Одна нога слонопотама – мужская, женская или одна из би - была самой толстой и считалась доминирующей. В связи с этим некоторые считали, что пол слонопотама должен определяться в соответствии с полом доминирующей ноги, и правила окрашивания ногтей - переноситься в неизменном виде с доминирующей ноги на три остальные. Однако этот порядок так и не был принят большинством слонопотамов. Они продолжали считать себя сообществом существ одного пола. Говорили, что это объясняется экономической целесообразностью.
Со временем вошло в обычай смешивать цвета. Синий и редко используемый желтый цвет смешивали для получения зеленого. А тот, в свою очередь, еще раз с синим, для получения цвета морской волны. Белый и красный давали розовый, синий и красный – фиолетовый, а желтый и красный – оранжевый. При этом находились как сторонники непосредственного смешения цветов в одном флаконе, нетрадиционное для слонопотамов поведение , к которому прибегали молодые особи, так и те, кто считал, что гораздо более изысканный эффект смешения достигается в том случае, если один цвет просвечивает из-под другого, нанесенного позже. Например, красный, покрытый слоем синего, давал в сумме, как легко понять, фиолетовый. Но выглядел он иначе, чем фиолетовый, полученный непосредственным смешением красок.
Ногти слонопотамов имели пять возможных форм: круглые, форму ромба, квадратные, треугольные и прямоугольные. Относительно каждой из этих форм существовали все более усложняющиеся представления о том, в какой цвет красиво окрашивать ногти данной формы, в зависимости от цвета других ногтей.
Чтобы сигнализировать о своих намерениях другой особи, слонопотамы приставляли ногти разной формы друг к другу. Самым важным знаком, получаемым составлением ногтей, была стрелка: прямоугольный или квадратный ноготь, к которому справа или слева примыкал треугольный. Стрелка направо сигнализировала серьезные намерения, стрелка налево, наоборот, фривольные. Стрелку можно было получить приставлением одной ноги к другой, а также всегда иметь включенной в выбранный для определенной ноги рисунок ногтей.
Ввиду важности стрелки, в обычай вошло, чтобы крупные слонопотамы давали понять более мелким, когда следует образовать знак стрелки. Крупный слонопотам становился напротив мелкого, а иногда и достаточно крупного другого слонопотама, и образовывал из своих ногтей знак стрелки. Это служило сигналом, который игнорировать считалось дурным тоном, и иногда даже опасным, что другой особи следует сделать то же самое: образовать стрелку. Единственное, с чем возникали разногласия, это направление: в некоторых случаях считалось правильным принять во внимание зеркальное расположение особей, то есть тот факт, что мелкий слонопотам видит как правую левую сторону стоящего напротив крупного слонопотама. В других случаях, наоборот, та сторона стоящего напротив слонопотама, которая для зрителя и имитатора была правой, оставалась правой, левая – оставалась левой. Никто не мог сказать, отчего в точности это зависит.
Из ногтей различной формы можно было составлять цветочки, звездочки, знаки восьмерки. Два треугольных ногтя, составленных вместе, давали в сумме ромбик, но значение его было иным, чем значение нерасчлененного ромба, форму которого можно было придать одному из ногтей. Иногда кружочки выглядели как сердечки, треугольнички – как бутылки или вазочки с тонкой талией. Составляя ногти в эту довольно причудливую мозаику, слонопотамы показывали прямо-таки чудеса ловкости, гибкости и проворства.
Перекрашивание ногтей на ноге женского типа вызывало, трудно сказать почему, увеличение объема и, в некоторых случаях, даже увеличение ее длины. Возможно,
это было связано с не вполне осознаваемым внушением: постепенное наслоение сменяющих друг друга слоев лака вызывало увеличение объема. Со временем этот эффект начал дублироваться естественно, ростом самой ноги, и было уже практически невозможно сказать, какие изменения вызваны искусственно, наслоениями лака, а какие имеют, так сказать, естественный характер.
