Глава 6. Далёкий гость

Нина Волегова
 Всю прошедшую ночь искусная мастерица, волшебница Зима, нанизывала на тонкий лунный луч серебристый иней. Под утро она тщательно обвязала им каждую веточку и каждый прутик деревьев и кустарников, не забыв и про торчащие кое-где из под снега стебельки многолетних растений, оставленные в наследство её сестрицей. Оглядев критичным взглядом свою работу, красавица Зима, осталась довольна и, накинув остатки серебряного инея на провода, отправилась отдыхать после творческих трудов. Взошло солнце. Засверкала разноцветными вспыхивающими огоньками каждая мельчайшая грань кристаллического инея, отражая под разными углами весёлые лучи животворящего светила, далёкого и холодного.

 Деревья, покрытые тончайшим кружевом ослепительной белизны, на фоне синего неба выражали неописуемую красоту зимнего пейзажа, нежную, хрупкую и мимолётную. Так и случилось: к полудню налетел ветер, несильный, но достаточно морозный и колючий, он, сдувая с веток иней, разрушал его целостность и кристаллы-блёстки покидали свой недолгий приют, переворачиваясь и кружа в сверкающем падении, казалось, каждая желала за это мгновение выделить свой собственный цвет, чтобы остаться записанной на скрижалях пространства, принадлежащих Вечности.

Любуясь этой красотой, наблюдая как из под ног выбегают снежные змейки, такие подвижные и весёлые, и как они, сближаясь с другими, проворно продолжают свой бег вдоль проезжей части, образовывая позёмку, девочки возвращались из школы. Судя по тому, как они размахивали портфелями, настроение у обеих было замечательное. Вот они остановились возле одного дома, близко к которому стояла берёза с повисшими ветвями, называемая плакучей. Казалось, что она своими тонкими многочисленными прутиками обнимала крышу дома и скорбела, роняя слёзы в виде комочков инея.

-- Ненавижу зиму! -- сказала Юлька, прищурившись, взирая на берёзу. -- Она плачет!
-- Вот заладила! Ты только глянь, как красиво она это делает! -- с восхищением и улыбкой сказала Валька. -- Я когда вырасту, буду художником. Обязательно нарисую её!
-- А я когда вырасту, буду бегать! Всегда буду бегать и с крыш прыгать, потому что это весело и интересно! Смотри, синицы! Давай, покормим их! -- Юлька достала из кармана крошки, присела и, вытянув ладошку, гусиным шагом стала приближаться к небольшой стайке, словно, рассыпанной на дороге. Птички боязливо посматривали и отодвигались, но совсем не улетали.
-- Ты не так! -- подсказала Валька. -- Замри и не шевелись!
И правда, синички стали посмелее и вскоре одна, самая храбрая, присела Юльке на ладошку, тут вскоре ещё парочка осмелела. Юлька не шевелилась, -- ощущения от птичек были невероятно приятными.
-- Какие лапочки холодненькие! Замёрзли маленькие. Зима дура! -- причитала Юлька. -- Валь, хочешь покормить? У меня ещё остались крошки! -- она встала и, засунув руку в карман, выгребла остатки, пересыпав их в открытую Валькину ладошку. Та, присев, стала их кормить.
-- Ой, до чего же хорошо! Миленькие какие! Крошечки…прелестные. -- восхищалась Валька.
-- Они сало очень любят! У нас на клёне кормушка висит. Мы с бабушкой осенью ещё смастерили, подкармливаем. А бабушка сало на кусочки режет и подвешивает так, чтобы достали. Ох и клюют!
-- Сало? Птицы?
-- Да! Оно жирное и солёненькое. -- девочки, неторопливо продвигаясь вдоль улицы заметили, что некоторые прохожие останавливались и тоже, особенно, которые с детьми, угощали синичек зёрнышками и семечками.
-- А как бабушка подвешивает кусочки, на что? -- поинтересовалась Валька.
-- На нитку! Вдевает в иголку, протыкает, делает петельку, за неё и подвешивает, заодно и иголка салом смажется, ржаветь не будет.
-- А воробьи?
-- Что воробьи? Не едят они сало. Много их на кормушку прилетает, чирикают. Забавно смотреть на них из окна. Но трусливые они.
-- Не трусливые, а осторожные. -- улыбнулась Валька. Они уже подошли к развилке. -- Ну что, до понедельника!
-- Пока! Как хорошо, что завтра воскресенье! Спать буду до обеда! -- Юлька помахав рукой, двинулась дальше по центральной улице, а Валька свернула в переулок, ведущий к параллельной улице, на которой она и жила.

