Я не собираюсь пускаться в какие-либо психоаналитические рассуждения о Гашеке.
Во-первых, у меня на это не хватит сил,
а во-вторых, во время наших встреч я никогда не пытался обнаружить в тайниках
гашековской души корней его юмора.
Я всегда принимал его таким, какой он есть.
(с) Йозеф Лада
Вокруг Ярослава Гашека - столько анекдотов и мифов, что часто сложно отделить реальные факты его биографии от небылиц.
Однако, как отмечает Википедия, сохранилось и весьма большое количество документальной информации, в частности - полицейские протоколы, в которых зафиксировано участие юного Гашека в различных скандалах, драках и стычках с пражскими немцами.
О жизненном пути Гашека, интересующиеся могут прочитать хотя бы в той же Википедии.
Я же - не нахожу нужным переписывать из данного источника биографию писателя.
Зачем?
Интересующиеся найдут материал Википедии и без моей помощи.
А мне сейчас хочется дать небольшой очерк, не биографию, а именно очерк - раскрывающий некоторые грани личности этого великого, по моему, человека.
Для этого воспользуюсь, пожалуй, воспоминаниями Йозефа Лады, - друга Гашека и единственного адекватного, на мой взгляд, иллюстратора «Швейка», - этой бессмертной книги, стоящей в одном ряду с классическими произведениями: от «Дон-Кихота» М.Сервантеса - до «Светопреставления» К.Е. Калабашкина.
«… вид Ярослава Гашека меня разочаровал.
И это автор прославленных рассказов?
Я представлял себе, по крайней мере, Вольтера или Викторьена Сарду, а передо мной был молодой человек с маловыразительным, почти детским лицом. Я тщетно пытался подметить на его круглом лице характерные черты сатирика: хищный нос, тонкие губы, насмешливые глаза. Не слышно было и сардонического смеха.
Гашек скорее производил впечатление заурядного, хорошо откормленного сынка из приличной семьи … простодушное лицо, ясные глаза – всё это напоминало скорее наивного первоклассника, чем гениального писателя.
Но так было до тех пор, пока Гашек молчал.
Достаточно было любого, самого простого его замечания, - всегда такого остроумного, оригинального и меткого, чтобы каждый сразу понял свою ошибку…
Брет Гарт где-то утверждает, что все оригинальные натуры уважают и притягивают друг друга. Ну а я себя в те времена тоже считал большим оригиналом и поэтому потянулся всей душой к Гашеку…
В то время Гашек ещё жил у своей матери на Виноградах.
Я навестил его там однажды, и, насколько помню, моё внимание к семье Гашеков привлёк огромный толстый черный кот Бобеш, который имел обыкновение лежать на самом верху стоячей вешалки.
Конечно, это было очень неудобное место для спанья, и эксцентричный кот там устраивался, несомненно, только из желания быть оригинальным.
Зато Гашек относился к нему с почтением и, если не ошибаюсь, даже говорил ему «Вы»…
Это был мой первый и единственный визит к Гашекам. Потом уже только Гашек навещал меня…
Я всегда приветствовал его появление, как возвращение блудного сына …»
Возвращение блудного сына, по словам Лады, обычно выглядело следующим образом:
Гашек звонил, и когда Лада открывал ему дверь, Гашек, придерживая дверь так, чтобы оставалась только узкая щель, просовывал в неё палку и произносил умоляющим голосом: «Вот я, бей меня, пока рука не устанет, бей не жалея!».
«Отлупить я его, разумеется, не мог, – замечает Лада, - мешала дверь, которую Гашек крепко держал …»
Манера Гашека возвращаться даже ввела в заблуждение одного из бытописателей пражской богемы, решившего, что Лада корректировал палкой неупорядоченную жизнь писателя:
«Наибольшим влиянием на Гашека, - писал Э.Лонген, - пользовался художник Иозеф Лада, принявший на себя труд сделать из Гашека порядочного человека, первейшей нравственной обязанностью которого было бы ночью спать, а днем работать. В то время Лада был человеком невзрачным и тщедушным, и казалось просто невероятным, что могучий Гашек не противился пинкам и колотушкам, которыми его потчевал Лада за его поведение. В этом есть нечто загадочное. Возможно у Гашека была потебность время от времени кому-то покаяться. Он кротко подставлял свои толстые щеки и спину Ладе для побоев и покаянно вздыхал:
- Правильно делаешь, Пепичек! Бей да не промахивайся!
