Три секунды счастливой жизни полная версия

 Три секунды счастливой жизни  или Дублёр бойца Мишкиной
Глава 1
 Обязательное начало
Это была последняя командировка Максима в Берёзовку. Намотался он туда за последние полгода предостаточно. Практически не вылезал из этого отдалённого посёлочка с таким красивым названием. Собственно, посёлочка, как такового, не существовало. Небольшой военный  городок, прославившийся  на всю страну букетом должностных преступлений офицеров всех мастей, всех должностей и званий.

Хищение имущества, оружия, торговля похищенным.   Воровали всё, что можно. Продукты, уголь, горючее, даже стиральный порошок. Самые тяжёлые обвинения, конечно, были  связаны с хищением  оружия. Масса народу содержалась под арестом. Часть оздоровили. Сменили полностью офицерский состав, а срочников и контрактников всех поголовно отправили на  длительные учения в отдалённую местность. Приняли решение до осеннего призыва новобранцев в часть не принимать. 

Городок, практически, опустел. Ну, не совсем, конечно. Оставили часть военнослужащих для обеспечения охраны территории городка и его обслуживания. Оставили и медсанчасть, которая, к слову сказать, оказалась единственным подразделением части, не втянутым в эту вакханалию хищений. Наверное, те, кто воровал, боялись, что, в случае чего, их будут спасать просроченными лекарствами  и не одноразовыми, а стеклянными старинными шприцами. Потихоньку жизнь в гарнизоне  входила в нормальное русло. Прислали офицерское пополнение, в основном, молодых и холостых офицеров – выпускников училищ. Заменили штабистов и командира части.

Теперь частью командовал полковник Алексей Брусиловский, с которым Максим  познакомился ещё раньше, в одной из «горячих точек». Полковник планировал перевезти в ближайшее время и свою семью. Да, собственно, ожидался приезд только его жены. Два взрослых сына Алексея, погодки,  одновременно окончившие школу, пошли по стопам отца и учились в военном училище, до окончания которого им оставалось два года.

 Трёхэтажный  благоустроенный дом на территории гарнизона, в котором ранее жили семьи офицеров, поначалу опустевший, пустовал недолго. Заселилась молодёжь из числа офицеров, двое из них привезли семьи, и во дворе дома  молодые мамаши стали выводить на прогулку двух смешных малышей.
 
Чтобы часть не пустовала, министерство заключило договоры с учебными заведениями областного центра на проведение на базе части военных сборов для студентов. Максим  особо не интересовался тонкостями этих «ноу - хау» в образовательном процессе, но военные кафедры имелись во многих  высших учебных заведениях областного центра.

Перед отъездом он получил пару ценных указаний от руководителя. Предполагалось, что за неделю он управится. Хотя, как сказать. Ему надлежало сделать выемку некоторых документов, необходимость в которых возникла буквально недавно. 

И, самое главное, принять меры к отысканию части похищенных боеприпасов, которые, как сказал один из фигурантов дела, «спрятаны на территории части». Хотя практически всю территорию части неоднократно осматривали, так и остался не найденным ящик гранат. Лица, непосредственно спрятавшие гранаты, находились в розыске, поэтому  предполагалось рассчитывать только на свои силы. Максим понятия не имел, как и что придётся ему делать, но, как и все оптимисты, рассчитывал на удачу.

Он уже направлялся к выходу из здания областного управления, как его окликнул дежурный:
-Товарищ майор, зайдите к начальнику управления! Что-то срочное!

-Максим Андреевич, не в службу, а в дружбу! Заскочи по дороге в облвоенкомат, забери там человека. Они  его второй день в Берёзовку отправить не могут. Оказии нет, а автобусы сейчас туда не ходят из-за ремонта федеральной трассы. Поездом не получается, там  какие-то нереальные пересадки. Военком ещё  вчера звонил, а я забыл тебе сказать. Знал же, что ты поедешь в Берёзовку, и забыл. Договорились?

