне отвели стул во главе стола, напротив меня сидел Джереми, так как он пришел последним, а оставалось только это место.
Все сели за стол, начали переговариваться и кушать. Мне нравился тот момент. Все были такие счастливые, мы много смеялись. Я была рада забыть о своей болезни. Но она тут же о себе напомнила. Я набрала на вилку салат, как возле плеча начались дергаться мышцы, и я потеряла контроль над собой. Через минуту все прекратилось. К счастью никто не заметил, кроме Джереми. Когда я вновь подняла свою голову, то поймала его взгляд, полный непонимания и злости. Он злился на меня, но не стал ничего говорить, а продолжил разговор с Тоби. Я не могла больше обманывать. Вскоре все затихли, пробуя очередное блюдо. Я подловила момент и сказала: «У меня рак». Все тут же затихли и посмотрели на меня, как на сумасшедшую.
 - Ты шутишь! - сказал Тоби.
- Мия, это ведь не смешно! - грозно сказала мама.
- А я и не смеюсь. Человеку, который умрет через год, смеяться не положено.
- Мия… - только и мог произнести отец.
И я рассказала все. Я рассказала, как игнорировала симптомы, а потом упала в обморок. Как ходила к врачу и его диагноз. Как он сказал мне, что мне нужно будет прийти к нему с родителями.
 - Я не верю, - выдохнула Оливия. – Я не верю, слышишь! Почему ты? Это какая-то ошибка. Эти глупые зазнайки просто перепутали анализы.
- Я бы тоже хотела в это верить.
- Мия, если так, то все будет хорошо. Мы приложим все усилия для лечения. Не смей говорить о своей смерти, ты не умрешь! – бабушка Мейбл пыталась успокоить присутствующих и себя. Наверное, она хотела самой себе внушить то, что придумала.
Джереми просто встал из-за стола и стал ходить то в одну сторону, то в другую. Папа схватился за волосы. Блэр сидела в шоке, а Бриджит начала плакать. Все начинало превращаться в какой-то беспорядок. Все начинали кричать, что не верят в это, есть надежда, все будет хорошо. Многие начинали плакать, а у меня все плыло перед глазами. Болезнь однозначно хотела показать: «Даже и не надейся». Но я и без нее прекрасно понимала это. Я стала отчаянно моргать, сопротивляться болезни, но ничего не вышло. Я сказала, что хочу выпить воды, и пошла на кухню. Хоть здесь никого не было, и я могла сосредоточиться на контроле. Внезапно вошел Джереми:
- Тебе плохо?
 - Нет, все в порядке, - сквозь зубы процедила я.
 - Все в порядке? А я в порядке? Почему нельзя сразу было сказать мне?
 - Потому что! Что мне было делать? Что? Я была напугана, мне было плохо, я не соображала, что делаю уже очень долго. Это не ты болен раком. Это не твое тело отказалось от тебя. Это не твой мозг обманывает тебя. Это не тебе скоро не будет возможности даже дышать. И ты хочешь сказать, что именно ты «не в порядке»? – с этими словами я вышла из кухни.
Я вновь очутилась в гостиной. Все успокоились и решили сесть на свои места. Я смотрела на все это: на близких, сидящих в шоке, на их бледные от ужаса  лица, на еду, которая уныло ждала своей участи. И я злилась, злилась на саму себя за этот разговор, но он был неизбежен. Я сказала, что мы пойдем  к доктору, где и узнаем все точно, что я не хочу больше спорить и портить  этот вечер. Вот вам и мой первый день лета.
- Ее мозг охватила опухоль. Со временем она будет отдавать во всё ее тело, распространиться, а затем перекроет доступ к воздуху, - говорил Литерман моим родителям уже несколько раз подряд. Он разжевывал им все, а они все никак не хотели понимать, что в их дочери находится огромная бомба, которая взорвется в любой момент.
- Ее мозг перекроет доступ или опухоль? - не понимала мама.
- Все может быть. Но в ее случае – это будет мозг, охваченный опухолью.
- Это можно вылечить?
- Ее опухоль в мозге нельзя вырезать. Есть возможность ее уменьшить и замедлить ее действия.
- Химия?
- Именно. Придется пройти трехмесячный курс лечения. Еще нужно будет пить определенный набор лекарств.
- А лекарство от рака разве нет? – моя сестра очень любит говорить глупости. Все это время я лишь молча сидела на диване и удивлялась их непониманию.
- Нет, солнце. Лекарство только пытаются сделать.
- Итак, на три месяца нашу дочь нужно оставить здесь?
- Эээй, что? В смысле? Вы хотите, чтобы я угробила свое последнее лето здесь? Вы шутите! – возмутилась я.
- Мия, прости, но думаю, что так надо. Нам нужно будет делать дополнительные обследования, – ответил доктор.