Наказав Гашека, Лада заставлял его работать. Гашек мыл пол, готовил, убирал, а потом, пристроившись в уголке, писал рассказы. А Лада стоял над ним, как надсмотрщик над рабом, и приговаривал с угрозой:
- С тобой только так и можно, прохвост! Не хочешь по хорошему, изобью так, что живым не останешься!»
На это Лада замечает: «Все с самого начала и до конца – ложь. Никогда в жизни я не поднял руки на Гашека, наоборот, он сам однажды влепил мне затрещину. Этим я, разумеется отнюдь не собираюсь хвастсться…»
В шкафу у Лады всегда стояла бутылка ликера, коньяка или рома для свободного употребления посетителями.
Обычно посетители наливали себе прямо без приглашения, а Гашек, вообще пренебрегавший условностями, всегда пил прямо из горлышка.
«Он потрясающе разбирался в спиртных напитках: делал, например, глоток из откупоренной бутылки рома и тут же говорил, сколько она примерно стоит.»
Однажды Лада слегка «подшутил» над Гашеком. Налил воды в бутылку из-под рома и поставил её на обычное место в шкафу.
«Пришел Гашек, сразу же схватил бутылку и, ничего не подозревая, основательно приложился к ней.
Я ожидал, что он, по меньшей мере, свернёт мне шею, но беднягу, видимо покинули силы.
Он побледнел, дрожащей рукой поставил бутылку на пол, где, по его мнению, ей только и было место, и направился к двери.
Прежде, чем закрыть за собой дверь, Гашек повернул ко мне бледное, вспотевшее от страдания лицо и с убитым видом промолвил: - Ты не должен был со мной так поступать!
В ту минуту я подумал, что он не сможет пережить подобного потрясения …»
Но, здоровая натура Гашека превозмогла даже этот предательский удар.
«Спустя неделю, Гашек снова был настолько бодр, что вместе со мной сочинял оперу… Он диктовал либретто, а я каждую фразу тут же исполнял на губной гармошке …
Если учесть, что я должен был тут же сочинять музыку на фразы, продиктованные Ярославом Гашеком, у которого совершенно отсутствовал музыкальный слух и который исполнял четыреста чешских, немецких, русских и венгерских песен на один лад, то передо мной вы должны были бы не только снять шляпу, но и преклонить колена…»
Когда заработки Лады позволили ему снять отдельную квартиру, он безвозмездно предложил Гашеку кухню для постоянного жилья.
Однако тот гордо отверг это предложение, заявив, что получил место редактора в журнале «Мир животных», где ему предоставляется также стол и квартира.
«До этой поры Гашек существовал лишь на гонорары за свои бесчисленные, без труда создававшиеся им юморески, - пишет Лада. Для удовлетворения его скромных потребностей этого вполне хватало.
… Поначалу Гашек был очень доволен местом. По крайней мере, так можно было понять по его поведению, когда недели через две, он пришел меня навестить…
На вопрос, как он поживает, он ответил, что очень хорошо …
- Вот только окно у меня в спальне всю ночь должно быть распахнуто настежь, - добавил он с неудовольствием. Дело было в январе, стояли жестокие морозы. Я решил, что это странная прихоть хозяина квартиры, и она меня порядком возмутила.
- М-да, но я соблюдаю надлежащую осторожность, - успокоил меня Гашек. – Я кладу перину и одеяло под себя, перину и одеяло на себя, три подушки под голову, на ноги натягиваю теплые носки, а кроме того ещё надеваю тяжёлый овчинный тулуп!
