10
Когда за родителями закрылась дверь, Анна облегченно вздохнула. Поехать ей хотелось, но что бы она там делала? Между ровесниками надоело быть белой вороной, так ещё старикам бы глаза мозолила. У них свои разговоры, свои интересы. Максим с женой? Вот именно, с женой, им и вдвоем хорошо.
Только отец и понимает её. С ним как-то забываешь, что ты калека и чувствуешь себя нормальным человеком. Она вспомнила, как уговорила его вернуться к цементу, как он медленно ехал и улыбнулась: ну, хитрюга папка! Не был, значит, уверен, что цемент накроют, и тянул время.
Но улыбка тут же исчезла с её лица. Отец – это отец. А остальные своим идиотским вниманием постоянно напоминают, кто ты и что ты. Даже Денис…
В детстве было легче. Сверстники поступали жестоко, но никогда не кривили душой, дети этого не умеют. Когда её дразнили, она плакала, царапалась, бросалась на обидчиков с кулаками - защищалась как могла. Заботясь о здоровом потомстве, природа старается от заморышей избавиться. С «хромой», «калекой», «кульгавой» никто не хотел дружить и, может быть, её бы запинали, затоптали, если бы не заступничество взрослых, к кому она приходила жаловаться и плакать, уткнувшись в их коленки.
И всё-таки тогда было легче. Жестокости других можно противопоставить собственную жестокость, можно бороться. А как бороться с жалостью, которая обволакивает тебя, как липкий туман? Как защититься от «всё понимающих» взглядов, куда деться от этих «Аннушка» и этой предупредительности окружающих? Где те коленки, у которых можно найти утешение? Тогда ей говорили: «Успокойся, ты хорошая, а они плохие» - и она верила и успокаивалась.
Сверстники выросли, и теперь уже не дразнятся. Им ещё в детстве внушили, что дразниться нехорошо, надо наоборот, жалеть слабых и помогать им. Так они и делают.
Но боже ж ты мой, лучше б они дразнились!
Анна упала на подушку и заплакала. Теперь это было единственной защитой от всех получаемых ударов. Только подушке могла она выплакать свое горе, выплеснуть свои обиды, чтобы освободить место для новых.
Зазвенел телефон; один раз, потом через некоторое время ещё, но это были сигналы из того жестокого мира, в который ей не хотелось. Она ещё не выплакала свои обиды и подождите вы там с новыми.
В последнее время она плакала часто. После слез ей становилось легче. Она отрывала голову от подушки, смотрела затуманенными глазами на окружающие предметы. Это шкаф с книгами, это сервант, это стол… А это она. И гладила занемевшую сухую ногу. Вставала, шла в ванную, умывалась холодной водой и долго смотрела на себя в зеркало. Если не считать покрасневших заплаканных глаз, то она недурна. Такой физиономии позавидуют многие девушки. Чего же ты ревешь, дура? Нога? А что нога? Ходить ты можешь, руки целы, серое вещество работает - что тебе ещё нужно? Тебе не нравится, как на тебя смотрят? А ты не преувеличиваешь? Никак особенно и не смотрят, нужна ты кому-то. Люди как люди. Как им на тебя смотреть? Смотрят, как на хромого человека и всё. Кому-то жалко тебя, кто-то радуется, что сам не такой – всё это естественно. Есть вообще без обеих ног – и живут. Развела бурю в стакане, истеричка несчастная!
Из глубины зеркала виновато смотрела симпатичная девушка с заплаканными глазами и обещала, что этого больше не будет…
Но сегодня было не так. Если раньше душа как бы очищалась и заполнялась ярким светом, то теперь она хоть и очистилась, но не заполнилась ничем, в душе было пусто.
Опять зазвонил телефон. Анна посмотрела на аппарат, увидела виноватые глаза Дениса (его, конечно, волнует вчерашнее) и отвернулась.
Телефон звонил долго, настойчиво, будто удивлялся: ты же здесь, подойди. Но она не подошла, и он обиженно затих.