Они договорились, и Максим  ушёл. В Берёзовку он выбирался, в основном, на своем внедорожнике. Мощная, надёжная машина, плюс его водительский стаж 12 лет превращали нудное пятичасовое путешествие в подобие экстремального ралли. Ремонт федеральной трассы и разбитая гравийка добавляли свою долю обязательного экстрима и адреналина.

Около облвоенкомата стояла автомашина «Скорой помощи». На первом этаже в вестибюле толпились люди в форменной одежде медиков, в военной форме и в гражданке. Рядом с окном на стуле около помещения дежурного сидел молодой прапорщик. С его правого плеча китель был снят, рукав рубашки закатан, и медичка обрабатывала ему  кровоточащую рану  ладони. Собравшиеся  все одновременно суетились.

Две женщины с вениками,   оживлённо переговариваясь, подметали с пола звенящие осколки стекла. Тонкий металлический переплёт двери, ведущей из вестибюля в служебные помещения, зиял пустотой. Максим представился дежурному, сидевшему за стеклом в помещении дежурной части, и поинтересовался:
-Нападение? Или призывники рвались служить?

Дежурный искренне засмеялся и весело произнёс:
-Да это, не поверите, дамочка одна тут устроила. У нас неделю дверь без стекла стояла. Так   все и перешагивали через переплёт. Наконец, вчера вечером поставили стекло, с трудом привезли, до полуночи рабочие работали. А она утром вставленного стекла не заметила и вышибла его с первой попытки. На Шварцнегера, вроде, не похожа, как ей удалось, не понятно! Сергей Иванович бросился её спасать, да зацепился за осколок, руку порезал. Вот, «Скорую» пришлось вызывать.

-Ну, - засмеялся Максим, - дамочку на пятнадцать суток можно определять. Сама-то живая?

-Сама целая, повезло, не зацепило её. Везучая. Какие там пятнадцать суток! – даже расстроился дежурный. – Что Вы! Она-то не виновата, не специально же. Какая из неё  хулиганка? Тихонькая, спокойная. Да вон она сидит.
 
Максим проследил за направлением руки дежурного. Около окна в глубине вестибюля на  стуле, боком к ним, сидела женщина. Поднятый капюшон джинсовой куртки закрывал лицо. Положив голову на подоконник, невзирая на шум вокруг себя, она не двигалась, и Максиму показалось, что она спит. Джинсы, лёгкие туфли.

Рядом, у стены, стояла большая, плотно набитая,  дорожная сумка. Его   сразу зацепили её руки. Кисти рук как-то бессильно и устало, но очень живописно,  лежали на её коленях. Левая ладонь сжимала правую.

-Да, сложно у вас тут, опасно, - опять засмеялся Максим. – Я вот по какому поводу. Мне человека в Берёзовку сказали забрать от вас.

-Наконец-то, -  было видно, что дежурный обрадовался, - так вот это она и есть. Её надо в Берёзовку забрать. Она второй день тут сидит, ждёт оказии. Военком все телефоны оборвал, не знает, что с ней делать. Хотели вчера с какими-то торговцами отправить, те продукты в деревенский магазин повезли, но военком посмотрел на них и сказал, чтобы уезжали без неё. Потом сказал, что их морды ему не понравились.

Максим засмеялся.
-А что она там забыла в Берёзовке? К мужу едет? И что, ночью тоже здесь сидит, - он показал рукой в сторону окна.

-Нет, ну на ночь её сегодня наша работница к себе домой забрала. А с утра она опять свой пост заняла. Она ещё позавчера пришла, в конце дня. Её из Центрального   райвоенкомата направили сюда. Пришла в конце рабочего дня, все расходятся, с ней ничего решить не могли.  Ей сказали прийти на следующий день, она и ушла.

А утром военкому из полиции с железнодорожного вокзала позвонили. Она, оказывается,  всю ночь на вокзале просидела. Никуда не едет, спит. Ну, они её и забрали в линейный пункт полиции. А там разобрались, инспектор ПДН её в своём кабинете спать уложила, а утром они военкому позвонили. Тот за ней машину отправил.