- Ну а какого чёрта окно должно всю ночь должно быть открыто? - спросил я с негодованием.
- Осёл! Да ведь иначе я бы там сдох от жары! - ответил Гашек»
Впрочем, однообразная редакционная работа Гашеку быстро надоела, и он попытался немного скрасить её за счёт своих друзей.
Так он опубликовал в «Мире животных» наивные стишки, что-то вроде «Прыгал пёс – через овёс» - и подписал их именем: Иозеф Лада.
Через некоторое время Лада обнаружил, что, сам того не подозревая, перевёл с венгерского какую-то естественно-научную статью.
«На этом языке я знал только несколько обычных разговорных фраз, которым меня ещё в детские годы обучил старый Лада-Угер у нас в деревне. Но частенько я бессовестно хвастался перед своими знакомыми этим переводом.
Однажды за обедом в ресторане «У Тайссигов» на Спаленой улице я заметил, что пожилой, солидный мужчина за соседним столиком смотрит на меня в упор.
Едва я положил вилку и нож, как он подошел ко мне, представился, а затем спросил:
- Вы изволите знать пермяцкий – не так ли?
Я уставился на него, ничего не понимая, но потом сообразил, что пермяцкий – это язык какой-то финской народности.
- Поистине исключительный случай, чтобы здесь, в Праге, кто-то овладел столь мало распространённым языком. Вы, наверное, единственный знаток во всей средней Европе. Я прилично знаю финский, а сейчас немного занимаюсь татарским. Но пермяцкий – это, поистине, редкость!».
Тут я начал бормотать, что это всё-таки, вероятно, недоразумение, что я толком не знаю вообще ни одного иностранного языка, но мой новый знакомый даже не дал мне договорить:
- Вот уж неуместная скромность! Подобный факт должен стать широко известным. Вам больше не придется гнуть спину в каком-то захудалом журнале! Я ведь читал ваш перевод с пермяцкого в последнем номере «Мира животных» – и он устремил на меня проникновенный, полный восхищения взгляд ...»
В качестве редактора «Мира животных» Гашек всячески пытался скрасить своё существование тем, что искажал названия птиц, а потом ждал, как на это станут реагировать читатели …
Вскоре он стал получать письма читателей этого почтенного издания, где они именовали его невеждой и другими оскорбительными именами.
Естественно, Гашек не оставался в долгу.
И продолжал публиковать всякую чепуху, откровенно издеваясь над читателями.
«Так, он поместил длиннющую статью о замечательном открытии праблохи, где изложил вопрос столь правдоподобно, что редактор какого-то иностранного журнала в спешке, даже не задумавшись, возможен ли подобный факт, перевел ее и опубликовал.
Материал перепечатали и другие издания, снабдив в ряде случаев оскорбительными или ироническими комментариями, и вскоре в естественно-научных журналах всего мира появились саженные полемические статьи о праблохе …»
По завершении этой грандиозной научной полемики, издатель журнала Фуш, выгнал Гашека даже «без соблюдения договорного условия: подыскать себе сначала преемника!» - возмущенно отмечает Лада.
«В один прекрасный день снова приоткрылась дверь в мою квартиру, в щель просунулась увесистая палка Гашека, а сам он из-за двери попросил умирающим голосом: - Пепичек, вот я! Бей, пока рука не устанет!
Теперь для Гашека и кухня была хороша…
Как только Гашек поселился у меня, он вывесил на двери визитную карточку, большую, черную, в серебряной рамке, напоминавшую похоронное объявление. На карточке было выведено белыми буквами:
«Ярослав Гашек, отец нищих духом и дипломированный парижский прорицатель».
Карточка была прикреплена к стене наискось, привлекая внимание жильцов и случайных посетителей.
Ниже он еще приписал: «Звонить два раза» - это для того, чтобы его гости не беспокоили меня.
