Мама. Мне говорили Она придёт. Скоро. Когда-нибудь. И я ждала. Слушала чужие шаги в коридоре. Просыпалась утром и смотрела в окно на зелёные ворота. Иногда они открывались и въезжали машины большие и маленькие, синие и красные, черные и белые. Иногда привычные грузовики с продуктами и молоком, а иногда чужие. Из них выходили незнакомые дяди и тёти. Они приходили, смотрели и уходили. Я не помню их всех, они какие-то серые и неясные.
Старшие говорили, что мне нужно понравиться им, тогда они заберут меня. Мне не нужны были все эти дяди и тёти, чужие. Мне нужна была мама.
Я росла и ждала маму, а она все не шла и не шла. Я не помню мамы, воспитательница, тётя Нюра, говорила, что я была ещё совсем маленькая, когда она ушла. Я росла и росла и все яснее понимала, что она не придёт.
А она все-таки пришла. Я ещё издали услышала её шаги. Лёгкие, но уверенные и такие тёплые. Всюду мне говорят, что я не права и шаги никак не могут быть тёплыми, но они были, были тёплыми, честное слово. Она зашла в комнату и все притихли. Я сразу её узнала, и она меня. У неё были светлые волосы и усталые руки. Она подошла ко мне, и я увидела, что у неё синие-синие глаза и такая же форма, как у дяди Семёна. «Хочешь быть моей дочкой?» - спросила она. «Хочу, хочу!» - заплакала я. Она была со мной ещё долго, весь день и, уходя, сказала, что вернётся.
Обязательно-обязательно вернётся.
Я ждала её долго-долго, наверное, целый год, говорят он длинный, как много-много дней.
Я ждала её и она пришла. Я услышала её голос в коридоре. «Анечка!» - звала она. Мама, она мама!
Мама взяла меня на руки. Я помню родинку у неё на шее и запах духов. Они как синие цветы васильки пахнут. И волосы красивы-красивые!
«Какая ты красавица!» - прошептала она мне в ухо и засмеялась.
Он стоял в чуть стороне, и я ещё не знала, что он папа. Он шуршал бумагами и разговаривал с какими-то дядями и тётями, а потом пришёл и легонько дёрнул меня за косичку. «Забралась к маме на руки, проказница!». И улыбнулся. Он стаял близко-близко, и я дотянулась до его волос и погладила их.
Мы ехали домой на большой машине, но я ещё не знала, что мы едем домой и была рада, что мы просто едем. Мама рассказывала, какая у меня будет комната, папа улыбался. Я смотрела в окно на другие дома и машины. Какая-то чужая девочка помахала мне рукой из коляски на тротуаре.
Мы ехали долго и чуть не заснули. «Вставайте, сони! Мы уже дома!» - сказал он, и мы пошли в большой дом, по длинной-длинной лестнице с перилами и ступеньками.
Потом был вечер. И большой розовый заяц с добрыми глазами. И моя комната, большая-большая комната. И игрушки. И обои с лошадками. И мама. И папа.
Потом было лето. Долгое-долгое лето, как много-много дней. И мороженое. И бабушка. И папа. И мама.
Потом было счастье. Оно такое большое, больше лестницы и самого большого года. Оно красивое, но не красивее мамы и жёлтое, и цветное, и живое. Настоящее-настоящее. Иногда я боюсь, что оно кончиться, что это только один из чудесных снов, и я проснусь и увижу розово-белые стены и воспитательниц и кашу, и старого Енота, злого старого Енота, который сидит на полке и пугает меня. Но я просыпаюсь и вижу обои с лошадками и мамины цветы на окне и розового зайца с добрыми глазами, и вспоминаю что я дома. Дома.