Свет фонарей освещает дорогу,
Но нет в этом свете тепла.
“Я остался в тумане, в сером, густом и непроницаемом, подобном другому Миру, бок-о-бок существующему с реальностью. Но не моим вчера, сегодня и возможно завтра. Я всегда ощущал его присутствие. Его, чьё неслышное дыхание, подобно губам самой желанной женщины, обжигало мою истосковавшуюся душу. Вошёл и пропал. Навсегда и для всех. Как будто и не было меня вовсе. Лишь тень, едва различимая и так не похожая на того, кто её отбрасывал, ещё долго блуждала по закоулкам и трущобам прежних ведений.
"Прощай”… Но кто? Я ушёл и больше не вернусь туда, где не чувствовал тепла и единения, с тем всё более далёким и чужим, Миром реальности”.
Щёлкнула клавиша магнитофона, отжатая чьими-то едва различимыми пальцами, не оставившими ни малейших отпечатков. Стих голос, как-бы растворившись в голосах улицы, доносившихся через открытое окно. И бледное пятно, смутно напоминающее по очертаниям человека, направилось прямо по коридору к входным дверям. Мягко притормозив около вешалки, окинуло её взглядом полным тоски расставания и в то же время, озарённого каким-то неясным предчувствием чего-то другого, но уже не столь далёкого и недосягаемого. Словно сквозняком распахнуло входную дверь, и мгновенно захлопнуло, больше в квартире никого не было.
1.
Стояла весна, пора, когда всё вокруг оживает, преображаясь в расцветающих формах многоликих соцветий природы. Когда уходит и остаётся в прошлом груз накопленных в прошедшем году нерешённых проблем, когда кажется, что в будущем, с какими бы трудностями не столкнулся, ты всегда будешь знать, как обойти воздвигнутую гору непростых вопросов, поставленных непрерывным течением жизни. Всё это было так, но всё это осталось в прошлом. В этом году дела обстояли иначе.
Буквально с первых дней я понял, точнее, почувствовал, что предстоящий год приготовил мне массу, не столь приятных сюрпризов. В двадцатых числах января я потерял свою работу, был сокращён. С одной стороны это, конечно, оставило в душе неприятный осадок, но с другой, я вдруг почувствовал в себе такой потенциал нереализованной до настоящей поры энергии, что очутившись “за воротами” с первых же минут начал действовать. В короткое время я организовал своё небольшое дело, обещавшее в недалёком будущем дать вполне ощутимые плоды. Я почувствовал, как внутри меня стало расти что-то могучее и значимое: самосознание, личность. А может это была просто эйфория от внезапно вскружившей мне голову удачи? Тогда я не задумывался над этим, у меня всё выходило и всё получалось, я был просто на седьмом небе. Конечно же, я старался не терять чувства реальности, насколько это у меня выходило, сейчас трудно судить, тогда же мне казалось, что я обладаю какими-то выдающимися способностями, которыми наделила меня природа, и которые разумнее всего, да и правильнее, будет использовать без остатка для собственной, небескорыстной цели. И у меня всё склеивалось из раза в раз. Моя удачливость в делах и способность порождать, без особых усилий, выгодные сделки, отразились на моей внешности, предав особую решительность в лице и осанке. Вскоре я стал замечать и то, как ко мне изменилось отношение окружающих людей, в особенности женщин. Но нет, я не окунулся в водоворот любовных похождений, в большинстве случаев просто ограничивался поддержанием дружеских отношений. И всё же, самолюбие было задето, и это внесло свою лепту в моё тогдашнее состояние, той экзальтированности от прикрас жизни и сознания, что я теперь не как все, а что становлюсь кем-то больше, чем среднестатистическое показание. Я не шёл и не плыл, я летел по жизни, всё менее ощущая под ногами почву.
Но, как это небанально звучит, когда-то всё это должно было кончиться. И кончилось всё это так же внезапно, как и началось. Шаг за шагом, день за днём и час за часом я ста замечать, что что-то не так и что-то не то. В делах укоренилась какая-то постоянная, и даже я бы сказал, твёрдая нестыковка. Количество будущих проектов заметно сократилось, грозя крахом всей моей дальнейшей деятельности. И вот я опять почувствовал, как внутри меня что-то переродилось, что-то я терял и терял, но что, это всё время ускользало от моих наблюдений. Пропадала уверенность, но я чувствовал, что что-то большее уходило из меня, не оставляя ни каких шансов хоть как-то приостановить этот лавинообразный процесс. И вот я стал терять друзей, как теперь кажется без особых причин и обстоятельств, просто их становилось всё меньше и меньше. Знакомые стали всё реже здороваться со мной замечая на улице, в лучшем случае отвечали, из вежливости, на мои приветствия. Что происходило, я не понимал. Всё чаще меня подстерегали бессонные ночи, которые я проводил в раздумьях, пытаясь, хоть как-то, анализировать свою очередную неудачу. Всё было напрасно. Дела мои катились и катились по наклонной плоскости, а я становился всё молчаливее и задумчивее с каждым днём. И вот, наконец, я понял, проснувшись как-то утром и начав день с подробного анализа моего теперешнего положения: на какое-то время я получил передышку. Да, отдохнуть теперь я мог всласть. Без работы, без малейшего вида на приличный заработок, один и никому не нужный. С большим трудом подавив этот приступ отчаяния, чуть не вылившийся в откровенное пьянство, я привёл себя в порядок и пошёл блуждать по улицам такого, как мне теперь казалось, неприветливого и равнодушного города.
