На БАМе «экстрим» сплошь и рядом, и каждый день. Вот, например, температуру ниже 60 градусов по Цельсию Пенкину приходилось наблюдать неоднажды, хотя другие офицеры этим похвастаться не могли. Когда начальник штаба спросил у него: «Пенкин, как ты умудряешься в журнал дежурного по части внести запись о столь низкой температуре?» Действительно, у других были только записи на 4-5 градусов выше.
- Товарищ капитан, а вы на время записи посмотрите. У меня это 5-30, а у них семь, а то и восемь часов утра. Вот и всё.
Рано вставал всегда после короткого сна в дежурке старший лейтенант Георгий Пенкин. Первый раз он столкнулся с этим явлением, когда просто вышел в 4-30 по малой нужде. В батальоне царила тишина. Спиртовой термометр показывал минус 55 градусов по Цельсию. Пенкин прислушался вокруг стояло легкое шуршание, легче, пожалуй, чем если сыпать сахарный песок в сахарницу. Это было то состояние, которое называют - «звезды шепчутся». Приглядевшись, он понял, откуда исходит этот звук. Несмотря на то, что погода была весьма сухая, на промерзшие стенки вагончиков и крыши палаток оседали кристаллы инея, которые возрастали и постепенно скатывались вниз. Вот этот-то звук и был слышен.
На горизонте стала образовываться чуть более светлая полоска, чем сине-черное небо БАМа, щедро посыпанное звездами разной величины. Млечный путь вообще выглядел великолепно. Такое ясное небо бывает еще только в пустыне Сахара, только там звезды покрупнее кажутся.
Военные палатки с белыми от инея крышами, из которых торчали жестяные труб «буржуек», извергающие клубы густого белого дыма, уходившие строго вверх, как у крейсеров Цусимы перед атакой. Стенки же их были защитного цвета, однако, в пастельных тонах, как у французских импрессионистов, благодаря все тому же инею. Картина была, можно сказать величественная. Незадолго до этого, в новогоднюю ночь, вдохновленный таким зрелищем, Пенкин неожиданно для себя даже написал неплохое стихотворение, которое позднее напечатали в военной многотиражке «Магистраль», издаваемой политотделом корпуса в Тынде.
Между тем полоска на горизонте становилась все светлее и все шире. Георгий, посмотрев на градусник, увидел, что одновременно с этим, снижается и температура воздуха. Когда край солнечного диска начал выглядывать из-за горизонта, местность осветилась, как-будто над ней включили свет. Казалось бы, теперь температура должна была бы начать повышаться, однако, наоборот, ее снижение продолжалось. Когда солнечный диск показался полностью и поднялся еще примерно на вытянутую ладонь, красный столбик термометра опустился ниже отметки шестьдесят. Потом солнце поднималось все выше. От солнечного диска вертикально вверх поднимался светящийся столб из солнечного света. Позднее Георгий узнал, что это атмосферное явление называется гало. Потом воздух начал чуть-чуть нагреваться. Когда Пенкин в 9 часов утра сдавал дежурство, было уже всего минус пятьдесят. Казалось бы, ну и что здесь особенного, если ты тепло одет? Однако вместе с морозом возникали проблемы. Так, скажем, в автопарке дизельные самосвалы ночью не глушили. Так же всю ночь работал и один трактор С-100. Попервоначалу, когда хотелось экономить солярку, то заводить их начинали утром, после завтрака. Страшно было смотреть, как упирающийся из-за замерших мостов всеми своими колесами КРАЗ-256, влекомый бульдозером, начинал чихать, издавая клубы черно-белого дыма. Естественно, что ходовая система после таких упражнений долго не выдерживала и половина машин была в ремонте. А что такое ремонтировать машину не в теплом боксе, а на морозце ниже хотя бы минус сорок? А советским солдатам это каждый день приходилось делать. Самая простая процедура - посещение туалета утром или вечером в такой мороз это уже проблема. Когда для этого вы имеете деревянный сарай с помостом на восемь дырок над выдолбленной в мерзлоте ямой, то все действо занимает времени минимум. Обычно справлялись за тридцать секунд - иначе поморозишься.
Само устройство такого сооружения, помниться, заняло одну ночь для котлована при участии восьми военнослужащих и один день надземной части при их же участии.
