Часы, расположенные в холле над стойкой портье, показывали время Лондона, Парижа, Дели, Сан-Франциско и других городов мира. В частности, в Москве было 00.40.
От нечего делать, контролер гостиницы Иван подошел к стойке портье. За ней стоял только Сергей, позволивший напарнице Рите пойти попить кофе в небольшом закутке, где стоял на небольшом столике компьютер, электрочайник, располагалась лавочка в стороне и мягкий стул со спинкой.
- Странное дело… Представляешь, Серёга, - начал Иван, - Я эту грёбаную гостиницу с детства ещё знаю. Когда проходил здесь вместе с отцом, старался по большому бордюрчику пройти, плитками выложенному. Но ведь никогда не думал, что буду здесь и работать! Детство, молодость… Иначе всё тогда рисовалось воображению. Всё – в радужном свете было. Хотелось совершить что-то нужное, важное, значительное…
- Ты думаешь, Иван, что я на факультет иностранного языка поступал, чтобы потом быть портье в провинциальной гостинице? – в ответ, спросил Сергей. - Конкурсный отбор, кстати, прошел, и с малых лет язык учил… Мне, в студенческие годы, жизнь тоже иначе представлялась. Немецкий, английский… Для чего? По миру хотел поездить, узнать, как люди живут. Из этой дыры выбраться, в конце концов… Не удалось.
Сейчас в гостинице было абсолютно тихо. Лишь в баре засиделась парочка командировочных, приехавших в этот город на какой-то семинар по бизнесу, да телевизор над ними работал, громко вещая унитазным голосом что-то там «о наших дальнейших успехах в преодолении кризиса».
Со стороны подвыпивших командировочных то и дело доносилось:
- А вот я при Ельцине….
- А я при Горбачеве….
- Ну да, было время! Я при Горбачеве…
- А я при Ельцине…
Скука и бессонница разливались в воздухе. Юля – буфетчица, с вожделением томно поглядывая на часы, ожидала ровно часа ночи, когда она с удовольствием скажет командировочным:
- Господа посетители! Наш бар закрывается. Просьба освободить столик.
Да и горничная Людочка уже стояла неподалеку со шваброй наизготовку.
Она уже убрала, примерно за час до этого, вместе с вышедшей специально по такому случаю второй горничной, Ниной, банкетный зал после свадебного торжества. Ими были убраны все цветы, шарики, банты и бусинки, отдраен палас от капель свечки, стерты следы упавших кусков торта, вытерто вино, пролитое за здоровье молодых, за здоровье их родителей, за здоровье будущего потомства и Бог знает кого ещё; все облеванные унитазы и даже кожаные диваны холла были тщательно вымыты; и вся эта пышная свадьба с её непременным спусканием на ветер сказочного состояния была уже выметена вениками, отскреблена от паласов и вынесена прочь в громадных, черных полиэтиленовых мешках для мусора.
Позднее Людочка уже сама, без Нины, вымыла холл и полы в туалете, пробежала по этажам и собрала мусор из всех урн, вымыла кухонный коридор и туалет персонала и почистила там ковер у входа… Остался только этот вот бар с застрявшими там так не вовремя поздними посетителями. Ну, ничего. Она была терпелива. Ждать оставалось недолго. А там – и поспать можно, аж до пяти утра.
Людочку в гостинице любили. Ей было шестьдесят два – давно за пенсионный возраст, но она всё работала и работала, причем лучше, чем, как выражалась дворничиха Анастасия Филипповна, «молодайки», сменяющиеся в быстрой кадровой текучке со страшной скоростью. И выглядела Людочка вполне себе моложаво.
