И любви ведь уже, кажется, никакой не было. Столько накопилось боли, разочарования, обманутых надежд, несбывшихся ожиданий. А она все, как и раньше, не отпускала – змея подколодная. Ни время ее не прибило, ни приобретенное с годами спокойствие, ни внушаемое себе самой безразличие. Жалила, как и прежде, изводила, иссушала, мучила, отбирала все силы, проклятая.
Да и любовь-то эта была – что твой кролик, жалкая, маленькая, дрожащая, потому как не взаимная. Толку, что красивая и белоснежно-чистая. А змея эта подколодная, ревность неукротимая, заглатывает кролика целиком, как удав. Ничего от этого белого и пушистого не остается, кроме муки и сожаления. На время притаится она, змеюка поганая, насытится. А потом опять. И знаешь как будто, понимаешь, что лучше тебя нет, а если вдруг есть – зачем он тебе такой, для которого существуют те, что лучше тебя. Понимать-то ты понимаешь, и уговариваешь себя, и самооценку свою всячески повышаешь – то туфли новые купишь, то в Египет отдыхать поедешь. Помогает – но ненадолго. Чуть расслабишься, начнешь опять о нем думать, замки воздушные строить – она, злодейка, тут как тут. И тогда уже житья от нее нет. То как удав – целиком заглотнет, то как питон – обовьет кольцом и все туже сжимает, душит, душит, что уж и дышать тебе нечем.
Это было наказанье, кара небесная. Грех, с которым борешься изо всех своих сил. Как зависть, как похоть, как чревоугодие. Разумом человек понимает, что это зло, порок, саморазрушение, а противостоять не может. Слаб.
И вдруг, через много-много лет, когда уже думалось, что исцеления от этой смертоубийственной напасти нет, спасение пришло. Пришло Божьей милостью, долетело еле слышным ветром из далекой, разделяющей своей непреодолимостью, непроходимой тайги. Еле угадалось, вспомнилось, выдохнулось как-то сказанными им вскользь – жаль только не повторенными, чтоб до тебя, наконец, дошло – словами: «Они тебе не соперницы».
Вот оно – средство, вот он – чудодейственный эликсир. Скупо, мало – но разве лекарство пьют большими ложками?
Вот та рогатина, которой прижмешь ты к самой земле подлую змею, что жить тебе не давала. Прижмешь так крепко, что войдет ее змеиная головка в уже скованную первым морозцем почву, и задохнется она в бессильной своей злобе, только хвост ее – длинный, скользкий, смердящий – долго будет извиваться, не успокаиваясь, не затихая, словно проклятое воспоминание.
А рогатина эта победная – всего лишь восхищение, любование, поклонение и преклонение, что только и нужно Женщине. Рогатина эта любого гада лесного одолеет, не то что гадюку. А нет ее, рогатины этой, - в лес не ходи: ни в тайгу, ни в березняк, ни в самый редкий ельничек.