Любуясь на затейливые завитки, которые выделывал ветер, сдувая с крыш снег, тонкие и призрачно меняющие свою форму, Валька думала о том, что сегодня пойдёт к бабе Мане, так как вчера не была у неё. Вальке нравилось, что кот Тимофей всегда выходил из комнаты, встречая её. Сидел у печки степенно и важно. После того, как он привиделся ей в полусне, Валька стала замечать то, чему раньше не придала бы никакого значения. Например, его взгляд, таинственный, глубокий, непостижимый, дающий понять, что, действительно, он и его представители кошачьей породы здесь только для вида, а настоящая жизнь у них где-то там, за гранью, куда человеческое сознание не только не может дотянуться, но даже и не пытается это сделать.

Как знать, может, Тимофей, прослушивал не только их с бабой Маней разговор, но и мысли гуляющие ловил, выходя во двор и наблюдая за прохожими, а затем передавал эти сведения на планету далёкую и неведомую, дополняя знания о жителях Земли. В этом Валька не сомневалась, -- зачем же ему тогда часами сидеть на столбике ворот и не отрываясь следить за пешеходами? Размышляя об этом, Валька так увлеклась, что не заметила даже, что идёт по своей улице. Но что это? Валька подняла глаза и увидела дымок над трубой своего дома!

Как она обрадовалась! До чего же она соскучилась! Валька бросилась бежать со всех ног, сбиваясь с узкопротоптанной тропинки, кое-где проваливаясь валенками в снег, даже упала раз, зацепившись носком за небольшую возвышенность, повстречавшуюся на пути, о которую и запнуться-то невозможно, -- так несли её ноги! Валька влетела в дом, не подкрадываясь, как обычно, и не осторожничая.
 
-- Мама! Мамочка! -- позвала радостно Валька, почувствовав тепло дома, но не узрев его обитателей.
-- Ну, мама. Я уже, слава богу, девять лет, как мама! -- раздался голос матери из соседней комнаты. -- Чего кричишь? Отца разбудишь.
-- Мамочка, -- Валька зашла в комнату, стараясь говорить потише. Отец спал, отвернувшись к стене, мать лежала с краю, слегка приподнявшись и опираясь на локти, нахмурившись, смотрела на дочь. -- где же вы были так долго? Я переживала, испугалась. -- Валька присела на край кровати, смотрела вопросительно и жалобно.
-- Где были, там уже нет! -- мать опустила голову на подушку, прикрыла глаза. -- Испугалась она. Большая уже пугаться-то. Я в войну не боялась, поменьше тебя-то была.
-- Я так соскучилась, мамочка. -- Валька протянула руки, пытаясь обнять мать, прижалась к ней.
-- Нежности телячьи. Иди лучше…там на столе…поешь…мамка в клювике тебе принесла, а я посплю немного.

На столе лежал небольшой газетный свёрток. Валька была так голодна, что руки тряслись, пока его разворачивала. Сало и кусок чёрного хлеба! Валька взяла нож, нарезала сало на пластики, разместив на хлебушке, хотела уже откусить, но, вспомнив о синичках, сняла с хлеба один пластик, положив его на стол, затем отодвинула подальше на противоположный край. Скушав бутерброд, такой вкусный, но показавшийся очень маленьким, Валька нарезала сало для синичек на небольшие кусочки, сделала петельки, затем, одевшись, вышла из дома.

