Раз, два, три. Я плотно закрыл глаза и зажмурился. Под одеялом было ужасно жарко, но оно, казалось, как в детстве, обладало какой-то особой аурой, защищающей от всего страшного и тёмного. В комнате повисла пугающая тишина. Хотя что может быть ещё в комнате, кроме тишины, если я живу один и сейчас в молчании забился в угол кровати под «могущественным» одеялом? Это и вправду глупо... Взрослый человек прячется от воображаемых монстров таким нелепым способом. Но посмотреть, что там творится снаружи, я всё же не решался. Да и не очень хотел. Что же, теперь нужно было как-то уснуть. Все эти бараны и овцы, прыгающие через заборы, мало мне помогали. От успокоительных тоже никакого прока. Просто нужно уверить себя в том, что больше мне не приснится этот сон. Ведь это было бы странно, если один и тот же сюжет сновидения повторялся третью ночь подряд. А ещё нужно сходить к тому врачу, что посоветовала мне Лиля. Становилось очень сложно дышать, но я боролся с приступами одышки, лишь бы не высовываться наружу.
Интересно, как же этот чудо-врач помог Лиле с её паническими атаками? Помню, она при виде любого острого предмета, сразу же хваталась за голову и, как одержимая, орала во всю глотку. Причём, пару раз было и такое, что она была готова избить человека, у которого в руках находился какой-нибудь острый предмет. Накрываемый потоком мыслей, я всё же начал клевать носом. Это хорошо. Сегодня быстрее, чем вчера.
***
Я снова оказался здесь. Моя комната. Огромное зеркало. С большим удивлением и мыслями:"Откуда оно взялось?", подхожу к нему и провожу кончиками пальцев по гладкой деревянной раме. Сделав ещё пару шагов, смотрю на своё отражение и хмурюсь: что за вид у меня. Разорванная штанина, какой-то странный непонятный свитер, которого у меня и не было никогда. Я оттянул его и посмотрел на материал: дешёвка. Откуда-то издалека послышалось хныканье. Сначала я не обратил должного внимания, потому как сверху у соседей есть маленький ребёнок. Но потом понял, что этот детский вой доносится именно из этой комнаты. Может, очередной мартовский кот в приступе сексуального голодания снова забрался ко мне в дом? Когда-то в этой квартире жила кошка...
Рёв прозвучал с новой силой. Иногда кошачье завывание и вправду напоминает орущего младенца. Я обернулся и глазами в темноте, что, конечно было бесполезно, попытался найти источник шума. Всё затихло. Слышно было только капающий кран в ванной. Равномерно, раздражающий слух. Кап. Кап. Кап. Снова обратив внимание на мерзкий свитер на себе, я начал осматривать его, как в зеркале (мне показалось?) что-то двинулось. Моё сердце ёкнуло и сжалось, будто в вакууме. Я, широко распахнув глаза, медленно поднял голову и внимательно посмотрел в зеркало. Но, к моему удивлению, кроме отражения меня же, ничего нельзя было разглядеть. Щёки вспыхнули жаром: чувствую себя маленьким ребёнком, не способным справиться с боязнью темноты.
С кухни отчётливо донёсся звук, похожий на чавканье. Кто-то пытается меня напугать — это очевидно. Сдвинув брови и плотно прижав губы к зубам, я с яростью направился на кухню, чтобы разобраться с негодяем и выгнать из дома. В прихожей почему-то горел свет. Я всегда выключаю все источники света на ночь, потому что однажды после того, как я оставил утром свет в спальне и ушёл на работу, счёт пришёл просто неимоверно огромный.