- Кому они нужны? Ладно, знаю, не надо делать такое выражение лица. Я просто не хочу этого.
- Мия все, что мы можем для тебя сделать – это выпускать из больницы в наш двор. Ты должна остаться тут немедленно.
- У меня экзамены! Я знаю, что оно мне уже совсем не пригодиться, но…я хочу хоть что-то закончить, сделать хоть что-то, что делают все.
- Думаю, мы сможем обсудить это с твоими преподавателями. А сейчас медсестра проводит тебя в палату и поможет устроиться.
- Что? А мои вещи? Мне нужно все  собрать. Там еще книги. И вообще я не попрощалась с котом!
- Мия,  у нас нет кота, – ответил папа.
- Вас не было несколько лет, откуда ты знаешь?
- Мия, твои друзья смогут к тебе приходить, вещи привезут родители, привезите ей кучу книг. Мия, у тебя остается телефон, если что, то позвони своим родителям.
- Вызывали? – в кабинет вошла медсестра, могу сказать, что она была очень красивая, хоть на вид ей было лет тридцать пять.
- Да, Эмма, проводи эту вредную ворчунью в ее палату.
Я побрела за медсестрой, пытаясь понять, что происходит. Что происходит? Это не я. Я не хочу этого. Я шла по коридору, словно приведение и думала только о том, что мне делать. Я вспомнила про пять стадий смерти. Отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. На какой нахожусь стадии я? Наверное, на самой первой.
- Только не говори, что думаешь о пяти стадиях смерти, - внезапно произнесла Эмма.
- А откуда вы…
- Узнала? Деточка, я работаю здесь не первый год ведь. Послушай, не думай о торге, депрессии, я считаю, это все неправильные названия.
- А какие тогда правильные?
- Я наблюдала за пациентами уже очень долго. Во-первых: стадии часто путаются, они их не соблюдают. У некоторых что-то раньше другого, здесь нет определенного порядка. Во-вторых: все эти названия не подходят, просто сначала ты не поверишь, затем будешь винить всех, потом захочешь поверить в другой выход из ситуации, а когда придет смерть, все уже будет потеряно, ты просто смиряешься и уходишь отсюда. Но иногда и чаще всего нет никаких «сначала, затем, потом, а когда…».
- Я отказывалась верить в происходящее. Отрицание.
- Как это ни называй, а все равно конец один и тот же. И все равно – все это смерть. Прекрати забивать голову ненужной информацией, ты же рыжая.
- Что?
- Мне нравятся рыжие.
- Вы же меня совсем не знаете. Вдруг я серийный убийца?
- Лучше думай о маньяках, чем об этих глупых стадиях. Если ты себя так настроишь, то так и будет. А ты думай только о хорошем, - с этими словами Эмма открыла дверь в мою палату и проводила на кровать.
Первым делом я залезла в телефон и, написав Оливии о случившемся, получила звонок от подруги. Мы разговаривали о больнице, о болезни, о том, что меня долго не будет. Но я не хотела, чтобы Оливия теряла меня, а я ее. Я не хотела этого всем сердцем, но что могла поделать? Меня разве кто-то хотел слушать. Литерман даже не дал мне попрощаться с друзьями. Это был знак, что прежней меня уже не будет? Зачем было делать мне такую подставу? Я так хотела поехать с ними на пикник, побегать с Оливией по траве с воздушными шариками (не спрашивайте), послушать истории Блэр, наблюдать за тем, как мальчики готовят шашлык, пытаются играть в футбол, смеяться до колик в животе из-за шуток Джереми. Но ничего этого я не получу ни на этой неделе, ни в течение всего лета. Все, что меня ждет – это противный больничный запах, бесконечные горы таблеток, голос Литермана, сообщающий об анализах, и единственная здесь, кто меня поймет, Эмма. Думаю, только она сможет скрасить месяцы, которые я проведу здесь. Думаете, что я зря загадываю? А я уверенна, что так все и будет.
Вдруг вошла Эмма со стопкой одежды, пиная ногой огромную железную тележку. Я помогла ей завести тележку в нужно место, а небольшую стопку одежды мы положили на столешницу тележки. Эмма молча начала кидать подушки на диван у окна, вешать шторы на единственное большое окно и закрыла стеклянные стены палаты с помощью огромных жалюзи:
- И как ты тут оказалась?
- Что? – удивилась я.
- Слушай, ты здесь будешь три месяца, если Литерман будет придерживаться плана, а он так никогда не делает. Что-то происходит слишком быстро, а что-то слишком медленно. Месяц тебе точно придется торчать тут, ты хочешь судорожно проверять телефон в поисках новых сообщений или будешь искать единственного друга?
- А мне нравится ваша прямота. Я заболела месяц назад. Головные боли, бледность, тошнота, рука переставала слушаться, а затем обморок и я пошла к врачу.