Однажды кто-то позвонил три раза, и тогда Гашек пришел из кухни за мной в комнату.
Я не понял, почему он ухватил меня за плечо и потащил к двери.
Только там меня осенило: кто-то позвонил три раза, значит необходимо, чтобы мы шли оба, потому что, по мнению Гашека, неизвестный позвонил один раз мне, два раза ему, и, следовательно, три звонка предназначались для нас обоих.
Оказалось, что это всего-навсего какой-то нищий, который названивал, добиваясь, чтобы ему непременно отрыли.»
Визит нахального нищего породил у Гашека идею стать подлинным филантропом и отцом бедняков.
«Он принес из канцелярского магазина небольшую коробку с выдвижной крышкой и повесил на ней огромный, тяжелый замок от амбара.
На коробку Гашек налепил лист бумаги с трогательной надписью:
«Неужели у вас не дрогнет от сочувствия сердце, когда на Рождество вы услышите за дверью детские голосочки: «С Рождеством Христовым!».
Он припас также большую торговую книгу, куда внес рубрики:
- дата,
- имя просителя,
- причины нищенствования,
- предоставленная сумма.
Однако первый же нищий, завсегдатай соседней пивной, обратил в прах эти человеколюбивые намерения …
Гашек намеревался узнать у бродяги curriculum vitae, причины нищенствования, а также выяснить, как тот намерен распорядиться дарованной ему суммой.
Однако бродяга пришел в такую ярость, что едва не избил Гашека палкой.
Нищий вопил – он не собирается за какой-то вшивый крейцер декламировать стишки, сопровождая это пением и танцами!
Кончилось дело тем, что я вышел на него со старой алебардой времен шведских войн. Только тогда бродяга удалился, изрыгая непристойную брань …»
Трудовой день Гашека, по словам Лады, проходил примерно так: до часа дня он спал на кухне на старой кушетке, затем приходил в комнату Лады, поваляться еще на диване. Но тут он уже не спал, потому, что время от часа до четырех было отведено для развлечений.
Иногда Гашек пел, а Лада катался по полу от смеха, - ведь у Гашека совершенно не было слуха.
«У нас были сотни изобретений, но, как это бывает у легкомысленных людей, ни одно из них мы не предоставили в распоряжение человечества и не обратили в деньги.
Однажды мы, например, договорились, что я буду бедным, а Гашек богатым, но жестокосердным крестьянином. У меня будет дочь, а у Гашека – сын, и эти двое так страстно полюбят друг друга, что ни за какие сокровища на свете не согласятся расстаться …
До поры до времени жизнь у нас была ничего, сносная, но однажды Гашек ворвался домой разъяренный, как лев, и чуть было меня не избил!
Оказывается, он услышал в винном погребке «На ружку», что его сын Вацлав во что бы то ни стало хочет жениться на моей дочери Анежке. Услышав это, он пулей вылетел оттуда. Гашек орал, что лучше шею свернет парню, чем даст разрешение на брак с подобной рванью!
Он потребовал, чтобы я категорически запретил моей дочери бегать за его сыном.
Естественно, я с негодованием отказался.
С тех пор пошли такие ссоры, что явился сам хозяин дома и пригрозил выселить нас по суду.
Из-за наших детей мы даже несколько раз подрались. Чувств своих мы не скрывали – мы ссорились в кафе, да что там - ругались даже в трамваях.
И только после того, как кто-то из соседей прислал к нам полицейского, потому что Гашек кричал на улице, что скорее дом подожжет, чем примет мою дочь в семью, жестокосердный богач смирился и дал согласие на брак наших детей.
Тогда на какое-то время снова наступили тишина и покой …»
Рабочий день Гашека начинался с четырех часов.
Ровно в четыре он поспешно поднимался с дивана и садился писать.