Ноги большего объема обладали большей устойчивостью, и, в случае возникновения конфликтов, давали своим владельцам преимущество.
Однако больший объем приводил к необходимости получать обувь большего размера из департамента обуви. С этим, во всяком случае, иногда, было связано нежелание слонопотамов менять цвет ногтей на ногах женского типа: это позволяло избежать ненужных хлопот.
В некоторых случаях обувь прирастала к ноге, если ее носили достаточно долго, и это обстоятельство разрешало сложный вопрос о смене цвета лака навсегда: приросший к ноге ботинок было невозможно снять, сменить цвет тоже не было возможно.
Конфликты в сообществе слонопотамов возникали, в основном, по поводу владения лаком определенного цвета, а также при решении вопроса о том, как менять цвет. Петя стал свидетелем нескольких таких случаев.
Однажды он видел, как спорили слонопотамы Вилли и Нилли.
- Это мое, - говорил Нилли, застукавший Вилли как раз в тот момент, когда тот собирался утащить флакончик красного лака. Надо сказать, что со временем эволюция слонопотамов привела к тому, что рядом с хоботом, который изменился в нос средней длины, у них выросли две руки – левая и правая. Нилли оставил лак на ветке дерева, рядом со своей берлогой. – Мое, - повторил он, - поставь обратно.
- Нет, - отвечал Вилли, - нет, ни за что. Я должен покрасить опорный палец в красный цвет.
- Кому это ты должен, - вопрошал Нилли. – Зачем?
- А мне, во-первых, хочется, - парировал Вилли. – Такое мое заветное желание. А во-вторых, ты разве не видел, как Большак (так звали самого крупного слонопотама) встал позавчера напротив, и стрелка была у него ясная, из двух опорных, один прямоугольный, другой треугольный. Как раз налево. Я тоже должен, значит. А где же лака взять?
- Так это для него налево, - заметил Нилли. – А ты-то ее видел направо, он это и имел в виду. Красить надо другой палец, - заключил он, наблюдая, как Вилли полирует ноготь левой ноги. – Ты спутал все.
- Разберемся, - ответил Вилли. – Главное, лака достать. А там видно будет.
- Удивляюсь я вам, - философски заметил Нилли. – Ну как, в самом деле, не понять, что нет у тебя права на мое имущество, краску для ногтей включая. И никакие авторитеты, Большак там, другой ли кто, этого изменить не могут.
- Так не бывает, чтобы авторитеты, и вдруг не могут, - возразил Вилли. – Ну что такое право, по-твоему?
- Право...право это...- Нилли явно был не готов к этому вопросу. – Не знаю, естественное право есть, наверное. Должно быть.
- И что же это такое?
- Ну это когда ты имеешь право на что-то, потому что это естественно. Есть, спать, жить в своей норе. А если кто вмешивается, он нарушает. Право первенства естественное тоже. Это мое, потому что всегда было мое.
- Во-первых, не всегда, - сказал Вилли. – Ты же не родился так, с этими ногтями. А во-вторых, разве красить ногти естественно? Вот следовать совету старших товарищей – куда больше, по-моему.
- Естественно, неестественно, - пробормотал Нилли. – Красота великая сила. Ты сам должен знать, что хорошо, что плохо, и какими ты хочешь видеть свои ноги. Без указчиков сверху.
Про себя Нилли подумал, что для борьбы с авторитаризмом хорошо бы иметь подходящие средства. Скажем, если бы Вилли красился в белый цвет, ему с меньшей вероятностью хотелось бы перекраситься, и, значит, забрать у него, Нилли, красный флакончик. Размера Вилли большого, и под белые ногти ему трудно будет что-нибудь получить в департаменте одежды. Для этого нужно, чтобы кто-нибудь большой и авторитетный показал ему: белый – это хорошо. Будь белым! Это модно, это стильно и выгодно. Как же этого добиться? Ведь, как известно, одежду крупных размеров при белых ногтях не выдают? Очевидно, нужно обмануть систему, но как? Притвориться маленьким, для департамента одежды, а на самом деле, для Вилли и иже с ним, быть большим. А почему бы и нет? Что тут невозможного? А ведь высокому гораздо легче достать что-нибудь съедобное...