Прошло, наверное, недели две, когда Пенкин и Долгопольский отправились после службы посмотреть, как продвигается строительство дома, в котором должны были дать и квартиру для зампотеха роты. Долгопольского к месту службы сопровождала жена и пятилетний сын, у Пенкина семья осталась на Большой земле. Поэтому зампотех на квартиру мог рассчитывать, а замполит нет. Когда Пенкин вернулся через час в свою палатку, которая была и его жильем, и рабочим кабинетом. К своему удивлению солдат в палатке он не обнаружил, за исключением дневального, подбрасывавшего в печку поленья. На вопрос замполита: «А где народ?»
- Незовибатько всех собрал, - услышал он в ответ и воин, шмыгнув носом, ткнул пальцем в сторону соседней палатки их же роты.
Когда Пенкин зашел в соседнюю палатку, то застал там картину, поразившую его воображение. Весь личный состав роты был выстроен в три шеренги. Напротив, в трех шагах от строя, стояли восемь солдат абсолютно голых, а над ними глыбой своего почти двухметрового роста, нависал командир роты старший лейтенант Незовибатько. В его громадном кулаке был сжат солдатский ремень, которым он время от времени наносил удары по обнаженным частям тел воинов своей роты и бляха, звонко шлепая по телу, оставляла красный след.
Кровь застучала в висках у Пенкина. Он всегда остро переживал несправедливое отношение к солдатам.
-Командир, что происходит?- с вызовом спросил он.
- Что, когда я бьют ремнем это плохо?- тоже с вызовом ответил ротный, обернувшись к входу.
- Плохо!- подтвердил замполит.
-Ну, коли так, тогда смотри. Молодые, два шага вперед, штаны спустить.
Из строя вышло девять человек. На их обнаженных ягодицах хорошо были видны багровые полосы.
- Вот эти обормоты, - продолжил он, указав на голых воинов, - сегодня стали «дедами». Кстати, а какой сегодня день, замполит?
- Вроде как четверг.
- Эх, ты. Сегодня "сто дней до приказа". Переход из одной градации в другую. Вот они и отметили свое новое качество поркой молодых солдат. А я клин клином вышибаю. Замполиту знать эти вещи надо. А теперь вопрос «на засыпку»: «Кто прав, эти, с позволения сказать, «дедушки» или я?
-Вот это я влип, - пронеслось у Пенкина в голове. - Если скажу «деды»- стариковщина в роте будет процветать. А если скажу: «Прав ты», - то, значит, я согласен с тем, что офицер может бить солдат.
Но думать долго было нельзя. Молчанье замполита длилось не более полминуты.
- Зло должно быть наказано.
- Я рад, что мы вместе. Причаститься не хочешь, - протянул он ремень Георгию.
- Нет уж, уволь,- отстранился тот.
-Ладно. Всем одеться, привести себя в порядок, встать в строй.
Когда команда была исполнена, ротный взял «под козырек»:
-Слушай приказ. Те, восемь умников, которые захотели быть выше устава и закона сейчас идут получать ломы и лопаты и роют яму под будущий туалет. Разметка возле автопарка уже сделана. К утру работу закончить, об исполнении доложить. Это у вас единственный способ, чтобы загладить вину, а не уйти еще на два года в дисбат. Все. Вольно. Разойдись. Всем отбой, кроме провинившихся. Даю на исполнение десять минут. Время пошло.
- Вот так вот, замполит. А ты как думал? - сказал командир роты, выходя из палатки.
А замполит думал – «дед» для молодых воинов авторитет бесспорный, причем настолько, что любой «дед» может заставить выполнять за себя грязную работу молодого солдата, а то и «обяъвить ему физическое замечание». Но насколько же тогда авторитет командира выше «дедовского» если он порет «дедов» перед строем? Это где-то, наверное, на уровне Бога?
Яма была к утру вырыта, шрамы на задницах зажили, но больше о дедовщине во 2й - роте не слыхали.
Только однажды, когда младший сержант Соколов, дав оплеуху молодому воину, швырнул ему свои сапоги и велел перечистить, это не укрылось от внимания замполита.
- Соколов, зайди в каптерку.
- Вызывали?
- Что, старичком себя почувствовал? Руки распускаешь?
- Да это я так, для профилактики.
- Помнишь как «деды» яму под туалет рыли?
- Помню,- нагнул он голову.