Ничего вчера не было и ни в чем Денис не виноват, - подумала Анна, вызывая в памяти сцены вчерашней дискотеки. Они стояли с Юлей и разговаривали, и тут она увидела, что Юля беспокойно зыркает по залу. Действительно, где же Денис? Танец давно кончился, и обычно он сразу подходил к ним, а потом снова приглашал Юлю или Оксану. Чаще Оксану, потому что Юля была некрасивой, её никто не приглашал, и Анне с нею было удобно: всё же неприятно девушке стоять на танцах одной. Это их и сблизило. Не будучи подругами, на танцах они искали общества друг друга. Это было удобно также Оксане и Денису: они могли танцевать вместе или порознь, не испытывая неловкости, что оставили кого-то одного. Но вот уже и Оксана стояла рядом и тоже спрашивала глазами, где Денис, и смотрела по залу.
Анне стало неприятно не то, что нет Дениса, а то, что забеспокоились подруги. «Какое ваше дело? – хотелось ей сказать. – Покурить пошел. Или он должен и в туалет отпрашиваться?» Но по тому, как обе поглядывали в одном и том же направлении, Анна поняла, что Денис в зале, и посмотрела в ту же сторону. Денис что-то увлеченно рассказывал симпатичной блондинке. «Ну и что? Уже ни с кем ему и поговорит нельзя?»
Подошел сияющий Денис.
- Ты что же нас оставил? – сделала к Анниному неудовольствию выговор Юля.
- Не маленькие, - засмеялся Денис. - И Анне понравилось, что он ничего не стал объяснять. А то ведь мог сказать, что бывшую одноклассницу встретил или ещё что-нибудь в этом роде.
На танцы они ходили редко. Денис понимал, что ей здесь будет скучно и никогда не предлагал. Анна же, зная, что он любит танцевать, доказывала, что ей очень хочется послушать музыку и зря он считает, что ей не интересно. Так, соревнуясь в великодушии, они всё же изредка сюда приходили, и тогда присоединялись к Юле и Оксане.
Зазвучал новый танец. Денис потрепал на груди рубаху.
- Душновато. Может, уйдем отсюда? – предложил он Анне.
- Почему? Такая музыка…
- Ну… я тогда потанцую?
- Конечно.
В танцующей толпе раза два мелькнули меж голов его каштановая прическа, а рядом белые волосы той же блондинки.
***
К этому вечеру Анна готовилась уже несколько дней, многократно «прокручивая» его в мыслях. Сегодня она хотела сказать Денису о своей беременности. Но не скажешь же это как «здрасьте!» Они пойдут на дискотеку (ей хотелось сделать ему приятное), потом будут гулять, сидеть, обнявшись, в детсадовской беседке. И она ему скажет… А он… Как поведет себя он, Анна не знала. И вот они шли после танцев своим обычным маршрутом, она молчала, видела его с той блондинкой, и ей казалось, что Денис что-то должен объяснить. Но он, похоже, об этом и не думал, болтал о всякой ерунде и даже не замечал её настроения. Нет, она не унизится до того, чтобы спрашивать. Но ещё через минуту неожиданно для себя спросила:
- А кто та девушка в розовом?
- Инка? Белая такая, да? Инка. С энергостроительного. Она хорошо танцует. Я же с нею всегда танцую, ты разве не замечала? Она, правда, была красная, а сейчас белая. Да, так вот он и говорит… - И продолжал досказывать забавную историю.
Ну вот. А она, дурочка, чего только ни передумала. Она действительно никогда не присматривалась, с кем он там танцует, но сейчас припомнила, что раньше видела с ним какую-то девушку с красными волосами.
Но настроение не улучшилось. Она не могла простить себе вопроса, хоть он его, кажется, и не заметил.
Ещё выходя из дома культуры, Анна решила, что никакой беседки не будет – домой. И находясь у детсада, Денис сказал:
- Ты разве не хочешь посидеть в нашей беседке? Пойдем, - и потянул её за руку.
- Не тяни, пусти руку. Ну, Денис!..
- Да ты чего?
- Ничего. Поздно уже.
Последние слова она произнесла неуверенно. В глазах Дениса было такое искреннее недоумение, что она подумала: «Да что это я? Ничего же не случилось. А сказать всё равно когда-то надо, иначе с ума сойдешь». И когда он, почувствовав эту неуверенность, снова взял её руку, она не сопротивлялась.
Тишина. Спят грибки, песочницы, качалки, потому что их маленькие хозяева тоже спят. Она ходила в другой садик, а когда переехали сюда, то была уже большая.