В тридцать шесть потеряв мужа, запомнившегося ей лишь беспробудным пьянством, замуж она больше не вышла. Впрочем, не из верности, а боясь нарваться на такого же. Своего «бывшего» она называла исключительно «мой козел». Смущаясь, рассказала любопытным «девочкам» из прачки, как всё было: Людочка жила не в самом городе, а в маленьком поселочке, откуда добиралась до работы на самой ранней электричке. Её муж тоже работал в городе, на металлургическом заводе. Приезжал всегда пьяный, да еще и с бутылкой. Как-то заходит она в избу, а муж у печки сидит, с работы пришел, пьяный-пьяный. «Вот козел!» - единственное, что она подумала. Подошла ближе: спит. А фуфайка уже дымится. Разбудила, вытолкала на улицу, на снег. Заплакала.
Позже оказалось, что он, когда заснул, ничего не почувствовав, угорел: получил огромный ожог в пол живота… Домой тогда он так и не вернулся: так и умер, весь обгорелый, где-то под забором. В сугробе.
Даже оставшись одна с двумя детьми – мальчиками лет десяти и двенадцати – Людочка ощутила невероятную прелесть свободы, а годам к пятидесяти и вовсе расцвела и окрепла, да и дети к тому времени стали жить самостоятельно.
Так и жила теперь, горя не зная: гостиница – огород, огород – гостиница… Шторки новые на окнах, полы чисто вымыты, никто не топчет их сапожищами.
- Люда! Да пойдите вы, чайка попейте! Я спущусь, скажу вам, если командировочные уйдут. Или – просто сами приходите чуть позже. Что здесь стоять да мерзнуть! – подошел к ней Иван.
- Спасибо, Ванечка! Спасибо, дорогой, Пирожок, хочешь, принесу? Сама пекла.
- Спасибо, Люда! Мы с Сергеем уже бутербродов натрескались, что после свадьбы остались. Нас кухня угостила. Спасибо! Кушайте сами на здоровье.
Люда спустилась к Нине. Та обрадовалась:
- Ой, что-то совсем не спится… Вот, давай чайку… Я ж совсем всё позабыла, со свадьбой этой… Конфеты я принесла, поминальные…
- Кого поминать будем, подруга? – Людочка уже включила стоявший на старом холодильнике и наполовину заполненный электрочайник.
- Да вот… Горе было сильное… Я ещё девчонкой тогда была. В старших классах училась, в каком – сейчас не вспомню. Погиб братик мой старший. Ехал в автобусе, за городом, а там – грузовик с трубами перевернулся на них. Весь автобус, кажется, погиб…
- Ты знаешь, слыхала я об этом. Страшное было горе. Да, все погибли. Не знала я, что и братик твой тоже там был… Как звали?
- Михаилом.
- Светлая память… Тут – не конфеты нужны, а водка. Пойдем к девочкам, на прачку, у них есть немного, со свадьбы осталась, кухня при мне им отдала…
- Да они, кажется, её уже того…
Будто в подтверждение её слов, раздалось «По Дону гуляет». Один из женских голосов явно вел партию. Никак, Ленка сегодня дежурила. С музыкальным образованием, все-таки, человек. Голосина у неё мощный. В музыкальной школе «на северах» преподавала, а сюда переехали – с дочкой, с зятем и внучатами – и больше не пошла по специальности: надоели, как говорит, дети, своих в доме – двое… Внучек-то. Пошла в прачки.
Всё-таки, налили им «девчата из прачки» еще оставшейся водки, а Нина конфеты им раздала поминальные.
- Ой! Меня Ванька убьет! Попила чайку, называется! Полвторого уже! – спохватилась Людочка после «холостых парней из Саратова», и бодренько побежала наливать в ведро водички, чтобы идти мыть давно уже опустевший бар.
В баре уже был выключен свет; и посетители, и барменша уже ушли; не было и Ваньки в холле. Тихо. Даже Сережка отправился прикорнуть маленько, а за стойкой портье стояла теперь Ритуся, периодически засыпая и «клюя» при этом носом телефон.
Люда уже домывала бар, когда к ней подошел Ванечка:
- Люда! Ну… Там, это… Гости на третьем этаже, в фойе сидят. У лифта, на диванах. Пьют. Человек пятнадцать. Пойдем, ты им скажешь, что тебе мыть там надо. Может, уйдут.