- Тебя путей три: первый - это дисбат, второй - можно в качестве профилактики устроить тебе показательную порку, как тогда, путь третий - ты сейчас идешь в палатку, берешь у рядового Трохова свои сапоги, извиняешься перед ним и чистишь их сам. Минута на размышление.
Через минуту в присутствии еще трех воинов, Соколов извинился перед обалдевшим от происходящего Троховым и забрал сапоги.
Других эксцессов у военнослужащих разных лет службы в роте не было, в то время как на БАМе это была серьезная проблема. Каждую субботу перед разводом на хозяйственные работы зачитывались приказы перед строем. Каждый раз хотя бы в одном из них говорилось об искривлениях в этих отношениях. По Тындинскому корпусу железнодорожных войск за год в дисбат и места заключения уходило больше роты солдат. Хотя это была только вершина айсберга, Пенкин неоднократно убеждался с какой неохотой командование частей отдавало под трибунал солдат. Дело тут было не в жалости, каждый такой случай отрицательно сказывался на карьере командиров, а кому это надо? Огласке предавались только случаи со смертельным исходом или тяжкими последствиями, да и то не всегда. Если солдат не выдержав издевательств, убегал из части и замерзал в тайге, его, как правило, списывали на несчастный случай - сбился с пути, да и заблудился. Вот когда солдат уходил с поста и расстреливал своих сослуживцев, то скрыть это было трудно. В том, что «дедовщина» процветала, виновато, конечно же, было командование. В сталинских лагерях, к примеру, на том же БАМе, где использовался тяжкий труд ЗК, держать в повиновении такую массу «врагов народа» можно было, только опираясь на помощь «воров», которых признали «социально близкими» к пролетариям. Так и в советской армии, где использовался тяжкий физический труд солдат, да еще при морозах ниже 40 градусов, по десять двенадцать часов в сутки без выходных, заставлять работать и создавать видимость дисциплины было проще, опираясь на «дедов». Они имели за это легкие работы или вообще не работали, а масло и мясо просто отбирали у молодых. В части, где служил Пенкин, единственным оружием пригодным для стрельбы являлся пистолет дежурного по части. Начальство не торопилось штатное оружие получать - так спокойнее. По крайней мере, ЧП с использованием оружия исключались. Пенкин часто думал почему в армии Израиля даже девчонки, которых призвали на службу, не расстаются с автоматами и пистолетами, а в советской, где служат самые патриотичные ребята, сплошь комсомольцы и коммунисты, оружие в воинских частях держат под замком. Все просто. Как говорят в США, вспоминая вторую поправку к Конституции: «Господь Бог создал людей разными, а полковник Кольт уравнял их в правах». Нельзя безнаказанно издеваться над вооруженным человеком.
Впрочем, была и другая сторона медали у отсутствия средств защиты. С этим пришлось прибывшей на БАМ части столкнуться с первых же дней, как была закончена передислокация. Целую неделю на неогороженном месте большими грудами лежали стройматериалы, оборудование, механизмы, продукты, запчасти. Все это, конечно же, охранялось, однако, поскольку оружия не было, солдатам выдали ручки от лопат. Слух об этом прошел по близлежащим частям. На третий день, или скорее ночь. Место хранения продуктов навестили злоумышленники. К стоящему на посту солдату подошли трое и попросили ящик сгущенки, когда же он отказался. Ему дали в лицо, ручку от лопаты отобрали, а чтобы было доходчивее, ножом ранили в бедро. На него наткнулся сменщик и поднял тревогу. Пока завели с помощью бульдозера КРАЗ-255, чтобы преследовать негодяев, пока два офицера с двустволками залезли в него и начали преследование, прошло около часа. Поднялась поземка и в тайге через пару километров след был утерян. Никого не нашли.
Грабежи на БАМе были самым обычным явлением, причем во многих случаях это явление фактически поощрялось командованием частей, это называлось - «проявить солдатскую смекалку». Вот вам типичный такой случай.