Ручка скрипнула, и дверь от резкого движения ударилась о стену, громко хлопнув. Кто-то, сидящий за моим столом и жующий мой сэндвич, приготовленный на утро, подпрыгнул от испуга. Этот тип сидел ко мне спиной, но свою одежду на нём я узнал сразу. И, конечно же, узнал контейнер из-под сэндвича, стоящий на столе. Он повернулся и посмотрел на меня. Его зрачки сузились. Скорее всего, он был невероятно напуган. Но я, поверьте, испугался не меньше. Даже скажу больше: поджилки мгновенно затряслись, а мочевой пузырь ещё чуть-чуть и лопнул бы. Я попятился назад, не веря своим глазам. Со страшным грохотом моё тело упало на пол, когда на пути появился порог. Там, на кухне за столом, в моей одежде, жующий мой сэндвич, сидел я. Я! Как такое может быть? Моё второе обличье, сорвавшись с места, подбежало ко мне и, схватив за грудки, откинуло назад. Уже лёжа, я с ужасом, отталкивался ногами, двигая себя назад, когда этот парень, похожий на меня, склонился надо мной. Я уже был готов к удару, как внезапно почувствовал, что стою на ногах. Склонившись над собой. И на меня снизу смотрит тот, кто недавно был мной... Моя копия — воспользовавшись моментом, когда, в полном непонимании происходящего, я осматривал себя и всё вокруг — быстро поднялась на ноги и сбежала в мою комнату. Осознав, что нужно догнать себя же, я поспешно направился в спальню.
Конечно, там уже никого не было. Из необычного в этой комнате оставалось только странное зеркало. Я остановился в дверном проёме и вытер холодный пот со лба. Что только что произошло? Пытаюсь всё логически обосновать; в голову пришло только то, что от недосыпа у меня всё же появились злосчастные галлюцинации. Что ж, отсутствие нормального сна, нечеловеческие дозы успокоительных и постоянный стресс, вполне могли послужить причиной вот таких метаморфоз сознания. Я снял с себя любимый пиджак. Стоило больших усилий найти достойного портного, чтобы сшить его. Аккуратно повесив на плечики вещь, я открыл шкаф и оглянулся назад. Всё было в порядке. Абсолютная тишина внушала чувство умиротворения. Всего лишь галлюцинации. Пиджак оказался в ряду других отутюженных и хорошо скроенных деловых костюмов. Моя любовь к опрятному внешнему виду всегда вызывала восхищение у коллег и представительниц противоположного пола. Такое умение следить за собой привил мне отец ещё в детстве. Это был по-настоящему успешный мужчина не только в делах, но и в личной жизни. Я всегда следовал его примеру, и сейчас, когда успехи в работе начинали меня радовать, совсем не хотелось попасть в психушку. Ведь отец сумел состояться в жизни без ощутимых сдвигов по фазе, хоть и были у него небольшие психологические проблемы. Я не должен быть хуже.
В комнате внезапно послышался неразборчивый шёпот. Я повернул голову, чтобы расслышать хоть что-нибудь. Это звучало где-то в центре. Мои ноги дрогнули. Только не сойти с ума. Самое главное — не сойти с ума и не попасть в психушку. Я осторожно прокрался в середину комнаты. Шёпот всё ещё звучал, но уже левее от меня. Повернувшись в сторону, я испугался и громко вздохнул. Чёртово зеркало! По крайней мере, то, что я видел теперь в нём, меня радовало больше: новые штаны, выглаженная рубашка, начищенные ботинки, которые я почему-то не снял... Неожиданно моё отражение наклонило голову и улыбнулось. Я шагнул назад, вылупив глаза. В животе создалось такое ощущение, будто всадили копьё и самое его остриё тесалось где-то возле позвоночника. Эти звуки доносились отсюда — я в зеркале что-то говорил себе. Руки отражения поднялись и, напоминая что-то бесконечно пластичное, пройдя сквозь отражающую поверхность, потянулись ко мне. «Сдохни, тварь!» - прокричало моё отражение, и руки ухватились за шею, утаскивая меня куда-то.
— И что, ты думаешь, что это ненормально?
— Лиль, я уверен в этом. Ты хочешь сказать, что это сон человека со здоровой психикой?