Эта идея так понравилась Нилли, что он захотел подрасти. Сам-то он был росточка небольшого, можно сказать, коротышка. Но что может быть лучше таинственной двойственности, снаружи и внутри? Нилли подумал, что лучше ничего нет, и приподнялся на цыпочки. Пальцы быстро устали, но в голове, как будто, прояснилось.
Чтобы стать большим, нужно, как известно, просто наращивать ногти, и ноги постепенно увеличатся в объеме. А потом, может быть, и в длине. Если цель состоит в том, чтобы убедить в важности белого цвета, лучше всего наращивать белым. Но, в сущности, и это не обязательно. Главное, чтобы верхний слой был белый.
Где-то на задворках сознания Нилли маячила мысль о возможности разоблачения, если под белым слоем будут другие цвета – что делать, в самом деле, если его схватят другие товарищи и сделают хронологический срез? – но не это было самое важное. Самое важное – решить две проблемы. Во-первых, где взять столько белого цвета? Придется, наверное, отправиться за ним в экспедицию. Может быть, даже выяснить, где и как его делают, и научиться этому самому? И, во-вторых, не так-то просто будет решить проблему одежды после того, как он будет большой, но весь белый: этот вариант разнорядками одежников не предусмотрен. Но уж как-нибудь. Зато он сможет, если предприятие по добыче лака белого цвета увенчается успехом, убеждать дурачков вроде Вилли во всем, что сам считает правильным.
У него, Нилли, будет куча авторитета и белого лака. Он встанет напротив Вилли и заставит его повторить любую позицию, какую захочется. А с одеждой... С одеждой потом разберется. Нилли не любил решать практические вопросы такого рода заранее. Они казались ему менее важными. Самое существенное сейчас – как можно скорее переубедить Вилли. А остальное как-нибудь само собой решится.
Начало экспедиции за белым Нилли решил назначить через неделю. А пока все хорошенько обдумать и спланировать. А может, взять с собой Вилли? Само собой, взять.
Наконец, настал назначенный день, и Вилли и Нилли выступили в экспедицию за белым. Чтобы добраться до нужного места, они пользовались обрывками старинных карт и рассказами очевидцев. Белый делали из дерева, вроде европейского каштана. Найти его оказалось нелегко.
Как у каштана, плоды этого дерева были коричневые, размером с детский кулак, гладкие и блестящие, когда созрели. Деревья – в некоторых местах их называли вичесты, а кое-где как-то по-другому, как именно, Вилли забыл, а Нилли, может, никогда и не знал – были очень высокие, с идеально гладкими, словно отшлифованными стволами. Залезть на такое дерево было действительно трудно. Можно было ждать, когда плоды сами упадут вниз – рано или поздно это случалось – но к этому времени они были уже непригодны для изготовления белого лака. Для этих паданцев находилось другое применение. Если потереть их о землю, не доставая из зеленой шипастой скорлупы, происходило маленькое чудо. Твердая зеленая скорлупа становилась мягкой, коричневой и как будто бархатной. Можно было проделать в ней чем-то острым, скажем, большой иголкой, дырку, и сцепить друг с другом несколько плодов. Получались бусы. Можно было даже сделать красивые подушки, не очень мягкие, но вполне функциональные. Но к получению плодов, необходимых для изготовления белого цвета, это не приближало ни на шаг.
Вилли и Нилли остановились. Верхущки деревьев были так высоко, что головы пришлось сильно запрокинуть.
- Построим лестницу? – предложил Вилли.
- А как? – спросил Нилли.
- Ну, срубим дерево и построим.
- У тебя, что, есть топор? – поинтересовался Вилли.