На автопарк хозяйства Бурлаченко было ночью совершено нападение. Произошло это уже месяцев через пять после развертывания части. Уже появились склады, автопарк был уже обнесен оградой из колючей проволоки. Стоял он в стороне от городка и там была организована служба. Наряд, который нес службу на воротах в автопарк, увидел фары подъехавшего ГАЗ-66. Номера были залеплены снегом. Из кабины вышел лейтенант и попросил открыть ворота, чтобы поставить машину в автопарк. «У меня есть договоренность с вашим командиром Бурлаченко, а утром мы дальше поедем на Ургал. В командировке мы из Тынды». Дежурный снял трубку телефона с дежурным по части, телефон молчал. Как позднее выяснилось, провод связи был перекушен. Тем временем из-под брезента вездехода высадилось десять человек, которые связали дежурного, двух часовых и машина заехала в автопарк. После чего в течение часа с машин хозяйства Бурлаченко было снято пять аккумуляторов, два карбюратора, несколько стеклоочистителей, а так же инструменты из машин и две запаски. Все это было погружено на неизвестную автомашину, старший по машине объявил своей команде: «Молодцы! Дембельский аккорд отработали» и она тихо отбыла в неизвестном направлении.
В хозяйстве Бурлаченко было созвано совещание. На нем был разработан ряд мер безопасности, которые должны были повысить защищенность автопарка и других объектов. Следующее нападение аналогичной команды, а может быть и той же самой состоялось недели через две. Когда ГАЗ-66 подъехал к автопарку, то у дежурного по части, а им был Пенкин, замигала тревожная лампочка. Тут же по тревоге был поднят комендантский взвод, который скрытно выдвинулся в автопарк. Попытка нападения на пост была предотвращена, поскольку постовые закрылись в караулке. Когда же трофейная команда приступила к снятию аккумуляторов и запчастей, то силами комендантского взвода ее бойцы были переловлены и связаны, в т.ч. лейтенант. После чего была вызвана команда ремонтников из автороты и через полтора часа от пиратского автомобиля осталась только рама, которую бульдозером отволокли в болото, где она мгновенно затонула. Потом пленных воинов выводили по одному на шоссе били в морду и отправляли пешим порядком в сторону Тынды. Последним был лейтенант, которому морду бить не стали, но здоровенный пинок пониже спины он старшины Гапоненко все же получил.
К 8 утра в хозяйство Бурлаченко прибыл на новеньком УАЗЕ подполковник Арбатов, как он представился, командир механизированного батальона. Бурлаченко промурыжил его в комнате дежурного, пока не произвели развод и короткое совещание. После этого Пенкин любезно проводил подполковника к комбату. Секретчица принесла два стакана горячего чая и удалилась, предварительно повиляв задом, перед гостем. Потом начался любезный, почти ни к чему не обязывающий разговор: « А как у Вас с « плана? Спасибо. А у Вас? И т.д.». Минут через десять, когда чай был почти допит, подполковник достал из кожаного портфеля бутылку грузинского коньяка и два лимона. В условиях БАМа это было круто.
- Давайте без обиняков, ночью к вам в часть заехала случайно наша машина. Сами понимаете - я списать просто так ее не могу, потому хотелось ы, чтобы Вы вернули автомашину по месту приписки, т.е. в мою часть.
- Милейший Александр Иванович, - радушно улыбаясь и разливая коньяк по кружкам,- излагал Бурлаченко, - если заезжала, то непременно отдадим, то минутное дело. Ваше здоровье.
Закусив коньячок ломтиком лимона он снял трубку, и отдал команду:
- Начальника автохозяйства с журналом выезда автотранспорта ко мне.
Через пять минут капитан Цедрик с журналом под мышкой стоял в кабинете у комбата.
- Посторонний автотранспорт к нам в часть заезжал?- спросил его комбат, разливая коньяк.
- Никак нет, - бодро ответил тот, - у нас все въезды и выезды в журнале строго фиксируются. Вот посмотрите. Указывается марка и номер машины, время и цель прибытия, принадлежность транспорта и время убытия. За ночь ни одной записи.
- Может быть, записать забыли?- с надеждой в голосе спросил подполковник.
-Нет,- категорично ответил капитан,- это исключено, у нас с этим строго.
- Вы, майор, не могли ы показать мне ваш автопарк в качестве экскурсии, говорят у Вас много интересного.
-С удовольствием, но дела, знаете ли, вот начальник автохозяйства продемонстрирует Вам все до мелочей.
Потом подполковник с капитаном прошли в автопарк, где тот в сопровождении лейтенанта облазил и обнюхал все хранилища, сарайчики и загашники. Но ничего обнаружить не смог.
- Чистая работа, - усмехнувшись, отметил он при выходе.
- Рады стараться, - отозвался капитан, - Заезжайте, мы всегда рады.