- То есть все предыдущие не послужило для тебя причиной сходить в больницу?
- Ага, – мы продолжали наводить уют в палате. Ставили в вазу искусственные цветы, украшали маленькой гирляндой тумбочку, расстилали ковер, убирали.
- Ясно.
- Нет-нет, это было неправильное «ясно». Вы просто считаете меня сумасшедшей.
- Нет, мое «ясно» означало лишь то, что я понимаю твой страх и желание быть нормальной хоть еще немного, просто ты отказывалась принимать намеки своего тела. Хотя ты права, ты действительно сумасшедшая. А теперь помоги мне уложить эти больничные рубашки в этот комод.
- Вы решили, что я сумасшедшая, потому что я так сказала?
- Нет, ты рыжая.
- У вас всегда виноват цвет волос?
- Возможно, а теперь помолчи, я не могу создавать уют, когда вредная ворчунья стоит у меня над душой.
Ее прямота меня и правда забавляла. Мне нравилась Эмма, ее стиль общения, характер и внешний вид тоже. Эмма – темная шатенка, у нее карие глаза, худая фигура, а макияж такой естественный, несмотря на яркие губы. Даже жуткая форма медсестер нисколько не мешала ей оставаться потрясающей женщиной. Казалось, она так и светилась от уверенности в себе. Пока мы наводили уют в палате, подъехали родители с еще горой вещей. Меня вызвал доктор Литерман на обследования, а Эмма осталась с моими родителями в одной палате.
Мы с доктором зашли в какую-то комнату с огромным аппаратом, а еще со стеклом на одной из стен, за которым можно было наблюдать несколько мониторов компьютеров и парочку врачей.
- Мия, только не бойся. Это моя команда. Ложись сюда. Мы сделаем тебе магнитно-резонансную томографию.
 - Магнитно – резон…что?
- МРТ, называй это так. Мы редко употребляем полное название.
- Так бы и сказали. Одна штука из «Доктора Хауса».
Меня положили в этот аппарат, предварительно надев на меня наушники, чтобы я не пугалась шума. Мне сказали не двигаться, а процедура занимает около сорока пяти минут. Я решила думать о будущем. Что будет с родителями и Рейчел? Рейчел уже почти забыла ее жизнь до Токио, у родителей там работа, а тут я. Что будет с ними? Они останутся тут? Думаю, будет лучше, если они уедут в Токио и забудут жизнь тут, как страшный сон. А как же летнее путешествие на лайнере бабушки Рози и дедушки Томаса? Бабушка Мейбл планирует устраивать вечеринки-собрания среди соседей, она хочет сделать все лучше. Нет, я не могу позволить им прекращать жить. Я не должна стать причиной. И я не собираюсь позволять болезни захватить не только меня, но и всех.
Сорок пять минут пролетели очень быстро. Литерман проводил меня до моей палаты. Я, наверное, никогда не привыкну к этим бесконечным коридорам и буду всегда путаться. В палате меня ждали родители, которые явно хотели со мной поговорить, ибо Эмма увела доктора сразу же, как мы вошли. Мы присели на кровать и стали разговаривать о всяких мелочах. Куда положили книги, одежду, где мои средства личной гигиены, что еще привезти и так далее. Я решила не начинать серьезный разговор. Мне не о чем было говорить, а просьба уехать обратно в Токио могла подождать еще минимум три месяца.
- Мия, мы понимаем, что это трудно для тебя. Тебе всего шестнадцать, а уже столько всего предстоит испытать. Но прошу тебя без истерик и переживаний. Не думай о том, что с тобой происходит, - мама говорила это дрожащим голосом, хотела заплакать.
- Мам, я нахожусь в больнице, у меня есть медсестра, доктор Литерман постоянно будет звать на обследования, а болезнь всякий раз будет о себе напоминать. Не думаю, что удастся об этом забыть. Я больна раком, а не Альцгеймером.
- Мия, твои друзья будут к тебе приезжать, твоя семья тоже. Просто не забывай, что мы у тебя есть, - сказал отец.
- И все же я повторю, я не больна Альцгеймером. Слушайте, если что-то случится. Или я впаду в кому, или мне останется сорок восемь часов, или произойдет нечто подобное – вы все равно уедете отсюда в Токио, даже не дожидайтесь моей смерти. Просто пообещайте. Это просто моя последняя воля насчет вас. А еще скажите, чтобы все жили, будто все хорошо. А так и есть. Не давайте болезни забирать и ваше время.
