Когда я выхожу на улицу с заплаканными глазами — в ноздри мгновенно врывается свежий запах поздней весны. Все школьники уже давным-давно разбежались по домам, тем лучше. Хоть никто не будет снова на меня пялиться. Правда какие-то там парни, кажется, восьмиклассники, стоят в уголочке и курят, но, похоже, сигареты их интересуют больше дочери самой известной женщины в городе, поэтому я с облегчённым выдохом спокойно обхожу их. Из одежды на мне всего лишь обычные джинсы, футболка, тоненькая, чёрная кожаная куртка и ободранные кроссовки, которые давным-давно следовало бы отнести на свалку, но по некоторым причинам я не могу этого сделать. Прохладно, но это ничего. Мне сейчас не помешает освежиться, успокоиться… после всего, что буквально несколько минут назад произошло в этой школе и перед тем, как покинуть этот мир. Мой дом находится недалеко отсюда, стоит обойти всего лишь несколько зданий, и я окажусь в нужном мне месте, хотя сомневаюсь, что меня там дружелюбно встретят.
Спустя минут эдак пятнадцать, после, признаться честно, довольно-таки приятной прогулки, я наконец-то вваливаюсь в общежитие, покачиваясь из стороны в сторону, словно какой-то алкоголик со стажем, здороваясь с соседями по секции, которые уж точно конченые алкаши, но они, между-прочим, мои лучшие друзья. Хотя это был сарказм, если кто не понял. Представляю, как же паршиво я сейчас выгляжу, а ведь раньше была такой примерной девочкой, отличницей в школе, участвовала во всех мероприятиях, строя из себя самую активную ученицу, иначе говоря, просто дуру. Да, я сама до сих пор в шоке. Но однажды я поняла, что вся моя жизнь — это какое-то, честно говоря, дерьмо. И весь этот срач начался с тех пор, как моя мама нашла себе новую «работу». Спасибо ей за это огромное. Все люди её ненавидят, а с некоторых пор ещё и вздумали перемещать всю ненависть на меня. Мама сейчас наверняка спит дома после ночной смены на работе.
— Мам! — воплю я на всё помещение, специально водя ногами по грязному полу, тем самым издавая противный скрипучий звук. — У нас есть что-нибудь поесть? Или ты так долго обслуживала своего клиента, что вновь забыла о существовании собственной дочери?! — ответа не последовало. Но дверь-то была открыта, когда я вошла внутрь комнаты, значит женщина, которая меня родила, должна быть где-то здесь. — Я вообще не понимаю, я что, с призраком каким-то разговариваю?! — возмущённо воплю я, после заметив маму, лежащую чуть ли не на единственном предмете мебели в нашей комнате — старом, но зато довольно-таки широком диванчике. Женщина повёрнута ко мне спиной, но я слышу тихие всхлипы, исходящие от неё, а ещё вижу, как её спина содрогается от рыданий. Что это с ней такое? Неужели в кои-то веки она осознала, что работать шлюхой, на самом деле, это очень неприлично, неприятно, это плохо, позор и всё такое. — Что случилось? — смягчаю тон я, присев на краешек дивана и слегка поглаживая родную мне женщину по голове почему-то трясущейся ладонью. — Мама, прошу тебя, не молчи, ты же знаешь, что твоё молчание меня всегда убивает, — женщина резко вздрагивает и поворачивается ко мне, а смотрит на меня таким опустошённым взглядом, что на душе сразу же становится как-то гадко. Поверьте, ещё никогда, НИКОГДА в своей жизни я не видела свою маму настолько подавленной! Это значит лишь одно — произошло что-то реально ужасное.
— Как у тебя дела в школе? — немного успокоившись, задаёт мне вопрос женщина. Как она может спрашивать о таком, когда у неё у самой проблем выше крыши?! Когда её ситуация в сто раз хуже моей?! Когда моя учёба в грёбаной школе и даже издевательства надо мной со стороны моих одноклассников ничто по сравнению с этой грязной работой?! — Тебя хвалят преподаватели или же ругают?
— Мааамм... — начинаю стонать я и встаю с дивана на ноги. — Ты же прекрасно знаешь, что я у меня всё хорошо, — вру и не краснею. — У меня есть нормальный аттестат за девятый класс, да и сейчас проблем с учёбой, в общем-то, не возникает, кроме этой… хм… математики, — несмотря на то, что именно по маминой вине в школе ко мне относятся, как к какому-нибудь ничтожеству, я всё равно люблю этого человека, эту женщину, которая меня родила, и не хочу её лишний раз расстраивать. — Ну а как у тебя-то дела?