Топора не было. Веревочной лестницы тоже. Даже вырубить ступеньки в стволе было нечем. Нужно было что-то выдумывать, но что?
- Нам помогли бы две вещи, - задумчиво сказал Вилли. – Топор или веревка. Если у нас их нет, нужно искать им замену.
- Для получения белого цвета нужны или веревка, или топор, - как эхо, откликнулся Нилли. – Что-то в этом есть.
- Может, сделать ее из лиан? Или сплести из травы? – задумчиво сказал Вилли.
- А как ты эти лианы рвать собираешься? Хоботом? Зубами? Идея, - неожиданно сверкнул глазами Нилли. – Давай сделаем нож из камня. Нарежем, что нужно, сплетем веревку.
- Давай лучше приручим какого-нибудь зверя, который нам их достанет, - предложил Вилли. - . Белку или мартышку. Или небольшого симпатичного тапирчика. Послушай: один тапир решил, что он топор. Куда-то поскакал во весь опор. И может быть, он скачет до сих пор. Но не о том у нас ведь с вами спор, а знает ли тапир, где светофор?
- Слушай, ты чокнулся на тапирах, - заметил Нилли. – Они мне уже надоели. Разве тапиры лазят по деревьям? Если нет, зачем нам они, сам подумай? Делать-то что?
- И правда, зачем? – согласился Вилли. – Значит, остаются белки, мартышки и еще, может, дикие кошки. Прежде всего, надо исследовать местную фауну в перспективе местной флоры.
- Как это в перспективе?
- Ну, с точки зрения того, кто из них на верхушку этих вичестов залезть может.
Вилли и Нилли пошли по тропинке, оглядываясь. Порхали райские птицы и бабочки, но не было ни одного млекопитающего. .Наконец, им встретилась пума. На ее спине сидел большой пушистый зверь. Кто это такой, Вилли и Нилли сразу разобрать не смогли... Белка? Бурундук? Хорек? Присмотревшись, они решили, что зверь ближе всего к бурундуку. У пумы глаза были желтые с крапинками, а у бурундука... Какие они были у бурундука, Вилли и Нилли было плохо видно, потому что он сидел к ним спиной и крутил головой.
- Осторожно, не вспугни, - страшным шопотом прошелестел Вилли. – Надо их подманить как-нибудь. Что пума ест? И бурундук?
- Я не знаю. Пума – мясо. А бурундук – орехи, наверно, вроде тех, что нам нужны. Фундук.
- Послушай: однажды бурундук нашел фундук. И животом издал престранный звук. Он походил на слабый пук. А может, очень громкий стук. Что дальше, я еще не придумал.
- Тогда, значит, так... Вилли не договорил, как, сорвал с соседнего куста несколько орехов, и бросил их на землю перед бурундуком. Он спрыгнул с пумы, проворно съел орехи, и преданно взглянул на Вилли. Подумал и вспрыгнул обратно к пуме на спину. Ему даже удалось скормить ей несколько фундучин.
- Ну и что мы теперь с этой мымрой делать будем? – недовольно спросил Нилли. – Наверняка, они сами по себе так высоко не лазят.
- С пумой или бурундуком? – не понял Вилли.
- С бурундуком, - ответил Нилли. - Просто покажи ему, что нужно делать, и все, - добавил он.
.
Вилли показал бурундуку пару орехов на ветках. Действительно, слишком высоко он запрыгнуть не мог. Плоды, нужные для изготовления белого, росли гораздо выше.
- Я же говорил, - Нилли казался даже довольным. – Нужна еще пума. Вместе они могут. А где ее взять? И мясо?
- Нужно кого-то поймать, убить и подманить пуму. Может, тапира? Или кто первый встретится.
Первым им повстречался тапир. Напрягшись изо всех сил, Вилли и Нилли задушили его хоботами, взявшись с двух сторон. Разорвали на куски, сложили парное мясо рядом с тропинкой и стали ждать пуму. Ждали и час и два, а она все не шла.