- Ну ты, Ваня, и нашел «разгоняйлу». Я – что, охранник? И мыть там не надо. Ковер там. Утром пропылесосят. Другая смена. Мне – только мусор там…
- Я понимаю. Но… Помоги мне, они меня не слушают. Не полицию же вызывать.
- Ну, ладно. Пойдем. Вдруг, и правда уйдут.
Они пошли наверх пешком, без лифта. Людочка для острастки прихватила совок и швабру с тряпкой.
*
В административной части гостиницы одиноко сидела дама бальзаковского возраста, тонкая, худая, чрезвычайно высокая, и, как она полагала, весьма артистичного вида и с модной стрижкой.
Но в чем-то она, все-таки, вызывала нелепую ассоциацию с овцой. Видимо, было нечто такое в её взгляде… Эту ассоциацию усиливала стоящая на столе пластиковая фигурка овечки, подаренная ей когда-то на Новый Год.
Она явно скучала и сетовала на судьбу, и слезки наворачивались у бедной овечки на её томные глазки. Хотя, овечка наша была не кто-то там, простушка из села, а директор гостиницы. Большая величина этого мира. Но… Эту гостиницу теперь купил другой хозяин, поговаривали, что он – чеченец. А явиться сюда он мог со дня на день. В любое время дня и ночи. У этого нового хозяина (предположительно, чеченца) в собственности было несколько тренажерных залов и залов фитнеса по всей области, был куплен таковой и в этом городе, а в них он, как поговаривали, любил дневать и ночевать. И потому, чем черт не шутит, расслабляясь или качаясь в одном из них, в городе, вполне мог ради прогулки заехать и сюда среди ночи.
А поменять здешний персонал новый директор намеревался, как поговаривали, сразу. Теперь наша овечка дрожала: «Лишь бы он не поменял… директора!» И потому, ей надо было к его приезду – когда бы он не пожелал сюда явиться – обязательно присутствовать на рабочем месте. К тому же, поговаривали, что тот любил являться во все свои заведения под видом обычного посетителя.
От волнения наша овечка стала накрашивать и без того идеальные ногти, а потом встала, поправив немыслимо короткую юбчонку молодежного платьица с открытой спиной и процокала каблуками на выход. Заперев дверь в огромный личный кабинет, она направилась совершить обход вверенного ей заведения, пройти по всем этажам: везде ли порядок?
*
Прозрачные двери гостиницы не скрывали находящийся за ними холл, выложенный скользкими белыми плитами. Было безлюдно и тихо.
В такие часы очень мало людей на улицах города. Особенно, в такую погоду, когда всё кругом белым-бело от выпавшего снега. Гуляли только сильно выпившие компании, орущие что-то непонятное громкими визгливыми голосами.
К гостинице подъехало такси. Из него вышел представительного вида мужчина в строгом сером костюме, белой рубашке и с галстуком. Да, несмотря на погоду, он был без пальто или куртки и без шапки. Закаленный, должно быть.
Он расплатился с таксистом, и машина уехала прочь. Вышедший из такси мужчина осмотрелся. Посмотрев направо - налево, он не заметил ни одного случайного прохожего в ближайшей от гостиницы видимости. Он пошел по снегу, затем – по белым скользким плитам порога, и остановился перед прозрачными автоматическими дверями. Это чудо техники должно было само открываться перед любым человеком, но перед мужчиной двери не открылись даже тогда, когда он приблизился к ним почти вплотную: должно быть, в них что-то заклинило.
Мужчина внимательно окинул взглядом внутренность фойе и увидел лишь одинокую фигурку девушки, которая спала, привалившись рукой и головой на мраморную стойку. Тогда он еще раз огляделся по сторонам и вдруг…просочился прямо через стекло дверей внутрь помещения.
…Будто вдруг откуда-то подуло холодом. Рита встрепенулась и открыла глаза.
- Добрый вечер! - перед стойкой портье стоял посетитель и рассматривал её наглым взором своих колючих глаз.