- Ты помнишь, как ходил в садик?
- Плохо.
- А я хорошо помню. Наверное, потому, что меня дразнили…
Денис обнял её за плечи и прижал к себе. И ей стало приятно, что он её понял. Он добрый. «Но как же сказать?»
- Денис… - Он ждал, весь внимание. – А если… если у нас будет ребенок?
Она обрадовалась, что нашла вдруг эту некатегоричную форму вопроса, не подозревая, что когда-то именно так спросила у отца её мать…
- Ребенок? Да ты что! - Он прижал её крепче и поцеловал. – Мы сами ещё дети. Гм… ребенок ты мой!
- Анна никак не ответила на поцелуй. Она смотрела на стойку беседки, к которой был привязан красный поясок. Наверное, кто-то из ребятишек потерял, его привязали и забыли…
- Аня, ты… ты, может, чего-то не договариваешь?
…а потом девочку забирал папа и, конечно, не обратил внимания, что она без пояска. Денисова рука на ее плече то напрягалась, то ослабевала. Она сделала движение, чтобы освободиться от неё, но рука не соглашалась.
- Аня, почему ты молчишь? Если ты действительно забеременела, то … конечно. Аня?
- Я сказала «если».
…Дома мама спросила у дочки: «А где поясок?» А малышка посмотрела – нет пояска, и развела руками: «Потеряла…» - «А голову ты не потеряла?» Малышка притронулась пальчиками к ушам: «Нет, не потеряла!» Мама засмеялась и поцеловала дочку…
- Но ты мне правду скажи.
- Какую правду? Что ты так разволновался?
- Ничего я не разволновался. Ты спросила – я ответил. Но я хочу знать, ты просто так спросила или…
- Я просто так спросила.
- Не перебивай. Это разные вещи. Он наконец убрал руку. По-моему, нам рано заводить ребенка. Куда мы с ним, к предкам? Невелика радость. Поэтому я так сказал. Но одно дело, если ты просто спросила, и совсем другое, если так и есть. Почему ты не хочешь меня понять?
- Я тебя поняла.
- Аня, ну зачем ты так? Будет ребенок – значит, поженимся. Но мне не нравится, как ты разговариваешь. Подозреваешь… - Он снова обнял её. – Аня, ты же знаешь, я люблю тебя, ну?.. А ты обиделась.
- Никто не обиделся.
- Я же вижу. – Денис хотел её поцеловать, но она увернулась. – Обиделась. А чего обижаться?
- Пойдем, Денис, домой, уже поздно.
Анна поднялась и вышла из беседки. Он пошел рядом. Обычно она брала его под руку, и он приспосабливался под её неровный шаг.
Сейчас она полжизни отдала бы за то, чтобы пройти нормальной человеческой походкой; никогда она не казалась себе такой жалкой. Он её, конечно, ненавидит: эта калека нарочно забеременела, чтоб женить его на себе. Прикосновение его руки словно обожгло.
- Не надо, сказала она, - мне так удобней.
В подъезде она все-таки позволила поцеловать себя и ждала, когда он уйдет. Ей не хотелось, чтоб он видел, как она поднимается по лестнице. А он не решался уходить первым, первой всегда уходила она.
- Иди, Денис, спасибо, что проводил.
- Я позвоню тебе.
Хорошо, что никого не оказалось дома; она упала на кровать и вдоволь наревелась. Потому так мало у неё сегодня слёз.
***
И вот теперь она сидела и всматривалась в свою пустую душу. Конечно, это он звонит. И ясно зачем. Ему надо точно знать, «просто так» она сказала или нет.
А впрочем, чего ты ожидала? Что он, как в кино, потеряет дар речи и будет смотреть на тебя восторженными глазами? Тебя и саму не больно радует случившееся. Не маленькая, могла бы и догадаться, что от этого дети бывают. Хорошо ещё, что звонит, другой забыл бы, что ты существуешь. По крайней мере, не стал хитрить, сказал, как думает.
Но тут же вспомнились слова : «Куда мы с ним, к предкам?» Подумаешь, трагедия! Уехали бы по распределению вместе, получили бы какой-то угол. Нет, будь она здоровой, он бы вёл себя иначе, боялся бы потерять. А так – не велика потеря.
Вешаться ему на шею она не будет.