- Может, в этом лесу одна пума, и она нас уже знает, - предположил Вилли.
- Зачем пума, сойдет любая большая кошка, - ответил Нилли, - лишь бы лазить могла высоко.
- А может, лучше не кошка? – неуверенно предположил Вилли. – Может, лучше было бы встретить какого-нибудь особенного зверя, например, шиншиллу.
- Это кто такой?
- Ну грызун такой небольшой, вроде мыши.. Послушай, я только что сочинил.: По преданью, однажды шиншилла Продырявила заднюю шину. Ну механика звать, Он помог ей опять На дорогу отправить машину. Здорово? – заключил Вилли.
- Слабовато, - ответил Нилли. Ведь если она шиншилла, должна шины шить.
- Ну хорошо, давай так, - предложил Вилли. По преданью, однажды шиншилле Продырявили заднюю шину. Или вариант: продырявила спереди шину. Чтобы шину зашить, вам шиншиллою быть, как и мне, просто не-обходимо. Слышишь особенное ударение в ‘необходимо’?
- Все равно это не лимерик, - пробурчал Нилли.
- Но зато теперь все, как ты велел: шиншилла шила шину. Мама мыла раму.
- Нет, ты покажи, как она ее шила, - повторил Нилли.- Покажи, как сказал бы Станиславский. Скажем, так: она встретилась с каким-нибудь, ну... тапиром, например. Или со змеей анакондой – хорошее название, между прочим. Однажды шиншилла нашла анаконду.
- И вместе они закружилися в рондо, - подхватил Вилли.
- Да, но дальше-то что? – спросил Нилли. – Единственная третья рифма к рондо и анаконде, которую я могу придумать – это фронда.
- Фронда просто превосходная рифма для рондо, - задумчиво протянул Вилли. – Рондо – фронда – анаконда.
- Да, но я давно решил держаться подальше от политики, - как-то запальчиво выговорил Нилли. – И все равно я в ней ничего не понимаю.
- Где ж тут политика?
- Сам говоришь, фронда.
- Так это ж рифма, и все. Давай так: однажды шиншилла нашла анаконду, и вместе они закружилися в рондо. Плясали-плясали, пока не устали. И все ж безопасней, чем фронда.
- Не знаю-не знаю, - протянул Нилли. – Это еще как посмотреть. Бывает, если они уж решили, что от тебя фронда эманирует, никакими плясками не отделаешься, всюду фронду видят. Ну в самых невинных вещах. Во всяком рондо, то есть.
- К тому же, - заметил Вилли, - если что-то можно, это вполне может быть нельзя, и наоборот. Quod licet Iovi и так далее. Так что отвяжись со своими рифмами.
- От чего это, по-твоему, зависит? Можно и нельзя?
- А кто его знает. Может, просто от первого впечатления. Или от того, насколько вся ситуация представляется понятной и прозрачной. А твои анаконды, ронды и фронды – они непрозрачные какие-то, хотя, может, и вполне невинные. Если, конечно, две эти вещи совместимы.
- А.... – протянул Нилли. А послушай, есть еще такой вариант: Однажды шиншилла встречала Джеймс Бонда. Бонд ведь понятный, правда? Вдвоем победили они анаконду.
- Шашлык из змеюги спасет от злой вьюги, - подумав, предложил Вилли.
- Там, где вьюга, анаконда не бывает, - возразил Нилли.
- Ну и что? Может, мне хочется. А закончить можно так: Вдвоем они даже прекрасней Джоконды.
- Кто вдвоем? Джеймс Бонд и шиншилла?
- Ну да.
- Средне, я тебе скажу, - заметил Вилли. И все равно как-то непрозрачно и непоследовательно.
- Зато чистенько в смысле ассоциаций. И ничего не надо объяснять.
- Знаешь, - сказал Вилли, - давай уж лучше обыкновенную кошку ждать, а шиншилла, может, придет потом. Когда мы найдем эти твои плоды.