Сначала я держался оживлённых улиц и площадей, пытаясь уловить, тот настрой деловитости и постоянных забот, которыми кипят большие города, потому что знал: если это удастся, то моя деятельная, в недавнем прошлом, натура, наверняка, породит хоть какой-то способ взять реванш вернуть упущенное. Я шёл, всматривался, ко всему прислушивался, читал какие-то объявления, что-то мысленно прикидывал, куда-то заходил и чего-то спрашивал. Я делал всё. Всё, как я думал, или может, просто, мне так хотелось думать. Я не знал, не знал, что происходит со мной. Внутри меня что-то сопротивлялось, мешая строить теории и логическое их продолжение, и это я ощущал вполне явственно.
Вечерело. Вконец измученный скитаниями и непрерывными размышлениями, я просто брёл по безлюдным улочкам и набережным. Голова и ноги “гудели”, ведь я ни разу не вспомнил за целый день о том, что следовало хоть немного перекусить. Внутри меня была такая пустота, пустота душевная, что всякие мысли о еде, казались насмешкой. И тут я впервые почувствовал, то удивительное и непонятное состояние. Поначалу я решил, что это предшествие голодного обморока, но обморока не последовало. Все звуки вокруг, вдруг стали приглушёнными, бут-то у меня заложило уши, и какой-то поток, подобный множеству мурашек, но не ледяных и колючих, а очень тёплых и ласковых, прошёлся по всему телу, от груди до лопаток. Я куда-то погрузился и тут же растворился в миллионах крошечных светящихся частичек, каждая из которых, купаясь, нежилась в мягких волнах эфира. И это представляло собой не рой насекомых, непрерывно пульсирующих и взаимодействующих друг с другом, а гармонично подобранный рисунок, словно цвета спектра перемешанные между собой, в виде каких-то сгустков неестественных по окрасу. И это был я. Я, потому что всё это наблюдал со стороны, неразрывно и подсознательно связанный с каждым из пластов составляющих моё тело. “Боже,- спохватился я- я схожу с ума”. Но это не было сумасшествием, точнее это не было сумасшествием, как я его себе представлял. Поэтому на смену страху пришли более рассудительные чувства и взяли мой рассудок под свою защиту.
Я предпринял попытку вернуться назад, вынырнуть из поглотившей меня стихии. Сделав шаг в обратном направлении, я лишь увидел, как, приблизительно овальной формы, разноцветное пятно плавно проследовало туда, куда должна была бы ступить моя нога и, чутко пульсируя, слегка поменяло тона. “Что со мной, неужели я не сплю?- вертелось в голове.- Где Я?” Но сознание интуитивно подсказывало: “Это ты и есть”. “Но что случилось со мной?” Я кричал, но голоса не было слышно, всё происходило в моём сознании. И тут я обратил внимание на то, что вокруг так же ни чего, привычного, моему взгляду, больше не существовало: всё растворилось в каких-то светящихся и фосфоресцирующих кляксах и обрело те же, что и я, неестественные тона и полутона. “Что же происходит, неужели это голодный обморок? Или может это уже смерть”- роились мысли в моём сознании, выдвигая одну версию за другой. Я стоял, стараясь не двигаться, вспоминая какое внутреннее потрясение испытал от вида собственного передвижения. Всё было столь непривычно и необычно. Я никогда раньше даже не слышал о чём-то подобном, поэтому следовало для начала хорошенько сосредоточиться. Так я простоял, наверное, с полчаса, а может и больше, здесь время как-то странно текло, если оно вообще сейчас существовало. Но моё незамутнённое сознание и внутреннее чутьё говорили о том, что я есть реальность, а вокруг происходили непрерывные движения каких-то масс, явно преобладавших над всем окружающим. Я обратил внимание на то, что некоторые из составляющих меня слоёв активно соприкасаются с ними и вероятно, в зависимости от своего характера, то начинали светиться ярче, то наоборот слабо мерцать. Тут я сделал одно очень интересное наблюдение: тот слой, который засветился ярче, непросто светился, а как бы концентрация составляющих его частичек возросла и они, увеличив размеры слоя, начали отлетать от него, образуя овальную сферу вокруг меня вместе с другими частичками из, так же положительно среагировавших, слоёв. А концентрация затухающего слоя, напротив, уменьшилась, вбирая в себя подобные частички из той же сферы. Это и служило причиной изменения тонов в составляющих меня, непрерывно пульсирующих, пластах.
Я, как завороженный, смотрел на всё здесь происходящее, ведь это был я. Совсем другой, не такой как прежде, но мыслящий и абсолютно ощущающий каждую частицу своего тела.
Но вот вокруг плотность серых масс начала заметно убывать, уступая место более ярким и светлым. И вновь, какой-то озноб пропитал всё моё тело и погрузил сознание в чёрную бездну.
Очнулся я на набережной, держась за холодное железо литой ограды. Смеркалось. Лёгкий ветерок, разбросав на голове волосы, забрался под одежду и, наглаживая спину, медленно её студил. От нараставшего чувства холода я вздрогнул и наконец, оторвал свой взгляд от бесконечных далей, уходящих от взора простого наблюдателя.