Деревьев возле дома было несколько, а вот кормушки ни одной. Валька тяжело вздохнула, подумав о том, что живут они так бедно, что не только надобности, но даже мысли не возникало такой, чтобы смастерить кормушку для птиц. Лазая по снегу вокруг деревьев, Валька придумала, как она закрепит кусочки сала, чтобы синичкам было удобно клевать. На веточку, до которой могла достать, наматывала петельку вокруг кусочка до тех пор, пока он не начинал плотно сидеть. Закрепив таким образом все кусочки, Валька, очень довольная собой, уже обметала валенки от снега небольшим веничком, прежде чем зайти в дом.

-- Девочка, подскажи, пожалуйста, Смирновы не здесь живут? -- раздался мужской голос за спиной. Валька, поправив шапку, обернулась. У калитки их дома, со стороны улицы, стоял мужчина. В одной руке он держал очень большую хозяйственную сумку, а в другой продолговатую коробку, перевязанную шпагатом. Лицо его украшала приветливая улыбка.
-- Здесь. -- ответила Валька, растерянно взирая на странного гостя, который уже, открыв калитку, приближался. Странного, потому что, вместо привычных в этом городе валенок, ноги гостя были обуты в оленьи унты. -- Вы кто? -- она подняла на гостя удивлённые глаза.
-- Максимов Алексей Иванович, а Вы, сударыня, случайно не Смирнова Валентина Петровна? -- гость рассмеялся, показав ровные белые зубы, глаза его излучали добрые искорки.
-- Да. А откуда вы меня знаете? -- улыбнувшись, с интересом спросила Валька.
-- Я друг детства твоего отца, прибыл из Магадана, помню тебя совсем маленькой, вот такой! -- гость опустил вниз руку, поставив ладонь под углом, слегка наклонился, чтобы показать какой она, Валька, была крохотулькой, затем выпрямился и произнёс, всё с той же улыбкой, притягательной и располагающей: -- Так вот ты какая уже выросла! Родители-то дома?
-- Да. Подождите здесь, пожалуйста. Я быстро! -- попросила Валька, а сама забежала в дом. Можно только представить какая суета поднялась в доме после Валькиного сообщения. Родители быстро приводили себя в порядок, с криками: «Зинка, где мои носки?», «Я не пасу твои носки! Мужик сам должен следить за своими носками!», «Пуговица на рубашке оторвана! Не пришила!», «А у самого руки где? В ж…! Платья у меня даже приличного нет, в чём человеку покажусь?!» носились по дому в панике. Реакция, проходящая столь активно, прошла быстро, как и началась. Вскоре Валька, открыв дверь, попросила гостя войти.

Встреча была радостной и горячей. Друзья детства не виделись целых пять лет. Видя довольные лица родителей, улыбалась и Валька. Как хорошо, что родители оказались дома! Когда радостная волна немного схлынула, Алексей обратил внимание на Вальку, которая уже сняла с себя верхнюю одежду и теперь стояла в залатанной на локтях шерстяной кофточке и в штанишках с начёсом, протёртых на коленях, в обычной домашней одежде, не для показа.
-- Боже мой! -- воскликнул Алексей, -- Комарик! Худысенькая какая! -- он поднял Вальку и посадил, как маленького ребёнка, на руку. -- Лёгонькая! Вы что, не кормите её совсем?
-- Сами не толстые! Порода у нас такая! -- нахмурившись, сказала мать.
-- Лягушоночек. -- с нежностью произнёс Алексей, опустил Вальку на пол, взял в руку свою увесистую сумку, -- Сейчас дядя Лёша гостинцы выложит. -- прошёл к столу и начал выкладывать содержимое.

