Равноправие – это признание за каждым человеком права на уважение к его личности. И взрослый человек, и ребенок, и мужчина, и женщина – все должны быть равны.
Женщины издавна боролись за свое равноправие. Но только в конце 19 века они стали частью рабочей силы, и это послужило основой для последующих изменений в их финансовом положении.
Вообще, равенства в мире нет. Думаю, что его и быть не может. Но равноправие-то быть должно! В разных странах положение женщин неодинаково. Где больше, где меньше, но равноправие есть. И у нас оно имеется по Конституции. В последние годы появились даже женщины-министры. Есть летчицы, капитаны кораблей, космонавты. Их очень мало. Мне кажется, что у нас женщин «выдвигают» ради статистики, чтобы совсем уж не было обнуления. Я не представляю себе президентом России женщину. Ну, это все о «высоком». А как внизу? А внизу женское равноправие порой принимает уродливые формы.
Как-то на строительстве железнодорожного полотна я увидел очень красивую, тоненькую, изящную девушку. Она вручную пилила рельс. Да-да, она пилила рельс! Есть такое допотопное примитивное приспособление, которым обхватывается рельс и болтами к нему крепится. Вставленному ножовочному полотну с помощью длинного металлического рычага придается возвратно-поступательное движение. Таким образом, делаются запилы со всех сторон рельса, обозначая точное место будущего излома. После этого под рельс подкладывается любой упор, например, кусок бревна, несколько человек приподнимают рельс за один конец и роняют, бросают его вниз. Кусок рельса ровно, точно и легко откалывается по ножовочному запилу.
Я издалека наблюдал за девушкой, за ее изящными женственными движениями рук, которые двигали в вертикальной плоскости полутораметровый рычаг-трубу, перемещая ее туда-сюда на 15–20 градусов. Когда она закончила это ужасное пиление, к ней подошли еще несколько женщин. Они подняли тяжеленный рельс, затем дружно и одновременно уронили его. Кусок отломился. Он был точным по размеру, вставлен в рельсовый разрыв, сомкнув железнодорожный путь.
Все бы ничего, если бы эту ломовую работу выполняли не женщины, а мужчины. Даже им такая работа физически тяжела. А ведь женщины еще вручную рельсы укладывают, забивают мощные гвозди-костыли в пропитанные специальным едким химическим раствором шпалы. Так металлическими накладками прикрепляют, прижимают рельсы к шпалам. Вот такие женские бригады с бригадирами-мужиками еще совсем недавно в СССР подводили железнодорожные пути к строящимся заводам. Зрелище это, мягко говоря, не радует глаз. Масса огрубевших женщин с коричневыми от ветра и солнца лицами и руками, одетые в яркие оранжевые жилеты-безрукавки, выполняли каторжный труд. Сразу же вспоминаются репинские «Бурлаки на Волге» и некрасовское «этот стон у нас песней зовется». Но там – мужчины, здесь, страшно сказать, – женщины. Трудно поверить в то, что у этих огрубевших женщин могут быть мужья, дети, семьи. Каторжный труд не облагораживает человека.
Я познакомился с той девушкой, пилившей вручную рельс, помог ей перейти на более подходящую работу. Поэтому она еще не успела превратиться в грубую женскую особь. Ее маленькие изящные руки избавились от толстенных мозолей, а сама она вскоре стала счастливой женой и матерью.
Ну не женская это работа – рельсы укладывать. Такое вот у нас уродливое равноправие.