Подруга пожала плечами и притянула к себе стакан. Сок в нём уже закончился, и трубочка, уткнувшись в дно, громко издавала характерные звуки. Меня всегда это раздражало, и Лиля ещё с детства любила меня так злить. Я громко выдохнул и отобрал у неё стакан, напомнив, что мы уже взрослые люди. Она посмеялась.
— Этот врач уехал работать в Австрию, — подруга, наткнувшись на мой недоверчивый взгляд, закатила глаза и цокнула. — Серьёзно.
Эта новость сильно меня разочаровала. Все мои надежды были именно на этого врача, потому что он проверен на практике. Сейчас передо мной сидит — не то, что раньше — весёлая и беззаботная женщина, с таким азартом и блеском в глазах, что никто никогда бы не поверил в её прошлое. Может, надеялся я, и у меня получится избавится от всех невзгод, так не вовремя навалившихся на мои плечи. Но нет... Восходящий по карьерной лестнице мужчина в расцвете жизненных сил разве должен, как ребёнок, прятаться под одеялом от «бабайки»?
***
Этот сон снился мне уже неделю. Я начал немного побаиваться зеркал. Вдруг моё сумасшедшее отражение и в реальности протянет руки к моей шее? Каждый раз просыпаясь в холодном поту, я ещё долго не мог осознать: проснулся ли я на самом деле. Или же это сон во сне, прямо как в литературных произведениях. Коллеги стали подозрительно на меня смотреть. Уверен, что они обсуждают меня за спиной, посмеиваясь над почти белым опухшим лицом, украшенным синими мешками под глазами. Однако, я ничего не мог с собой сделать. Мой врач — мне всё же пришлось обратиться к врачу — говорит, что у меня депрессивный психоз. И всё время пишет непонятные записки с новыми лекарствами. Антидепрессанты, нейролептики, успокоительные... В качестве обеда я вполне могу наесться таблетками и ходить овощем в течении всего дня.
Я включил свет в спальне. Если не спать, то это всё может закончиться. Этот сон больше не приснится, я буду спокоен и смогу заснуть на следующий день. Кто знает, может, эта цепочка монотонности сновидений наконец прервётся.
Мои мысли были обрывисты, как у кого-то ненормального. Не успевая ещё закончить внутренний диалог о работе, я начал думать о психических заболеваниях. Например, как же чувствовала себя Лиля тогда? Панические атаки — это вещь, думаю, запоминающаяся. Хотя, даже не столько они, сколько их причина. Человек видит нечто похожее, что его сильно когда-то напугало и подсознательно связывает произошедшее с тем, что увидел в данную секунду... Должно быть, в это время он переносится в прошлое и чувствует себя так же. Пожалуй, это интересный раздел в психологии. Жаль, что Лиля так и не решается рассказать о том, что с ней произошло. Из-за чего она стала подвержена паническим атакам?
Мне стало немного не по себе. К горлу подбирался тяжёлый комок, а в висках пульсировала кровь. Наверное, три чашки кофе за раз — это слишком много. Зато совсем не хочется спать, хоть и плохо. Немного подумав, стоит ли пить таблетки от высокого давления, я закинул руки за голову и снова погрузился в свои разбросанные неразборчивые мысли. Иногда такие вечера, проведённые в раздумьях, переходят в утро. В моём случае, это к лучшему.
На пол с моего лба капнул пот. Я упёрся руками и ногами в стену, кряхтя и ругаясь матом. «Отпусти меня, чертов урод!» - кричу во всю глотку. В комнате раздаётся эхо. Отражение, ухватившись обеими руками за мою шею, тянет внутрь и злобно посмеивается. Его глаза становятся с каждым миллиметровым приближением всё безумней, неестественно расширяясь настолько, что создаётся впечатление, будто они сейчас выпадут из глазниц и останутся висеть лишь на зрительных нервах.