«Заснула, - подумала Рита, - Вот незадача! Только… Тоже придумал: вечер! Ночь на дворе». Она притворно улыбнулась и спросила:
- Вам забронировано?
- Нет. Но я бы хотел снять номер на эту ночь. Есть свободные?
*
Людочка с Ваней поднялись в холл третьего этажа на лифте. А там на диванах, и даже на спинках диванов, а также и в креслах сидели люди. Прежде всего, бросились в глаза спортивного вида парни, с накаченными мышцами. Их было четверо. «Должно быть, футболисты, - подумал Ваня. – Из числа тех, что приехали на матч». С футболистами вместе сидели и другие люди, разного пола и возраста, еще человек семь. Вышли прогуляться, из разных номеров. На журнальном столике стояли еще не опорожненные бутылки, по большей части, пластиковые, с пивом, и несколько стеклянных бутылок с водкой, а также открытые пакеты с чипсами, сухариками и сушеными кальмарами. Несколько пустых бутылок и несколько пустых пакетиков валялось пол столом, сбоку от дивана также стояли бутылки, было что-то рассыпано; на маленьком журнальном столике, стоящем перед диваном и креслами, поставленными полукругом, лежали игральные карты. Похоже, народ «резался» в подкидного дурочка.
- Привет! – сказал один из плечистых парней, увидав подошедших Ивана и Людочку. Впрочем, лицо его, вполне добродушное, всё в веснушках и с курносым носом, не выражало угрозы.
- Ну, ребята, вы – того… Вот, ей убрать здесь надо, - выдавил из себя Ванечка. Людочка почему-то густо покраснела.
- Надо? Да ну, бросьте! Мы сами за собой и приберем. Правда, ребята? – спросил конопатый весельчак у ребят, что сидели с ним рядом. - Мы же не дебоширим, так что… Не вызовешь же ты за нами полицию?
- Ну… Время позднее, - замялся Иван.
- Какое – позднее? Детское ещё время. А мы – первый тайм свой уже отыграли… В смысле – матчи все уже закончились. Домой завтра возвращаемся. Пива хотите?
- Ух! Ну… Наливай, что ли, – с каким-то сомнением в голосе, согласился Иван.
Тем временем Людочка стала подметать пустые пакетики и рассыпанные чипсы.
Неожиданно для всех двери бесшумного лифта раскрылись, и оттуда выскочила директор гостиницы, собственной персоной. Хлопая сонными глазами, она с удивлением уставилась на поздно засидевшуюся компанию.
Иван со стаканом пива так и замер, а потом шагнул в сторону, и вскоре пригнулся и затаился так, чтобы его не было видно за спинкой дивана и сидевшими людьми. А Людочка переместилась подальше, и теперь усердно протирала подоконник вынутой из кармана рабочего фартука тряпкой.
- Это что же здесь происходит? – возмущенно взвизгнула директор. А ну, все по своим номерам! Вы на время-то гляньте! – и она указала рукой на стенные часы над лифтом.
Но… Дверь лифта вновь услужливо распахнулась, и будто на всех присутствующих подуло из распахнувшегося настежь окна. Даже показалось, что маленькие снежинки яркими пятнышками заискрились прямо здесь, а воздух, на какую-то секунду, был выстужен. И перед всеми теперь предстал полный высокий мужчина в добротном сером костюме, в белоснежной рубашке и со строгим галстуком. Холод и рябь в глазах у всех вскоре прошли. А мужчина сделал два грузных шага, ступая в лакированных туфлях по ворсу белоснежного ковра, и вдруг его солидный рот с плотными, крупными губами растянулся в неуместной на таком лице улыбке.
- Клиент всегда прав, моя очаровательная леди, - уверенным голосом произнес незнакомец, - А потому, давайте дадим ребятам расслабиться вволю, - казалось, заговорил памятник, а не человек.
Директор застыла, не смея пошевелиться. Вернее, попытки движения были, но они так и застывали, не успев оформиться во что-то полноценное: казалось, что у неё лёгкий тик.