А почему решила, что вешаться? Вот он звонит, значит, хочет что-то сказать. Ты же думаешь, и у него было время подумать. Вчера – это вчера, а утро вечера мудренее.
Ничего не мудренее. Вчера он сказал то, что думал, а сегодня может сказать так, как повелит совесть. А повеление – это всё равно принуждение. Другой тебя заставит или ты сам – какая разница.
Там одна мамочка чего стоит. Она ни за что не разрешит сыну жениться на ней. Маргарита Сергеевна… «Аннушка, Аннушка!», а сама съела бы тебя. Как же! Единственное дитя, и приведет в дом жену калеку. У которой и дети будут ненормальными.
Ненормальными? Её так пронзила эта мысль, что она вскочила и заметалась по комнате. Почему дети-то? Нет-нет, этого не может быть…
Ей стало душно, и она вышла на балкон. В глубине двора цвел огромный каштан. Анна посмотрела вниз. Везде бельевые веревки, на некоторых бельё, а в самом низу цветы на клумбе. В газете описывали случай: с балкона упал трехлетний мальчик и благодаря этим веревкам остался жив. Наверное, упал в цветы. А если бы как-то неловко оттолкнулся, то мог упасть аж на тротуар. Господи, о чем она думает? Какой мальчик?
Анна ушла с балкона, нажала по пути кнопку телевизора и стала ходить по комнате. Там, на балконе, что-то такое промелькнуло, чего она не успела понять, и теперь старалась вспомнить. Когда она смотрела на веревки, цветы, асфальт и видела спасшегося мальчика, что-то в её мыслях вспыхнуло странным светом. Но что именно? Нет, не вспоминалось…
Прорвавшийся вдруг звук телевизора испугал. Она забыла, что включила его, и теперь подумала: пусть, надо чем-то отвлечься. Села в кресло и приготовилась смотреть.
Шел незнакомый фильм. Героиня была похожа на Маргариту Сергеевну, но она не сына женила, а, кажется, сама выходила замуж. А сын мешал.
Почему это все мешают друг другу вместо того, чтобы помогать? Она вот мешает Маргарите Сергеевне, а её будущий ребенок мешает Денису. Ребенка ещё нет, а он уже мешает.
«Входите, Аннушка, входите. Очень приятно, очень! Сын мне о вас рассказывал. Денисик, что ж ты стоишь, помоги гостье раздеться». Так она впервые познакомилась с Маргаритой Сергеевной и с каждым разом, а была у них трижды, Маргарита Сергеевна становилась всё вежливее и ни разу не сказала ей «ты».
Фильм закончился. Анна так и не поняла толком, о чем он был, но мелькавшие на экране фигуры всё же немного отвлекли. Настроение как-то переменилось.
Она снова вспомнила свою поездку с отцом и не поверила, что это было каких-то два часа назад. Будто в прошлом веке. Какая всё-таки интересная штука – время! То пройдет год и не заметишь, куда он делся, а то вдруг день покажется, как жизнь.
Может, она что-то перепутала? Неужели действительно была с отцом у памятника сегодня? Значит, так: приехали, пили чай, она ещё чуть не сорвалась, когда отец заикнулся «пригласить друга», потом родители уехали, а она упала на свою любимую подушку. И Анна ощутила голод. Ей захотелось просто съесть кусок колбасы с хлебом.
Ела и думала: как переменчиво настроение! Ей было хорошо, и она никак не могла понять – почему. Ничего же за последние минуты не изменилось. Проблемы, из-за которых она ревела, остались, а настроение стало другим. Значит, или твои проблемы – не проблемы, или они всё же проблемы, но видишь их иначе. Но тогда какой же взгляд правильный?
После еды захотелось пить. Открыла лимонад и выдула почти всю бутылку. Посмеялась над собой: теперь есть чем реветь до утра!
Но реветь не хотелось. Если бы сейчас зазвонил телефон, она бы взяла трубку и сказала: «Здравствуй, Денис. Всё нормально. В кино? Давай. В девятнадцать тридцать? Хорошо. Встретимся у кинотеатра».