Строили завод. В цехе на первом этаже сделан бетонный канал, в который должны проложить трубы. Канал шириной метр, глубиной – полметра. Где-то прорвало водопровод, вода залила траншею. Дело было глубокой осенью, ударил мороз, вода в траншее замерзла. Немолодая женщина ломом раскалывает лед, мельчит его, а затем совковой лопатой выбрасывает из траншеи. А около стены на корточках сидят молодые мужики, травят анекдоты, гогочут. Я остановил прораба, показал глазами на сидящих мужиков и на женщину, одиноко тюкавшую ломом лед, и сказал: «Представь себе на месте этой женщины свою мать». Через полчаса, возвращаясь тем же путем, я увидел этих молодых людей лихо и с легкостью освобождающих бетонный канал ото льда. Женщины не было. Через год я с этим прорабом встретился на другой стройке, и он мне, между прочим, сказал: «До конца своей прорабской карьеры буду помнить эту женщину и никогда не допущу ничего подобного». Совершенно нормальный человек, просто он был так воспитан: женщина ли, мужчина ли – на стройке все равны. Вот такое равноправие.
Когда я, живя в Германии, вижу какие-то уличные работы, останавливаюсь и смотрю. На небольшой площадке скопление машин и механизмов разного назначения. Экскаваторы чуть ли не игрушечных размеров с шириной ковша от 200 мм и более. Маленькие бульдозеры. Весь механизм – это кабина, в которой размещается машинист, защищенный от ветра и дождя, и что-то внизу небольшое, миниатюрное по размеру. Сменные приспособления – ковши, ножи, долбежные зубья, ерши и др. Здесь же стоят разных размеров и мощностей агрегаты, утрамбовывающие песок или гравий; катки, станки для нарезки плиток, бетонных или керамических, машины с пневмоприсосками, подающие рабочему-укладчику уличные плиты или блок брусчатки – все здесь рядом, под рукой.
Смотрю на эту красивую слаженную работу, неторопливую, размеренную, и радуюсь немецкому умению и точности. Никаких наших кувалд, скарпелей, тяжелых отбойных молотков времен Стаханова.
Женщин среди этих работниц нет.
Лейпциг был одним из городов, где проводились матчи во время мирового первенства по футболу. Оставался месяц до открытия форума. Наблюдал, как реконструировали стадион. Никаких ночных работ, никаких рабочих суббот и воскре-сений, никакой штурмовщины, никаких преодолений преград и препятствий. Я диву давался, потому что все перечисленное для меня – это постоянные непреложные составляющие советских строек.
За неделю до открытия футбольного чемпионата мира стадион был готов, закончена перекладка трамвайных путей, подземных коммуникаций. На стройках не видел ни одной женщины. Это я про Лейпциг. О том, как в других городах Германии, – не знаю, но, говорят, так же.
Стройка есть стройка и работы на ней – самые разные и по квалификации, и по физическим нагрузкам. Подсобные рабочие выполняют работу тяжелую. Вообще, в России строительство – это отрасль, где труд совсем мало механизирован. Конечно, грузоподъемные механизмы применялись. Подача на этажи цементного раствора и бетона осуществлялась специальными нагнетательными агрегатами. Когда началась перестройка, сразу же стали привлекать строительные иностранные фирмы. Они принимали на работу наших рабочих, инженерно-технических работников. Россияне обучались передовым методам ведения строительно-монтажных работ. У нас, конечно, были замечательные организации, умеющие строить не хуже зарубежных. Но, во-первых, таких было мало, во-вторых, не было в достатке, как у нас говорят, малой механизации. А та, которая была, это примитивная техника, не соответствующая даже советскому уровню строительства.
Скоро четыре года, как я живу в Германии. Другой мир, другая страна, другие люди. Все другое. Сначала я дивился тому, что видел здесь, постепенно удивление прошло. Привык. К лучшему привыкаешь быстро. Но есть такие вещи, удивляться которым мне, россиянину, не привыкнуть.
Нет в Германии женского мужицкого физического труда. На дорожных работах женщин нет, на стройках – почти нет.
В России 8 Марта – это женский праздник. Женщин поздравляют, дарят цветы, подарки – кто какие может подарить. А женщины, как всегда, вкалывают на кухне, готовят своих мужиков к очередной попойке, жарят, варят, стряпают. Все гуляют без оглядки, а на следующий день с больными головами на работу кто куда: к станку, за письменный стол, в офис, больницу, школу и на стройку. Все равны. Равноправие.