— Всё как обычно. От клиентов нет отбоя.
— И тебе это нравится, — с горечью в голосе заключаю я.
— Не драматизируй. Это для нашего же блага, — фыркает мама, добавив: — К тому же мне действительно по душе такая работа, да ещё и такие деньжища платят. Грех от такого отказываться, — о да, шлюха — самая лучшая в мире профессия! Интересно, что будет, если я загуглю эту фразу? Но если маме действительно нравится всячески развлекать каких-то там левых мужиков, что ж, я в принципе не против, хотя на душе до сих пор неспокойно. Я очень хочу, чтобы в скором времени в моей маме эта грязная профессия не вызывала ничего, кроме отвращения. И я почти уверена, что это обязательно случится, рано или поздно, во всяком случае. Странно, что мама до сих пор не закатила скандал… Обычно она начинает кричать на меня без всякого повода сразу же после того, как я возвращаюсь из школы домой, а тут… Что-то здесь явно не так.
Мне, конечно, нравится разговаривать с мамой в такой вот спокойной обстановке, но не настолько, чтобы терпеть её общество в течение нескольких часов. Знаю, я веду себя очень эгоистично, но когда вспоминаю о том, какими вещами родная мне женщина занимается по ночам — меня бросает в сильную дрожь. Поэтому, больше ничего не сказав, я нахожу где-то на полу в груде грязных вещей расчёску (понятия не имею, что она там забыла), беру из шкафа, на удивление, чистое полотенце, нижнее бельё, хватаю с полки, висящей на стене, лицевое мыло, яичный шампунь (так он называется, по крайней мере) и уже хочу выйти в секцию, чтобы добраться до душа, как вдруг мама меня окликает сзади (я уже затаиваю дыхание):
— Откуда на твоём лице синяки с царапинами? Что произошло?
— Я поскользнулась и неудачно упала, — сбивчиво бормочу я, наконец-то покинув эту комнату, с которой у меня связано множество плохих воспоминаний, вот почему я не могу долго здесь находиться, а спать — тем более.
Душ очень успокаивает. Горячая вода нежно обволакивает мою бледную кожу, которая буквально несколько минут назад тряслась от холода. Когда я чувствую прозрачные струи на себе — становится так хорошо, так легко на душе, это даже кажется мне чуть ли не внеземным раем, которого я никогда не достигну. Затаив дыхание, я провожу трясущейся ладонью по запотевшему зеркалу, которое висит на стене, разглядывая своё отражение. М-да уж… ну и видок у меня. Выгляжу словно наркоман со стажем. Вот до чего докатилась — меня тошнит от собственного отражения!
Наконец-то покончив с долгим умыванием, я надеваю на влажное тело нижнее бельё, а поверх него — полотенце, чтобы не дай бог никто из соседей не увидел меня чуть ли не обнажённой. С кончиков длинных ярко-рыжих волос на уже обсохшее тело капает вода, что меня жутко раздражает. Я вздрагиваю. Кстати говоря, в нашем общежитии хороший режиссёр смог бы снять отличный фильм ужасов, это я вам гарантирую, потому что здесь повсюду тараканы, особенно ночью, и крысы, которые одним своим видом вызывают у меня сильный рвотный рефлекс.
— Сегодня я заработала больше, чем обычно, так что можешь сходить с подружками в кино, — говорит мне мама, когда я уже успела возвратиться в нашу комнату и в данный момент расчёсываю непослушные, запутавшиеся донельзя волосы расчёской.
— Ты же прекрасно знаешь, что у меня нет подружек, — хмыкаю я, слабо улыбнувшись. Раньше у меня были подруги, но сразу же после того, как они узнали о том, что моя мама — проститутка, эти стервы бросили меня.
— Ну а друг-то у тебя наверняка есть.
— Нету, — отрицательно мотаю головой я. Странно, что это с ней? Обычно она не интересуется моей личной жизнью, а тут такое... По такому поводу хоть шампанское открывай.
— Мам, ты что, снова замуж выходишь? — выдвигаю своё предположение я и внимательно вглядываюсь в её выпученные глаза. Взгляд у мамы сейчас такой испуганный, словно я только что узнала её главную тайну или что-то вроде того. — Мааам... — долго и выжидающе протягиваю я, не отрывая от неё встревоженного взгляда.