 Прошло совсем немного времени и стол был полностью завален прекрасными продуктами: балык, икра красная, кета солёная, горбуша копчёная, колбаса нескольких сортов, консервы, яблоки, конфеты, мандарины. Обитатели дома замерли в изумлении. Валька никогда не видела мандарины, впрочем, как и другие дети их города, которые получали в новогоднем подарке всего одну маленькую, серо-жёлтую апельсинку, часто подпорченную плесенью, кому как повезёт.

 Алексею при поверхностном осмотре обиталища бросилась в глаза не только худоба и изношенная одежонка Вальки, но и вопиющая нищета, окружающая это бедное создание. Сердце Алексея дрогнуло от жалости. Он догадался, что в доме нет даже хлеба. Его, просто, не может быть в таком доме: на окнах нет занавесок, на столе потёртая и порезанная в нескольких местах клеёнка, до того старая, что края её загнулись наружу, посуды мало и по беглому взгляду можно сделать вывод, что в доме давно не готовили, запустение сквозило в каждом уголке. Что же случилось с другом и его семьёй? Почему они сейчас замерли так, как будто увидели изумительный фокус, если не чудо? Первым нарушил молчание Пётр, отец Вальки.
--  Ну, ты даёшь, Лёха! -- в его голосе звучало восхищение, -- Откуда столько? Ты богач! -- перевёл Пётр восторженный взгляд на Алексея.
-- Ничего подобного! -- засмеялся Алексей. -- Скажешь тоже, -- богач! Обыкновенные гостинцы с наших краёв, привёз всех угостить: маму, Гришку и тебя. Что здесь такого? Всех уже угостил, остался ты. -- он слегка хлопнул по плечу оторопевшего Петра. -- Да не смущайся ты так! Нормально всё!
-- Спасибо, друг. Ты видел Гришку? -- оживился Пётр, ведь он давно потерял с ним связь, всё недосуг было да и жили далеко друг от друга, хоть и в той же пристанционной части. А как были неразлучны эти три друга в далёком детстве!
-- Нашёл! Он теперь в самой Юрге живёт. Квартиру ему дали полгода назад, трёхкомнатную, на улице Павлова, в новостройке, кстати, у него тоже дочь растёт.
-- Девки! Что ж так не везёт-то нам, а?
-- А вот нам с Галей бог деточек так и не дал. -- обронил Алексей и глаза его стали грустными, -- Как бы мне хотелось, чтобы у меня была дочь! Вот такая! -- он перевёл взгляд на Вальку, в его глазах появилась нежная теплота. -- Валюшечка! Бери, что хочешь, кушай! Чай не в музее. -- улыбнулся, затем обратился к Зинаиде, матери Вальки, которая уже разбирала продукты, чтобы немного освободить стол. -- Зина, мы сейчас с Петром в магазин сходим, возьмём молоко для Валентинки, хлеба да и взять нужно кое-что встречу отметить, а заодно и поговорим по дороге. Как ты, Пётр?
-- Спорить не стану! -- весело сказал Пётр и направился ко входу, чтобы одеться.
-- А вы, женщины, не скучайте, стол накрывайте, нас ожидайте! -- засмеялся Алексей. -- Стихами заговорил. Надо же!
Вскоре два мужских силуэта, мелькнув за окном, исчезли из поля зрения обитательниц дома.

Мать нарезала пластиками рыбу и колбасу, разложив по тарелочкам, расставляла на столе. Затем остановилась и, прижав кончики пальцев ко рту, задумчиво произнесла:
-- Если по-хорошему, картошечки бы надо. Сварить к рыбке да где её взять?
-- А давай, мам, я к бабе Мане сбегаю! Она даст! -- сказала Валька, уплетая кружок колбасы, который ей отрезала мать.
-- Сбегай! Только не задерживайся! Одна нога здесь, другая там! -- Валька побежала одеваться, -- Сетку, вот, возьми! -- мать протянула ей сетку, предназначенную для переноски продуктов, которая в то время была очень популярна, занимала почётное место не только в сумках для похода в магазин, но и в маленьких дамских. На всякий случай. Отсюда и название её: сетка-авоська. -- Ну, чего? -- спросила мать, увидев, что Валька переминается на пороге.
-- Мам, а давай, баб Маню угостим. Отрежем всего понемножку. Вон у нас сколько всего!
-- Ага! Разбежалась! -- возмущённо воскликнула мать, а затем подумав, произнесла тихо: -- Впрочем, почему бы нет… Раздевайся! Сама пойду! С ведром.
Они собрали небольшой подарочек, кроме всего прочего, Валька отделила из общей кучи гостинцев яблоко, мандаринку и конфеты.