“ Пора идти домой”,- вроде как со стороны, подумал я и, тут же резко обернувшись, закрыл ладонью лицо, пытаясь избавиться от дальнейших галлюцинаций. В ушах стоял такой звон, что всё вокруг происходящее, было как в старом немом кино: шевелилось, говорило, двигалось и в тоже время покрыто пеленой глубокого молчания и отчуждённости. Этот человек, чего-то от меня хотел, он всё время заглядывал ко мне в лицо и пытался взять за руку. Я не обращал на него внимания, устремив свой блуждающий взгляд вниз, под ноги. Постепенно ко мне вернулся и слух.
- … молодой человек, вы не нуждаетесь в помощи врача? Молодой человек, - тряся за локоть твердил прохожий.
- Нет, нет, не надо,- нервно отдёрнув руку, прошептал я.
Он ещё о чём-то говорил, но вновь нахлынувший звон в ушах, почти заглушил его голос.
- Спасибо, нет. Спасибо, не надо, не надо, не надо, не надо, - с трудом, собрав силы, я попытался дать ответы сразу на все его вопросы. – Извините. – Тяжело развернувшись, я вновь держался за холодное железо ограды. – “ Что со мной? – мысль о помутнении разума непрерывно преследовала меня, одновременно пугая и заинтриговывая все больше. – Почему это случилось? “
Как я дошёл до дома не помню, вероятно, какое-то там седьмое чувство проявило милосердие к моему бедному рассудку. Скинув плащ на тумбочку в прихожей, и разбросав по сторонам ботинки, я прямо в брюках и рубашке упал в кровать и, уткнувшись носом в подушку, уснул.
Во сне меня мучил кошмар: какой-то человек всё время преследовал меня и непрерывно твердил, чтобы я его непременно выслушал или мой рассудок покинет своё теперешнее место нахождения и станет вечным странником в бескрайних просторах стихии, которая его поглотит. Я вскрикнул и проснулся. В ночном небе светила полная луна. Я где-то читал, что у всех душевнобольных кризисы наступают именно в полнолуние. Эта первая мысль не давала больше возможности спокойно уснуть. Я встал и пошёл на кухню. От всех недавних впечатлений осталось только чувство крайней неуверенности в реальности всего происшедшего. Я не включил свет, а лишь подошёл к окну и ещё раз посмотрел на ровный белый диск ночного светила. Запрокинув одним глотком рюмку коньяка, я разделся и лёг в постель.
Наутро, после завтрака, занимаясь вынужденным бездельем, я вдруг вспомнил свой второй сон. Опять какой-то человек разговаривал со мной, объясняя суть происшедшего вчера. Всё это было столь занятно и незнакомо мне, что практически ничего из того, что он рассказывал, я не запомнил, однако, кое-что прямо-таки врезалось в память, а именно: “ Сегодня в семь, на старом месте”. На каком месте это ещё предстояло выяснить, но было ясно, что другой зацепки у меня просто не было.
2.
Взглянув на наручные часы, я ещё раз воспроизвёл в памяти фразу, запомненную из сна: “Сегодня в семь, на старом месте”. Последние несколько часов прошли в непрерывном и скрупулёзном восстановлении моего вчерашнего маршрута. Требовалось вспомнить, где и когда, я хотя бы перекинулся взглядом с любым из прохожих, или слишком долго задержал своё внимание. Магазины, доски объявлений, конторы, офисы, телефоны, проспекты, улицы, перекрёстки, опять перекрёстки, подворотни, дворы и скверы, лестничные пролёты, мосты, набережные, провал . Нет не провал, а видение, потом снова та же набережная, и вот здесь провал. И наконец, дом, квартира, постель. Всё. И в то же время не всё, только теперь я начал осознавать, что в прошедшие сутки постоянно испытывал чувство, будто кто-то непрерывно наблюдал за мной. Да, так ненавязчиво и мягко, не пробуждая у меня желания бесконечно оборачиваться.
