Алла давно уже свыклась со своим имиджем, если можно так про это её увлечение сказать, «собачницы». Сколько себя помнит, она всё время занималась воспитанием собак, сначала просто из любви к братьям нашим меньшим, а потом и, уверенно об этом заявляю, по призванию. Пройдя курсы дрессировки собак, она увлеклась своими питомцами настолько, что уже и не мыслила свою жизнь иною. Так получилось, что не нашла своей половинки, и теперь её семья – это любимица Шера и мама. Совсем недавно у неё были сразу две овчарки Ларс и Дофина. Ларс был крупный «восточный европеец», умный, послушный, почти «человек». Алла повелевала им жестом, шёпотом, взглядом, можно даже сказать – мыслью. Ларс выполнял её команды точно, отчётливо. Он и на выставках участвовал довольно успешно. Дофину Алла взяла незадолго до кончины постаревшего Ларса и воспитала её такой же умелой умницей. Но, что поделаешь, жизнь скоротечна: не стало Ларса, Дофина не много его пережила
Зима что-то запаздывает, конец декабря – и ни снежинки. Шера обследует комли деревьев, густо растущих вдоль лесной тропинки. Зелёная трава, тёплый влажный воздух настроили на весеннюю волну эмоций и воспоминаний. Вдруг Шера насторожилась, алертная стойка её не сразу привлекла внимание Аллы: мало ли что Шера там учуяла. Но вот со стороны ручья, что протекал по дну глубокого лесного оврага неподалеку от тропинки, послышался пронзительный душераздирающий крик. Алла резко остановилась и испуганно глянула в ту сторону. Шера вытянула шею, сделала шаг, другой и стремглав, бросилась туда, откуда только что прозвучал этот звук отчаяния и катастрофы. Алла побежала вслед за ней, продираясь сквозь голые ветки деревьев. Мелькнула мысль: «Ты куда, а вдруг там бандиты? Но там Шера, вперёд, быстрее!» Крик прекратился, послышалось теперь уже членораздельное, хотя всё ещё и отчаянное, мяуканье. Вот и ручей. Шера из воды тащит зубами за загривок котёнка, махонького, мокрого, беспомощного. Он уже не кричит. А сперва это был именно крик, не кошки, не собаки, но крик существа, не желающего умирать, цепляющегося всей своей плотью и сутью за пространство, за воздух, за бытие вокруг: «Жить!, Жить! Жииить!!!»
Алла вынула из пасти Шеры котёнка, дрожащего, беспомощного, почти голого, с не совсем ещё созревшей шёрсткой, голого пред этой безжалостной суровой действительностью вокруг, сняла свою шапку, положила в неё дрожащий комочек, завернула ещё и в шарфик и быстрым шагом, почти бегом, ринулась по направлению к домам на опушке леса.
- Шера, за мной!
Шера и так не отступала ни на шаг. Она вертелась под ногами Аллы, то забегая вперёд, то сбоку, вставая на задние лапы, поскуливая и задирая голову, стараясь непременно узнать: «Ну что там, живая, как она?!»
- Шера, не мешай, вперёд, быстрее!»
- Что это? Опять?! – встретила Аллу мама, открывая дверь на длинный и тревожный звонок.
- Мама, молчи, это «манна небесная», быстренько таз с тёплой водой. И грелку!
И началась санобработка. Купание, расчёсывание, поиск блох и налипшей на шерсть гадости. И вот уже, закутанный в пуховый мамин платок, под одеялом, с грелкой под боком, котёнок тихо посапывает, закрыв глаза всё ещё подрагивающими вибрисами.
- Мама, кто-то утопил котят. Этот всплыл. Орал «во всю ивановскую». Шера вытащила. Что ты ворчишь? Мне тоже утопить, что ли?! Вон Шера, настолько кошек не любит, а вытащила…»
- Думала – отдохну малость от твоих собак, извини Шера, это не о тебе, а тут опять… - продолжала ворчать мама.
Котёнок ожил. Сначала неуверенно, но со всё большим аппетитом Манна (так пока и зовут котёнка) вкушала подаваемый размятый пальцами Аллы корм. Шера сидела рядом, изображая явное равнодушие к новому постояльцу квартиры, всем своим видом показывая, что ей, мол, всё равно, кто тут вот отнимает у неё внимание любимой хозяйки.