— Как... как ты об этом догадалась? — дрожащим голосом спрашивает она, смотря куда-то сквозь меня, словно она разговаривает сама с собой. — Чёрт... — светловолосая женщина опускает глаза в пол, а её щёки пылают от смущения. — Прости, я хотела рассказать тебе об этом раньше, но я действительно выхожу замуж. Но, прошу тебя, не паникуй, Сергей хороший человек.
— То же самое ты говорила мне о своём предыдущем муже, — который всячески издевался надо мной. К счастью, до изнасилования дело не дошло. Хотя, с другой стороны, так поводов для самоубийства стало бы больше.
— Нет, на этот раз всё в действительности так. Я правда выхожу замуж за очень порядочного мужчину, к тому же богатого. Завтра я тебя с ним познакомлю, и в этот же день мы переезжаем к нему в дом, — завтра меня уже не будет на этом свете, мамочка, так что ты зря заморачиваешься.
— Что?! — вскрикиваю возмущённо я. Меня сейчас как будто бы ударило током в несколько тысяч вольт. — В смысле "переезжаем"?! Мама, ты хоть понимаешь, понимаешь... — я судорожно обхватываю голову руками. — Что это дикость какая-то. Вы с этим человеком едва знакомы... — ну-у-у я изображаю все эти эмоции чисто для убедительности, чтобы мама не догадалась, что со мной что-то явно не так.
— Вообще-то я встречаюсь с ним уже восемь месяцев, — мягко перебивает меня она, положив ладонь мне на плечо, после чего я сильно вздрагиваю. — На этот раз всё будет по-другому. Просто доверься мне, хорошо? Мне как-никак за сорок, и я неплохо разбираюсь в людях, — её жалобный взгляд меня просто убивает. — Обещаю, Рита, мы справимся. У нас всё наладится, вот увидишь, — в ответ я лишь сдержанно её обнимаю, желая, чтобы всё было в действительности так, чтобы мама наконец-то обрела счастье, которого заслуживает. Но уже без меня, потому что кто точно не делает её счастливой, так это я.
Время до вечера, которое я провожу исключительно за просмотром какого-то дурацкого российского сериала по телевизору, на удивление, пролетает очень быстро. Осталось только незаметно уйти из дома, но как же это провернуть, если мама сидит в соседней комнате, в которой просто прекрасная звукоизоляция?
— Мам, можно мне мусор вынести? — повысив голос и одновременно с этим натягивая на себя джинсы, спрашиваю я.
— Нет, нельзя, — всё тело мгновенно обдаёт жаром от того, насколько же холодно родная мне женщина произнесла эти слова. — Рита, мне только что звонила твоя учительница по математике, — о нет, только не это… Она с покрасневшим от возмущения лицом заходит в комнату, в которой сейчас нахожусь я, а в ладони у мамы покоится сотовый телефон. — И она сказала, что ты совсем перестала учиться. С троек скатилась на двойки. Может, объяснишь мне, в чём проблема? — ну всё, сейчас начнётся…
— Может, проблема вся в том, что раньше ты вообще не интересовалась моей учёбой?! — срываюсь на крик я, после молниеносно натянув на себя лёгкую кофточку. — А сегодня вдруг с того ни с сего начала строить из себя заботливую мамочку и…
— Ты как вообще с матерью разговариваешь?! — даже не дослушав, перебивает меня эта сумасшедшая. Ну всё, моё настроение окончательно испорчено. И всё благодаря этой истеричке. — Мусор я вынесу сама, а ты живо начинай делать уроки! Ты как в следующем году ЕГЭ сдавать будешь? Или, быть может, я вместо тебя на экзамены пойду! Я что ли вечно всё должна делать за тебя? Обстирывать тебя, обглаживать, откармливать, теперь ещё и учиться? Ну уж нет! Живо переоделась и принялась за учёбу!
— А что, если я не хочу делать эти дурацкие уроки?! — грудь начинает неприятно побаливать. Меня всю трясёт. — Что, если я на самом деле хочу как можно скорее сдохнуть, лишь бы больше не «мозолить тебе глаза»?! — цитирую её же слова, которые она мне высказала прямо в лицо буквально пять дней назад. — Как же мне всё это надоело, — с тяжёлым выдохом выдаю я, когда мама с ошарашенной физиономией продолжает на меня пялиться, причём так, словно это я тут сумасшедшая, а не она.
— Только попробуй ещё хоть раз сказать что-нибудь подобное, и я тебя…
— Что ты?! — взрываюсь я, уже надев кроссовки и оказавшись около входной двери. Плотно сжимаю пальцами в ладони ключи. — Ударишь меня?! Снова? Прости, но мне надоело быть девочкой для битья, — я открываю дверь и выхожу в секцию.
