рассказ
Заплатив за бензин, Петр Алексеевич Синельников взял на сдачу лотерейный билет, поскреб поверхность монеткой и увидел: “$50 000” во всех четырех углах.
Синельников ничего не сказал продававшему бензин пакистанцу, взял билет и вышел.
Какое-то время он посидел в машине, потом завел и поехал домой.
Позвонил в офис лотереи и узнал что нужно, чтобы получить чек. Все оказалось достаточно просто и, вскоре, на его счету уже лежали деньги.
Он, впервые, почувствовал себя богатым и успешным.
Никому ничего не стал говорить и думал как умнее распорядиться свалившимся на него богатством.
Первое, что он наметил – купить красивую, удобную кровать. Диван, на котором он спал, он решил выбросить.
Как-то, зайдя в антикварную лавку, он увидел резную кровать из ореха и она ему очень понравилась.
Вероятно, для нее нужно было купить новый матрац, но сама кровать была настоящим произведением искусства и тех денег, что за нее просили, она, безусловно, стоила.
В субботу Петр Алексеевич поехал в центр города, в антикварный магазин. Пока ехал, сердце было не на месте – такую кровать, наверное, не он один присмотрел и ее, конечно, давно взяли.
Привыкнув к неудачам, он хмуро ждал очередной пинок судьбы, но что-то в мире изменилось и кровать оказалась на месте. Даже, стоила дешевле. Продавец объявил распродажу и сбавил цену. Матрац выглядел лучше, чем ему показалось в первый раз - его вполне можно было еще использовать. Синельников заплатил не торгуясь, привязал раму кровати к багажнику на крыше, а матрац, резное изголовье и такую же заднюю часть занес в салон. Пока он ехал, он думал как красиво кровать будет смотреться в его спальне и как удобно будет на ней лежать.
У него был комплект нового постельного белья из стопроцентного хлопка и две новые подушки из гусиного пуха.
Осталось выбрать хорошее покрывало, чтобы застелить кровать, может быть, купить в тон шторы – он был не чужд эстетическому чувству и хотел, чтобы все было со вкусом. Петр Алексеевич решил немедленно выкинуть диван и поставить кровать у окна. Этот решение дало ему уверенность в себе и ощущение начала новой жизни. Он подумал, что хорошо отрастить усы и купить торшер, фарфоровый чайник и свитер.
Не откладывая, он отнес диван на помойку, собрал и поставил кровать и застелил ее новым бельем. Съездил в продуктовый, взял хлеба, масла, колбасы, хорошего чаю и маленькие соленые огурчики.
Приготовив ужин, Петр Алексеевич достал коньяк, влил полрюмки в чай и понюхал – пахло божественно. На большой тарелке толпились бутерброды с колбасой, поверх которых лежали корнишоны.
Он, в тишине, поужинал, почистил зубы и лег спать.
Кровать стояла твердо – не скрипела, не проседала.
Матрац был умеренно мягким – как надо.
“Можно пока и не покупать...” - подумал Синельников, сладко улыбнулся и провалился в сон. Во сне он повернулся на левый бок, сдвинувшись к окну, потом перевернулся на спину и, вдруг, увидел женские ноги с покрытыми красным лаком ногтями. Ноги почему-то принадлежали ему и это его совершенно не удивило. “Какие у меня красивые ноги, какие пальчики...- умилился во сне Синельников. - Педикюр просто отличный. Буду теперь ходить только к ней. Как удачно с этим лаком смотрится шелковое белье персикового цвета... Шикарно! Безумно красиво. Кожа на ногах гладкая, нежная, как у ребенка. Лазерная эпиляция действительно работает.
Если бы не эта омерзительная, потная свинья рядом, все было бы великолепно. С минуты на минуту должен прийти Дон Диего. Какой мужчина! Загорелый, стройный, уверенный в себе, рельефные мускулы на великолепном торсе.... Если бы его увидела Алисон, она бы описалась!
В его объятиях чувствуешь себя женщиной и останавливается время. От него всегда так хорошо пахнет – немного лавандой, немного дорогим табаком, немного коньяком.”