-А кто она такая, - спросил Максим.
-Студентка. В институте учится.  В Берёзовку группу студенток, будущих психологов, на военные сборы отправили, а она задержалась, что-то там с экзаменами улаживала. Забирайте её! А то мы к ней уже привыкли! Только сейчас наши женщины с ней… - дежурный не договорил.

Через пустой переплёт двери, осторожно переступая через  металлическое обрамление, в вестибюль прошли две женщины средних лет. Одна – рыжеволосая, вторая – брюнетка.  Брюнетка шла, растопырив в стороны  ладони, будто боялась их запачкать.  Подойдя к спавшей девушке,  рыжеволосая женщина потрясла её за плечо и произнесла:
-Вика! Вика! Просыпайся!

Девушка подняла голову, но со стула не встала. Максим вслед за дежурным подошёл ближе. Капюшон свалился с головы девушки, она чуть повернула лицо в сторону Максима, и тот хорошо рассмотрел её. Молоденькая. Лет 19-20, вряд ли больше. На первый взгляд  она показалась ему совсем обычной.

Глава 2
Жена ветеринара - боец Мишкина

Он подошёл ближе,   и что-то ворохнулось в душе. Ну, может, и не в душе, поскольку точно не доказано, что  у человека есть душа. Но в сердце ворохнулось точно. Спокойное, нежное, будто нарисованное неяркими акварельными красками, лицо. Но вовсе не блёклое, а выразительное. Про такое лицо именно так и говорят. «Нежное». Выразительные большие серые глаза, красивые брови. И губы, тёмно-розовые, красивой формы. Чистая, нежная кожа. Ни косметики, ни помады.

Светлые, с тёмно-золотистым оттенком, волосы собраны на затылке в простой, слегка растрепавшийся, узел. Отдельные, выбившиеся пряди, создавали видимость модельной причёски, хотя вряд ли обладательница красивых волос создавала свою причёску в салоне.

У Максима мелькнула мысль, что именно на таких женских лицах всегда задерживался его взгляд. Девушка явно относилась к типу женщин, всегда нравившихся Максиму.

-Давай, Вика, замри! – скомандовала  темноволосая женщина.

Девушка подняла к верху лицо и широко распахнула глаза. Женщина быстро капнула ей в оба глаза капли из маленького пластикового флакончика. Крепко зажмурив глаза, Вика посидела немного так, с закрытыми глазами, потом опять распахнула их и замерла. Женщина аккуратно прикоснулась сначала к левому, затем к правому глазам девушки. Снимала контактные линзы. Сняв их, она сложила линзы в подставленную девушкой коробочку.

-Всё, Вика, сняла! Держи салфетки, протри глаза, - она положила в руки девушки открытую пачку влажных салфеток.

Та достала салфетки, протёрла оба глаза, посидела, зажмурившись, немного, потом достала из кармана куртки очки и надела их. Красивые,  в металлической оправе.  Открыв глаза, она, щурясь, осмотрелась, слегка задержав взгляд на Максиме и стоявшем рядом с ним дежурном.
 
-Вот, Виктория Владимировна, - спохватился дежурный. – Нашли Вам оказию. Максим Андреевич едет в Берёзовку, на машине, заехал за Вами. Доставит Вас на место в целости и сохранности.

На Максима уставились все. Его будущая попутчица Виктория Владимировна, темноволосая и рыжеволосая женщины, обе женщины, подметавшие стёкла и поднявшийся со стула прапорщик.
Работники «Скорой помощи» уже удалились, и в число с любопытством глазеющих на него зрителей не попали.

-А Вы у него документы проверяли? – с подозрением спросила Вика дежурного, игнорируя Максима даже взглядом. – И номер его машины запишите, пожалуйста, на всякий случай.

- Да Вы что, Виктория Владимировна! Мы Вас кому ни попадя не отдадим. Максим Андреевич человек надёжный, очень даже. Едет в Берёзовку по службе. Мы бы Вас  абы кому не доверили.

Скорее всего,  её убедили слова дежурного. Она поднялась со стула, чуть замешкалась и  произнесла:
-Извините меня, пожалуйста, за этот беспорядок! Я не хотела, так получилось. Спасибо за всё! До свидания! -  хотя и прозвучало спокойно, её голос слегка дрожал. Случившееся в фойе девушку  явно расстроило.