После этого мы попрощались. Я легла в свою кровать и начала просматривать Instagram. Я из тех людей, кто всегда лайкает людям фотографии, несмотря на то, что мне может не нравиться. Я просматривала ленту и увидела новое фото Бриджит. Они с Тоби сидят в торговом центре. Я уверенна, что Бриджит подбирала наряд для очередной вечеринки в честь окончания школы. Это последняя вечеринка среди выпускников в июне. Затем все начнут подготовку к экзаменам, дела до чего-то подобного не дойдут. И, как вы могли заметить, я туда не попаду. Оливия не любит такие мероприятия, но со всеми нами всегда была рада сходить. Блэр выбирает наряд Эндрю, который сам очень часто не может понять, что надеть. У него всегда около пяти вариантов, а нам всем приходиться выбирать. Я представляю, как мы с Лив сидели у  меня дома, буквально пробирались через джунгли различных платьев,  ели пиццу, а потом за час до выхода сделали бы макияж. И как же обидно, что такое больше не повторится.
- Время ужина. Покушаешь, в душ и спать. Теперь тебе придется много спать. А еще после еды нужно будет принять эти таблетки, - Эмма поставила на тумбочку стаканчик с тремя таблетками. – Не бойся. Доктор Литерман велел их принять, я не собираюсь тебя отравить.
- Нет же, я не волнуюсь. Я же серийный убийца. У меня наверняка есть пистолет под подушкой, так что пойдешь на тот свет вместе со мной. Да и вообще, я понимаю, что этого не избежать. А зачем мне много спать?
- Твоему организму потребуется много сил для борьбы с опухолью, - Эмма поставила поднос на ножках с едой мне на кровать на удобное расстояние.
- Это овсянка?
- Она с фруктами.
- Серьезно овсянка? Да ты меня серьезно хочешь отравить.
- Твоему организму нужно много сил, и он должен быть здоров. Если ты съешь мясо с острым соусом, кто знает, как это кончится?
- Просто дадите таблетку.
- Да, но как нам быть уверенными, что это не опухоль? Мы можем ошибиться. Прости, но теперь твой рацион будет немного другим. И никакого сладкого.
- Что? Я умру без печенек, конфет, шоколада и зефира!
- Еще никто не умирал от этого, уж поверь опытной медсестре, - с этими словами Эмма собиралась  сесть на диван у окна, чтобы посмотреть телевизор.
- Сколько тебе лет?
- Сорок три. Я в этой больнице уже двадцать лет, - она села на диван, включив свою любимую передачу, где берут интервью у звезд.
- Я не верю. Стоп, погоди. Мы будем смотреть это шоу? Я не люблю слушать, как отвечают звезды на вопросы.
- Это все из-за того, что ты рыжая.
- Однажды я закормлю тебя этой овсянкой так, что ты даже не сможешь дышать.
- А я привяжу тебя к этому дивану, прикреплю к лампе зефир на веревочке, и ты в муках будешь пытаться его достать. А еще сниму это на видео и выложу в YouTube, - сказав эту фразу, Эмма продолжала наслаждаться шоу и пить свой кофе.
Недели в компании Эммы – это не так уж и плохо. Она постоянно веселит меня своими шуточками, рассказывает о трехлетнем внуке, своей молодости и все продолжает смотреть то шоу. Господи, почему оно идет два раза в неделю? Иногда мне кажется, что перед выходом на сцену им выкачивают мозг. Но есть и парочка хороших. Некоторые выкручиваются за счет шуток, что мне очень нравится. Овсянка на ужин – больше не кошмар для меня. Они могут и дать мюсли, которые я терпеть не могу. Но зато обед у меня самый сытный. Суп, печенное или варенное мясо с кукурузной\гречневой кашей, а еще кусочки яблок, бананов и киви, даже дают напиток, свежевыжатый апельсиновый сок. На завтрак опять овсянка или манная каша, возможно варенное яйцо, творог и чай. Несколько раз силой Эмме удалось вытащить меня во двор. Но я не видела смысла там находиться, однако, она все твердит про свежий воздух. Несколько раз ко мне приезжали родители, а друзья готовятся к экзаменам. Еще было несколько обследований на различных аппаратах.
- Вы на приколе?
- Мия, мы просто просим тебя это сделать. Все нормально, - отвечал один из команды доктора. Прошла неделя и три дня, а я все не могу выучить их имена.
- Внимание, вы хотите, чтобы я бегала на беговой дорожке два часа, при этом я должна найти самые короткие шорты и самый короткий топ, что у меня есть. Вы серьезно не понимаете, как это звучит?
- Мия, нам нужно просто посмотреть реакцию твоего тела. Мы делаем операции людям. Все нормально, - говорила одна из девушек.
- Доктор Литерман, у вас точно нет температуры?
- Нет, я совершенно здоров, Мия. Прекрати спорить. Иначе прозвище вредная ворчунья станет твоим именем.
