Генералами не рождаются. Часть 5-я. Слово жене

Александр Авдеев
                Продолжение.

                ТРЕВОЖНЫЕ МЫСЛИ О ГЛАВНОМ.

Приходится ли бывать в родных краях? Что представляет из себя нынешнее село?

До 1966 года, когда были живы родители, я бывал в родных местах, скажем так, ежеквартально. Здесь глазами ребёнка я видел и пережил фашизм европейских «цивилизаторов», смерть моей сестры Зинаиды, угон брата Сергея в Германию, сгоревший родной дом, жизнь в землянке, разбойный разгул немецкой солдатни.
Ещё живы некоторые, кого я помню с тех лет. Они неимоверным напряжением сил восстановили порушенное войной, жизнь постепенно налаживалась,были все основания к тому, чтобы жить обеспеченно и достойно.

Но вот, «правитель слабый и лукавый, плешивый щёголь, враг труда» затеял «перестройку»,которая обернулась катастрофой, ещё более худшей, чем фашистская оккупация.
Многие сельские жители деградировали, последний дом Нины Ивановны Царьковой сгорел в 2005 году. Сама она, труженица тыла, помещена в дом для престарелых в п. Бетлица.  Ей 91 год. Низко кланяюсь ей.

На кладбище в деревне Хатожа, где похоронены родители и две сестры, приезжаю всегда при первой возможности и прошу прощения за то, что не смог сделать для них. Благодарю за наше воспитание, мы дети,ничем не посрамили их светлую память…
В последнее время место моей деревни посещаю реже. В прошлом году даже не мог определить место,где стоял наш дом, всё дико заросло буйным кустарником, полное безлюдье. Просёлочная дорога стала неразличимой. Страшная картина. Тоскливо и больно!
Нет более многих процветавших ранее сельхозпредприятий. Полноценно действует только одно, которое возглавляет истинный гражданин и патриот Николай Иванович Яшкин и сплотившиеся вокруг него мои и его земляки.
***

           ВОСПОМИНАНИЯ МОЕЙ ЖЕНЫ ТАТЬЯНЫ НИКОЛАЕВНЫ О СВОЕЙ СЕМЬЕ.

…Что касается Ленинградской блокады, в которой оказались Балины – Николай Николаевич, Зоя Александровна, их две дочери Ирина и Татьяна, бабушка Анна Савельевна, то самое время обратиться к воспоминаниям Татьяны Николаевны Авдеевой (Балиной), которые она оформила в письменном виде через 70 лет.

«Я родилась 17 октября 1938 года в г.Ораниенбауме (Ломоносов) Ленинградской области. Моя мама Зоя Александровна, закончив Первый медицинский Ленинградский институт, работала врачом в Ленинграде, в Сибири (эвакуация), потом в Калуге – главным врачом станции «Скорой помощи».
Папа, Николай Николаевич, окончив Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта, работал в «Лентранспроекте».
Детских воспоминаний мало и сохранились они отрывочно. Помню, как мы с сестрой Ириной ползали у папы на животе, он смеялся и целовал нас. Он был очень добрым жизнерадостным человеком. Всегда был душой компании и наших детских игр.
Мама была очень красивой, обаятельная улыбка, глаза в поллица. Она занималась спортом, и ей предлагали стать профессиональной спортсменкой. Она выбрала медицину.

Быстро пролетело счастливое раннее детство. Вдруг как-то всё потускнело, резко изменилось настроение, люди перестали смеяться. В 1941 году началась война с Германией.
Восьмого сентября началась блокада Ленинграда. Мы оставались в Ораниенбауме, он не был сдан немцам до конца войны. С нами жила бабушка – папина мама. Она всё отдавала нам, своим внучкам, и умерла от голода в июле 42-го.
Смерть уничтожала людей тихо, безмолвно, день за днём.
Самой тяжёлой была зима 41-42гг. Умирали тысячами, вначале людей хоронили, а потом уже было некуда и некому. Не было сил.

Папа имел бронь, трудился сутками в Ленинграде, в институте, где работал и раньше.Там же и умер 20 января 42-го от глубокой дистрофии, прямо за рабочим столом, ему было 35 лет.