Но почему всё-таки у неё изменилось настроение? Ей очень хотелось понять этот механизм. Говорят, надо держать себя в руках. Так вот если бы знать, за что держать! Ладно, допустим, не удержала себя, разревелась. Но она не может сказать, что потом «взяла себя в руки», это произошло само собой. Вот только там, на балконе… что-то вспыхнуло, промелькнуло… Она напрягла свою память – нет, тот свет не возвращался. Но ей чудилось, что именно после него ей стало легко.
Ладно, решила она, с этим хватит. Она сказала родителям, что будет заниматься, вот и надо заниматься.
Она обложилась конспектами, книгами. «Столько времени потеряла, дурочка», - пожурила сама себя.
***
Уф! Устала. Прокорпела над книгами несколько часов. Зато, наверное, жуть как поумнела! Посмотрел на часы. Да, четыре часа просидела. И без перекура. Начать снова курить, что ли? Она уже пробовала, чтоб не отставать от девчонок, но натолкнулась на бурное сопротивление матери. Молодец мама. И не стоит начинать. Девчонки пофорсили, а теперь и рады бросить – не могут, удивляются, как она бросила. И пьют, чертовки, здорово. На танцы без вина не ходят. «Это, - говорят, защитная мера, а иначе с партнером разговаривать невозможно – так от него прет спиртным». Будущие молодые специалисты, елки зеленые! А что? Жила бы в общежитии – и она бы, наверное, пила. Все культурные мероприятия настолько заорганизовали, что на них никто ходить не хочет. Чуть ли не каждый студент отвечает за какой-нибудь сектор. Так расчертили весь жизненный круг на бесчисленные секторы, что никакого просвета, одни линии рябят в глазах, спотыкаешься о них, и невольно хочется выбраться за этот круг. Но если тебя за ним засекут, то будешь объясняться на комсомольском собрании. А перед кем объясняться? Перед теми же, кто сами ошиваются за этим кругом, но которых ещё не поймали – комедия!
Однако, Денис мог бы позвонить и ещё раз. И Анна посмотрела на телефонный аппарат, напомнивший вдруг лицо тупого исполнителя. Точно! – удивилась она. Узенький лобик, массивный подбородок, круглый рот с цифрами, готовый позвать любого, кого прикажут. Приказать, что ли? Она не видела сейчас ничего страшного в том, что позвонит сама.
Подошла и набрала номер.
- Вас слушают.
«Господи, и тут это «Вас».
- Здравствуйте, Маргарита Сергеевна, это я, Аня. Денис дома?
- Денис?.. Его нету, Аннушка, куда-то ушел. Что ему передать?
- Нет, ничего, Маргарита Сергеевна, я…
Короткие гудки… Не успела даже закончить фразу. Неловко как-то, подумает, что бросила трубку. Анна нажала на рычаг и хотела набрать номер ещё раз, но остановилась. Перед гудками она слышала в трубке шум и вроде другой голос… Значит, что-то у них т а м.
Телефон гудел, напоминая, что готов служить. Не надо, спасибо… Её смущал тот шум, который она слышала перед гудками. Она была почти уверена, что слышала голос Дениса, отдаленный и неясный.
Остальное дорисовало воображение. Денис, значит, был дома, услышал её имя и поспешил к телефону. И тогда мать нажала на рычаг. Теперь Анна вспомнила и другой момент. Когда Маргарита Сергеевна переспросила: «Денис?..» - была еле заметная пауза, означавшая, значит, «звать или не звать?» Боится, выходит, невестушку, как чуму…
Начав фантазировать, Анна уже не могла остановиться. Сейчас, конечно, скандал в благородном семействе, подумала она.
«Как ты могла, мама?!" – Это Денис.
«Нет у тебя мамы! – кричит Маргарита Сергеевна. – Иначе бы ты так не делал. За что ты меня мучаешь? За что?! – И плачет. Немного успокаивается и продолжает: - Сынок, ты же ещё ничего в жизни не понимаешь. Она калека. Ты ослеплен своим великодушием и не видишь дальше сегодняшнего дня. Это ослепление пройдет. А что останется? Неужели тебе мало нормальных, здоровых девушек? Сынок?»
«Я люблю её, мама», - говорит Денис.
«Боже мой! Что ты можешь в этом понимать. Не подходи к телефону! – И Маргарита Сергеевна заслоняет аппарат собственным телом. – Сядь, Денис. Сядь и послушай свою глупую мать».
Денис послушно садится, всем своим видом показывая, что это бесполезный разговор.