Ещё немного. Ещё совсем чуть-чуть, я одержу победу. Наконец, его руки соскользнули, и я с грохотом повалился на пол, крепко ругнувшись. Сегодня победа моя. Я посмотрел на себя откуда-то изнутри зеркала, — снова это странное перемещение — лежащего на полу, задыхающегося и урывками глотающего воздух, и ухмыльнулся. Завтра победа будет моей.
***
Я стукнул рукой по огромному столу и, ухватив врача за ворот рубашки, крикнул ему в лицо:
— Вы хотите сказать, что это нормально? — отпустив его, я провёл рукой по волосам и вытер капли пота с носогубной складки. Доктор, спокойно поправив рубашку, взял ручку и что-то чиркнул в своей записной книжке, затем внимательно посмотрел на меня, сложив руки в замок. Я около минуты смотрел ему в глаза и после, опустив взгляд, буркнул неискреннее «простите». Должно быть, он думал, что я точно схожу с ума. Но мне плевать. Плевать на чувства людей и их мнения по поводу моего странного поведения. Эти ублюдки никогда не смогут понять того, что я испытываю, когда вижу чёртовы зеркала. Им кажется забавным, что мне страшно увидеть своё отражение. Поэтому своей обязанностью они в первую очередь считают злобно пошутить или сказать какую-нибудь «остроумную» колкость. Плевать мне на них всех!
А ещё, я настолько закрылся в себе последнее время, что из всех моих друзей со мной осталась только Лиля. Только она может терпеть мои бесконечные разговоры о своих страхах. И даже увольнение с работы совсем меня не расстроило. Я сам понял, что нужно уходить, когда в офисе случилось это наваждение. Прямо перед выходом из лифта, там висело огромное зеркало — настоящая гордость моего начальника, который приобрёл его на аукционе, отдав несколько сотен тысяч. Последние несколько недель, я стал медлить с выходом из лифта, чтобы не проходить мимо этого... И даже не смотреть, не поднимать головы, не видеть себя. И вот, в тот день, кто-то раздражённо спросил: «Вам на какой этаж?». Я, не отвечая, сопя и не решаясь сделать шага, оставался стоять на месте.
— А, похоже это тот придурок, о котором все говорят, — донёсся из-за моей спины низкий мужской голос.
— Вот идиот, — второй смеялся мне прямо в спину и дотронулся до плеча. Он резким толчком вытолкнул меня из лифта, сказав что-то ещё, чего я не расслышал. Я яростно повернулся в их сторону и уже готов был набросится, как двери лифта закрылись. Эти двое залились хохотом. Уроды. Я поправил свой пиджак и, цокнув, развернулся, совсем забыв о том, чего так боялся.
Большое, огромное зеркало. И на меня смотрит моё отражение. В животе всё сжалось и из самого нутра вырвалось: «Уйди, уйди от меня!» Я схватился за голову и истошно закричал. Мои руки дрожали и вообще, думаю, со стороны казалось, что я бьюсь в страшных конвульсиях, не понять от чего. Ноги унесли прочь моё тело. Уже сам не разбирая, куда меня несёт, я вбежал в первый попавшийся кабинет и закрылся на ключ, торчащий из замка. Пока я укрывался под столом, кто-то бился в дверь, яростно дёргая ручку. Сердце буквально вырывалось из груди, а лёгкие будто превратились в насос. Я, держась за грудь, начал кричать ещё сильнее, когда дверь выломали. Тогда меня вырвало и сознание отключилось.
Очнулся я уже дома, на своей кровати. Сначала показалось, что весь этот кошмар снился мне. Но отрезвляющий звонок начальника со словами: «Ты уволен», вернул в реальность. Я должен был сказать спасибо, что меня не отправили в психушку, решив, что я просто двинулся от большой нагрузки на работе. Но большой отпуск под названием «Безработица» не так сильно обрадовал, поэтому я промолчал и повесил трубку. Весь день я пролежал, изредка вставая в туалет и перекусить.
