Утро у Петровича началось со странностей – сначала сам собой включился телевизор, от ора которого проснулся и владелец оного гаджета, затем, когда Петрович отправился в ванную, чтобы умыть лицо – теплая вода настроилась идеально, чего не было уже давно. Петрович на всякий случай перекрестился, и, сделав себе чашку крепкого кофе, вернулся в комнату, чтобы посмотреть новости.
Пышущая здоровьем ведущая радостно щебетала:
- И вот в очередной раз праздник Рождества обошел всю землю, и остановился в нашем городе. Сегодня наш патриарх будет проводить службу в крупнейшем соборе города, - Петрович поморщился – не любил он этих напыщенных товарищей, каждый второй из которых когда-то служил в КГБ, а с КГБ у Петровича были свои, не особо идеальные отношения.
- В городе Бурге начальник местного ТСЖ решил поздравить жителей своего микрорайона и нарядил в шубы Деда Мороза и Снегурочки работников ТСЖ, как то – сантехников, плотников и дворников. Эта милая затея пришлась по душе жителям, и каждый из них получил не одно приглашение, - Петрович снова поморщился – из какого закутка выкопали эту даму, которая двух слов связать не может?
А так как ему никто ничего не говорил, то Петрович решил проявить инициативу, забыв старую русскую пословицу, что инициатива бывает наказуема. Унеся чашку на кухню, Петрович ломанулся на балкон, заставленный коробками, коробчульками и коробчонками с разным хламом. Попискивая от натуги, он вытащил самую огромную коробку и поставил ее в центре комнаты.
- Ай, Аннушка, ай, коза сибирская, - возмущался Петрович, - хоть бы предупредила, что ли, - пыхтел он, вытаскивая из коробки старый дедов халат, в котором тот гонял басмачей по Киргизии, а потом, сидя на завалинке, и очищая саблю от крови, любил смотреть на звезды, покуривая трубку, потом кто-то пришил на халат звезды, и стал этот семейный артефакт шубой Деда Мороза. Из той же коробки был вытащен засаленный пучок пакли, который при ближайшем рассмотрении оказался предметом, похожим на накладную бороду, была эта борода жидковата, но веселящееся гнездо моли в ней создавало адски праздничное настроение. Петрович повздыхал, примерил халат, который оказался ему великоват размера на четыре, и бороду, чьи тесемки он с трудом завязал на голове, потому что они все время норовили соскользнуть с лысинки. Натянув на голову старый (опять же дедов) заячий треух (в котором дед любил спать холодными зимними вечерами, а мытье головы у него приравнивалось к бесовским занятиям), Петрович посмотрел на себя в зеркало и остался доволен. Затем подхватил свой чемоданчик и отправился по вызовам, которые накануне выдала ему Аннушка.
Первым в списке стоял бывший «новый русский» по фамилии Лепикян с семейством. Семейку эту Петрович тихо ненавидел из-за двух обстоятельств – жены Лепикянши, которая как-то угостила его пирогом собственноручного изготовления, съев который, бедняга чуть не отдал концы. Хорошо, что в наше время «Скорая» иногда приезжает быстро, и персидского кота, который платил Петровичу взаимностью и старался его всегда пометить. Поэтому в этой квартире Петрович делал все сразу и на века.
Лепикян открыл дверь даже не спрашивая кто там, и Петрович не преминул его подколоть:
- А если бы это были бандиты? – увидев Петровича, Лепикян как-то побледнел и погрустнел лицом, потом принюхался, и незаметно сдвинулся на пару метров правее, пропуская сантехника в квартиру. Из глубины сатанинского приюта, утробно рыча, несся кот, но завидев новый облик Петровича, перс затормозил всеми четырьмя лапами и головой. Петрович злобно зыркнул на кота и потряс головой, от этого борода его отвалилась и упала на кота.
На глазах семейства Лепикян бедный перс превращался в сфинкса, шерсть его пожиралась столетней молью со скоростью пираньи.