Анна ходит по комнате и прислушивается, что скажет «глупая мать».
«Денисик…»
« Не называй меня Денисиком!» - вскакивает Денис.
«Сынок, успокойся, успокойся, ради бога, я не буду так называть».
Денис не садится, он ходит; три шага туда, три шага сюда.
«Ты пойми, что жизнь одна. Это все знают, но не сразу понимают. Я ничего плохого об Ане не скажу («Первый раз в жизни назвала Аней, - удивилась Анна. – А то всё Аннушка, Аннушка!») Она, я надеюсь, хорошая девушка, и родители у неё хорошие. Но ведь она калека…»
«Мама, выбирай, пожалуйста, слова!»
«Сынок, я мать, и как всякая мать хочу своему сыну добра. Пойми же: пройдет немного времени, и ты на её хромоту будешь смотреть совсем иначе, невольно будешь сравнивать с другими женщинами и терзаться. А такие люди бывают очень обидчивы, поверь мне, я видела таких людей на своём веку, с ними тяжело, они могут усмотреть обиду там, где здоровый человек её и с огнем не сыщет. Тебе всю жизнь надо будет говорить и оглядываться. Ты устанешь сам и измучаешь её. Хватит ли у тебя сил?»
Анна увидела, что Маргарита Сергеевна пожалела о последних словах: не надо было затрагивать самолюбие юноши.
«Ты, мама, обо мне не беспокойся. И не надо нагромождать страхов и уговаривать меня, как ребенка. Я уже не маленький».
«Я не нагромождаю, сынок. Просто хочу тебя предостеречь. Не надо торопиться, подумай. Я уж не говорю о том, что жена должна быть моложе мужа хотя бы года на три-четыре. Я одного прошу: не наделай глупостей. Я знаю, как вы сейчас смотрите на некоторые вещи и не поставь себя перед фактом… ты понимаешь, о чем я говорю».
«Опоздала, мама. У нас будет ребенок». – Денис перестал шагать и стал у окна спиной к матери.
«Змея… - прошептала она одними губами, Денис даже не услышал. – Господи, за что?» - И забилась в истерике, точь-в-точь, как сегодня она, Анна.
Денис оглянулся, подошел к матери и положил ей руку на плечо.
«Успокойся, мама. Ну, что ты? Будет у тебя внук, маленький Денисик…» - Он попробовал пошутить.
Но мать забилась ещё сильнее, хотела ему что-то ответить и не смогла, только губы дрожали. Косметика на её лице размазалась (Маргарита Сергеевна жила без мужа и следила за собой), на неё было жалко смотреть.
Анна ходила по комнате и ждала, пока успокоится Маргарита Сергеевна. Удивительно, но она не чувствовала к ней никакой вражды. Она всегда представляла её глупой и манерной куклой и не ожидала, что разговор с сыном будет именно таким. Анна только обиделась, когда Маргарита Сергеевна назвала её змеёй, но и это готова была ей простить: кто знает, как бы она сама поступила на её месте…
Ей больше не хотелось думать, чем там у них кончится. Телефон молчит, значит, Денис там, возле матери, это и понятно: он сын, и был бы плохим сыном, если бы поступил иначе. Тот, кто плачет, всегда прав. Со смехом спорить можно, со слезами спорить жестоко. Если сейчас придет Денис, и она, Анна, расплачется, будет тоже права, Денис не станет спорить и женится на ней. А потом? Нужна ли ей такая правота? А ему? А ребенку, который будет у них?
Ребенок… У Анны стеснилось дыхание, всё закрыл розовый туман. Крохотный мальчик медленно летел на бельевые веревки и тянул к ней руки. Она бросилась за ним, но слишком сильно оттолкнулась и вспыхнул яркий свет – это она ударилась головой об асфальт… В абсолютной тишине медленно, как тополиная пушинка, спускался мальчик и лёг на чьи-то руки. Вокруг неё собрались люди и что-то говорили, говорили, но она видела только шевелящиеся губы. Подошел мужчина с ребенком на руках. Одна ножка у ребенка была синяя. Этим мужчиной был Денис. Он сказал: «Она хотела спасти мальчика, и потому не уберегла себя». Остальные закивали головами, и губы их по-прежнему шевелились, но голосов она не слышала…
Анна открыла глаза. «Так вот что это был за свет там, на балконе, - подумала она, всё ещё видя себя распростертой на сером асфальте. – Неужели это та самая мысль, которую она так мучительно искала?»