Мы остались с мамой, она работала в Ленинградском облздравотделе, но потом её перевели по месту жительства. Помнятся отдельные эпизоды того времени.
Однажды зимой мы с сестрой катались на льду и, увлёкшись, далеко отошли от дома. Вдруг прибежала мама, взволнованная и даже напуганная: уже тогда пропадали дети, и были случаи людоедства.
Помню, мы сидим в каком-то слабоосвещённом помещении, пьём чай из еловых иголок. Люди, чем могли, помогали друг другу. Это было бомбоубежище.
Ещё мама рассказала случай. Заходит она с папиросой в палату к больным, в основном это были раненые солдаты, один из них стал умолять дать покурить. Мама подаёт ему свою неполную уже пачку, а солдат с благодарностью даёт начатую пачку печенья и маленькую плитку шоколада. Это нам помогло продержаться некоторое время.
Ещё запомнившиеся страшные картины: завешанные окна, огромные очереди у магазина, безмолвно падающие обессилевшие люди…

24 октября 42 года нас эвакуировали по Ладожскому озеру. Помню, мама отлучилась в кассу за билетами, мы с Ириной остались у вещей, у нас украли два чемодана.
Мама была очень слабой от голода, ходила на отекших ногах, держась за стены, как и большинство людей.
Ещё ранее у мамы украли сумку с документами, когда она узнала о смерти папы и упала в обморок. В сумке были все документы и наши с Ириной свидетельства о рождении. У нас до сих пор свидетельства о рождении с пометкой «Повторное», их выдали уже в Иркутске, в эвакуации.
Помнится посадка на пароход, было темно, горели огоньки. На деревянных мостках стояли люди, они проверяли багаж эвакуированных, лёгкие тюки оставляли, тяжёлые и слишком громоздкие молча бросали в воду. Нужно было вывезти как можно больше людей, а не вещей. На пароходе в основном были женщины и дети. Плыли мы довольно долго, такие пароходы постоянно бомбили, нам повезло, и мы добрались до Большой земли.

Поехали в Иркутск, там жила мамина сестра, наша тётя Серафима Александровна Прозоровская со своим мужем, который был направлен туда после окончания
института. Тётя Сима тоже была врачом. Туда же приехали бабушка и дедушка из Калуги. Дедушка был пенсионером республиканского значения, и его эвакуировали вместе с военным заводом.
С жильём в городе было очень сложно, туда нахлынуло множество беженцев, и всех как-то надо было устроить.
Маме предложили работать в посёлке Баяндай главным врачом районной больницы. Она согласилась, с нами поехали и бабушка с дедушкой. Поселились в больничном городке, где кроме больничных корпусов были жилые дома. В одном из них, большом и просторном, мы и поселились. Все дома были из огромных брёвен лиственницы и построены так, что хорошо держали тепло в жуткие сибирские морозы.
Мама работала, а бабушка занималась домашним хозяйством, смотрела за нами. Она была очень хорошей хозяйкой, прекрасно готовила, хорошо шила. В своё время она окончила училище белошвеек в Москве.
О дедушке моментально разнеслась слава, как об удивительном мастере. Действительно, он мог всё: починить часы, велосипед, швейную машинку, запаять чайник или кастрюлю, наточить пилу… Золотые руки, золотая голова, – говорили про него. А послушать старого опытного большевика-пропагандиста было одно удовольствие.
Жили мы очень скромно, бабушка и дедушка почти не принимали никакой оплаты, а если и принимали, то с разбором: рыбу, лесную живность, которую охотники могли добыть с избытком.
Дедушка, как заслуженный ветеран, иногда получал пайки с американской тушёнкой.