Картошка в кастрюле уже закипела, когда послышался бодрый топот и вскоре на пороге появились мужчины с поклажей. Лица их были раскрасневшимися от морозца и быстрой ходьбы. Дом наполнился смехом и шутками. Сердце Вальки сладко таяло. Совсем недавно ей было до жути одиноко здесь, грустно и голодно, а сейчас радость-то какая. Она улыбалась. Никогда в этом доме не было такого доброго и щедрого гостя, который так ласково обращался с ней.

Стол ещё не был накрыт, но Валька уже ушла в свою комнату. По привычке, чтобы не мешать взрослым. Она достала из резинового сапога карандаши с тетрадкой, чтобы нарисовать увиденную днём плакучую берёзку.
-- Валентинка, иди к нам. -- послышался из кухни голос дяди Лёши. Валька замерла: это было что-то новое, ведь её никогда не приглашали ко взрослому столу, наоборот, её появление всегда было нежелательным и злило. -- Валюша, без тебя мы не начнём ужин. Все ждём тебя! -- сказал дядя Лёша.
-- Валька! -- крикнула мать.
Сильно смущаясь, растерянная Валька появилась на пороге кухни. Алексей усадил её рядом с собой. Открыв бутылку, налил ей в стакан золотистой жидкости, играющей пузырьками. Взрослые подняли стаканы.
-- Ну, за встречу! -- воскликнул Пётр, отец Вальки.
-- Можно я не буду это пить? -- тихо спросила Валька, представив на своём месте Юльку, которая бы сразу крикнула: «Не буду пить ваше дурацкое пиво!», а она, Валька, не могла так, потому что очень не хотела и боялась обидеть доброго гостя.
-- Чего? -- с возмущением переспросила мать, нахмурив брови.
-- Валюша, это лимонад. Попробуй… глоточек. -- удивившись, предложил Алексей. Валька послушалась.
-- Ух, ты! Сладко! Надо же!!! -- лицо её вытянулось от изумления, а глаза округлились. Все засмеялись, а на лице Алексея блуждала горькая улыбка: ребёнок не знал вкуса лимонада.
Посмеявшись, вскоре забыли об этом эпизоде. Разговоры за столом перемежались восторженными восклицаниями, -- радость встречи постоянно вспыхивала во взглядах и откровенных улыбках. Вспомнилось и детство довольно раннее.
-- А помнишь, Лёха, как мы кирпичи по песку возили, представляя бульдозер.
-- Ха-ха-ха! Как не помнить! Слюни во все стороны летели! Аха-ха! -- смеялся Алексей.
-- Как мы жили! Как жили! -- запричитала Зина, мать Вальки. -- Несчастные дети войны! Я ролик телеграфный в лоскутки заворачивала, вместо куколки! -- лицо её сморщилось от горечи, всем по-человечески стало жаль её. Алексей подскочил на стуле:
-- Это надо же! Забыл! Закрутился совсем! Валентинка, я ж подарок привёз тебе! -- он кинулся к двери, достал коробку, уже заваленную вещами и обувью, подал Вальке, -- Развязывай! -- улыбнулся.