Я вновь шёл по тем же улицам, что и вчера. Я спешил. Времени было уже шесть часов, а места того, что могло бы быть местом встречи, я никак не мог вспомнить. Я оглядывался, всматривался, кружил и замирал, прислушивался и разочаровывался. Я никак не мог его вспомнить. Мой внешний вид всё более походил на вид загнанного животного: всклокоченные волосы, разгорячённое лицо и глаза, которые сверкали одержимостью. Я вновь растолкал какое-то скопление людей, точнее, я их просто не заметил, а лишь машинально, почти невразумительно, извинился перед удаляющейся, волнующейся массой, что-то недовольно выкрикивающей мне вслед. “ Господи, что это? Я болен. Мой рассудок начинает покидать моё тело. Я безумен. Боже, нет!- я вспомнил, тот первый сон, где какой-то человек всё время преследовал меня и твердил о моём несчастном разуме,- Что это? Который час? “ На какое-то короткое мгновение, вдруг всё, подобно клубам дыма, расступилось, и я в горячечной спешке взглянул на прояснившийся циферблат часов. “ Без восьми минут семь. Уже скоро. Уже почти сейчас. Но где? Я не вспомню. Я не знаю. Не знаю? “ И тут я остановился и замер, ноги, как будто приросли к земле, а тело было неестественно развёрнуто почти на девяносто градусов влево. Мой взгляд приковал к себе нестройный ряд домов старой постройки покрашенных в розовый, жёлтый, оранжевый и голубой цвета. Неброские вывески небольших магазинчиков и кантор, проходные подворотни, зияющие чёрными дырами, и подвалы, различные: с навесами и без них, зарешеченные и голые с полуоткрытыми дверями. В одной из таких дверей, я ясно увидел какое-то движение и вспышку света, какие бывают от заходящих солнечных лучей на стёклах домов. Да, такого слегка розоватого цвета, что именно эта мысль пришла мне первой в голову. Я оглянулся по сторонам. Вокруг никого не было. Тишина и полная нереальность всего происходящего. Я как будто вошёл в рисунок, нарисованный рукой ребёнка: фонари с бледно-жёлтыми струйками огня внутри больших стеклянных колпаков, булыжная мостовая и тёсаный гранитный поребрик, неровные проёмы окон в разноцветных домах, и окружающий всё вокруг полумрак. Этого подвальчика больше не было. На его месте находился маленький магазинчик с крыльцом в две ступеньки и расписанной застеклённой дверью, за которой виднелась слегка раздвинутая тяжёлая зелёная портьера. В глубине помещения на стене висел массивный канделябр с зажженными толстыми свечами, от которых ровным, нежным теплом расходились розовые блики. “ Букинистическая лавка”, белой и позолоченной краской гласила надпись на дверном стекле. Грамматика надписи и всё вокруг было старым, как будто лет сто, а может больше повернули вспять, но от всего этого веяло такой ностальгической тоской, что невольно подступивший к горлу комок, никак не хотел отпускать мои чувства.
Я вошёл. Я просто не мог не войти, двигаясь в манящих розовых лучах. Они тянули и, не на секунду, не давали отвлечься моему вниманию от цели. Точно, это и есть цель, место, где я должен был встретиться с тем человеком. Теперь я это чувствовал, ощущал каждой клеточкой своего тела, и иначе просто быть не могло. Дверь плавно открылась, и откуда-то из-за портьеры послышался мягкий звон колокольчика тут же пронизавший всё моё тело приятной дрожью. Я словно проснулся. И сразу же всё ощущение нереальности происходящего пропало, испарилось в один миг, бросив меня одного посреди небольшого, оставшегося свободным, пространства в помещении магазинчика, от пола до потолка уставленного объёмистыми книжными шкафами и стеллажами, полки которых были плотно забиты старыми и даже очень старинными книгами.
На звон колокольчика ко мне ни кто не вышел, в магазинчике стояла полная тишина. Первое ощущение нерешительности сменилось любопытством, не столько к книгам, сколько к их владельцу . Сначала я решил обойти помещение букинистической лавки по периметру, надеясь таким образом на лучший обзор, или хотя бы найти дверь в подсобное помещение. Я пошёл вдоль стены, которую полностью закрывал огромный застеклённый шкаф. Такого количества старинных книг я ещё нигде не видел. От их вида казалось, что я попал в какую-то сказку, что чудеса ожидают меня в любой книге, стоит только приоткрыть её. Большие, очень большие и просто гигантские фолианты, обтянутые грубой кожей и украшенные металлическими пряжками, заполняли всё пространство в шкафу. Я не удержался и прислонился открытыми ладонями к стёклам, испытав при этом ощущение крайнего восторга, кровь ударила мне в голову, и приятное тепло от ладоней расползлось по всему телу, вызывая мелкую дрожь и сдавленность дыхания, обостряя все чувства до бесконечных пределов. Я шёл дальше и чем дольше я находился в этом помещении, тем явственнее понимал, что это то, что всегда снилось, это то чего всегда не хватало, когда уже просыпался, но ещё находился во власти сновидения. Это не реальность, но в то же время это истина. Это сон и явь воссоединившиеся в одно целое и непостижимое, в законченность чувств. Боже, как я мог без этого жить раньше? Я непрерывно останавливался и словно завороженный от сознания того, что вот оно то, чего я всё время ждал, что всё время ощущал, но не ясно, а лишь на каком-то очень глубоком и не постижимом, для тех примитивных и неразвитых чувств, что владели мной раньше, уровне, прикасался к волшебным корешкам книг. “ Как я мог? Как я мог?” – чуть слышно без устали твердил я и шёл дальше. Шёл, а стены замыкающей пространство помещения ещё никак не мог достичь, оно всё время раздвигалось, незаметно и безболезненно. Я шёл и шёл.
Я свернул вправо, уже не надеясь и таким способом пересечь магазинчик. Книги, книги, только книги. Большие и маленькие, толстые и тонкие, серые, чёрные, коричневые, бесконечные ряды. Я остановился и наугад вынул одну из них. Тут же нахлынувшие чувства буквально ослепили и оглушили меня. Светящиеся разводы и нарастающий шум в голове сменились дрожью, и словно в эпилептическом припадке, я рухнул на пол и погрузился в темноту…
И вновь я стоял на крыльце у двери букинистической лавки. И вновь сияние розового света от толстых свечей в золотом канделябре манило к себе. Я вошёл. Тишина. Только свет ласкающими тёплыми лучами, по- прежнему, настойчиво призывал к тому, что излучало его. Впереди кто-то был.
- Добрый вечер, - произнёс я, с трудом сдерживаясь, чтобы не отвести глаза в сторону.