В Германии тоже есть праздник 8 Марта. Его помнят с немецко-советских времен. Здесь знают и почитают основательницу праздника Клару Цеткин. Ее именем названы улица, трамвайная остановка и самый большой и роскошный в городе парк.
Замечательный праздник – День матери. Это теплый и нежный всенародный праздник без пьянства, без похмелья, с цветами, музыкой, гуляниями на площадях города, в парках, скверах, просто около кирхи. На улицах столы с чаем, кофе, бесчисленным количеством самых разнообразных сладостей.
Лейпциг – город цветов, их дарят женщинам во все праздники.
Множество цветочных магазинчиков, лотков. Очень популярны цветы в горшочках. Каждая семья, имеющая балкон, круглогодично ухаживает за цветами, демонстрирует их прохожим. Зима, кстати, не морозная, чаще всего позволяет это делать. Кто не имеет балкона, тот имеет прикрепленные к подоконникам узкие длинные пластмассовые цветнички – цветы обязательны. Они продаются-покупаются постоянно. В субботу торговля бойче, к праздникам цветы нарасхват. Если учесть, что праздников много, и к ним прибавить праздники религиозные, то цветочный ажиотаж беспрерывен.
Цветы и женщины неразрывны. Цветы доставляют радость всем. Мой друг Анатолий Андрианов живет в Москве. Он художник. Всю жизнь рисует цветы, которые в его картинах разъезжаются и разлетаются по всему миру. Талантливо написанный букет хочется потрогать рукой, кажется, что его акварель источает их аромат. Множество людей ощутили восторг и успокоение, воспоминания грустные и праздничные от цветов. В Лейпциге их море.
Есть в немецком женском равноправии и темные пятна. Как и мужчины, они уходят на пенсию в 65 лет. Работу им найти сложнее, чем мужчинам. И работают на износ. Рабочий день больничной медицинской сестры расписан поминутно. Сфор-мулирован перечень работ на всю смену. График выполнения задания составлен так, что исполнение его требует, обязывает медсестру передвигаться по отделению полубегом. То есть, если она будет переходить от больного к другому больному, от палаты к другой палате не спеша, не полубегом, то она ни в коем случае не успеет до конца смены выполнить свой объем работ.
В школе нам рассказывали о проклятом капитализме и о системе выжимания пота. Все здесь так и есть, и это в полной мере касается женщин. Я что-то не припомню, чтобы наш рабочий класс «потел». Отсюда у нас немыслимо низкая производительность труда и нищета, у них высочайшая производительность труда и зарплата, обеспечивающая достойную жизнь и беззаботную старость.
Вот она – разница между социализмом и капитализмом.
Моя племянница Ира Цверина жила на Украине, работала главным инженером на заводе торгового оборудования в городе Кривом Роге. Двое детей и тесная квартирка в доме-хрущевке. Еле концы с концами сводила. А нагрянувшая «самостийность» и перестройка обрекли семью на вымирание. Сейчас она в Израиле и не главный инженер завода, а паяльщица ЧИПов в приборы. Работает много и тяжело. Зато живет в прекрасной квартире, вырастила детей, довольна, не хочет быть советским главным инженером. Там тоже женщины вкалывают с мужчинами наравне.
Женщины в Германии не ждут свою очередь по устройству детей в ясли или детский сад. Места есть, условия замечательные, там всегда ждут детей, потому что это работа, а это значит – деньги, и, соответственно, нормальная (хоть и неспокойная) жизнь. Когда-нибудь равноправие в России станет таким, каким оно должно быть по Конституции. И тогда женщин в правительстве будет половина и президентом будет женщина; тяжелый физический труд исчезнет, женщины будут чаще улыбаться, потому что они станут по-настоящему счастливы и равноправны.
Скорее бы…