В этот момент из темноты с ослепительной улыбкой возник дон Диего в расстегнутой на груди белой рубашке, джинсах, ловко сидящих на узких бедрах. Он ласково смотрел и его синие глаза казались бездонными, как небо.
Правая рука его небрежно теребила массивную серебрянную пряжку ремня, как бы случайно расстегивая его, потом спустилась ниже и медленно стала открывать молнию на джинсах.
“Он неотразим! - прерывисто вздохнув, подумал Синельников. - Неужели я действительно ему нравлюсь.... Такой мужчина может выбирать любую. Женщины должны просто падать к его ногам.”
Синельников нежно улыбнулся, подвинулся к окну, почувствовав, как ноги слабеют в коленях и, поперхнувшись слюной, тихо хрюкнул.
Дон Диего, не отводя от него гипнотического взгляда, медленно достал из штанов нечто похожее на кухонную скалку.
“Умереть, умереть от блаженства...” - промелькнула шальная мысль. На смену ей пришло холодное, рассудочное: “А ведь он таким апппаратом реально убьет. Это что-то нечеловеческое. Все порвет, потом, если выживу, всю жизнь ходить по врачам.”
От страха у Петра Алексеевича задергался анус, взмокла промежность и он, с ужасом, подумал: “.ой, сейчас... пукну... Какой позор. Все, уже не могу... Проклятые польские корнишоны... Пиу-у-у...”
С этим звуком дон Диего сделал жалкое лицо и растаял, а Петр Алексеевич всхрапнул, отвернуля от окна и вновь оказался на другой половине кровати но уже мужчиной средних лет, равнодушным и уставшим от жизни. Он старался лечь так, чтобы его не касалась холодными ногами лежавшая рядом женщина.
Он слышал, как она тихо посапывала рядом, отвернувшись к окну. Он знал, что она не любит его и никогда не любила, но вышла за него замуж из-за безвыходности положения, в котором оказалась и полного жизненного фиаско. Детей иметь она не могла.
В этой ситуации, он оказался воплне приемлемым вариантом и они его просто использовали.
Единственное, что ее интересовало, это бесконечные “мыльные оперы”, шоппинг и болтовня с подругами - такими же вышедшими в тираж неудачницами. Последнее время она помешалась на мексиканском сериале “Caballo con un ramo de violetas en el culo” с загорелыми полуголыми девчонками и мачо - дядей одной из них. Его звали не то Пабло Диас не то Диего Родригес.
Она часами торчала перед телевизором и как-то даже предложила ему посмотреть эту дрянь.
“Наверное надо было давно выгнать ее, - думал он, - но он почему-то не сделал это. Возможно, просто ее жалел из-за того, что выпало на ее долю. Это могло ее окончательно прихлопнуть.
Несчастная, старая, нищая дура. Хотя она на двадцать лет моложе меня, но из породы женщин, которые никогда не бывают молодыми. В них изначально есть что-то старушачье - от бесконечно унылого вида до нелепых тряпок и безропотной, печальной покорности судьбе. Они охотно примеряют старость, окружают себя кошками, салфетками, каким-то жалким скарбом и умудряются испортить отношения с немногими родственниками или знакомыми. В них нет задора, интриги, загадки, озорства, тепла - неживые, как искуственные цветы на кладбище.
Вот Виола была другой. От нее пахло жизнью, она не мерзла вечно, как эта... Она лучилась светом и теплом, но он не мог найти нужных слов, ключи к ее сердцу.
Он любил ее всю жизнь, всегда помнил о ней. Она вышла замуж за какого-то парня из их деревни, он начал пить, детей не было. Муж бросил ее и уехал, она умерла, не дожив до шестидесяти.”
“Какой бред!” - Петр Алексеевич открыл глаза и сел. Было около 4 утра.
- Я вижу чужие сны в этой кровати... - вслух сказал он. - Приехали...
Он поднялся, зашел в туалет и, в полусне, пробормотал:
- Выиграл... Только этого мне нехватало!