Мне ничего не оставалось делать, как подчиняться приказам врачей и проходить все тесты. Я и бегала на беговой дорожке, и заходила в какую-то капсулу, и несколько МРТ, куча таблеток. Иногда мне хотелось собрать все свои таблетки и залпом засунуть в горло каждого из них. Но всякий раз Эмма прятала от меня пузырьки. Доктор Литерман называл меня вредной ворчуньей, а потом это прозвище подхватила Эмма и его команда, затем оно разлетелось по всей больнице. А я так и не могла придумать план мести – единственное, что могло меня развлечь.
Сегодня же я лежала в своей постели после ужина и при свете ночника, привезенного моими родителями от Рейчел, читала книгу. Я бы очень хотела съесть половинку зефира, выпить крепкий кофе, но мне было запрещено, а руки так и чесались.
- Мия, это к тебе! – радостно визжала Эмма, она очень хотела познакомиться с моими друзьями – я очень много рассказывала, так что ждала конец экзаменов, как никто из тех, кто их сдавал.
- Привет, - из двери выглянула одна темная коротко-стриженная голова. Оливия.
- АААААА! Лив!
- АААААА! Мия!
Я выпрыгнула из постели ей навстречу, мы крепко-крепко обнялись,  я думала, что задушу ее. Но я никогда ее так долго не видела.
- Подожди, сегодня же вечеринка. Это ведь единственный вечер, когда вы можете спокойно отдыхать от экзаменов.
- И я лучше спокойно отдохну с тобой, чем буду проверять каждый коктейль, ибо ты знаешь Эндрю и его друзей с команды.
- Не думаю, что больная девочка, которая не очень хорошо выглядит, медсестра, которая вечно не дает сладкого, и больница – это спокойный отдых.
- Но намного лучше, ибо знаешь, не хочется видеть кучу пьяных людей, чувствовать тот ужасный запах и наблюдать, как Эндрю проклинает сам себя за очередной жесткий коктейль, - вот прямо здесь и прямо сейчас мне нужна была именно она. Моя вечная поддержка. Со своим «ибо» (Лив никогда не говорит «потому что»), с какими-то интересными новостями и обязательно искренней улыбкой.
- А еще я сказала маме, что на лето хочу перекраситься в какой-то необычный цвет. В розовый, зеленый, а может вообще в синий. Она сказала, что я сумасшедшая, но на лето можно. А потом просто есть такая краска, которая держится, а потом ее нужно будет смыть очень горячей водой. Папа даже нам крутую фирму нашел.
- А до этого будешь еле теплой мыть голову?
- А что еще делать? Не хочу терять реальный цвет волос. А то останусь на всю жизнь либо травой, либо поросенком, а может вообще аватаром.
- Хаахаха, - мы смеялись до колик в животе. У меня начинали болеть щеки от постоянного смеха. Мы с Лив одновременно сделали глоток какао, от чего опять покатились с хохотом ( боже, неужели тот тиран смиловался надо мной и позволила выпить какао, это все чары Лив).
- Такие дела. Все готовиться к экзаменам, кроме социальных сетей мы больше не говорим. Разве что звонили друг другу пару раз. Хотя голос Эндрю я еще не слышала.
- Еще наслушаешься, - я улыбнулась.
- Нет, серьезно. У него очень противный голос иногда. Особенно, когда начинает меня за что-то ругать. Мне хочется вырвать его кишки. Или ударить носом об колено, - слава богу, мы успели проглотить, а то вся постель была бы в темных пятнах, мы очень сильно смеялись.
- Боже, я так хочу вернуться. Мне кажется, что тут я просто трачу время.
- Ты про Харпер? – про встречу с Харпер знала только Лив.
- Я начинаю думать, что она была права. Я трачу тут время, пропуская все самое лучшее.
- Не правда. Ты сдала экзамены раньше всех, и у тебя было правильно все. А сейчас никто не может встретиться, просто все бояться за свое будущее.
- Которого у меня не будет.
- У меня тоже его не будет. Я не знаю, что буду делать завтра. Я ничего не планирую, поэтому не боюсь провалиться, уверенна в своих силах. Я живу здесь и сейчас. Пора и тебе делать также. Хватит думать о том, что будет дальше, - Оливия перевала дыхание. – Так, от этих философских разговоров мне становится дурно. Что-то ты ничего о себе не говоришь.
- А что говорить? Обследования, Эмма и еда. Интересно, правда? Хотя я еще пытаюсь придумать план мести для Литермана.
- Зачем тебе мстить доктору?
- Из-за него вся больница меня называет вредной ворчуньей.
- Только не говори, что до сих пор не придумала план?
- Я не хочу портить имущество.
- Просто скажи ему, что уже что-то сделала. Он будет шарахаться от всего, станет параноиком. Лучшая месть.
- Спасибо за совет.
- Тебе совсем не интересно, что с Джереми? – я нахмурила брови, что означало: я ничего не понимаю. – Он нам сказал про обморок, думаю, Бриджит его убьет, когда увидит. Он очень плохо выглядит и очень переживает.