Все разом зашумели, засмеялись, кто-то из женщин обнял её. Максим под шумок поднял её сумку и пошёл к двери. Обнаружив отсутствие сумки, она   бегом догнала его и  почти грубо произнесла:
-Отдайте сумку, я сама понесу!

-Не отдам, - неожиданно для себя, решительно произнёс Максим. – Я всё-таки мужчина.
 
Впрочем, скандалить она не собиралась. Он пропустил её впереди себя на выходе и только тут заметил усталое выражение на её лице. Впрочем, тут же вспомнил слова дежурного и понял причину.
 
Максим закинул её сумку в багажник, открыл дверцу со стороны пассажира спереди, и девушка, игнорируя его протянутую руку, сама забралась в машину.

Максим  обошёл  машину, попинал ногами по колёсам,  оттягивая время, настраиваясь на общение с попутчицей, потом сел в машину, но сразу не тронулся.
-Ну, давайте знакомиться. Меня зовут Максим Андреевич. А Вас – Виктория Владимировна. Очень приятно.

Скорее всего, его случайная попутчица чувствовала себя не очень уверенно. Она пробурчала что-то не совсем внятное. В равной степени это могло быть «Я очень рада» и «Пошёл к чёрту».

Максим вздохнул. Надежды на элемент романтичности во время шестичасовой поездки испарились, будто и не посещали его, как говорила его мама, всегда разумную голову.

По пути на федеральную трассу он остановился около супермаркета.
-Что Вы пьёте, - совсем не обдуманно спросил он, собираясь выходить.

-Что-о-о-о? – в голосе попутчицы прозвучали негодование, злость и простая грубость. Выражение глаз соответствовало тону вопроса.

-Извините, - испуганно заторопился с объяснением Максим. – Я про сок спросил. Ну, или воду минеральную. Ехать долго. Я не рассчитывал, что у меня будет попутчик. То есть, попутчица.

Он хотел добавить к слову «попутчица» какое-нибудь определение. Например, «симпатичная», «милая». Но вовремя остановился. И правильно сделал.

-Я и в ручье могу напиться, - расставила точки над i его, похоже, не очень настроенная на общение, попутчица.

-Сидите в машине,  я быстро. – Прозвучало, как приказ.
Вернулся он через пятнадцать минут. С двумя пакетами. Сложив пакеты в багажник, он уселся на своё место. И протянул Вике, Виктории Владимировне, мороженое и бутылку минералки.

-Моё любимое мороженое. От всей души. Если не нравится, выбросите в окно.

Она не выбросила ни мороженое, ни минеральную воду. Под ровный гул двигателя тронувшейся с места автомашины попутчица зашуршала фольгой упаковки мороженого, сказав вежливо:
-Спасибо!

Максим бросил в её сторону доброжелательную улыбку, максимально очаровательную и соблазнительную. И чуть не проехал на красный свет светофора. На безымянном пальчике правой руки Вики   золотой полоской сверкнуло обручальное колечко. Новенькое.

-Вот, блин. И угораздило же её так рано замуж выскочить. Ей лет 20, не больше. Впрочем, почему не больше. На сборы направляют после четвёртого курса. Значит, ей не меньше 21 года. Выглядит моложе. Ну, Макс, размечтался. А ты настроился на развитие отношений. Вот это не повезло. – расстроено думал Максим.

-А кто у Вас муж, Вика? – он выбрал самый тяжеловесный вопрос из всех тех, что толкались в его разумной голове.

Его вопрос Вику озадачил. Очень сильно озадачил. Она даже  шею слегка вытянула, чтобы, чуть наклонившись, заглянуть ему в лицо.

-Какой муж? – совсем неожиданно спросила она.
-Ну,  Вы же замужем? – растерялся Максим.

-Почему Вы так решили? – с недоумением спросила попутчица, смешно захлопав глазами за стёклами очков.
-Ну, у Вас кольцо обручальное на пальце, - промямлил Максим, не понимая её недоумения.