Наконец, пума пришла. Тапирье мясо она ела так, как будто голодала неделю. Наевшись, улеглась рядом с тропинкой, глядя на Вилли и Нилли сонным удовлетворенным взглядом.
- Ну и как ты ей объяснишь, что делать? – спросил Нилли. – Надо было припасти кусочек мяса в качестве вознаграждения.
- Я припас, - ответил Вилли. Главное, она нас уже знает и доверяет. Остальное дело техники. А бурундук где?
- Вот у меня, - сказал Нилли. – Может, покормить его тоже? Или напоить для храбрости тапирьей кровью?
- Давай.
Друзья сцедили в скорлупку тут же подвернувшегося ореха несколько капель крови тапира, и дали выпить бурундуку. Взгляд у него, как им показалось, изменился, движения стали резче и быстрее.
- Теперь приступим к обучающей части, - начал Вилли. – Наша задача – заставить пуму залезать на любое дерево. Как этого добиться, если сами мы лезть туда не можем или не хотим?
- Как?
- Нужно влезть ей в душу. Я делаю то же, что она. Минуту, две, три. Час. Повторяю за ней. Когда это становится привычным и нормальным, она начинает повторять за мной. Потому что мы всегда делаем одно и то же. А потом и вовсе думать моими мозгами. Я думаю – лезь, она – лезет.
- Ты когда-нибудь пробовал этот способ? – с сомненим спросил Нилли.
- Может и нет, но другие пробовали. Зачем изобретать велосипед. Ну что, поехали?
- Попробуй сперва что-нибудь простое, - посоветовал Нилли. – То, что она уже и так может. – Скажем, ходить на четырех ногах.
Вилли опустился на четвереньки и пошел по тропинке рядом с пумой. Касаясь друг друга боками и иногда слегка подталкивая, они прошли метров восемь-десять, пока Вилли не начал замечать, что походка пумы явно меняется: она то убыстряла шаг, то спотыкалась. Когда Вилли зацепился ногой за кочку, ненарочно, тоже зацепилась.
Все движения Вилли она повторяла точно и охотно.
- Слушай, ты был прав, - признал, наконец, Нилли. – Она твой двойник. А всего делов-то: час-другой тренировки. Уже, наверно, можно управлять ею силой мысли.
- А может, применить другой подход? – сказал Вилли.
- Какой?
- Мы ей поручим перегрызть зубами лиану, сделаем из нее веревку и сами залезем на дерево. Нарвем вичестов, а пума и бурундук просто не нужны.
- Не думаю, что у тебя получится, - сказал Вилли. – Но попробуй, почему нет.
- Ладно, давай, приказывай ей, чтоб грызла, - откликнулся Нилли.
Через пару минут пума отгрызла длиннющий кусок лианы, Вилли и Нилли сплели косичку – все было готово, чтобы лезть на вершину дерева.
- Слушай, а веревка нас выдержит? – еще раз спросил Вилли.
- Посмотрим, - ответил Нилли. – Ты лучше скажи, бурундука пока куда деть?
- Можно связать его пока, - нашелся Нилли. – Или орехов дать, на все то время, пока нас не будет. Чтобы не скучал.
- Если ты дашь ему орехов, зачем связывать?
Но вникать глубоко в этот вопрос было некогда, и друзья так и поступили: привязали бурундука к пуме сплетенной из лианы прочной веревкой, а другой ее конец забрали себе, для восхождения на вершину вичеста.
Когда они уже подошли к дереву, то заметили, как бурундук подмигнул пуме. Бурундук съел орех, и пума съела орех. Видимо, она повторяла все за всеми. Что было дальше, Вилли и Нилли разглядеть не смогли – они смотрели вверх и лезли. Ствол был необыкновенно скользким, ноги срывались. Единственным способом удержаться был хобот.