Жёсткие узелки шпагата не поддавались детским рукам и Алексей сам развязал, открыл коробку и вытащил куклу. Но какую! Кругленькие голубые глазки с густыми ресницами моргали, кудри золотистые, губки бантиком, одета в голубое шёлковое платье, в кружевные панталончики, в белые носочки, обута в башмачки из тонкой кожи, на головке модная шляпка. Валька замерла в восхищённом созерцании, не смея пошевелиться, ей казалось, что только двинет, хоть, пальчиком, -- чудо исчезнет, растает, растворится без следа.
-- Бери! Она твоя! -- Алексей, улыбаясь, протянул остолбеневшей Вальке куклу, -- Имя сама дашь.
-- Мама родная! Дорогущая же! -- изумилась мать.
-- Как она на Юльку похожа! -- удивлённо воскликнула Валька. Сходство было необычайное. -- Я назову её Юленькой. -- Валька прижала куклу к себе, счастливая улыбка озаряла её лицо.
-- Помешалась на этой Юльке, бант её на кровать прицепила! -- проворчала мать и с укором взглянула на Алексея. -- Избалуешь девчонку, -- на шею потом нам сядет!
-- Не сядет! -- засмеялся Алексей. -- Жутко, когда у девочки ролик телеграфный вместо куклы. Очень сочувствую тебе, Зинаида. Время было тяжёлое. Пусть хоть у дочки твоей будет кукла. Порадуйся, Зина. -- вздохнул тяжело и перевёл взгляд на счастливую Вальку. -- А кто такая Юлька? Подружка твоя?
-- Да, дядя Лёша, она замечательная. Мне занятно с ней и весело. -- ответила Валька, не отрывая восторженных глаз от куклы.
-- А кроме Юльки у тебя есть подружки? -- спросил Алексей.
-- Нет. Она единственная. -- Валька подняла на него благодарный взгляд. -- Спасибо, дядя Лёша, у меня никогда не было куклы. Дочкой мне будет. -- улыбнулась.
-- У каждой девочки обязательно должна быть кукла. Это пробуждает материнский инстинкт и утверждает его. -- произнёс Алексей, присаживаясь за стол, протянув руку в сторону Вальки, предложил с теплом в голосе: -- Иди ко мне, Валентинка. -- она подошла, он посадил её на колени, ласково приобнял, -- Ох, война, сколько же ты людей покалечила! Детей в детдомах не убывает, а больше становится. --  говорил Алексей с ноткой сожаления и горечи в голосе. «Вот и отношение Зинаиды к дочери, как к ролику телеграфному.» -- подумал он, но мысль свою вслух озвучить не решился, вместо этого, тяжело вздохнув, промолвил: -- Помочь я хочу вам, Зинаида, искренне, от всего сердца. Мы тут с Петром поговорили, пока по магазинам ходили. Он согласен, теперь твоё подтверждение нужно. Положение у вас очень тяжёлое…
-- Да уж, куда тяжелее! -- мрачно подтвердила Зинаида.
-- На работу вам нужно обоим устраиваться, быт налаживать, а Валентинку на время я себе бы взял, в Магадан, пока на ноги не встанете. Галина рада будет очень. Не откажи, Зинаида. И Валюшке перемена места радость принесёт. Поедешь к нам в Магадан, Валентинка? -- спросил Алексей у ребёнка, ласково поглаживая непослушные вихры на макушке у Вальки. -- Город красивый, средь сопок расположен. Море Охотское близко. Ёлка на площади будет. Красотища! Как ты, Валя? Поедешь, если мама согласится?
-- Да! -- с улыбкой подтвердила Валька и глазки её загорелись восторженной радостью, которая притушилась при воспоминании о Юльке, но они могут переписываться, а потом встретятся, может скоро, когда родители «встанут на ноги».
-- А она на всё теперь согласная после подарков-то таких! Спать иди, Валька! -- строго приказала мать и Валька быстро удалилась с куклой в комнату. -- И дверь закрой! -- крикнула Зинаида вслед дочери.
-- Зачем ты, Зина, так? Обидеть хочешь? Не получится, -- необидчивый я. -- сказал Алексей с укором.
-- И Петька не против?! А ему что, -- он ребёнка не рожал, под сердцем не вынашивал!
-- А что, Зин, Лёха дело говорит! На время же! Не насовсем! На работу устроимся, с пьянками-гулянками завяжем, Вальку заберём и заживём, как люди! Надоело всё! Чего ты упёрлась-то?! -- почти скороговоркой выпалил Пётр. -- Пусть погостит, море Охотское увидит, тюленей всяких! Лёха с Галкой по городу её поводят. Что она у нас видела-то?
-- А я что в войну видела? Не отдам кровиночку!
-- Вот заладила! Война да война! Нет сейчас никакой войны! А живём хуже, чем в войну! -- Пётр был настроен решительно. Он желал перемен.
-- Девочка растёт. Ей необходимо хорошее питание и витамины, Зина. К тому же это не насовсем, а временно, пока вам придётся преодолевать трудный период жизни. -- пытался убедить упрямую Зинаиду Алексей. -- Ты, Зина, работала главным бухгалтером на заводе, а Пётр был одним из лучших инженеров в конструкторском отделе. Голова! Математик! Диплом защитил блестяще! Лучший на курсе! Дом у вас был полная чаша. Пять лет, всего пять лет прошло! Ты вспомни, Зина, ведь можно всё вернуть. 
-- Да какая же мать своего дитёнка отдаст?! А если случится что?! Нет и всё тут! -- не сдавалась Зинаида.
-- Хорошо. Оставим пока разговор, завтра поговорим на трезвую голову, а сейчас не будем омрачать радость встречи ненужным спором. За дружбу! -- предложил тост Алексей и поднял стакан.

