Дар. 116

Виктор Мирошкин
Ранее - http://www.proza.ru/2016/01/03/2351
*********

- Раз, два, три, четыре – раз… раз, два, три, четыре – два… раз, два, три, четыре – три… - звучал в голове несложный напевчик под почти равномерный шаг лошади, равнодушно несущей свой груз. Плотно спелёнутый ветками и веревками Фред не мог отделаться от этой простейшей мелодии - из тех, что невозможно выбросить из головы без помощи другой навязчивой мелодии. Неспособность отвлечься от счета вызывала раздражение, заставляющее Фреда бодрствовать. Спина постепенно затекала, но остатками чувствительности Фред ощущал липкую мокроту – рана кровоточила.

Молимо, едущий следом за навьюченной телами раненых лошадью, выглядел понурым и сосредоточенным исключительно только на самом себе. Но это было не так – вождь напряженно пытался понять последние действия сына и соотносил поведение Охкамгейча с принципами всего племени, просчитывал, как на произошедшее посмотрят люди. При этом Молимо не забывал очень внимательно отслеживать лошадь перед собой, был готов в любой момент предотвратить возможную опасность для привязанных к лошади телам пострадавших.

Второй наездник двигался осторожно впереди маленького отряда, удерживая узду идущей вслед за ним лошади с ранеными. Он выбирал путь поровнее и без преград, чтобы как можно проще провести навьюченную лошадь среди густой лесной растительности. К сожалению, не всегда получалось найти удобную тропу, и обоим наездникам приходилось иногда слезать на землю и придерживать с двух сторон важный груз, чтобы тела пострадавших не получили еще больше травм. Так они и двигались, не стараясь ускориться. На лишние разговоры не отвлекались. Только многозначительно переглядывались. Молимо при каждом спешивании непременно заглядывал в глаза сына, который, кажется, вовсе не закрывал глаза. Гигант не обходил своим вниманием и Фреда, но для этого приходилось легонько стучать пальцем по носу постоянно жмурившемуся мужчине, чтобы тот хотя бы немного приоткрывал глаза.

Прошло не более часа, а путь уже оказался почти преодоленным. Внезапно послышался быстро нарастающий гул вертолета.

Удивленные путники остановились и подняли глаза. Измученный Фред тоже вглядывался в небо, как мог, мысленно уговаривая, – «Спасение… ведь это точно за мной… точно за мной…». И к нему стала возвращаться твердая уверенность в себе. Исчезло ожидание наказания за покушение на мальчика.

Вертолет пронесся прямо над ними, совсем низко и стремительно. И стал быстро удаляться. Но тут же гул вдруг снова стал нарастать, и вскоре гудящая машина зависла почти над ними, но уже довольно высоко. Почти сразу же в кармане Молимо заиграла мелодия.

Гигант не сразу услышал мелодичные звуки из-за грохота винтов в вышине. Скорее, почувствовал вибрацию в кармане. Вытащив телефон сына, посмотрел на экран, который отображал только скромную информацию о незнакомом абоненте. Молимо нажал кнопку принятия звонка и поднес аппарат к уху, ничего не говоря.

- Мистер Слейтер, - бодро донеслось из телефона, - Мы на месте. Придется поискать место для десантирования. Пеленг нормальный. Ждите.

Звонивший ожидающе замолчал.

Молимо снова посмотрел на экран телефона, подумал и нажал отбой. После этого выключил питание телефона и вяло махнул рукой своему соплеменнику, приказывая начать движение. И они сразу же продолжили путь к дому.

И вертолет стал медленно перемещаться, но в противоположную от лесного дома сторону.
 
После принятого звонка Молимо догадался, что раненый мужчина сообщил каким-то образом о своем местонахождении. А в голове гиганта тут же отчетливо нарисовалась недавняя картинка - лежащих без сознания Охкамгейча и рядом с ним раненого мужчины, у которого почти выпадал из руки телефон сына. В тот момент Молимо чисто механически взял коробочку и положил в свой карман. Сейчас же смутные подозрения обожгли сознание.

В это мгновение его соплеменник поднял руку в знак остановки, отчего Молимо полностью отвлекся от жгучей мысли и сосредоточился исключительно на прохождении сложного участка пути. Его не беспокоили неведомые десантники, прилетевшие за мужчиной. «Найдут, так найдут», - рассудил он, - «А сейчас надо спасать пострадавших».
 
Вскоре маленький индейский отряд уже оказался во дворе лесного дома. И крепкие мужчины, в том числе и выглядящий здоровым Энтони Грибо, спокойно и быстро разнесли раненых по комнатам. Причем Охкамгейч был отправлен в напичканную приборами «капсулу», которую Энтони уже испытал на себе накануне. И Молимо сразу же занялся полным анализом состояния своего сына. А мистер Слейтер был отправлен в холодную комнату, где Энтони Грибо некоторое время назад провел время под замком, оказавшись в руках индейского мальчика – это была так называемая «комната тяжелых болезней». Там раненым пациентом сразу же ловко занялись два индейца.