- Лив, я не понимаю, зачем мне это знать? – я еще больше нахмурилась.
- А то, что он не выдал нам тебя, что я знаю про то, что ты сказала ему, что вы не друзья. И я слышала, как вы кричали друг на друга на кухне. Мия, он пытается доказать, что он хороший друг, и ты нужна ему.
После этого мы просто разговаривали о всякой всячине, затем Оливия решила сделать несколько селфи, чтобы запомнить этот момент. Бледная Мия с опухшими глазами, ужасно худая и в легкой белой больничной рубашке, шатенка Лив с очаровательной улыбкой и невероятно блестящими от счастья глазами. Запомните нас такими, потому что дальше все будет уже не так.
Оливия ушла уже утром, мне удалось поспать три часа, прежде чем, мне принесли завтрак, а доктора позвали на очередные процедуры. В этот раз все было намного приятней. Мне сделали солевую ванну, маску для лица и массаж головы. Это было жутко приятно. Врачи просто хотели улучшить мой внешний вид и немного поднять настроение. Этим хорошим настроем решила воспользоваться Эмма. Она сказала мне выйти к детям, которые больны раком, и поиграть с ними в игры. Мол, одной это скучно делать. Я решила помочь, ибо дожидаться очередных сообщений мне не хотелось.
Я сделала вывод, что эти дети безумно сильные. Кто-то из них скоро умрет, кому-то сделают, возможно, последнюю операцию, кого-то даже мучает совесть  из-за их болезни. Но эти дети нисколько не виноваты в этом. И я тоже не виновата. Просто рак выбрал нас и все. Я игралась с многими детьми, пока не увидела, сидящую на диване, Харпер. Эмма сказала, что она никогда не играет, не помогает и вообще ведет себя так, будто ее вовсе здесь нет.
- Харпер, может пойдешь и поможешь нам играть с детками? – я подошла к ней и присела рядом.
- Я не должна быть здесь. Мама меня не послушала. И теперь мне продолжают  курс, а затем я поеду в экспериментальный центр, где мне будут колоть лекарства от рака. В некоторых случаях они действуют. Доктор Литерман уверяет, что у меня есть шансы. Но мы все понимаем, что могу не дожить до центра. А я трачу время здесь, я не хочу этого, но ничего не могу поделать. Просто нужно всем смириться, что этой девочки уже нет. Мия, если болезнь начнет прогрессировать, если все это не помогает в течение месяца, просто беги отсюда. Не трать на эту чушь время. Мия, я потратила время, я сделала эту ошибку. И теперь я не могу ее исправить, - Харпер говорила все шёпотом и плакала.
- Я принесу тебе платок.
Я встала и прошла несколько шагов, остановившись в центре комнаты, я почувствовала, что что-то не  так. Я начала слышать свое дыхание в ухе, будто я через него дышу, неприятное чувство. Затем я поняла, что голова очень сильно кружится, в глазах все стало размытым, мутным, а комната поплыла. Я пыталась ртом поймать воздух, но понимала, что это бесполезно. Все было будто в замедленной съемке, и я почувствовала, что глаза предательски закрываются. Я падаю. Я ударилась щекой и головой об пол, одна рука находилась на полу, а другая  выпрямилась над моей головой, а ног я совсем не чувствовала, последнее, что я услышала, так это крик Эммы, а затем я потеряла сознание.
Перед глазами возникла картинка, где мама учит меня ходить. А вот Новый Год , когда выпало ужасно много снега, а мы с Оливией играли в снежки, строили снежных баб. Я вижу картинку, где я в больнице держу Рейчел с помощью папы. Родители говорят мне о переезде.  Бабушки пекут мне пирог, а дедушки тихо играют в карты. В школе мы обнимаемся с Тоби, Эндрю, Бриджит, Блэр и Лив, потому что сдали трудный тест. Я в школе смеюсь вместе с Джереми с одной шутки. И последняя картинка. Я стою в первый день лета в ванной. Теперь перед глазами была сплошная темнота. Я поняла, что могу открыть глаза, мне было это очень тяжело сделать. Веки будто стали тяжелыми, словно на них положили гири. Сначала я видела все размытым, все слилось в одно яркое пятно непонятного цвета. Затем силуэты начали проясняться, и я выдохнула, до этого я не понимала, что задержала дыхание.
- Спящая красавица! Очнулась, принцесса? – спокойным тихим голосом сказала Эндрю.
- Ты даже не представляешь, сколько он ждал, чтобы сказать эту шутку, - произнесла таким же шепотом Блэр.
- Как твои дела в больнице? – спросила Бриджит.
- Ну, надо мной проводили сотни обследований, разные тесты, МРТ.