Бесконечные походы к врачу заканчивались одним и тем же: он что-то говорил, я же, в свою очередь, разворачивался и хлопал дверью. Но тогда мне даже не пришло в голову встать и выкрикнуть доктору: «Вы идиот!», не то, что уйти, оставив за собой в кабинете слой обвалившейся штукатурки.
— Ваша фобия обуславливается двумя факторами: бессонница и депрессивный психоз, — врач что-то снова записал в свой блокнот.
— Фобия...
— Да. Навязчивое состояние страха.
— Навязчивое... — я чувствовал себя отсталым. Моя жизнь превратилась в бесконечные круги ада. Всё это высасывало из меня остатки рассудка, оставляя за собой только пустой взгляд и чувство безнадёжности. Да, я безнадёжен. Может, мой врач так и думает, выписывая мне какие-то непонятные препараты, которые лишь немного усыпляют мою бдительность, не искореняя суть проблемы. Бестолковые беседы тоже не сильно облегчают душу. Я только говорю то, что от меня хотят услышать, чтобы думать, будто я иду на поправку. Все их действия бесполезны и бессмысленны. Я и вправду безнадёжен...
***
Ваза полетела на пол, разбившись на мелкие кусочки. Моя подруга, заикаясь, что-то пыталась сказать, но из обрывков слов, доносящихся до меня, я ничего не мог понять. Осторожно обходя осколки, я подошёл к ней и немного тряхнул, спросив всё ли в порядке. Её глаза были похожи на два огромных шара, она ничего не могла связать в предложение, лишь что-то непонятно показывая руками. Лиля смотрела куда-то в сторону и наконец взглянула на меня.
— Отра... же... е... — она прерывисто вздохнула и убрала свои непослушные вьющиеся волосы со лба резким движением руки. — От-т-тражение.
По спине пробежались мурашки и почувствовался холод, хоть на мне и был одет тёплый свитер. Меня, как и Лилю, охватил ужас, и я смотрел на неё выжидающе, надеясь, что она скажет что-нибудь ещё. Не дождавшись, я просипел:
— Что? Что там?
Она выглянула из-за меня и посмотрела куда-то в сторону. Мне стало предельно ясно, что там, сзади и немного правее, находится зеркало. Конечно же, я его не заметил при входе в комнату. Или просто не захотел замечать — не суть. В тот момент меня волновало только одно: Лиля что-то увидела. И то, что она там увидела, было по-настоящему пугающим и жутким. Она снова взглянула на меня и затем прикрыла лицо руками, громко всхлипнув. Она что-то начала говорить прерывисто и совсем непонятно. Из всего, я понял только: «Миш... там что-то... смотрит...».
Внезапно подруга оттолкнула меня назад. Я наступил на осколки вазы и закричал от боли. Из моих стоп хлынула кровь. Ноги дёрнулись и меня пошатнуло. Так, шатаясь от ужасной боли, я ходил несколько минут. В красном месиве очень скоро был весь ковёр, за которым Лиля так тщательно ухаживала. Она же, схватив самый крупный осколок, сдавила в его руке и замахнулась. Я снова пошатнулся и попятился назад, пытаясь вразумить мою давнюю приятельницу. Когда что-то ударило меня в спину, она резко остановилась. Лиля, судя по выражению лица, что-то крикнула, но я ничего не услышал. Она выронила осколок из руки и что-то беззвучно мне кричала. Тишина. Я попытался что-то ей сказать, но странное немое оцепенение поразило и меня. Время будто играло со мной, моя подруга была как в замедленной съёмке: невероятно медленно раскрываются и смыкаются её губы, и почти недвижимое, словно мёртвое тело. Всё стало другим.