«Он? - пронеслось в её очаровательной головке. - Ну, да… Это, несомненно, новый хозяин. Кто ж еще может так себя вести и командовать…мною?»
«Хозяин» тем временем подошел к столу, молча сгреб карты, перетасовал их.
- Сыграем? – обратился он ко всем присутствующим, бегло их осматривая.
Все молчали.
- Молчание – знак согласия, - сказал неизвестный властно. И, посмотрев на притихшую директрису, добавил:
- В моей гостинице пить можно! А играть в карты – даже нужно. Я – Хозяин! – при этом, он спрятал в карман пиджака колоду карт и тут же достал оттуда другую.
- Люблю играть своими картами, - важно сказал он.
Людочка тем временем закончила протирать подоконник, и, захватив оставленные за диваном совок и веник, проходя мимо Ивана, указала ему глазами в сторону лестницы, да и сама убралась восвояси. За ней последовал и Ванечка, потихоньку, на полусогнутых. Но вскоре они оба, и весьма проворно, спускались вниз, унося отсюда ноги.
Тем временем, Хозяин перетасовал и эту колоду. Потом разделил её на две части, отложив половину в сторону.
- Играем только этими. В подкидного дурачка, кажется? – спросил он и раздал всем карты, в том числе и директрисе. Она села на место, освободившееся на диване: конопатый парень только что встал и срочно отправился в туалет.
- Странные карты, - сказал интеллигентного вида мужчина, сидевший в кресле, в очках, с бородкой - эспаньолкой, на коленях которого лежала свежая газета.
- Это – карты Таро. А мы играем на жизнь или смерть, - сказал Хозяин.
Наступило гробовое молчание.
- Это – шутка, - добавил он. - Чего вы застыли, как кролики перед удавом? Расслабьтесь, павианы!
Все повиновались, играя с отчаянным страхом. Лишь мужик с эспаньолкой оставался на удивление спокойным.
- Только мы с тобой остались, и ты проиграл, я вижу, - наконец, провозгласил Хозяин, уставившись на огромного детину в тельняшке без рукавов, лысого и с длинными, отвисшими усами. - Покажи нам свои оставшиеся карты.
- Тройка, семерка, туз, - упавшим голосом сказал мужчина и почему-то затрясся.
- А у меня – дама пик и два короля: трефовый и пиковый, - сказал Хозяин, открывая карты. Таковы правила игры, что ты проиграл. Впрочем, я сам и устанавливаю правила. Смотри: трефовая тройка, трефовая семерка, трефовый туз… Работяга ты, сплошная работа, от зари до зари,.. Пика – козыри; и мои дама и два короля имеют тебя, день и ночь. Ты – кем работаешь?
- С-стропальщиком, - ответил бедный парень, позеленев.
- Думаешь, что, чем больше работы – больше денег? Даже – качалку забросил, с женой развелся, и теперь… Снимаешь гостиницу на ночь, чтобы встретиться с…
- Хватит! – заорал парень. Повисла гробовая тишина.
- В общем, ты будешь служить моим королям, как верный пёс, работая в поте лица, чтобы получить немного денег на несчастную жизнь. Большинство этих денег ты пропьешь или потратишь на женщин. А остальное – плата за квартиру и дачу. А может, лучше тебе… Просто стать псом? – и Хозяин вдруг взмахнул рукой, и больше не было здесь парня; лишь поджарый дворняга завизжал и бросился отсюда прочь, в темноту коридора.
Повисла тишина.
- Что вы так невеселы? Играем дальше! – сказал Хозяин, и руки присутствующих сами потянулись к картам.
- Кажется, в этот раз ты, милочка, проиграла, - через некоторое время сказал хозяин зловеще, - покажи оставшиеся карты. У меня – всё те же. Мои, родные! Ух! – и он открыл своих королей и даму. - И козырь – снова пики. Так, а что у тебя?
- Тройка, семерка, туз, - промямлила директор гостиницы, кладя карты на стол лицом вверх.