Как только образовалась пауза в манипуляциях, то есть пока приборы отрабатывали свою программу, Молимо немедленно созвонился с Аванигижигом и сообщил про вертолет и про полученный звонок на телефон Охкамгейча, совсем не упоминая про свои мимолетные подозрения.

Спокойный Аванигижиг посоветовал не отвлекаться на ожидание новых гостей и почти приказал сосредоточиться на спасении пострадавших.

Энтони, предоставленный сам себе, сначала хотел посмотреть на манипуляции, проводимые Молимо с мальчиком, но был безжалостно изгнан. Затем Энтони попытался подсмотреть процедуры с мужчиной в другой медицинской комнате, и снова был удален. Тогда уже пришедший в себя после сказочного выздоровления гость индейцев нашел во дворе подходящий обрубок бревна и уселся на него в тенечке за большим кустом, подперев голову рукой, чтобы хорошенько подумать о происходящем. Со стороны его неподвижная фигура чем-то напоминала классического каменного мыслителя Родена…

Почти также в это же самое время выглядел и его бывший друг Генри Вилдинг, сидящий в одиночестве на краешке стула в своем огромном кабинете. Он так и не покинул город Нолэнд, озадаченный непредсказуемостью результатов некоторых незавершенных дел, которые сам же и спровоцировал заморозить.

Никакого сожаления насчет остановки этих некоторых дел у него не было. И думать сейчас «великий стратег» пытался не об этих делах, а о своем будущем. Старался думать, но плохо проведенная ночь сказывалась на его настроении – плохое развитие дел выглядело возможным вариантом, и Генри мучился от раздражения, которое никак не удавалось задавить. Даже ванна, заботливо приготовленная индианкой, не принесла заметного облегчения. Он уже и новейший комедийный фильм запускал, и книжку новомодную листал, и бодрые, как всегда, новости своей компании просмотрел пару раз, а всё равно хмурое настроение никуда не исчезало. Более того, мысли постепенно превратились в какие-то тягучие пустышки, залипали, зацикливались на всякой ерунде. Даже в обычных, естественных желаниях появился сумбур – то хотелось есть, то спать.
 
Это настроение уже было знакомо Генри и в его представлении означало ошибку. Всё равно какую, но ошибку. «Что-то пошло не так…», - уже несколько раз мысленно повторял для себя Генри, словно ожидал уловить подсказку. Но этим только еще больше нагонял мрака в свои и так уже мутные размышления. Сам себе он казался одиноким, злым матерым волком, которому никого не хотелось ни видеть, ни слышать, чтобы рефлекторно не наброситься. Этот образ сильного животного выглядел сейчас приятным, и Генри удерживал его.

Несколько раз его одиночество пытались нарушить «ласковые волчицы» – то рвалась на доклад Анжела, заменившая Фреда Слейтера, то просилась принести вкусненькое секретарша Лиза, которая, как всегда, каким-то женским чутьем почувствовала необходимость подсластить своему шефу жизнь. Но Генри грубо отказывал в «свидании». Отвлекаться на еду ему не хотелось, а воды и соков в кабинете было и так в избытке. Только индианке Генри не посмел показывать утром свой оскал, а напротив был с ней достаточно улыбчив и даже ласков сверх меры, хотя и капризен.
 
Индианка же, как обычно, одинаково спокойная женщина с умно смотрящими глазами, и в этот раз никак не отвечала хозяину на смену его настроений и капризы.

В итоге Генри почувствовал раздражение даже к ней. Таким образом с самого утра желание покусать кого-нибудь у «волка» было превалирующим.

Зачем-то лукаво поигрывая со своим настроением, Генри убеждал себя в том, что не сможет понять, почему же его так всё бесит, хотя, конечно, догадывался. И тем самым постепенно доводил себя до страданий от неразрешенности вопросов. Он упрямо отгонял от себя любую попытку их решения, смутно догадываясь, что придется признаваться себе в своем безсилии перед некоторыми обстоятельствами, чего Генри категорически не любил. Он вдруг стал по-детски надеяться, что время само быстро избавит его от напрашивающихся неприятных трудов, которые не хотелось делать. Периодически почему-то вспоминалась мать.

Несмотря на капризное состояние, в какой-то момент Генри пришел к логичному выводу, что отчасти злость была вызвана тем, что уже второй день не удавалось всласть погрузиться во что-то новое, отдаться привычной свободе мысли при разработке новых маршрутов жизни. «Игрушки стоят на витрине магазина, а денег нет», – припомнилось нечто похожее из детства по этому поводу, и ощущения показались похожими, - «Сейчас вместо удовольствия от новой игры на голову упорно нахлобучиваются ненужные проблемы из прошлого», - Генри поморщился, - «А ведь уже уверенно списал в прошлое всё, что было еще вчера, вместе с бывшим визирем. Этим Фредом Слейтером. Но выброшенное прошлое упорно не желает проваливаться в тартарары, выныривает и мыслями, и наяву, отнимая моё дорогое время».

