Вот он, этот дом. Самый красивый, даже какой-то величавый, построенный в конце 19-го века, над которым время не властно, и на котором даже война не оставила своих следов. Почему он меня зовёт к себе? Сегодня он приснился мне в третий раз…
Один и тот же сон, без сюжета. Я поднимаюсь по знакомой, светлой мраморной лестнице, а мне навстречу спускается наша учительница химии.
Я говорю ей: «Здравствуйте, Мария Карловна!» Она отвечает: «Здравствуй, здравстуй, Андрунина», и проходит мимо. Я вслед ей кричу: « Я не Андрунина, Мария Карловна, я Бондаренко!». «А-а, да, да…» -доносится снизу. И весь сон.
Это происходило в моей жизни много раз. Потому что в этом же доме, но на последнем, четвёртом этаже, как раз над квартирой учительницы жила моя подруга юности Светлана. И я бывала у неё раз в неделю точно, все 10 лет нашей дружбы после окончания школы. Потом Светлана вышла замуж за грузина и уехала навсегда в Тбилиси. А я уже лет 20 не появлялась в том районе.
Сегодня я приехала к этому дому и пытаюсь найти ответ, почему он так настойчиво снится мне. Я никого здесь не знаю. Ну, вот только Марию Карловну.
Я даже не знаю, жива ли она. Ей должно быть около 75-ти.
Как водится, многие учителя имели у нас, как бы это сказать , чтоб не обидно звучало – псевдонимы, или вот ещё, по-современнее -ники. Не специально кем-то придуманные, а возникшие сами по себе, но приклеевшиеся навсегда.
Географа Карла Менделевича Барского все звали Кармен. Это было естественно. Математика звали только по имени- Роман,а физика только по фамилии –Зинкевич.
А Марию Карловну звали «Химера» И это тоже было естественно: ведь химию преподавала. Но выглядела она странно на фоне остальных наших женщин-преподавательниц. Очень высокая, и не просто худая, а скорее измождённая, прокуренная насквозь, и почему-то всегда с длинной указкой в руке. Хотя, что там было показывать? Ну, изредка разве что, элементы в таблице Менделеева.
Но этой указкой она так могла стукнуть по столу, что класс, вздрогнув, надолго затихал. Мы её боялись, а химию не любили и не знали. Знали её только две-три отличницы. Войдя в класс, Мария Карловна ласково говорила: «Здравствуйте, мои ласточки!» Но это никого не могло обмануть, наоборот, настораживало в преддверии разноса.
Но на лабораторные работы по химии мы мчались в кабинет, сломя голову, чтоб занять места поближе к кафедре. Особый запах и зашторенные окна кабинета, а также огромное количество всяких мензурок и реторт, а над ними в облаке цветных паров то появляющаяся, то исчезающая наша «химера» - всё вместе производило на нас сильное, и подчас сказочное впечатление.
Спустя несколько лет, когда мы собрались на очередной встрече одноклассников в школе и решили оформить стенгазету с пожеланиями учителям, я, обнаружив, что никто не упомянул Мария Карловну, написала «хвалебную оду» в её адрес,и закончила словами «И хоть я останусь для Вас только Андруниной, Вы для нас всегда будете волшебным Магом прекрасной науки Химии!» –что-то в этом роде.
Кто же знал, что эта фраза сыграет в будущем свою большую роль!
И вот я стою у знакомого дома и вспоминаю всё это. Из парадной выходит пожилая женщина. Я нерешительно обращаюсь к ней:
- Не знаете ли Вы случайно, жива ли Мария Карловна? Она жила вэтой парадной на третьем этаже.
- Вы о той, которая была учительницей? - от этого «была» сердце дрогнуло
(Я ещё не пришла в себя от потери матери.) – Я давно её не видела – продолжала женщина, - Она болела, знаю. Но…не могу больше ничего сказать. Вы поднимитесь, узнайте у соседей.
И вот я поднимаюсь по широкой лестнице, Когда-то, до войны, здесь работал лифт, его кабинка навеки стоит на первом этаже, за пыльной двойной сеткой.
Вот на втором этаже знакомая табличка со смешной фамилией «Канюки-Пасечник,профессор» И рядом ещё три звонка. В этом доме теперь все квартиры – коммунальные. А вот и третий этаж. Тоже три звонка.
У одной кнопки дописано « К Глуховской – зв. 2 раза». Это фамилия Марии Карловны.
Но надпись старая, почти стёрлась.
Я стою и никак не решусь позвонить.Что скажу я ей? С чем пришла,что меня привело? Говорить что-то про сны – смешно. Такой коктейль эмоций и чувств в голове…
И,чтоб отрезать себе путь к отступлению, я нажимаю кнопку.
Открывает соседка, смотрит вопросительно:
- Вы к Марии Карловне? Я сейчас узнаю, можно ли к ней, - и она уходит вглубь тёмного коридора. А вернувшись, приглашает меня войти.
Она сидит на кровати, совершенно седая, старенькая Мария Карловна.
В чистом байковом халате, прикрыв ноги пледом, она совсем не худая, и не
производит впечатление больного человека. Она всматривается в меня, пытается узнать – и не узнаёт, но улыбается. Я наклоняюсь поближе к ней.