- Входите, - послышался в ответ очень мягкий мужской голос. При этом, излучаемый им свет гигантской волной обрушился на меня. И я вновь погрузился в темноту.
Опять крыльцо и опять та же дверь. Войти или нет? Войти и снова испытать какое-то непонятное чувство смеси непонимания, запутанности и полнейшей растерянности. Что это всё время со мной происходит? Я, словно во сне, куда-то стремлюсь, почти достигаю, и вновь сначала, опять стремлюсь и вновь не досягаю. Казалось, вот-вот схвачу и смогу разглядеть то, что так ясно ощущаю, чьё присутствие здесь говорит само за себя, но оно так же недоступно, как сон. Немного подумав, я отступил в тень, неосвещённой витрины соседнего магазинчика. Я войду, но не сейчас. Я не могу, не готов. Я хочу, но что-то стоит на моём пути, какая-то невидимая преграда отделяет меня от того, к чему я пришёл. Я добьюсь своего, позже.
Развернувшись, я побрёл вдоль цветных фасадов домов, по улице вымощенной булыжником. Дорога уходила вправо, но улица вела вперёд, прямо, и не было промежутка между домами, а я шёл вправо, а улица была прямой как стрела и уходила за горизонт. Я шёл и уже не знал и не разбирал, где правда, где ложь, где сон, а где реальность. Я был подавлен, но в тоже время был до крайности возбуждён. Я искал выход, но меня не страшила и безысходность. Я продвигался вперёд, но не сделал и шагу. Я сознавал, что иду по булыжной мостовой и даже слышу гулкое эхо от каблуков своих ботинок, но глаза говорили мне другое, передо мной дальнейший путь как бы раздвигался волна за волной, поглощая предыдущее и открывая последующее. Я плыл в потоке одного из бесчисленных течений, постоянно проносящихся мимо меня тёплыми волнами, напоминающими порывы лёгкого ветерка и загадочного ночного шелеста листвы, поглощающего всё вокруг в монотонном шуршащем звуке. Я делал круг, дорога вела, по-прежнему, вправо. Это я ощущал каждой клеточкой своего тела и разума, неразрывно слившимися в одно целое. Я пронизывал насквозь то, что никогда бы не смог перешагнуть, я нёсся на перегонки с тем, что в реальности можно представить лишь очень смутно и абстрактно, я осязал, впитывал и излучал, я превратился в время.
Пробивая волну за волной и всё более увлекаемый тем неизвестным течением, подхватившим меня, я нёсся с бешеной скоростью во врата неизвестности. И чем сильнее была скорость, тем явственнее было понимание этого. Вот я разогнался, наверное, до каких-то космических скоростей, всё вокруг слилось в сплошной чёрный коридор, такой же бесконечный, как непроглядная тьма, но ощущение нарастания скорости не прекратилось. Быстрее…, быстрее…, ещё быстрее. И тут я понял – это предел. Моё сознание начало с каждым новым мгновением тускнеть и тускнеть. Темнота. Опять провал в бездну неизвестности и непонимания …
Крыльцо.
“ Я войду, и ничто не остановит меня. Это я решил давно. И пусть, что-то пугающе-необъяснимое вновь выкинет меня оттуда. Я войду, “ - дверь захлопнулась. И в который раз тишина и покой, так обезоруживающе-навязчиво, сошли со стеллажей, доверху заставленных книгами.
- Есть тут кто? – прозвучал мой голос в глухой пустоте того мира, который открылся мне своей неприступностью.
“ Никого, “ - резко и как-то необычно ясно, послышался ответ в моей голове. Я вздрогнул и начал наспех оглядывать все углы. Тишина. Никого. Но что-то подсказывает: “ За тобой следят “. Пару раз, глубоко вздохнув, я сжал и разжал кулаки. Ну вот, теперь я готов. Как странно здесь пахнет. Чем-то медицинским? Или нет, это книги и запах книг. Я просто раньше не обращал на это внимание. Но разве так пахнут книги? И тут за дальним стеллажом промелькнула чья-то тень. И ещё. И ещё одна. Белые тени прозрачными пятнами буквально замельтешили на стене, расположенной напротив единственного окна. Я решил воспользоваться представившейся возможностью и дал о себе знать: “ Эй, я пришёл. Есть тут кто? “. “ Никого, “ – это вновь прозвучало в моём мозгу, так неожиданно ясно, словно окатило ледяной водой, и все тени враз исчезли, как мимолётное видение, в реальности которого усомнился я сам, при этом появилось невыносимое желание заорать, что есть мочи и скинуть оцепенение, завладевшее моим телом и мыслями. Но я промолчал, лишь стоял и озирался по всем углам и шкафам, ища хоть какое объяснение моим галлюцинациям, всем, начиная с утра и до настоящего момента. “ Неужели я болен? Почему эта мысль всё чаще приходит мне на ум. Да, на него, ведь я не безумен! Я такой же, как был вчера и позавчера”. Моё дыхание начало резко учащаться, зрачки забегали, будто невидимая белка, перед моим мысленным взором, бешено раскручивала колесо, которое вращаясь, подхватило меня и, расшатав из стороны в сторону, увлекло за собой в пёстрое пространство падения.