Генри не понимал - почему сейчас даже просто отвлечься почему-то не получалось, несмотря на полный и старательный отказ тратить своё время на уже ненужное продумывание отживших своё дел. Голова не хотела опустошаться. Ни юмор не пробирал, ни сюжеты фильмов с чужими интригами не интересовали. И даже не хватало сил хотя бы кисло удивляться настырности возникающих отголосков старых проблем. В то, что может заскучать, он не верил. Оставалось только злиться, потому что тихо огорчаться Генри не умел.

Несмотря на сумбурное мышление, президент удивительным образом совсем не терял абсолютно железную уверенность в себя, в свой талант и избранность. Таким образом, словно две личности мирно разошлись в нем по углам и проводили это время отдельно.

«Копьё - самая поразительная заноза», - эта саркастическая шутка пронеслась в темном пространстве головы Генри с намеком насчет ликвидации бывшего дружка Грибо, последнего незавершенного дела Фреда Слейтера.

Генри закрыл глаза, и тут же это «дело» представилось мелким дротиком, засевшем в задней ноге слона, в самом низу, в пятке. «Для слона это выглядело бы мелким недоразумением», - думал Генри, - «Но древко умудрилось намотать на себя колючий клубок проблем в виде Фреда Слейтера, какого-то дурацкого агента ФБР, невидимой команды сотрудников моей компании и еще черт знает кого из банды бывшего… бывшего… бандита», - проносилось в мрачном мозгу повелителя денежной безграничности и безпредела возможностей инвестирования. Генри незаметно для себя перевел «мелкую занозу» Энтони Грибо в разряд «дротика», тем самым повысив его значимость в своей жизни.

- К черту дротики и копья, - зло выкрикнул Генри Вилдинг и вскочил с места, скидывая с плеч на пол свой превосходный халат, оставшись полностью голым. Он с самого утра не спешил переодеваться после ванны.

Стремительный переход от видимого уныния к решительным действиям был поразительным. Всё же, Генри был невероятно артистичен. Энергично размявшись прямо в кабинете, не стесняясь «одежд Адама», стальной руководитель метнулся в ванную и быстро ополоснулся. Еще через несколько мгновений он уже был одет в шикарный костюм, больше подходящий для ночного клуба, чем для делового общения. Облик прожигателя жизни завершали очень дорогие часы и платиновая цепь на шее с алмазами. Генри и сам не знал, зачем он так себя одел, но настроение стремительно изменилось – голова зазвенела хрустальной пустотой и с безумной покорностью стала ожидать наполнения пьянящими идеями.
 
Генри нашел глазами огромное зеркало в углу кабинета и слегка манерно покрасовался, любуясь своим отражением в нем. И получил явное удовольствие.

- Политика! – выкрикнул Генри и хлестко хлопнул в ладоши. Нога сама притопнула, как в плясе.

Раздался едва слышимый звук открываемой заветной двери, и вошел знакомый старик с папкой под мышкой.

Генри оторопело посмотрел на него в ожидании объяснений. То, что он случайно вызвал старика, и тот откликнулся на слово «политика», стало для Генри полным сюрпризом. На самом деле Генри всего лишь понял за несколько мгновений до своего возгласа, что «Джокер» - это и есть политик. И от радости воскликнул «Политика!», имея в виду лишь то, что нашел свое новое направление жизни. Появление старика ошарашило Генри почти до страха всё потерять. Он даже перестал дышать в ожидании того, что скажет «приносящий деньги».
 
А старик молча прошелся до конца ковровой дорожки, которая была специально выложена перед заветной дверью в знак уважения перед «приносящим деньги». Встав на самом краю ковра так, что казалось, будто стоит над пропастью, старик важно раскрыл папку и зачитал спокойным уверенным голосом диктора текст короткой присяги Президента Соединенных штатов – «Я, Генри Вилдинг...».

Генри ошалело дослушал до конца, и его вдруг начало трясти. Ум отказывался понимать то, что предлагается.

Старик молча уставился на Генри, как на своего хозяина, гипнотизируя бездной расширившихся больших глаз, как кот в сапогах из мультика «Шрек».

Генри совсем растерялся.

В полной тишине кабинета явственно стали слышны отмеряемые секунды… поскрипывал невидимый часовой механизм…

«И где только здесь такие скрипучие часы?», - думал Генри, будто выпавший из пространства явной жизни, заранее полный уверенности в том, что невозможно быстро рассмотреть все нюансы открывающихся новых перспектив и просчитать грозящие опасности. Страх от немедленного принятия непродуманного соглашения и от возможности мгновенной потери всего уже имеющегося парализовал Волю. Трясучка не унималась. В висках отчетливо затукала кровь, создавая странную барабанную партию вместе с тиканьем часов.

Не желая сдаваться, Генри как-то мелко и суетливо заторопился обдумать неожиданное предложение. Но связно размышлять не удавалось - ему вдруг стали мешать крутящиеся в мозгу и так очевидные слова, - «Черт прячется в деталях… деталях… деталях…».


Продолжение - http://www.proza.ru/2016/01/18/1874