- Я не Андрунина, Мария Карловна, - говорю я, и голос мой дрожит.
- Конечно, деточка, ты не можешь быть Андруниной…- говорит она мне хорошо запомнившимся мне голосом,- ты, кажется…
- Я Бондаренко, - помогаю я ей вспомнить, - мы с Андруниной учились в одном классе…
- Да, да…ты садись рядышком, вот я подвинусь, и рассказывай о себе, -
она протягивает мне руку, и я уже не помню, кто кого обнял, но я уже сижу
рядышком, прижавшись к её плечу, и слёзы мешают мне говорить.
- А плачешь почему, девочка? Всё так славно, ты пришла, я так рада…
- Простите , Мария Карловна, простите меня,- повторяю я шёпотом и никак
не могу успокоиться. И сама не знаю, за что прошу прощения, то ли за то, что боялась её и не любила её предмет, то ли за то, что не приходила так долго, то ли за то, что я не Андрунина – не знаю, за что, но слёзы сами по себе набегают на глаза...
И неожиданно мне становится так легко и светло на душе, как-будто умылась я этими слезами,- и я начинаю рассказывать о себе. Но Мария Карловна вдруг останавливает меня:
- Знаешь что, девочка, давай прервёмся, сейчас должна прийти Людмила с Игорьком, ей тоже будет интересно послушать тебя.
Действительно, вскоре раздаются два звонка. Я порываюсь пойти открыть дверь, но Мария Карловна останавливает меня:
- Сиди, деточка, это Игорёк балуется, предупреждает, что пришёл.
У Людочки свои ключи, сейчас войдут.
Открывается дверь, и мальчик лет 6-ти с радостным криком бросается
К Марии Карловне:
- Бабуля, как ты тут? Знаешь, что мы принесли?
- Погоди, ласточка, ты даже не успел поздороваться!
А я смотрю на вошедшую женщину и глазам своим не могу поверить!
- Неужели это ты, Мила?
- Она, она, кто же ещё?! – говорит М.К. – Ведь вы отлично знали
друг друга, верно?
Потом, когда мы с Людмилой мыли посуду на кухне, она рассказала мне,
как появилась в их жизни бабушка Макарла, как называет её Игорёк, который считает её своей родной бабушкой.
-Помнишь ли ты, как написала когда-то в стенгазете « И хоть я всегда
останусь для Вас только Андруниной…» -помнишь? Я унесла тогда эту газету
на память. Всё время меня преследовала мысль, почему именно меня запомнила Мария Карловна. Ты мне на том вечере сказала, что это было не один раз. Странно, я ведь не была отличницей, выше четвёрки – оценки по химии не было. Но я одна из всего выпуска занялась потом всерьёз химией. Ты об этом не знала? Впрочем, что мы , вообще, знаем друг о друге?!
Мы посмотрели одна другой в глаза. В школе мы никогда не общались,
я даже не могла вспомнить, с кем Мила дружила в старших классах. Помню лишь,
что сидела она на первой парте, у окна. И выйдя из школы, мы расходились в противоположные стороны, я с другими подружками шла домой. А вот сейчас она была так интересна мне, понятна и симпатична. Я поняла, что так просто мы теперь не расстанемся, что наша дружба ещё впереди. У нас есть свои семьи,но теперь и общая бабушка будет.
- И вот однажды,- продолжала свой рассказ Мила, -устав размышлять об этой странности, я взяла и приехала к ней. Она уже давно не работала, родни никакой,
и у меня был нелёгкий период в жизни. Я поздно вышла замуж, не ладилось у меня с личной жизнью. И мы как-то постепенно стали нужны друг другу. А вот Игорёк стал нашей большой общей радостью. Он в ней души не чает. А она ради него на многое способна, - рассмеялась Мила,-Курить давно бросила ради него. И такие сказки ему сочиняет! У них всё время какие-то общие тайны! Вот недавно поселили они на антресолях в коридоре домовёнка Йодеса и ищут в разных странах его отца,Гей-Люссака. Понимаешь, о чём речь?
- Что-то напоминает... Вроде слышала это имя.
- Далека ты от химии, Бондаренко.Где уж филологам помнить Гей-Люссака?! Этот француз открыл йод и назвал его так по цвету паров, "Йодес"- по-гречески «фиолетовый».
- Я не удивлюсь, если героями следующей сказки будут добрый царь Висмут и принцесса Сурьма! - добавила я.
-Да, было бы занятно. Но сейчас они приступают к новой теме. Бабушка считает, что сейчас самое время начать знакомиться с мифами Эллады. И бабушка , конечно, права.
Теперь мы могли говорить часами и обо всём! Нам было легко и комфортно вдвоём.
Я ехала домой с чувством, что получила очень дорогой и ценный подарок.! Как интересно связываются и переплетаются порой события нашей жизни!
Точно как пазлы, они дополняют друг друга, образуя прекрасные картины.
Но я чувствовала, что где-то один пазлик потерялся, чего-то не хватало в моей картине, чтоб быть совершенной и понятной.
Это было 6-го января,перед Рождеством, а года какого - не помню.