Способность к прежним ощущениям пришла ко мне через острую боль, пронзившую мою левую стопу и колено. Я сидел на полу. Я сидел так, словно бы куклу марионетку вдруг отпустили, и, упав, она уселась с невообразимо перекрученными ногами и руками и низко склонённой головой. Первая попытка подняться вызвала только ещё более резкую боль в подвёрнутой под себя левой ноге, застонав, я откинулся на спину и закрыл лицо ладонями. В голове шумело, а перед глазами пульсировали кроваво-красные разводы.
- Кто здесь? Отзовитесь,- взмолился я в пустоту бесконечных книжных стеллажей. – Я видел вас. Я чувствую, что вы здесь. Отзовитесь.
Тишина. Ещё никогда в жизни мне не приходилось слышать подобной тишины. Она была так реальна и всепоглощающа, что создавала иллюзию в её материальность и разумность, полностью воплотившуюся и реализовавшуюся в невозможность, аналога которой не было и быть не могло, в силу индивидуальности и неповторимости. Я лежал и слушал, так как ни чего более мне делать не оставалось. Я один и ещё пустота тишины, нежеланным приятелем пыталась навязать мне свою компанию. Ни кто не отзывался и не желал вступать со мной в переговоры. Кто был вокруг, я не знал, но то, что я был не один, это точно. Я взирал на стены и знал, что кто-то внимательно наблюдает за тем, что здесь происходит, я смотрел за всем, что пыталось мыслить и двигаться. Я был начеку и полностью собран. И когда прозвучало, неизвестно откуда: “ Вставайте, ”- я поднялся и замер, ожидая и надеясь. И, в который раз, пустота, с некоторых пор поселившаяся в моей душе, опять заскреблась наружу, всё более отдаляя меня от того, что пыталось вступить со мной в контакт. Пусть неявственный и реальный, как я к тому привык и чего с нетерпением ждал, а по своему, через условности и те возможности и способности, которыми оно владело.
Золотой канделябр по прежнему висел на той стене, до которой дойти мне так и не удалось. Розовый свет от толстых оплавленных свечей всё так же нежно согревал и ласкал меня, призывно маня к себе. И вновь что-то, или точнее кто-то был впереди, прямо в этих лучах, словно переплетясь с ними в одно целое. Он стоял, и он был обращен ко мне.
- Кто вы? Ответьте, - первым обратился в нетерпении я.- Что я делаю здесь?
Тот, кто был впереди, не проронил ни слова, а лишь молча взирал на мою беспомощность и растущее отчаяние в глазах.
- Я умоляю вас, не уходите вновь, останьтесь и ответьте мне. Подождите!
Розоватый свет стал медленно рассеиваться, но это я скорее ощутил, нежели увидел. Сначала, тот мир, неведомый и далёкий, в котором я находился, неизвестно каким образом попав в него, подёрнулся лёгким туманом, чуть исказив геометрические линии и формы. Одновременно, из самой глубины моей души поднялась, такая безысходность, обострённая до предела горечью расставания, что слёзы неудержимыми ручейками полились из глаз, и сдавленное рыдание, вырвавшееся из горла, огласило в последний раз эти стены. Далее всё случившееся пронеслось одним мгновением, но мгновением полного апокалипсиса и разрушения. Единственное, что запечатлела моя память, это бесконечное сожаление о “ не свершившемся” исходившее от того, кто был впереди и кто исчез навсегда вместе с тем миром.
И вот, у меня перед глазами опять замелькали белые пятна прозрачных теней. Они то становились большими, расползаясь во все стороны, то вдруг резко, как будто рефлекторным движением, сокращались и почти исчезнув, маячили где-то на заднем плане. К этим видениям стал примешиваться нарастающий шум прибоя. Я не различал ни чего, кроме рёва разбушевавшейся стихии. Волны, то отступали, и тогда создавалось ощущение полнейшего вакуума, то с грохотом, лишавшим возможности хоть как-то от него укрыться, обрушивались на то, что еще, наверное, считалось сознанием. Я был опять – никто, игрушка в цепких щупальцах тех образов, что создавали моё воображение и подсознание. Я не знал, что происходило со мной. Может всё это и была та единственная реальность, которая вообще могла существовать на свете, а сигналы, что посылала мне моя память, как раз и были бредом, создававшим иллюзию жизни. Чем дольше я продолжал подвергать своё анализирующее сознание подобным упражнениям в отделении фантомов от реальности, тем всё более терялся в главном: что ждёт меня, когда я, наконец, определюсь в данном вопросе? Безумие или прозрение подстерегали впереди? Смерть или вечная жизнь? “ Вечная жизнь!” – внезапно оглушительно что-то громыхнуло в мозгу и сильнейший удар крови изнутри, передёрнул всё тело. Пересохшими губами я конвульсивно схватил немного воздуха, оказавшегося непомерно – тяжёлым моим лёгким. В следующее мгновение этот же воздух буквально вывернул меня наизнанку, будучи отторгнутым организмом. Спазматические движения продолжались даже тогда, когда внутри меня не осталось ни капли кислорода. Но что-то всё сокращалось и сокращалось, выталкивая меня наружу из собственного тела. Голова раскалывалась. Вскоре эти толчки пошли на спад и с каждым очередным ударом блаженное расслабление начало заволакивать новые и новые участки скрученного судорогой тела. Мои внутренности, подобно большому куску льда, медленно, но неотвратимо таяли в наступающем расслаблении и несколько мгновений спустя, уже бесформенной массой заполняли мешок, сотканный из кожного покрова. Я растёкся, и тут же был подхвачен стремительным течением, увлёкшим меня в игривый водоворот шумной действительности.