- Слушай, - сказал Нилли, изо всех сил стараясь за что-нибудь уцепиться. Хобот -это единственное, что меня сейчас спасает. Но все-таки, похоже, я сейчас свалюсь. Через секунду раздался страшный треск, и Вилли увидел Нилли внизу, на земле под деревом.
- Слушай, я один не полезу, - крикнул Вилли вниз.
- Почему? – прокряхтел Нилли, отряхиваясь.
- Тяжело будет спускаться. Я все равно не смогу унести один столько вичестов, сколько нужно даже на самый маленький флакончик. Нужны, по крайней мере, двое.
- Тогда спускайся, - разрешил Нилли. – Боюсь, что это займет у тебя много времени.
Когда Вилли и Нилли вернулись к тому месту, откуда недавно начали свой путь, бурундука и пумы там не было.
- Где они могут быть? – спросил Вилли. – Давай посмотрим вокруг.
- Давай рассуждать логически, - предложил Нилли.
- Давай, - согласился Вилли.
- Кто-то из них приручил другого, другую, то есть, и они убежали. А куда – зависит, по-моему, от того, кто кого приручил.
- Точно. То ли за орехами, то ли за тапирами. Давай посмотрим там и там.
- А тапиры едят орехи?- спросил Нилли.
- Нет. То есть да. Смотря какие, наверно.
- Послушай, я стихи сочинил, - сказал Нилли. – There once was a tapir who was very nuts, to find what he wanted he used some short cuts.
- Short cuts – это ты, когда с дерева свалился, - заметил Вилли.
- А дальше: He wanted find nuts, but suddenly, бац.
- Бац- в смысле упал? – перебил Вилли. – Бац здесь не может быть, это на другом языке.
- А если я так думаю? – возразил Нилли. - Ну тогда – he wanted find nuts, but there were some buts....
- Бац в buts переделал, и думает – что ты думаешь, ума не приложу. Что к высокой цивилизации приобщился, наверно.
- Слушай, а как будет по-русски mild violence? – неожиданно спросил Нилли. -
- Не знаю, так по-русски не говорят, - ответил Вилли.
-Я думаю, пума и бурундук тут где-то, метрах в ста, - предположил Вилли. – Далеко они вряд ли могли уйти.
Но метрах в ста пумы и бурундука не оказалось.
- А может, они напали на кого-то, с целью обогащения? – предположил Вилли.
- Бурундук ее облапошил и каюк. Все-таки, нас долго не было. Тогда надо искать...
- А может, их украли пираты? – преположил Вилли. – Послушай, я это предчувствовал. Один тапир решил, что он пират. Другой тапир сказал, что очень рад. На флаге черном череп и две кости. А в кубрике тапиры дуют в кости. На абардаж тапирский взят фрегат. Тебе нравится?
- Ты чокнулся с тапирами, - мрачно отозвался Нилли.
Тут Вилли и Нилли заметили, что по морскому заливу, на берегу которого они стоят, плывет небольшой корабль. Точнее, баржа. Из трюма раздавалось попискивание бурундука. Где-то в другом конце баржи, на в корме – выла пума.
- Мы должны их освободить! – вскричал Вилли.- Надо взять баржу на абордаж.
- Но как?
- Крюков металлических у нас нет, придется хоботы использовать, = прохрипел Вилли.
Вилли и Нилли бросились в воду и вплавь достигли баржи. Тапирьи носы и копыта Вилли и Нилли были оружием приблизительно одинаковой силы. Но, в конце концов, Вилли и Нилли одержали верх над тапирами. Оставалось неясным, как пума и бурундук вообще попали на баржу. Может, зажгли костер на берегу, призывая на помощь? Или это произошло как-то по-другому? Так или иначе, баржа, продырявленная чьим-то копытом, сперва перевернулась вверх дном, а потом прибилась к берегу. Железки, из которых она была сделана, местные жители постепенно растащили для укрепления заборов. Пума с бурундуком на спине, Вилли и Нилли плыли к берегу. До него оставалось недалеко.