По словам Лады, Гашек никогда не ломал себе голову над темой:
«Мгновение он сидел неподвижно, устремив взгляд на чистый лист бумаги, а потом принимался за дело. Писал быстро, без продолжительных остановок, четким красивым почерком, до шести часов. К этому времени рассказ обычно был уже готов, и Гашек спешил с ним в какую-нибудь редакцию, чтобы обменять его на звонкую монету. Гашек предпочитал гонорар наличными, из рук в руки. Он готов был даже идти на определенные потери, чем ждать до выхода журнала, когда гонорар начислялся в соответствии с количеством строк …
Как-то раз, когда Гашек еще работал в «Мире животных» мы с ним встречали Новый год в ресторане.
Я намалевал Гашеку чернильным карандашом огромные лиловые усы. Вид у него был ужасный, он смахивал на татарского хана.
Под утро я уже был сыт по горло всякими новогодними затеями и стал уговаривать Гашека пойти ко мне выспаться.
Но он отказался, сославшись на то, что у него дела в редакции: он должен вручить трем подписчикам «Мира животных» новогодние премии.
«Мир животных» был естественно-научным журналом, поэтому и премии носили практический характер: охотничье ружье, велосипед и кофейная мельница.
На Новый год счастливцам предстояло лично получить подарки прямо на квартире Гашека, которая была в то же время и редакцией, причем в обязанности Гашека входило поздравить их с Новым годом и призвать, впредь на долгие годы оставаться подписчиками журнала.
Поэтому Гашек должен был вернуться домой.
Его шеф Ладислав Гаек уехал с супругой на праздники в Домажлицы, и вся квартира была в распоряжении Гашека.
Мы неплохо отдохнули в спальне шефа и встали бодрыми и веселыми.
Из запасов хозяина мы приготовили себе великолепный завтрак, хотя и столкнулись при этом с трудностями.
Гаек жил в старом доме, и кладовка у него находилась в самом конце длинной галереи.
Гашек, однако, нашел выход из положения: он ездил за припасами от плиты к кладовке на премиальном велосипеде, причем так удачно, что ни разу не свалился во двор.
Ну, а кофе мы, разумеется, мололи на мельнице, предназначенной для подписчика.
Около десяти кто-то позвонил.
- Это, конечно, за первой премией! - воскликнул Гашек.
Он схватил охотничье ружье и побежал навстречу счастливчику.
Я последовал за ним, чтобы в роли шефа присоединиться к трогательным поздравлениям, но до меня, к сожалению, очередь уже не дошла.
За дверьми, вместо статного охотника оказалась пожилая женщина.
Едва завидев Гашека, она в ужасе завопила и сломя голову ринулась вниз по лестнице.
- Мадам, для вас приготовлена кофейная мельница!!! – отчаянно кричал Гашек, но ее уже и след простыл.
- Сумасшедшая баба! – сказал в сердцах Гашек. Испугалась ружья!
А ведь могла получить подарок.
И как трогательно все могло быть: ты произносишь речь, да такую, что дама слезы утирает, а я под конец пальнул бы разок из ружья!
Черт бы побрал эту дуру!
Огорченный я глянул на него и расхохотался:
- Еще бы, голубчик, ты кого угодно напугаешь, не то, что женщину! Ведь у тебя намалеваны усы! Похож на черта, да еще с ружьем! …
Так мы славно жили до тех пор, пока Гашек не был призван в 91-й полк в Будейовицы.
В тот вечер он вернулся из призывной комиссии в сквернейшем настроении и едва ответил на мое приветствие, когда я ему открыл.
Потом, не замечая меня, прошел прямо к себе.
На все настойчивые расспросы, чем окончилось дело в призывной комиссии, он, наконец, пренебрежительно ответил, что не собирается разговаривать с каждым неумытым штатским, и заперся на кухне.
Там он, немилосердно фальшивя, стал распевать солдатские песни.
С той поры он обращался со мной, как с неполноценной личностью, а не как с хозяином квартиры.
Вскоре он съехал и до своего поступления в полк уже больше не жил у меня …»
Иозеф Лада об иллюстрировании Швейка:
http://www.proza.ru/2016/01/23/1310