Металлическое звяканье и чёткие громоподобные голоса людей заполнили всё моё прояснившееся сознание. Я лежал и слушал, не открывая глаз и не издавая никаких звуков. К этим ощущениям нужно было ещё привыкнуть. Только теперь я понял, как тоскую по тому уюту и тишине, которые сменились миром полным пустоты и незатухающего гама, непрерывно терзающего мою нервную систему. Я не хотел ничего, а лишь бы вновь очутиться в невероятном городке, оставшемся в прошлом. Никто был не в состоянии переубедить меня в решении, во что бы то ни стало попасть обратно в благодатную тишину. Я попытался не обращать внимания на непрекращающийся шум, исходивший от возни кого-то вокруг меня. Я даже не испытывал никакого желания узнать, где нахожусь, а просто вспоминал, вспоминал всё то, что так безвозвратно ушло, не оставив никакой надежды на новое свидание. Я силился и страстно молился, лишь бы ещё хоть минуточку испытать тех ощущений, но всё было напрасно. Я зажмурил и без того закрытые глаза и горько заплакал. Мне ничего не оставалось более делать, как снова вступать в свой мир, точнее в мир который раньше считал своим, до встречи с непостижимым и удивительным.
Да, я “ пришёл в себя “. Эта фраза за последние несколько часов проведённых мной в новом качестве, раздавалась уже десятки раз. Суета вокруг меня началась, как только я подал первые признаки изменения своего состояния. Признаться, я был не сильно шокирован осознав, что нахожусь в больничной палате, потому как весь тот период жизни, а иначе я не мог назвать видения, странное чувство не усвоения информации не оставляло моего разума. Мне грезилась собственная ущербность. Я был в чужом мире, потрясшем мой мозг своей неприступностью, но я был уверен, что не отвержен, у меня просто не получилось. И то “всё “, в своей полноте и неделимости, примет меня сразу, как только я буду готов к этому. Проникшись в том уверенностью, я возродил надежду в сердце, и вновь захотел потягаться силами со стеной, так называемой, реальной действительности.
К тому времени, когда за окном наступили сумерки, меня, наконец, привезли в палату и оставили в покое. Не смотря на весь курс терапии, который пришлось вынести за целый день, и то непомерное внимание к своей персоне, я чувствовал себя бесконечно усталым и одиноким. Эти стены давили на меня. Они были слишком гладкими и правильными в своей геометрии и напрочь отвергали теплоту и уют, так необходимые моему разуму. Я чувствовал, что образ мыслей в своей оценке происходящего, с момента “ пробуждения “, всё более трансформировался не в пользу прожитых лет. Временами я полностью терял всякую ориентацию в событиях, и даже хуже того, в законах по которым жил весь тот мир однажды родивший меня, и так же однажды - обронивший. Я чувствовал себя пришельцем в собственном доме, но заниматься вновь изучением этого мира не испытывал ни какого желания. Он был мне более не интересен в своей примитивности. Его трёх мерность казалась насмешкой над истинной свободой передвижения. Это была большая клетка с простенькими декорациями для игры в жизнь.
В палате было темно и тихо, лишь отдалённые звуки большого ночного города порой проникали в заснувший больничный двор, в колодец которого выходили мои окна. Я лежал в кровати с закрытыми глазами, практически полностью скинув с себя одеяло, прислушиваясь к своим чувствам и ощущениям. Та, твёрдая уверенность в успехе обратного возвращения в удивительный привидевшийся мир, однажды сегодня вселившаяся в моё сердце, решительным импульсом нащупывала варианты опознать единственно возможный путь к вхождению в грёзы и слиянию с ними. Я напрягал все свои психические силы и возможности тела, желая раствориться в воздухе и слиться с его молекулами, проникнув, таким образом, за призрачный занавес темноты ночи окутавшей меня. Я чувствовал, что ещё чуть-чуть, ещё совсем немного и это произойдёт. Этим прониклась каждая клеточка тела и сознания, вызывая нестерпимый зуд в физической материи моего бытия. А я всё увеличивал энергию воздействия на себя и на то, что меня окружало. Сначала мне стало тепло, затем очень тепло, а потом я просто вспыхнул и запылал внутри собственной телесной оболочки. Окружающий воздух, не устояв под таким интенсивным термическим воздействием, задрожал и начал парить и преломляться. Эта его вибрация передалась мне, и я забился словно в лихорадке. Меня трясло и бросало из стороны в сторону, подбрасывало и вдавливало в кровать. Но этого я не чувствовал, так как ощущал, и очень явственно, что то, что меня окружает теперь робкими шажками пытается войти внутрь. Оно прикасается и ласкает моё тело, покалывает и пощипывает, и всё увереннее продвигается вперёд. В какой-то момент мне почудилось, что я наконец достиг цели, и неудержимая радость сменилась блаженным расслаблением. Но это оказалось не так и весь настрой и все труды в мгновение ока пошли насмарку. Туман, который заполнил всё моё существо, вдруг взорвался и рассеялся, вытолкнув разум назад, в мир из которого я так настойчиво пытался уйти. Я вновь лежал в кровати и смотрел в темноту. Вконец обессиленный, спустя мгновение я крепко уснул.