- Упс, вам бы котика к врачу отправить – сказал сочувственно Петрович, и отправился чинить унитаз, не забыв закатать рукава своего бушлата. Через полчаса все было сделано, Петрович подхватил свою бороду, и отправился на следующий вызов, не обращая внимания на рыдания и завывания, доносящиеся из квартиры Лепикян.
Следующим по списку была бабуля божий одуванчик, которая Петровича нежно обожала, и старалась всегда ему поставить вкусненькую водку. Только Петрович водку эту не пил, потому что бабка слыла ведьмой, и черт его знает, что в бутылке могло бы быть.
Позвонив в дверь, Петрович устало прислонился к стене.
- Кто там?
- Баб Тань, это Петрович.
- А ну-ка встань перед глазком, нехристь! – Петрович покорно уставился в глазок. Из квартиры донесся всхлип и звук упавшего тела.
- Баб Таня, баб Таня, Вы там живы?
- Уйди, окаянный! Не смущай меня! Изыди, сотона!!! – судя по звукам – за дверью активно плевались и крестились. Дверь ему так и не открыли, и Петрович отправился по следующему адресу.
В кармане Петровича завибрировал мобильник. Петрович поначалу не обратил внимания, полагая, что это прыгают клопы в халате, но вибрирование настойчиво продолжалось. Петрович хлопнул себя по лбу – только вчера он купил новенький мобильник, и не привык еще к его звукам. Он вытащил сотовый и посмотрел на экран – звонила ненавистная Аннушка.
- Петович, старый хрыч, где тебя черти носят? – оглушил мужчину бабский вопль.
- А что такое, Анна Сергеевна?
- Быстро тащи свою тушку ко мне. И постарайся это сделать действительно быстро! – рявкнула тетка и отключилась.
По пути к Аннушке, Петрович решил заскочить в «Три поросенка» и принять пару капель для сугрева, ибо халат хоть и был на рыбьем меху, но тепла почему-то не давал. Первые две капли пошли на ура, а потом еще пара, и еще, и еще… И так Петрович назююзюкался в хлам.
Смеркалось… Петрович стройным зигзагом шел к работе. Телефон вибрировал не переставая, но сил ответить у него уже не было. Поднявшись по ступенькам, Петрович нажал кнопку звонка, и не отпускал, пока за дверью не загрохотали чьи-то шаги.
- Руку убери, ирод, - ругнулась Аннушка. Она включила свет и громко взвизгнув, отпрыгнула от Петровича так, что средне-статистический кенгуру позеленел бы и сдох от зависти.
- Кто Вы?!
- Аннушка, ну что ты орешь, как потерпевшая после двадцать пятого изнасилования? – миролюбиво пробормотал Петрович – ругаться ему совсем не хотелось. Рождество как-никак.
- А ну-ка присядь-ка вот сюда, и расскажи, что ты натворил.
- А что случилось?
- Лепикян тут звонил, карами грозил. За то, что ты их котика испортил. Он у них призер…
- Был, - заржал Петрович и икнул.
- Ну вот, - женщина принесла Петровичу чашку с чаем, - и самого Лепикяна ты напугал. Как он там сказал? Я ничего в жизни не боялся – ни когда на стрелках был, ни когда у меня бизнес отжать пытались, но вот то, что я увидел сегодня… Это меня напугало до усрачки.
- Ну и хрен-то с ним, с нехристью.
- А Татьяна Федоровна?
- Кто?
- Бабка Таня. С ней-то ты что сотворил? Бабка уже пятый час в больнице в истерике бьется, говорит, что Люцифер к ней приходил, и завязывает она со своими штучками.
- Ну так вроде ничего такого и не натворил. Бабка Таня мне даже дверь не открыла, курица. А я по такому морозу, ик, шел, ик, чтобы ей унитаааазик починить… - В тепле Петровича разморило, и он незаметно для себя и Аннушки уснул. И снилось ему, что он и дед, весело махая шашками, неслись по маковому полю на породистых рысаках, а веселые моли отплясывали тарантеллу прямо перед ними…
Аннушка попробовала разбудить Петровича, но махнув рукой, принесла одеяло, которым укрыла несчастного и ушла в соседнюю комнату, чтобы и самой поспать...