- Магнитно-резонансная томография? – спросил Эндрю.
- Заткнись, - сказала я. – Сколько я была в отключке?
- Пять дней, дорогая, - ответила за всех Бриджит.
- Да, и за это время эти наглые зазнайки нам ничего не говорили насчет твоего состояния. Только родителям. Нет, мы-то были в курсе твоего состояния, но неприятно, - сказала Оливия (кстати, я заметила, что она успела перекраситься в розовый) своим обычным голосом, присев на кресло возле моей кровати. – Сначала они даже родителям мало, что сказали. Но твоя мама бывает очень настойчивой. Чуть не избили Филипа.
- Кого? – недоумевала я.
- Ты провела с врачами кучу времени, а не знаешь, как их зовут? – ответила вопросом на вопрос Лив.
- Оливия, ты ведешь себя слишком громко. Врачи же сказали, - отчитывала ее Бриджит.
- Слушайте, ей нужно привыкать к обычной жизни, - Оливия посмотрела своими безумно голубыми глазами на Бриджит таким взглядом, будто ее убьет.
- Что? – я удивилась.
Бриджит рассказала, что доктора отпускают меня домой после того, как оправлюсь после операции. Мне сделали какую-то операцию. Дома я должна буду пить лекарства, но всю эту медицинскую информацию мне лучше узнать у врачей. Еще я сказала, что Оливии идет ее новый цвет волос. Мне нравился этот  оттенок розового с фиолетовым (или синим?). Лив ответила, что Бриджит готова была ее убить за такой сюрприз. Мы все начали смеяться звонким смехом. Внезапно вошел Джереми с цветами в руках.
- О, ты очнулась. Нормально себя чувствуешь?
- Да, все в порядке. А что это за цветы?
- Я ходил их немного подрезать, они в эту вазу не входили. Это от твоих родителей.
- Что же, думаю нам пора. Мия, мы еще приедем. Оливия, а ты разве не идешь с нами? – спросила Бриджит.
- Нет, я останусь тут, пока ее родители не вернуться из столовой.
Я попрощалась со всеми, а Оливия взяла меня за руку, немного поглаживая ее. Она так всегда меня успокаивала, этот жест означал, что все хорошо и мне не о чем волноваться.
- Это цветы Джереми.
- Что?
- Это Джереми привез цветы. А еще я возможно буду месяц жить с тобой.
Оливия рассказала, что она попросила об этом наших родителей. Те оказались не против. Но Лив должна будет следить за моим рационом, внешним видом и давать мне лекарства. Еще Эмма будет приходить и ставить мне уколы. Я была очень рада таким новостям. Пускай лекарства и проявления болезни будут все портить. Но это лучше, чем ужасный больничный запах, серые стены, постоянные крики родных очередного умершего человека (а это очень пугает).
Через пару дней все вещи были собраны, лекарства прописаны, а машина родителей уже ждала у входа больницы. Эмма не прощалась со мной, а велела четко следовать ее личным инструкциям. Например, если она узнает, что я не принимаю лекарство, то Эмма оденет меня в костюм печеньки Oreo и заставит ходить так по улице, если она узнает, что я съела жаренное, то Эмма заставит меня есть сырую рыбу с жаренными яйцами, а ни первое, ни второе я не ем. Доктор Литерман сказал, что будет скучать за своей «вредной ворчуньей». Жаль, что за время, проведенное здесь, мне так  и не удалось ему отомстить. Но почему-то мне кажется, что такая возможность мне еще представиться.
Папа укладывал мой багаж, мама на улице разговаривала с доктором, а Оливия держала меня за руку и широко улыбалась. Наверное, этим жестом она хотела мне сказать, что теперь меня ждет совсем другая жизнь, что все будет хорошо, что мое пребывание в больнице станет моим поворотным моментом. Где-то в апреле мы прочитали книгу «Всего один день», где два человека стали «поворотными моментами» друг друга. Мне нравилось думать, что жизнь поменяется. Но меня не покидало чувство, что это будет лишь на короткий срок. Я заметила, что при свете солнца волосы Лив выглядят немного светлее, и она немного напоминала ангела. Возможно, так оно было  и на самом деле. Оливия все равно придавала мне уверенность в себе и веру в самое лучшее, словно она меня берегла от плохих мыслей, а это, по-моему, и есть задача ангела.
- А вы адрес не перепутали? – я вышла из своей комнаты, оглядывая коридор, чтобы убедиться, что я попала в свой дом.
