Любят поговорить, поорать, повозмущаться, громко выругаться не только люди, но и звери. И даже не ясно до конца, кто тут превзошёл в искусстве слова, сказать о тебе всё, что он думает.
То, что произнесённая котом или собакой фраза, иногда речитатив, тебе полностью не понятна, ты язык этот ещё не освоил дословно, не отменяет всей её сказанной сути... А то, что порою ещё и вынужден танцы исполнять под их дудку, и не потому, что безмерно влюблён в них, а просто, потому что достали иногда хуже, чем до гланд, то есть попросту быть на подтанцовке у зверья своего, так это и вовсе не оговаривается.
Было у меня за всю мою жизнь много разной живности, и говорящей тоже, но то, как вёл свои речи кот по имени Кеша, нет, не как попугай из знаменитого мультика, хотя очень даже напоминал вредоносный характер мультяшного героя, и его заунывное повторяющееся «...вот, был я как-то раз на Таити… » а гораздо хуже, или даже сказать, нуднее, почти не поддаётся описанию.
В то время был у меня ещё и пёс, ма-аленький такой, чёрненький и весёленький, но тоже весьма и даже очень разговорчивый и очень даже вредненький. Короче, просто кот и пёс, что дуэтом или больше хором ходили по квартире и просто качали свои права, забывая о том, что и я тоже, что-то ещё хочу и что-то имею. Ну, в общем, они играли на дуде или на тромбоне, а я исполняла танцы живота по их приказу.
А, собственно, что это я, всё в прошедшем времени о них, о своих любимцах, об этой парочке мохнатых террористов? Никто ещё не умер, никто не похоронен, а я так жестоко, ну, наверное, потому что слегка забылась, хотя с утра всё уже произошло, я сбегала на кухню, вновь поставила свой личный рекорд в беге на короткие дистанции, подскочив к шкафчику раньше кота и собаки, что тоже бежали со мной и друг с другом на перегонки, подгоняемые дикими воплями старого больного индейца Джо, а на самом деле, это Кеша орал громче всех мартовских котов вместе взятых, что ещё и столовались у нас под окнами, в бесплатной харчевне, устроенной для них сердобольными соседями, любителями животных, желая получить свои хрусты, на которые я сама его и подсадила, а пёс, если ни то же самое, то не лучше, так называемую, кость для чистки зубов.
И вот так, каждое утро, я, будучи на подтанцовке уже у наркоманов, потому что от некоторых таких съеденных лакомств мои животные впадали в такой раж, что я входила в ажиотаж от опасения за их рассудок, а у пёсика, что так и не познал особь женского пола, и даже боялся сук и кобелей, начиналось такое возбуждение, что его соответственно маленький половой орган становился очень даже большим, я под гигаканье и под подгоняющие окрики, гавканье и мяуканье неслась на кухню, порою пробегая даже мимо туалетной комнаты, хотя всё ж таки имела изначально, проснувшись, желание посетить и её.
Чего мы достигли за долгие годы совместного проживания, притеревшись друг к другу, так это то, что звери терпеливо выжидали, когда же я окончательно проснусь, никто не шелестел бумажками над моими ушами, не скидывал мои вещи с полок и не пытался на зуб попробовать абсолютно всё без исключения, и в этом случае имеется ввиду кот, а не пёс, который до сих пор даже собственные игрушки не берёт самостоятельно, а ждёт, басисто угукая, пока я их ему дам, не то, что бы грызть мои тапочки в младенчестве, он себе такого не позволял никогда,будучи ещё щенком. Что не отменяло того, что сегодня я получила когтистой мохнатой лапой белого цвета по голове, ибо забылась окончательно, я ведь тоже научилась делать вид, что ничего не слышу и не вижу, а лучше, знат ничего не хочу, а потом уже только нехотя спускать ноги на мягкий ковёр и, надевая тапочки сказать: «Ну что ты, орёшь, Кеша, я всё слышала, просто не отвечала тебе…», а потом, всё же привычно включив третью скорость, лететь на всех парусах на кухню, встать там, на раздаче у шкафчика, отдать честь и раздать требуемые лакомства. Потом послушать благодарный туш в свою честь, поиграть костью с пёсиком, потому что просто так он не соглашался её грызть, ему необходимо было понимание жертвы, хотя, зачем, я и есть не только его, а и его соратника жертва, и следом услышать заунывные недовольные нотки, означающие, что мало, а хотелось, как всегда, больше.