— Ты куда это собралась, а ну-ка остановись! — следует за мной мама. — Мы с тобой ещё не договорили, стой, мерзавка! — вот как она обычно меня называет. Мерзавкой, а не дочерью. Дебилизм какой-то, вот ей богу. — Я не буду сдавать за тебя экзамены! Мне надоело выслушивать от всех учителей жалобы, ты мне надоела, неблагодарная ты тва… — к счастью, это последнее, что я слышу от мамы перед тем, как захлопнуть дверь прямо перед её носом, а позже сматываюсь из общежития куда подальше.
Я специально захватила с собой сто с чем-то рублей, чудом удалось накопить хоть такую сумму денег, если признаться честно. Этого вполне хватит, чтобы добраться до центра города на такси (да, перед смертью имею право не отказывать себе в роскоши), ведь там есть многоэтажные дома, с одного из которых я могу упасть, удариться об твёрдый асфальт, заснуть и больше никогда не проснуться. Таков мой план на ближайшие часы. И таким будет моё первое и последнее самоубийство.
Для того, чтобы окончательно расслабиться, я достаю из кармана пачку сигарет (которую мне вчера без каких-либо претензий продали в каком-то там небольшом магазинчике), из которой секундой позже беру одну папиросу, а ещё зажигалку. Уже зажжённую сигарету медленно преподношу к губам в предвкушении долгой затяжки, как вдруг мимо меня проходит какая-то бабулька (интересно, что она делает на улице в такое позднее время суток?!), прошипев:
— Ой, срамота-то такая! Совсем сдурела девка! Ещё и курить вздумала, ишь какая, взрослой уже стала?!
— А это не ваше дело, бабуля, так что идите куда шли, — на собственное удивление, слишком грубо язвлю я, после чего бабка мигом сматывается от меня куда подальше, перед этим ещё и недовольно фыркнув.
Сигаретный дым своим ядом разъедает пересохшее горло, и я блаженно прикрываю глаза, продолжая медленно идти вперёд. Очень красивое зрелище — когда едкий дым проходит сквозь ноздри носа и приоткрытый рот, вынудив меня в предвкушении новой затяжки блаженно затаить дыхание. Даже в такси я сажусь с по-прежнему недокуренной сигаретой, водитель не делает мне никакого замечания или наставления, что, мол, «курение вредит вашему здоровью». Конечно, если человеку хорошенько заплатить, то он и не на такое пойдёт. В современном мире всё обычно так и происходит.
Самое высокое здание находится прямо в центре города. В буквальном смысле, вот серьёзно. Насколько я знаю, там живут какие-то богачи, но не в этом суть. Я не должна отступать от своей цели. Только не сейчас, когда так близка к ней, когда стою на самом краю и смотрю только вперёд, восхищаясь красотой ночного города. Свежий ветер ударяет в лицо, я слегка морщусь, а когда начинаю терять равновесие, то делаю пару шагов назад. Ох, как же страшно! Ноги дрожат, глаза слезятся, ноги трясутся, а в горле застрял настолько большой ком, что его просто невозможно сглотнуть. Нет, я не могу этого сделать! Не могу себя убить! Здесь целых пятнадцать этажей, это просто… невозможно. Сердце бьётся гораздо быстрее обычного, боль в висках с каждой секундой только усиливается, мозг окончательно перестаёт работать, но из-за долбаного страха я не могу сделать больше ни единого шага вперёд! Ужас!
— Вспомни, как все тебя ненавидели, — говорю это вслух, тем самым словно мотивируя себя. — Как отец бросил тебя, когда тебе не исполнилось и месяца. Как мать оставляла тебя на попечение своему мужу, который постоянно избивал тебя, вспомни! — делаю шаг вперёд, ветер ласкает вспотевшую кожу шеи и заставляет мои распущенные волосы покорно следовать его направлению. — Как одноклассники постоянно издевались над тобой. Ты полное ничтожество, Рита! Тебе нет места в этом мире, просто нет, пора бы уже с этим смириться! — ещё один шаг. Остался последний, и тогда-то я точно упаду. Умру. Освобожу себя от оков столь тяжёлой и бессмысленной жизни. — Последний шаг, Рита, и ты будешь свободна. Никто не заплачет по тебе, потому что никто тебя не любит. Прощай, жизнь, — заключительный шаг — и я падаю вниз. Теперь-то точно это свершилось… окончательно и бесповоротно. Осуществилось моё главное желание за последние годы столь тяжёлой жизни. Я умерла.