Я вновь зашла в свою комнату. Родители сделали ремонт в мое отсутствие. Раньше моя комната напоминала смесь коричневого и белого, а это мне никогда не нравилось. Я считала, что такое сочетание цветов говорит о том, что моя жизнь – это баланс плохого и хорошего, во что верить я не хотела. Каждому хочется, чтобы его жизнь наполнялась лишь хорошими красками, ибо плохое, даже самая мелочь, оставляет ужасный след в нашей душе. Теперь же моя комната была в светлых тонах. Светлое дерево, оттенки светло-розового и небесно-голубого, белый цвет. Мне нравилось, что теперь у меня была стена, полностью заполненная окнами от потолка до пола. Я могла наблюдать шикарный вид. Небольшая речка, деревья с густой листвой и мост, на котором всегда происходила какая-то чудесная история. Я влюбилась в свою комнату с первого раза, а потому и не поверила, что она – моя. Точнее на ближайший июль моя и Оливии.
Оливия пошла принести мне попить какую-то полезную смесь, что ей посоветовала Эмма. Я решила присесть на свою новую кровать и еще раз взглянуть на эту комнату. Скорее всего родители хотели меня подбодрить и сказать, что жизнь – это сумасшедший беспорядок. Ведь я, девочка больная раком, и эта чудная комнатка вовсе не сочетались. Но все это было одним целым. Уверенна это дело рук мамы, ибо мне сразу вспоминается цитата из нашего с ней любимого фильма. «Жизнь – это огромный и жуткий чудовищный бардак, но в этом же ее прелесть».
Я прикрыла глаза, наслаждаясь тем, что со мной происходило. Внезапно в голове появились картинки и звуки. Я четко начала слышать Оливию, Джереми, родителей, Литермана, немного Блэр, Бриджит, Эндрю с Тоби. Я вслушивалась в слова, смотрела картинки. И наконец-то до меня дошло, что это было.
- Я принесла убийственно полезную штуку! – радостно визжала Лив.
- Я все помню.
- Что, прости?
- Когда я была в отключке, вы все думали, что я умру. Это сказал Литерман в палате, - в голове вновь пробежали слова и картинка. – Каждый из вас прощался со мной. Почему вы мне не сказали?
- Мы посчитали, что волновать тебя лишний раз не стоит. Ты должна быть на позитивном настрое, а не думать о возможной смерти. И ты помнишь мои слова?
- Отчетливо твои и Джереми. Блэр плакала, сидя с часами в руках, Бриджит бормотала, что любит меня, Тоби не мог даже сказать и одну шутку, а Эндрю сказал, чтобы я держалась. Джереми, - я перевела дыхание, начав говорить шепотом, и чуть не плакала. – О, господи.
Оливия подбежала ко мне, поставив стакан с жидкостью на комод, и обняла меня. В голове всплывали их фразы, от которых становилось все больнее и больнее.
Джерем: «Господи, Оливия, только не уходи, прошу. Пускай для тебя я не друг. Но ты мне очень важна. Твой смех, улыбка, глаза. Ты все еще остаешься собой, и даже не смей говорить про болезнь. Я…мне очень жаль, что тогда мы не закончили наш разговор. Помнишь, то, как мы убирали в кабинете? Я так и не сказал то, что хотел. Прошу дай мне закончить. Кто я, друг или враг, выбирать только тебе. Но дай договорить до конца. Прошу тебя борись»
Оливия: «Господи, может хватит так издеваться над нами? С того момента, как я узнала, Мия, я не понимаю, почему он выбрал тебя. Если ты умрешь, то умрет и весь мой мир. Вся моя жизнь. Лучше бы на твоем месте была я. Я заслужила это больше, чем ты»
Я вздохнула еще раз, собираясь с мыслями: «Знаешь, Лив, прекрати говорить так. Ты не заслужила его. Никто из нас. Просто рак выбрал меня. Не смей больше так делать. Я волнуюсь за тебя, каждый раз, когда ты поздно возвращаешься домой. И я благодарна за все, что ты мне дала. Ты – просто ураган эмоций, необдуманных поступков и сверхэмоций. Но я не то, что привыкла к этому. Наверное, это мне было нужно всегда. И без этого я бы просто не выжила. Лив, я…я люблю и ценю тебя. Знаешь, меня не покидает ощущение, что я уже упала в пропасть. Как и когда, я не представляю. Но…эта пропасть пока без дна. Бездонная пропасть. Возможно, я просто пока не нашла это дно и хорошо. Но я хочу, чтобы это не было темной пропастью. Я хочу, чтобы это падение было ярким, лучшим в моей жизни. А без тебя это невозможно. Просто будь со мной до конца, а после столкновения с землей ты   сможешь встать, а  я уже нет»
Скажете, что это слишком мило, слишком много эмоций и соплей? Возможно. Но это мои эмоции и моя правда. Это было моим падением в бездонную пропасть. Когда оно случилось, я не понимаю. Потому что, когда ты уже упал, ты не думаешь: «Как?» и «Когда?». Ты думаешь о том, что ты падаешь, и пусть это падение станет моим полетом, просто уже с ожидаемым концом.