И вот так и проходил весь день, если это был выходной, и я оставалась дома, в разговорах на личные темы с котом и с собакой, что по большей части были любителями терпкого словца, высказывая своё недовольство жизнью, а больше моим неподобающим, по их мнению, поведением, потому что их жизнь, на мой взгляд, очень даже состоялась и удалась, ежели порою я опускалась до такого мерзкого качества и начинала им завидовать, их жизни, в которой я танцевала и исполняла те танцы, которые заказывали они, кот и пёс, что громко выражали, если что, своё недовольство.
Вот и сейчас, я по удивительной случайности, лежу в постели, правда, уже сбегав, постояв и отдав, не получив заслуженную медаль на грудь, и слушаю, как из ванной комнаты рычит словно лев, мой маленький, миленький пёсик, которого не вышло обмануть словами - «пойдём, помоем лапки...» он догадался уже на том моменте, когда только моя дочь подошла к нему с желанием пригласить на всеобщую помывку, а не только мелких частей его мохнатого тельца. То, что он возмущённо, брызгая в натуре, от злости слюной, не опасаясь даже подавиться и захлебнуться в этой желтоватой пузырчатой жиже, успел высказать ей абсолютно всё,а потом уже поехал на руках с громким рыком в ванную комнату и там же продолжил начатые речи, даже не оговаривается, это было нормой его повеления. Как и то, что потом довольный он будет носиться по моей не застеленной ещё кровати и радоваться опять жизни, а его друг и приятель Кеша, вторить ему в унисон, непонимающе глядя снизу своими огромными круглыми глазами и кивая в такт своим речам широкой слегка приплюснутой усатой мордой. Всё это можно было уже приравнять даже к повседневному ритуалу.
Итак, всё это произошло, пёс мокрый и недовольный сидел около меня, продолжал громко и не стесняясь, ругать мою дочь последними словами, она отвечала ему, ласково говоря, «противный пёсик», потом звала к себе сушиться уже с другими словами: «Иди ко мне, моя рыкалка»... Следом выскакивала на сцену балерина в белой пачке по имени Кеша, тоже не молча, а с огромным мяукающим возмущением, давая понять, что, что-то она, эта прима-балерина ещё не дополучила. "Ну, что ещё, я ему не додала, - неслось у меня в голове, - наверное, надо встать и дать ему пендуля, это всё, что у меня осталось в запасе" - думалось мне. Как и вчера, я, наивно и простодушно нагнувшись к чёрной мордочке своего любимца, с желанием чмокнуть его в мокрый тёплый нос на прощание, что пристроился на ночь под боком у моей дочери, неожиданно, услышала звук от щелчка зубов и тут же ощутила их твёрдое прикосновение у себя на лице, а потом реально раздавала те пендули за такой произвол и слышала не клацканье и стук клыков, а мелкую тряску озноба маленького тельца пёсика, который сам опешил и испугался такого проявления собственного недовольства. Ибо не смотря на всю его толстокожесть, всё же пендули не сильно помогали, было у него одно слабое место, это боязнь быть брошенным, в такие минуты, он начинал тоненько и жалко скулить даже в ванной, когда ему казалось, что банальный разворот к нему спиной с желанием взять полотенце, означает удар по его уязвимости. И в таких случаях больше слов говорили его глаза, что молчаливо и с укором, но надеждой смотрели в твой затылок, тихо шепча: « Не забудь меня, хоть, я такой, какой есть, но я хороший, я твой навсегда...»
Короче, утро настало, день начался по обычаю с терпкого словца, всё как у некоторых людей, что никогда недовольны ничем. Даже своей прекрасно проистекающей жизнью. А то, что все возмущения вылетали из уст моих зверей и казалось, были не поняты, не отменяло того, что они мне очень сильно напоминали характерные качества тех, кто ходит на двух ногах, а не передвигается на четырёх лапах, и хвосты которых давно превратись в атавизмы, из чего следовало, что всё же недалеко ушли мы в своём развитии от братьев своих меньших - такие же порою эгоисты, такие же себе на уме, и даже такие же матерщинники, правда, вот, в преданности сильно отстали от собак и котов, что, не смотря ни на что, никогда не разворачиваются к своим хозяевам спиной, считая их своими друзьями, хоть и отличаются порою своей любовью к крепкому словцу.
И всё же это мы похожи на них, а не наоборот, ведь сначала были они, а потом уже появились мы, правда в попытках походить в лучшем на своих родоначальников так и не преуспели, хотя вроде, кажемся себе более умными и даже благородными, беря на себя ответственность за тех, кого приручили.