Я повернулся и увидел взлохмаченного мужика, в какой-то безвкусной и грязной одежде, с огромными синяками под глазами. Судя по всему, это и был я. Моё отражение ухмыльнулось и резко, вытянув из отражающей поверхности руки, схватило меня за шею. В этот раз настолько сильно, что нельзя было никак отбиться. Сопротивление было бы бесполезным. Я, судорожно трясясь, бился в судорогах, издавая мерзкие хрипящие звуки. И вот, уже сквозь помутнённое сознание, услышал отчётливое:
— Миша, что ты делаешь?
Кто-то оттащил меня от зеркала и повалил на пол. Мои ладони коснулись пола, и я облегчённо вздохнул. На мою щеку капнула слеза. Я почувствовал возле себя странную дрожь и пошире раскрыл глаза, чтобы что-то разглядеть. Всё было словно в тумане. Но сквозь дымку проглядывалась склоняющаяся надо мной Лиля. Она трясла меня, бесконечно много ударяя по щекам. Брызги её слез с моего лица разлетелись по сторонам после очередного шлепка. Мне это стало понятно, когда мимо моих глаз проносились мельчайшие капельки. Прочистив горло, я спросил:
— Что произошло? — мой голос звучал так, как если бы мне перерезали глотку.
Лиля поджала губы и, плотно закрыв глаза, указала куда-то в сторону. Я, немного приподняв голову, с ужасом посмотрел на зеркало. Там, кровавыми следами, было написано: «Ещё 36. Умри, умри, умри!»
— В прошлом году ты написал сорок два, вместо тридцати шести. — Её глаза наполнились слезами. Я удивлённо хмыкнул. О чём это она говорит? Ничего я не писал... Того, что на зеркале, в том числе. Подруга всхлипывала в истерике, прижав руки к лицу. На этот раз мне было не жаль её. Похоже, она снова сходит с ума и ещё в чём-то обвиняет меня. Я провел рукой по лицу и почувствовал что-то мерзко-тёплое и мокрое. Мои глаза распахнулись в ещё большем удивлении: рука была ранена, будто бы от чего-то острого. Я резко поднялся и обнаружил около себя тот самый осколок, которым замахивалась на меня Лиля. Подруга подняла голову и с сочувствием посмотрела на меня.
— Миш... Ты отключился, после того, как чуть себя не задушил.
Вылупив глаза, я внимательно смотрел на её лицо, ожидая, что она сейчас скажет: «Шутка». Хотя, по правде говоря, шутка была бы очень не смешная. Я медленно перевёл взгляд на свою окровавленную руку. Подруга, чуть слышно, нервно хихикнула.
— И ты снова пытался убить меня осколком, — она вытерла рукавом кофты слёзы со своих век, — прямо как в прошлый раз.
Бедная моя Лиля выглядела настолько несчастной, что не возникало сомнений насчет того, говорит ли она правду. Если всё это действительно делал я... Значит, моя крыша окончательно съехала. Здравый рассудок стал покидать голову. Я сжал раненую руку и притянул к себе подругу, пытаясь успокоить. Она всем телом дрожала, задыхаясь в истерике.
— Лиль, — я посмотрел ей в глаза, затем опустив голову, — не отдавай меня в руки врачей психушки, пожалуйста.
Она легонько кивнула. Её губы снова задрожали, и из глаз крупными каплями полились слёзы. В комнате повисла тяжёлая атмосфера, удушающая и будто сумасшедшая. Моё состояние ухудшается...
***
Проснувшись на полу, я ощутил холод. Окно стучало по стене, нарушая тишину. Я провёл рукой по лицу, пытаясь нормально проснуться. Одна пощёчина, вторая, третья. Сознание напрочь отказывалось возвращаться в реальность, а туловище и вовсе не отрывалось от пола. Пальцы ног, казалось, вот-вот отвалятся, но я не мог поднять себя, чтобы закрыть окно. Где-то рядом должно было быть одеяло. Оно всегда падает ночью с постели. Не поворачивая в сторону головы, я протянул руку под кровать и, нащупав что-то мягкое, резким рывком потащил на себя.