От голода спасала благодатная сибирская земля. В лесу было много грибов, ягод, на лугах лук, чеснок, черемша. Всё это – дары природы прямо за оградой больницы. Мы собирали в изобилии опёнки и шампиньоны, которые местные считали поганками. Но когда увидели,
что мы не отравились, то и сами стали собирать их. А до этого говорили: «Смотрите, докторша поганки ест».
Бабушка умело выращивала огурцы, устраивала из навоза высокие грядки, сверху насыпала немного земли, высаживала рассаду, на ночь укрывали тряпками. Урожай всегда был на удивление хорошим.
На зиму заготавливали всё это богатство, кроме того мочили бруснику и клюкву, солили грибы, капусту, дикий чеснок, как это делали местные жители.
Несколько раз нас с сестрой брали в настоящую тайгу на сбор кедровых шишек. Способ их собирания – настоящее искусство, которым надо овладеть. Громадные кедрачи щедро сбрасывали нам под ноги своё богатство, одаривали нас, словно жалели, помогали выжить.
Природа Сибири необыкновенно красивая, тогда совершенно не тронутая цивилизацией. Цвели экзотические саранки-лилии, мы выкапывали крупные луковицы, дома нам их варили.
Очень вкусно.
Зимой местные жители продавали молоко, замороженное в мисках. Вставляли в молоко деревянную палочку и когда оно замерзало, за палочку его вынимали. Сливки скапливались сверху, около палочки образовывался жёлтый бугорок, самое большое наше с Иринкой лакомство.
Потомственные городские жители, мы завели там корову, держали поросят и кур. Чтобы выжить, научились всему.
Мы влюбились в Сибирь, никакой суровости не замечали, сухие морозы переносились легко.
Мы, дети, многого не знали о тех ужасах, что творились в войну. Мы жили обычной жизнью, а то, что было тяжело, мы не догадывались. Другой жизни мы не знали, мама берегла нас.

В 1945 году мы с Ириной пошли в школу, которая была в посёлке, сначала нас возили на телеге, а потом мы ходили пешком.
Зима была очень холодной, я отморозила руки, они и теперь чувствительны к морозу.
В школе было холодно, мы сидели одетыми, писали тогда чернилами, они тут же замерзали, и написанное становилось выпуклым. В классе половина учеников были буряты. Помню девочку польку, красивая, училась хорошо. Мы тоже с Ириной учились хорошо и закончили школу уже в Калуге с медалями. Я с серебряной, Ирина – с золотой.
Мама сразу после окончания войны пыталась вернуться из Сибири, но её не отпускали с работы, Тогда нельзя было подать заявление и уволиться. В мае 1948 года начальник облздравотдела ушёл в отпуск и уехал. Сочувствующие коллеги срочно оформили документы, и мы благополучно выехали в Калугу к месту жительства бабушки и дедушки в дом на Рылеева 9. Но дом был занят другими людьми, и много лет мы жили в тесноте, пока они не выехали.

Несколько слов о нашей маме. Она всю свою жизнь посвятила нам с сестрой. После смерти  папы в блокаду у неё не было личной жизни. На «Скорой помощи» она работала на двух ставках. День и ночь. Всё для того, чтобы дать нам как можно больше. Она возила нас в театры и музеи Москвы. На каникулы отправляла нас в Москву к родственникам папы. Мы многое видели, многое знали. Она приучила нас к чтению и сама много читала.
При очень скромных средствах она дала нам хороший старт. А главное – подарила большую материнскую любовь, которая внешне ничем не показывалась, но мы это чувствовали.
Несмотря ни на что, жизнь нам детям казалась прекрасной.
Я очень благодарна мамочке, молю за неё Бога. Всю себя она отдала нам, и может быть только одно утешение, что мы старались радовать её своими успехами, нашей благодарностью ей.
Она умерла очень рано, в 61 год, тяжёлая жизнь дала себя знать.


… В 2014 году в конце января отмечалась великая героическая и трагическая дата – 70-летие со дня снятия блокады Ленинграда. Ленинградский писатель, блокадник Даниил Гранин, выступая в немецком Бундестаге сказал слова, которые повторит всякий честный человек: «Будучи на переднем крае, я возненавидел немцев не только как противников, но и как тех, кто вопреки всем законам воинской чести, солдатского достоинства, офицерских традиций и тому подобного, уничтожали людей самым мучительным, бесчеловечным способом, воевали уже не оружием, а с помощью голода. Уничтожали кого? – мирных граждан, не могущих участвовать в поединке. Это был нацизм в самом отвратительном виде».

И вот другой исторический факт. 9мая 1945 года в поверженный Берлин прибыли зам. Председателя СНК Советского Союза А. Микоян и главный интендант Красной Армии
А. Хрулёв. Они должны были по решению правительства организовать помощь населению Берлина, наладить снабжение города продовольствием. Была проделана огромная организационная работа, завезено продовольствие, отпечатаны карточки, определены пункты выдачи продуктов. Детям стали регулярно выдавать молоко.
В Берлин со всех концов Германии потянулись нескончаемые вереницы мужчин, женщин и детей. О бескорыстной гуманитарной помощи не вспоминают в нынешние времена. Победители были великодушны.