А в это время в своей комнате Валька гладила куклу по головке, нежно прижимая к себе, разговаривала с ней: «Мы всегда будем вместе, никогда не расстанемся. Я буду шить тебе одёжку, как Юлька шьёт своему мишутке. У тебя будет много нарядных платьев. Буду любить тебя, я уже люблю тебя. Только не обижайся, но я буду тебя прятать, когда пойду на занятия в школу…» Она понимала, что прятать куклу ей надо очень хорошо и не здесь, потому что вещи из дома куда-то исчезали, тихо и незаметно, они, как бы, стаивали. Валька задумалась на минуту, затем произнесла: «Где же моя старенькая шаль?...» Она встала и порывшись в платяном шкафу, нашла её, облегчённо вздохнув. Шаль ей нужна была в сильные морозы. Она накидывала её сверху на шапку, проводила концы крестом на груди и завязывала сзади. Все девочки ходили так в школу в сильные морозы, если занятия не отменяли совсем. Но теперь шаль нужна была для куклы.

За столом вёлся оживлённый разговор, пели, рассматривали старые фотографии, смеялись, вспоминая свою не такую уж далёкую юность. Около полуночи гость покинул дом. Валька уже спала, прижав к себе куклу, счастливая улыбка блуждала по её лицу. Снился ей Магадан, далёкий, загадочный, с голубыми крышами домов, расположенных внизу, потому что Валька летела, как птица, летела и видела тюленей, плывущих в Охотском море, видела снежные сопки, покрытые лесом, а на одной из них, самой высокой, стоял белый медведь, улыбался и радостно махал ей букетом из голубых незабудок. Валька там, во сне, понимала, что не водятся в Магадане белые медведи, но также понимала и то, что этот пришёл специально из Заполярья, чтобы приветствовать её и себя показать тоже.

 Валька спала, летая в своём счастливом мире, а любопытная луна, любительница подсматривать интересные сны, проходя по небосводу, заглянув в её окно и, увлёкшись увиденным, уронила на пол тень от оконной рамы. И только под утро она, спохватившись, подобрала тень, улыбнулась и ушла за горизонт, освободив место дневному светилу.

Продолжение: http://www.proza.ru/2016/01/31/1097