- И теперь мы заканчиваем игру. Потому, что я так хочу, - и Хозяин зловеще рассмеялся. Его глаза при этом смехе сузились, но были столь же злыми, как и раньше.
- У нашей напарницы бубновый туз, червовая тройка и трефовая семерка, что означает стремление к деньгам, немного красоты и недостаток ума… Мои короли и дама легко положат её на обе лопатки… Дама пик заступит на ваше рабочее место, займет вашу должность. А новый шеф и его заместитель сотрут вас в порошок, будто вас и не было. И вот вы станете… Тем, чем вам надлежит быть: тупой овцой без денег и будущего… А может, вам лучше сразу ею стать? – и тут вдруг незнакомец направил на бедную, дрожащую женщину правую руку и громогласно произнес фразу на незнакомом наречии…
Запахло серой. И вдруг… Вместо женщины все увидали овцу. Которая громко заблеяла, соскочила с дивана и помчалась куда-то в глубину темного коридора.
- Скучно с вами играть, - произнес Хозяин, зевая, - Как в поддавки, - Хочу теперь играть один на один. С ним. А вы – будете свидетелями, - и он указал на очкарика в кресле. Остальные, по-видимому, вздохнули с облегчением.
- Не будем долго тянуть. Просто, вытаскивайте три карты. На ваш выбор, - сказал он и протянул мужчине колоду.
- Я тоже вытяну… Для порядка, - сказал он и тоже потянул карты. - Смотрите все: моя прекрасная дама и два короля – со мною! – и он показал их всем. - А теперь, несчастный, откройте ваши, и мы все увидим, что вы имеете за душой!
Мужчина в очках криво усмехнулся и развернул свои карты лицом к присутствующим.
- У меня – джокер и две пустые, - сказал он и посмотрел на хозяина.
- Быть того не может… Я плохо отобрал карты? Откуда тут карты старших арканов? – зло проговорил Хозяин, - Впрочем, не важно. Мои дама и два короля… Всё равно сильнее. Они правят миром. Они – власть, они – сила, они – ваша безысходность. Вы проиграете!
- Нет. Жизнь, конечно, покажет, но…Над джокером нет власти. Он не гнется под силой. Ему нечего терять, кроме своей безысходности. Он открывает другую игру. Свою собственную. Как вы заметили – он из другой колоды, и все эти силы, - и мужчина показал рукой в сторону королей и дамы, - не управляют им.
- Тогда… Тогда – мы начинаем новую игру: игру на старших арканах, - глаза Хозяина загорелись недобрым, синим пламенем, - Вы – джокер, и вы обязаны играть!
- Ну, что ж… Не я начал эту игру, но тянуть карты я буду сам. Не вы будете выдавать мой жребий, а судьба.
- Вот колода старших арканов, - и Хозяин протянул ему колоду, - Тяни. Но прежде, скажи, кто ты!
- Я – лингвист. Приехал в этот город на конференцию. Они еще редко, но бывают. В местном институте проводилась, посвящена проблемам языкознания.
- А – что, есть такие проблемы? Кому они сейчас нужны? – спросил Хозяин, и мрачно посмотрел в глаза лингвисту.
- А вы… Уверены, что нам стоит играть? У вас, я думаю, осталось мало времени… А игра может затянуться, - интеллигент приподнял одну бровь и глянул на часы над лифтом.
Туда же посмотрел незнакомец и помрачнел:
- Не нужны никому ваши научные проблемы. А времени у меня еще более чем достаточно на эту партию. Сейчас только два часа ночи. Моё время. Тяни карту.
Лингвист протянул к колоде руку, на минуту задержал её, а потом вытянул карту и показал всем.
- Звезда, - сказал он, - И я верю в свою счастливую звезду…
- Да, эта карта означает надежду, вдохновение и отменное здоровье… Но не радуйтесь раньше времени. Я тоже открою свою карту… Повешенный, - сказал Хозяин. - Период испытаний, одиночество, несвобода…
- В общем, ничья, - сказал лингвист.