Ветер с силой подул в лицо. Я, издав дикий вопль, всё же встал и облокотился рукой о стену. Ноги совсем не держали меня. Бессонница — это как паразит, пожирающий всё твоё тело изнутри, проникает в мозг, выедая и остатки рассудка. Моя почти безжизненная плоть куда-то плелась, а разум оставался позади. Неожиданно для себя остановившись, я схватился за грудь. То зеркало. В моей комнате. На стене, в моей комнате зеркало. То самое, что снится мне из ночи в ночь. Из которого второй я — это злодей, пытающийся затянуть себя другого внутрь. Откуда оно у меня взялось? Ведь сейчас я не сплю!
— Ты купил его год назад на аукционе, выложил несколько сотен тысяч, — Лиля посмотрела на меня с подозрением. — Ты что, забыл это? Оно уже столько времени висит в твоей комнате...
Я вцепился пальцами в волосы и, уставившись куда-то в землю, задумался. Ведь это зеркало купил начальник и повесил в офис! Как его мог купить я? Оно висело там, прямо перед выходом из лифта, и я, боясь сделать шаг навстречу своему отражению, стоял перед ним в лифте, опустив голову. Ведь это из-за него я устроил неразбериху в тот день. Сказав об этом подруге, я удивился ответу. Она помотала головой и шёпотом сказала:
— Миша, милый... Я была у тебя в офисе столько раз. Там нет никакого зеркала перед выходом из лифта. Да и вообще там нет никаких зеркал, даже в туалете. Ты же мне столько раз сам об этом говорил.
Она взяла стакан с соком и прикоснулась губами к трубочке. Земля будто ушла из-под ног. Я чувствовал себя ужасно глупым. Растерянно водил глазами из стороны в сторону, пытаясь как-то логически всё обосновать. Но даже мне — главному действующему лицу этого безумства, что творилось вокруг, не удавалось найти хоть каких-нибудь зацепок для элементарного обоснования этой чепухи. Попрощавшись с подругой, я встал из-за столика и направился куда глаза глядят. Подумать только: совсем недавно я был преуспевающим человеком, а теперь, подверженный приступам непонятных извержений больной психики, гуляю — в голове не укладывается — по странным улочкам нашего города.
Я поднял голову и усмехнулся. Смотря на такие здания и вывески, любой человек может сойти с ума: обшарпанные здания со слезающей краской, облепленные какими-то засохшими растениями. На неоновых вывесках горят от силы две-три буквы. А ещё двери заведений, на которых они висят, издают ужасный лязг, от которого уши могут кровоточить и свернуться в форму, напоминающую пельмень.
Вот интересно: что чувствуют люди, находясь в психиатрической больнице? Никогда не посещал эти чудаковатые заведения и сейчас особым желанием не горю. Но люди, которые там живут... К примеру, что чувствует человек с таким же расстройством психики, как у меня? Он, вероятно, не понимает, почему находится там. И не хочет там находится. И каково же ему? Может, он пытается что-то доказать врачам, говоря на очередном приёме полную чушь, которая поможет ему выбраться. Или, может быть и такое, он уже отчаялся. Он, смотря в окно, на эти жуткие улицы, думает о том, что безнадёжен. Бесполезен для этого общества, города, мира. Я в чём-то согласился бы с ним. Ведь кому вообще нужен такой человек? Гуманисты могут возмутиться: все люди имеют право на жизнь. Но все ли люди, что называется, живут? Ведь находясь, например, в таком заведении, наблюдая за недовольными взглядами санитаров, за лицами врачей, жить вовсе и не хочется. Разве не так? Я бы мог согласится с собой, если бы жил там.
Но благодаря людям, которые наблюдали за моими припадками и не сдали меня именно в такое местечко, сейчас я гуляю по улицам и могу чувствовать себя хоть немного свободным.