Утро второго дня пребывания в больнице, было солнечным и необычайно радостным. Переход от сновидения к реальной действительности произошёл столь незаметно и ненавязчиво, что поначалу даже вызвал некоторые галлюцинации: я открыл глаза и почти беззвучно попрощался с тем, кто с первых минут моего нахождения в призрачном мире, настойчиво призывал к себе. Этой ночью он был в моих снах и больше не сожалел о том, чего вернуть было, увы, не возможно, напротив, он был целиком и полностью уверен в обратном. Он разговаривал со мной на равных и когда мы прощались, сказал: “До свидания “. Я ответил ему и в следующий миг уже забыл содержание сна, у меня остались только чувства и ощущения, власти которых я отдался с большим удовольствием. Радость, что это для человека, который испытал верх наслаждения? Наверное это ожидание и твёрдая уверенность в том, что блаженство вот-вот повторится, потому что теперь всё остальное, из мира осязаемого и вообще существующего, теряет смысл, оно становится ничем, так как не способно заявить о себе с достаточной силой и на должном уровне, и человек уже не может это полностью уловить и ощутить. И тогда он обязан либо вернуться назад, заново уча себя чувствовать, либо идти вперёд к достижению своей единственной цели – совершенству и абсолюту, в этом случае он остаётся один. Я выбрал второе и пошёл до конца.
Да, в ту ночь был сделан выбор окончательный и бесповоротный. И вот теперь сидя перед микрофоном небольшого магнитофона в своей квартире, я даже не могу припомнить, с чего всё началось, и как это происходило. Просто однажды утром во время очередного осмотра, медсестра, прочитав на бумагах результаты тестирования, приветливо улыбнувшись, пожурила меня за то, что я сбавляю в весе. На следующий день была другая медицинская сестра, но реакция на результаты очередного осмотра у неё была аналогичной. Она сказала, что я немного тощаю, хотя возможно, это зависит от питания, но выгляжу – просто превосходно, словно бы похудение идёт мне на пользу. На третий день мне были сделаны повторные анализы, их результаты угрозы здоровью не показали, и врачам осталось только наблюдать.
Где-то, примерно, через неделю, проходя по больничному коридору, я обратил внимание на своё отражение в большом зеркале. Последний раз я смотрел на себя со стороны в тот день, когда отправился из квартиры на поиски места встречи с незнакомцем. То, что я видел тогда и сейчас, сильно отличалось друг от друга. Тогда я был болен, мой духовный мир деградировал и без передышки подвергался болезненным ударам чего-то, что диктовало свои правила игры. Сейчас же я выглядел счастливым и, не смотря на постоянную потерю в весе не производил впечатление иссыхающего измождённого человека. Но вес всё же убывал, а я по-прежнему не замечал этого. Врачи при разговорах со мной избегали ставить диагнозы и предсказывать дальнейшее протекание заболевания, они только совещались и разводили руками. О том, что их прогнозы были самыми невесёлыми, я судил по выражениям лиц медицинских сестёр и коридорных уборщиц. Казалось, все в больнице жалеют меня, и их сострадание должно было хоть как-то облегчить мою судьбу. Об этом я только догадывался, но чувствовать с недавних пор я стал совсем иное. Я стоял у окна и наблюдал за тем, как сумерки опускались на пустевшие городские улицы. Мне давно полюбилось это время суток, потому что с темнотой приходила надежда. И вот я решил вдохнуть полной грудью сказочную смесь ожидания, эту вечернюю прохладу. Приоткрыв окно, я представил, как серый туман вползает в больничную палату и окутывает меня с ног до головы, проникая между каждой крохотной частицей моей телесной оболочки. И это мне блестяще удалось. Я словно нырнул под воду, что даже уши заложило и немного защекотало в носу. Я точно растворился в воздухе, хотя может, так и было, но едва я приоткрыл глаза, как почувствовал твёрдость бетонного пола и скудность геометрических линий больничной палаты. Но всё же я вновь испытал те ощущения, по которым так безмерно тосковал.
После этого вечера прошло всего два дня и вот я уже сижу у себя в квартире, не известно, что из себя представляя и записывая всё ещё слышимый голос на магнитофонную кассету. Эти двое суток пролетели почти незаметно, но память о них я буду хранить пока на это способен.
Наутро в больнице умываясь перед запотевшим туалетным зеркалом, я вдруг не обнаружил своего отражения, и лишь протерев стекло, разглядел размытые очертания тела. Ужаса, или хотя бы маломальского страха у меня не было, просто в отражении я узнал тот манящий туман и своё будущее. К столу на завтрак я не вышел. Я сел на стул в тёмном углу длинного больничного коридора и наблюдал за тем, как персонал пытался меня найти. Второй день я просидел там же, размышляя и больше уже не интересуясь всем происходящим вокруг меня. Я не чувствовал усталости и не хотел есть. Ближе к ночи, когда шум в здании стих, я встал со стула и отправился к себе в квартиру. Я подумывал о том, что бы просто взять и уйти из этого мира, точнее будет, да и правильнее, сказать, измерения – выйти на улицу и раствориться в вечернем тумане, но в последний момент всё же решил оставить хоть какую-нибудь память о себе, среди бывших соседей по трёхмерному пространству.
КОНЕЦ.