- Тяните ещё, - сказал Хозяин, мрачно уставившись на колоду.
Лингвист вытянул карту.
- Мир, - сказал он, - мир в душе. Жизнь в мире и согласии, и мне чуждо присвоение чужого, жадность и корысть.
Хозяин молча вытянул свою карту.
- Дьявол, - провозгласил он и показал карту лингвисту. - Она означает, что даже самые сильные люди могут и не преодолеть тех препятствий, которые нередко угрожают им. Препятствий иногда бывает слишком много. На каждую победу вам готово поражение, а роль соблазнов мира велика, и они вызывают разочарованность в себе, а предательство других вызывает разочарование в людях. То, что правит миром – это власть и деньги. И нельзя жить в мире и не принадлежать господствующим в нем заблуждениям.
Интеллигент побледнел, но молча вытащил следующую карту.
- Отшельник, - показал он. - Эта карта говорит о моем управлении эмоциями и упорном поиске духовных ценностей.
Хозяин тоже вытянул карту.
- Сгоревшая башня… Карта говорит о беспокойстве ума, неспособности сохранить хорошее отношение с окружающими, о кризисе и…
В это время раздался крик петуха.
Хозяин на секунду замер, судорожно обернулся и взглянул на часы над лифтом…Но потом рассмеялся:
- Ха, это – всего лишь твой будильник на айфоне, откуда здесь петух! И… кого ты хочешь испугать! – сказал он, - Мы продолжим, и ты…
И вдруг… Он застыл, не в силах больше пошевелиться. Лишь глаза стали бешено вращаться по кругу, будто потеряв из виду жертву, и теперь ища её. Они вращались так с минуту, до тех пор, пока не остановились и не остекленели.
Повисла такая тишина, что стало слышно, как за окном, на улице, дует тихий ветер, сметая с подоконника одинокие снежинки.
- Не все часы идут правильно, - изрек интеллигент банальную истину. - И эти гостиничные часы… Очень сильно отстают. И его время уже истекло.
Раздался страшный крик, и вдруг Хозяин стал покрываться липкой, вонючей слизью; из глаз и ушей его выползли черви. Воздух наполнило редкостное зловоние.
- Пожалуй, мне пора, - сказал командировочный, и, прихватив упавшую на пол газету, устремился к своему номеру, на ходу поправляя очки.
Остальные не могли пошевелиться и обрели снова возможность двигаться лишь тогда, когда на ковре осталось лишь большое пятно вонючей, мерзкой слизи.
*
Людочка проснулась по будильнику ровно в пять, и радостно подумала о том, что еще немного – и она поедет домой. С утра уборки совсем немного: так, вымести порожек, помыть холл и пробежать по этажам и собрать мусор.
- Пока не буду будить Нину: ей плохо было вчера с желудком, - подумала она. - Вот вернусь, тогда и разбужу. Вместе чаю попьем – и мне на электричку.
Но, убрав холл и порожек и делая обход по этажам, на третьем она увидела ЭТО… Ну, что будут бутылки и пакетики из-под чипсов, она догадывалась. Даже пакет для мусора прихватила, огромный. Но кто ж такую гадость ожидал!
По белому ковру шла грязно-бурая полоса с разводами, которая тянулась до самого лифта. А там, у дверей, застыл комок серой слизи, кишащий червями.
- Что это? Ну, как всегда… Наверное, что-то новое из магазина со страшилками… То скорпионы, то пауки, то слизни… Развлечение придумали: этакую гадость искусственно создавать, будто натуральной здесь мало! Накидают, насерут – а потом убирай! Нет ни стыда, ни совести… Ладно бы, только бутылки! – и Людочка пошла за ведром и тряпкой, на ходу бормоча:
- Да, и ещё… Кто придумал постелить в фойе этот белый палас с ворсом? Совсем головы не было! Как его мыть всякий раз, об этом подумали? Здесь же в уличных туфлях все ходят. Э-эх!
Светало…