…Накануне памятной даты я и сестра Ирина получили благодарственные письма за подписью В.В. Путина – нашего Президента. Нас, блокадников, собрали в городской Думе, и городской голова К.В. Баранов, и начальник социальной защиты З. И. Артамонова поздравили нас и вручили от имени губернатора Санкт Петербурга «Памятный знак в честь 70-летия полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады». Вручили подарки и цветы.
Всего в Калуге проживает 60 блокадников, собралось 29 человек. Рядом с нами сидела коренная ленинградка, ей 91 год. Она все 872 дня была в осаждённом городе, участвовала в его защите. Запомнился особенный её облик: одухотворённая благородная красота, чувствуется сильный характер. Сопровождал её сын, очень симпатичный интеллигентный человек.
Я подумала тогда: надо уметь прощать, но надо обязательно помнить. В конечном счёте, всегда торжествует не сила, а правда».


…Итак, напомним. В городе Людиново на областном выездном комсомольском пленуме произошла встреча,притягательная, судьбоносная.
Одиннадцатого января 1964 года в родовом доме Ивановых на калужской улице Рылеева состоялась свадьба. В кругу родных и близких друзей скромно и достойно отпраздновали это событие.
Приятель Александра молодой журналист и поэт Рудольф Панфёров прочитал «Оду на день восшествия Тани и Саши на трон мужа и жены:
« …Да здравствут юные девы, к женитьбе влекущие нас! Подымем стаканы, содвинем их разом, смотри на любовь очарованным глазом!»...
Искреннее, сердечное славление молодых… В этом брачном единении оказалось главное:
любовь, взаимное уважение, прочное счастье. Надо считаться друг с другом, оба были личностями, с подвижным эмоциональным характером. Врождённый такт, воспитанность, образованность и просто здравый смысл хранили семью, верность, любовь от опасных подводных камней,коррозии времени и обыденности.
В семье сохранялось живое праздничное настроение, не было того рутинного привыкания, которое незаметно разрушает всё. И конечно, никаких «треугольников».
Татьяна Николаевна, видя постоянное стремление мужа к новому делу и понимая объективные причины этого, обеспечивала мужу режим полного благоприятствования.

…Славные годы комсомольские закончились и отдалились естественным путём – по возрасту. Он продолжал инженерную работу на радиоламповом заводе в должности начальника инструментального цеха.
Но недолго, в 1969 году Авдеев был утверждён инструктором промышленно-транспортного отдела горкома партии, вскоре инструктором такого же отдела в областном комитете КПСС, а в 1973 году его избирают вторым секретарём Ленинского райкома партии г. Калуги.

К этому времени в семье было двое детей. Незаурядными оказались ребята. Впоследствии дочь Виктория закончила с отличием Университет Дружбы народов им. Патриса Лумумбы, унаследовала профессию бабушки. Работает топ-менеджером крупной корпорации, владеет четырьмя языками. У неё прекрасный муж Алексей, замечательный сын Тимофей.
Сын Валерий Авдеев имеет два высших образования, работает в руководстве фирмы «Бизнес центр «Аврора». Его сын Фёдор успешно учится в 24 школе – гимназии г. Калуги.

Талантливостью и деловой хваткой Бог не обделил Авдеевых.
Сестра Александра Тимофеевича – Анна, братья Михаил и Николай стали хорошими специалистами, учителями. Дочь брата Ивана, Валентина,– и вовсе выросла до министра финансов области. Выдающаяся, обаятельная женщина, уникальный профессионал.

…За относительно небольшой период времени, менее двадцати лет, два завода, два комитета комсомола, два комитета партии различных уровней.
Таковы ступени профессионального роста.
Что бы ни говорили, всякое дело на ком-нибудь держится. Кто считается последней инстанцией? Тот, кто принимает решение, и он не боялся этого.

– Ну, а в доме, – говорит без всякой иронии Александр,– последняя инстанция - Татьяна. У неё практически нет недостатков


Продолжение следует.