***
Завтрак начинался как-то невесело. Отец хмурился, изредка поглядывая на лежащий рядом с тарелкой планшет. Это было необычно – он никогда не позволял Алёнке тащить на кухню игрушку или книгу. «За столом нужно уделять внимание тем, кто рядом, и еде», - так всегда говорил он, назидательно подняв палец. Теперь же этим пальцем отец время от времени проводил по экрану, обновляя открытую интернет-страницу. И молчал. Мама так же молча поставила перед Алёнкой тарелку ароматной манной каши и снова отвернулась к плите. Нечто в её фигуре, в опустившихся плечах, непривычно утраченной горделивой осанке тревожило девочку. Что-то явно шло не так.
Отец снова меланхолично ткнул в планшет.
- Ох, ё… Тридцать три сорок шесть…
Мама коротко вскрикнула, плечи её неожиданно затряслись. Раздался звон разбитой тарелки. Скорее упав, чем сев на табурет, она закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
- Что же теперь будет? Что же с нами теперь будет? – беспрестанно повторяла она сквозь слезы. Отец молча встал, обошел стол, положил руку на мамино плечо. Забытая взрослыми Алёнка всё еще пыталась протолкнуть глоток манной каши сквозь внезапно выросший в горле ком…
***
Она плакала в ванной. Дома не было никого, уже полгода она жила в собственной, отдельной от родителей квартире. Но привычка убегать в крохотное, облицованное холодным кафелем помещение, где самые громкие и отчаянные рыдания заглушались шумом бьющей в эмалированную сталь воды, осталась. Как жить дальше? Как слушать жизнерадостные песни и пересматривать любимые сериалы, бродить с подружками по торговому центру, примеряя кофточки и платья, хохотать просто так? Как?! Мир рухнул. Вот так нечаянно, в одночасье.
Лежащий рядом телефон звякнул. Смс-ка. Она механически взяла мобильник, сквозь застилающие слёзы пытаясь прочесть сообщение. От него. «Привет. Я думаю, пришло время расстаться. Спасибо за всё хорошее, что было в наших отношениях. Прости. Будь счастлива». Ещё вчера такие слова разорвали бы её сердце. Но сегодня… Сегодня всё было по-другому. Какая теперь разница, будет он с ней или уйдет? Жизнь больше не имела смысла. Тридцать три сорок шесть…
***
У старух, сидящих на лавочке у подъезда, были скорбные лица. Укутанные от мороза в поношенные, но всё ещё греющие шали, бабульки провожали глазами редких прохожих. Что удивительно – молча. Не раздавалось ни привычных комментариев к современной моде, ни осуждения современных нравов. Изредка какая-нибудь из нахохлившихся старух тяжело и шумно вздыхала. Остальные тут же подхватывали горестный вздох. Молчание прервала Настасья Петровна.
- А вот после войны, я тогда еще только-только в школу пошла, тоже несладко было. Есть нечего, одеться-обуться не во что. Выжили же как-то.
- Так то какие времена были! – возразила ей Комариха. – Сейчас жизнь другая совсем. Люди не те нынче, к трудностям не приучены. Кредиты, опять же, ипотеки…
- И то верно, - согласно закивали остальные. Снова воцарилось молчание.
Тяжелая металлическая подъездная дверь неожиданно лязгнула. Старухи встрепенулись и выжидающе уставились на вышедшую товарку, Никитичну с четвёртого этажа. Та тащила за руку внука-пятиклассника.
- Ну что?
- Тридцать три двадцать шесть, - поправив съехавшие на нос очки, громко объявил пацан, не отрывающий глаз от экрана телефона.
- О-хо-хо… - Настасья Петровна тяжело поднялась со скамьи. – Пойду-ка я в хозмаг, пока открыто, свечек куплю десяток. А то кто его знает…
***
Вечерело. Лёд катка отливал розовым светом заходящего солнца.
Стайка мальчишек азартно гоняла шайбу.
- Пацаны! Подождите, я с вами! – Васька торопливо и неуклюже бежал по снегу на коньках.
- О! А тебя как предки отпустили? Ты же вроде наказан до конца недели? – пользуясь передышкой, Юра поправил сползающую на лоб шапку.
- А-а! – беспечно махнул рукавицей Васька, покрепче сжимая клюшку и осторожно ступая на лёд. – Батя сказал, какая теперь разница, что было вчера.
- Сколько там?
- Тридцать три ровно.
- Ну понятно. Не зевай! Твоя шайба!
***
Сегодня Миша впервые узнал, какая большая страна – Россия. Он уже ложится спать, а где-то еще только вечер, и чья-то семья собирается ужинать. Где-то день, запросто можно гулять, кидаться снегом в девчонок или играть дома в танчики. А где-то вообще утро, и еще столько событий ждёт впереди! Жалко только, родители не разделяли с ним радость открытия. Папка весь день не отходит от компьютера, бурчит что-то еле слышно. Но понятно, что расстроен. Мама тоже грустная какая-то. А-а, вот и она! Пришла, как всегда, поправить одеяло и пожелать спокойной ночи.
- Спи, медвежонок! – Мама провела рукой по Мишиной макушке.
- Мам, а сколько уже?
- Тридцать три ровно, - вздохнула та.
- Доллара за баррель?
- Доллара за баррель. Спи.
- А почему от этого так плохо? Россия же такая большая страна. И богатая. А у нас возле города нефти и нет совсем. А все грустные такие. Почему?
- Не знаю, сынок. Никто не знает. Вот вырастешь – всё будет по-другому. Лучше. – Мама наклонилась поцеловать Мишу, на лоб ему упала горячая капля.
Мальчик уснул, и снилось ему, что прошло много лет, и он, Миша – совсем взрослый. Теперь он лучше всех добывает крыс на свалке, а мама шьёт всей семье красивые набедренные повязки из их шкур…
***
Какое сегодня число, интересно? Восьмое или уже девятое? Да какая, в сущности, разница! Праздники всё ещё продолжаются. Мы сидим с Венькой в его тесной кухоньке. Вполне приличный самогон, нехитрая закуска – всё, что нужно для задушевных разговоров с лучшим другом. Телефоны отключены, шнуры телевизора и даже Венькиного компьютера выдернуты из розеток последние пару дней. Надоела вся суета, хочется покоя, полной расслабленности. Ночь за окном. Красота. Я подхожу к окну, распахиваю его, чтобы глотнуть свежего морозного воздуха. В кухню рвутся звуки ночного города.
- Тридцать два девяносто шесть! – истеричный выкрик откуда-то слева и тут же приглушенный хлопок.
- Слышал? – встревоженно повернулся я к Вениамину. – Выстрелил кто-то, что ли?
- Да наверное, шампанское открыли. Праздник же. – Друг деловито наполнил стопки.
- Тридцать два девяносто шесть! – тоскливый голос сверху.
Что-то большое шумно пролетело мимо окна, я не успел обернуться и толком разглядеть, услышал только, как внизу громыхнуло. Высунулся почти по пояс, улегшись животом на подоконник. В кромешной тьме ничего не было видно.
- Слышал? Что происходит? Что за тридцать два девяносто шесть?
- Да фиг его знает. Игра какая-нибудь опять. Сейчас же все с ума от этих компьютеров да ролёвок посходили. Взрослые мужики, и те как дети увлекаются. Бегают потом, орут чего-то. Да ну их. Закрывай окно, холодно, январь на дворе.
Я сел к столу. Выбрал огурец посолиднее. Взял стопку.
- Ну, будем. С новым годом, страна, с новым, как говорится, счастьем!