Её глаза смотрели в пустоту. Сначала в этой пустоте возникла крохотная точка, но вот точка стала расти, расширяться, и на Анну уже лавиной двигались голубые волны; она с восторгом бросилась им навстречу, они подхватили её, сделали невесомой и унесли в беспредельность. Она качалась на теплых волнах и смотрела на летящий вдалеке голубой шар. Маргарита Сергеевна! А я ведь вас не боюсь… Вы не хотели назвать меня Аней? Ну что ж, я не напрашиваюсь. Денис! Я люблю тебя, Денис, но я же вижу, как тяжела тебе моя любовь. Не переживай, пожалуйста, и будь счастлив, мой дорогой, о нашем ребенке я позабочусь сама…
А волны были мягкие и теплые и уносили её всё дальше и дальше. Спасибо тебе, Природа! Кто сказал, что твои законы жестоки? Нет, ты добра, ты никому не отказываешь в праве выбора…
***
«Представь себе, что ты попала на бал. Смотри, как интересно вокруг! Вот шумная компания парней и девчонок – они идут с гитарой и поют песни. А вон там у леска люди меняют декорацию: срубили деревья и ставят на их место высокие дома, похожие на спичечные коробки. Тебя что-то смущает? Но это же не обычный бал, не тот, на котором танцевала Наташа Ростова. Здесь люди поют и танцуют… - как бы это сказать? – без отрыва от производства. И, пожалуйста, не хмурь бровей! Это бал, а твоя грустная физиономия мешает веселиться другим. Пойми одно: надоест – в любое время можешь уйти».
Так говорила себе Анна и вспомнила, как однажды была в кино. Фильм оказался таким бездарным, что пока досидела до конца, вся изнервничалась. Вышла больная: ну как можно выпускать на экраны такой брак?! Это же всё равно, что продавать тухлые яйца.
А потом приспособилась. Если тебе всучили негодный продукт, это ещё не значит, что ты должна его есть – выбрось! Так и делала. Если художественный фильм оказывался не художественным - выходила из зала. Это, правда, доставляло некоторое неудобство рядом сидящим, но что же делать, если нет сил смотреть халтуру! Нет, когда можно уйти – это хорошо.
Зазвенел телефон, и она быстро подошла к аппарату.
- Да.
- Аня, ну где ты ходишь? Я тебе целый день звоню.
- Здравствуй, Денис. Ты откуда?
- Из автомата, бродил по улице…
- Как себя чувствует мать?
- Лучше. А почему ты спрашиваешь?
Денис предложил пойти в кино, и она тут же согласилась.
И ей было странно с вопросом о матери. Она спросила потому, что видела Маргариту Сергеевну расстроенной, и лишь потом сообразила, что видела это в своём воображении. А он сказал «лучше». Выходит, примерно так и было?
Денис уже сидел на лавочке. Когда успел? Она же всегда собирается по-солдатски. Вид у него немного виноватый и вопрошающий: не обижается ли она? «Нет, Денис, я не обижаюсь».
- Что хорошего ты высмотрел на афишах?
- Много есть чего. В Летнем идет один закордонный боевичок, но это далековато.
- Почему далековато? Пойдем! – Анна бодро взяла его под руку, и он удивленно посмотрел на неё. «Не жалей меня, Денис, пойдем! Я сама кого хочешь пожалею!» - ответила она улыбкой на его взгляд.
Всю дорогу Анна говорила, смеялась, шутила и видела, что Денису это непонятно.
- Ты сегодня какая-то особенная, - сказал он.
«Так ведь бал! На балу грустить не положено», - хотелось ей сказать, но она опять только улыбнулась: бал - это её тайна.
- Особенная? Так ты посмотри, какой вечер особенный! – Они шли мимо поющего фонтана, подсвеченного разноцветными огнями.
– Давай немного послушаем.
Денис посмотрел на часы.
- В кино можем опоздать.
- Тогда пошли.
В парке тоже звучала музыка. На летней эстраде выступали самодеятельные артисты. На аллеях было светло, чисто, масса гуляющих. Суббота! Единственное неприятное – много пьяных.