***
Я проснулся от очередного пугающего сна. Конечно же, с участием двух меня. Стукнув рукой по полу, я ругнулся на себя из-за того, что снова забыл закрыть окно. Падение с кровати было, судя по всему, слишком резким. Потому что плечо болело так, будто оторвали руку и приделали обратно. Я остановился перед тем, как пройти мимо громадины, что снится мне каждую ночь. Деревянные рамы, с ручной вырезкой, покрытой золотой краской. Потрясающе дорогая порода дерева и такая пугающе низкая цена... Возможно, что-то с этим зеркалом всё же не так. Иначе почему оно оказалось таким дешёвым? Хотя, может, про редкое дерево меня и обманули. Тем не менее, ручная работа, украшающая рамы, всегда оценивается дорого. Ну, наверное, и не сотнями тысяч.
Плечо ужасно ныло. Я проскользнул мимо пугающей отражающей поверхности с закрытыми глазами. Скрип окна отозвался в сердце, что меня напугало. Я оглянулся в сторону зеркала, не смотря на него. Ещё раз проходить мимо... Лучше убить себя. Но даже оставшись по эту сторону, я не смог бы заснуть без успокоительных. В моей голове всплыла картинка того ужаса, что я сотворил в доме Лили. Что на меня нашло тогда? И что значит эта цифра тридцать шесть? Тридцать шесть лет? Часов? Минут? До чего тридцать шесть? Почему тридцать шесть? Облокотившись на подоконник, я наступил на что-то, что находилось под батареей. Это был лист А4, весь исписанный чернилами шариковой ручки. Вглядевшись в него, я откинул его с ужасом.
«Всего один день. Смотри в зеркало, смотри в зеркало, смотри, смотри, смотрисмотрисмотрисмотри...»
Тридцать шесть... дней? И завтра последний...
***
— Маниакально-депрессивный психоз? — врач посмотрел на коллег. Те помотали головой и сделали предположение — шизофрения. Нужно серьёзное лечение.
— Фобия, развившаяся в течении шизофрении. Это интересно, — один из докторов протёр халатом очки. Я наблюдаю за этим будто со стороны. Вижу себя, сидящем на кушетке и эту толпу врачей. «Профессионалов» нашего затхлого городишки. В другом городе давно бы уже определили моё состояние как следует и назначили бы соответствующее лечение. Мне пришлось рассказать самому всё, что со мной произошло, не оставляя за собой больше никаких тайн. Просто потому, что не хотелось умирать или по-настоящему сходить с ума.
И вот, я переношусь непонятным образом в свою комнату. Только наблюдаю за всем словно откуда-то из-за стекла. Это может показаться странным, но я не испытал никаких эмоций, когда увидел себя же, лежащим на полу с какой-то баночкой из-под таблеток. Это я пришёл после того, как рассказал всё врачам. Не помню дальше ничего... Наверное, я куда-то собирался, потому что рядом со мной лежит небольшой раскрытый чемодан, из которого выворочены вещи. Пришла Лиля. Склонилась надо мной и плачет, что-то говоря про прошлый год. Я дотрагиваюсь рукой до стекла, отделяющего меня от того мира, где плачет подруга. Возможно, я выпил слишком много успокоительных... Она набирает какой-то номер по телефону и звонит кому-то. Неважно кому. Мне всё равно. Перед тем, как уйти вглубь нового места жизни, я услышал краем уха: «Доктор, в прошлом году вы его вылечили, я заплачу сколько угодно...».
Теперь я могу перемещаться из одной комнаты в другую, и вообще в любое место. Куда захочу, где только есть деревянные, железные рамки. Или где нет рамок... Иногда меня могут видеть некоторые люди. Пару раз я видел себя. Но тот я не видел больше меня. Я чувствовал себя в этом мире чудесно. Здесь были люди, похожие на меня и ещё какие-то чудики в странной одежде. Мы с людьми не очень любили этих чудаков, но иногда они становились добрыми и делались похожими на нас, людей. Внутри зеркала было хорошо. Здесь я не чувствовал себя сумасшедшим.
Конец