- Денис, ты не будешь пьяницей?
- Пьяницей? Почему пьяницей?
- Ну… посмотри, сколько их.
- Ты как спросишь что-нибудь, - покачал он головой.
- Так будешь или не будешь?
- Я по другому профилю.
- Они, наверно, тоже не собирались идти по этому профилю.
- Не знаю. Никто им в глотку не заливает.
Казалось, что многие пришли на бал с единственной целью: напиться. Или цель была другая, и переориентация произошла на балу? Тогда кто виноват: они сами или распорядители бала?
Свинья болото найдет.
Разве бал – болото?
Ладно, будешь много знать – скоро состаришься – так говорила ей когда-то в садике няня, которую она донимала своими детскими вопросами.
На экране бушевали страсти. На одном полюсе была любовь, на другом – деньги и власть. Кто кого. Сверкали глаза и пули, лились музыка и кровь. Любовь умирала, но побеждала.
Валяйте, ребята! Лучше решать проблемы на работе, а в кино отдыхать, чем наоборот.
Экран погас. Спасибо. С вашей любовью всё ясно. Смотри-ка! Столько было крови на экране, а полотно осталось белым. Вот так надо, уважаемая. Любить можно, но чтобы после этого не оставалось никакого следа, уяснила? А теперь топай домой. По пути можешь порассуждать с другом про любовь.
- Денис, что такое любовь?
Денис взглянул на неё и улыбнулся.
- Ты же сама всё видела.
- А я не поняла.
Денис молчал. «Нельзя так, - подумала Анна. – Он воспринял это на свой счет: дескать, стоило ему вчера не обрадоваться её положению, как она уже и засомневалась в его любви».
Они вышли из парка. Если бы меньше пьяных, можно бы побродить по аллеям, а так… Хорошо, что у нас хоть оружие не продают в магазинах.
- Ты хотел бы иметь пистолет?
- Что у тебя сегодня за вопросы? – засмеялся Денис.
Анна тоже засмеялась: правда что.
- Наверное, утром что-то съела.
- Не иначе.
Постояли у светомузыки; теперь было можно, торопиться некуда. Красиво сделано! Звенят, купаясь в радужных лучах, хрустальные цветы, струится музыка, проникает в каждую твою клеточку, вымывает оттуда всякий мусор, и ты стоишь просветленный и чистый.
Я люблю тебя жизнь,
Я люблю тебя снова и снова…
Пойдем, Денис. Много красоты нельзя. Это так же вредно, как много сладкого. Разве ты не знаешь, что это может притупить восприятие? Чтобы оценить вкус мёда, надо знать, что такое горечь. Пойдем, Денис.
Ты заворачиваешь к нашей беседке? Как хочешь, можно и посидеть. Только не жди от меня, Денис, вчерашнего разговора. Давай говорить о чем-нибудь веселом. Ты же умный парень. Я весь вечер стараюсь тебя развлечь, а ты хмуришься. Давай не будем говорить о себе; что мы за такие важные птицы, что о себе да о себе? Давай о звездах. Они вечны, и они любят, когда о них говорят. Откуда я знаю? Ну как же! Тысячи лет люди о них говорят, а они никуда не уходят: слушают, смотрят на нас. Давай, Денис, посмотрим на звёзды. Говорят, у каждого есть своя звезда. Помоги мне отыскать мою. Видишь ли, Денис, если её не отыскать, она может броситься искать меня сама и сгореть… Разве ты не видел, как сгорают звёзды? Это потому, что их не отыскали… Ты смеёшься? Говоришь, что это предрассудки? Может быть, Денис, я не знаю…
Прощались они на том же месте, что и вчера. Но сегодня нога ей не мешала, она её просто не замечала.
Когда мы встретимся? Когда хочешь. Хорошо, можно и завтра.
Знаешь, что у меня никого нет дома, и не просишь, как прежде, напоить тебя чаем? Кажется, даже опасаешься, что приглашу? Не бойся, Денис, я не приглашу.
Обижаюсь? Ну что ты, с чего ты взял? Я всё понимаю, а когда понимают – виноватых не ищут.
До свиданья, Денис, до свиданья. Ну, что же ты не уходишь? Тебе неудобно уходить первым? Хорошо, первой уйду я…
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)