Она быстрым движением поднесла к глазам правую руку и неожиданно для Максима рассмеялась. А уж то, что она произнесла, вообще его поразило. Как он потом понял, вырвалось это у неё неожиданно.

-Чуть не забыла! Вот что значит, не выспалась.
Что она хотела этим сказать,  Максим не понял.

-Странная девица, - подумал он. Но, на всякий случай, тоже дипломатично засмеялся и решился спросить:
-Вы не против, если я музыку включу?

Попутчица была не против. Не скандалила и вредного норова больше не выражала. Они перебросились общими замечаниями по прозвучавшей музыке. Максима поразило, что Вика хорошо разбирается в репертуаре группы Couple, чьи песни звучали в машине. Попсу она недолюбливала, и в этом Максим  был с ней солидарен.

И всё-таки он не удержался и повторно спросил её:
-Так, где работает Ваш муж?
-Он – ветеринарный врач, - просто ответила она.

Максим расстроился ещё больше. Мужчина, любящий животных, несомненно, очень любил и свою молоденькую жену. По-другому и быть не могло.
 
Молчание тяготило, и он опять задал вопрос. Просто какой-то садо-мазохизм. Интересоваться жизнью  девушки, которая тебе понравилась, но замужем за другим.

-Вы живёте отдельно или с родителями, - очень воспитанно, но чрезмерно нагло спросил он. И тут же поймал её странный взгляд. Такой странный, будто она не знала, что ответить. Наверное, он и не удивился бы, если она ответила:
-Не знаю.

Но она ответила другое:
-Да. Мы живём отдельно. То есть с его родителями.

Максим хотел засмеяться, но, бросив на неё взгляд, передумал. Выглядела она очень растерянной. И усталой. И это подвигло Максима прекратить её допрос. Он перестал задавать ей вопросы, и она вроде как пришла в хорошее  расположение духа.

Часа два они почти молчали. Он иногда делал замечания относительно объектов, мелькавших мимо них. Посёлки, стройки, сады. Заморосил дождик, и Максиму показалось, что романтичности   его поездке добавил именно этот моросящий дождь.

И  тут у неё стали сонно закрываться глаза, а машина  свернула в сторону. Попутчица открыла сонные глаза, посмотрела налево и направо на простиравшийся по обе стороны машины лес, сон покинул её лицо, глаза округлились, и она скороговоркой испуганно воскликнула:
-Куда мы едем? Где мы? Все знают, что я поехала с Вами. И номер Вашей машины записали.

Она не договорила. Максим, радуясь, что заблокировал дверцу с её стороны, лихо оторвав обе руки от руля, театрально схватился за голову, но тут же ухватил опять руль и произнёс:

-Боже мой! Какие мысли! Да мы свернули пообедать. Здесь в полукилометре от федералки в кафе хорошо кормят. Нам ещё часа три ехать. Надо подкрепиться.

Скорей всего, она успокоилась. Пожевала губы, видимо, собираясь с мыслями, и сказала:
-Идите один обедайте. Я в машине останусь.

Он промолчал, но, когда они подъехали к  очень миленькому кафе, окружённому лесом, он заглушил мотор, упёрся спиной в дверцу и твёрдо произнёс:

-Мы пойдём вместе и пообедаем вместе. Если не пойдёшь ты, не пойду и я. А мне нужно пообедать. Дома своего мужа будешь на голодном пайке держать. В общем, нечего на меня дуться. Может, я и резко сказал. Приглашаю тебя в ресторан.

Она хмыкнула, и в её глазах мелькнула какая-то искорка. Он повёл плечами под  рубашкой, будто ему стало зябко, и понять не мог, что отразилось на его лице. До него даже не сразу дошло, что он обращался к ней на «ты».

-Платите Вы, - то ли констатировала, то ли указала она.
-Дура, -  чуть не брякнул Максим. – Хотел бы я посмотреть на твоего мужа. Наверное, такое же чудо.

В кафе она удалилась, а через пять минут вернулась, держа в руках свою джинсовую куртку. Под курткой оказалась очень хорошенькая трикотажная кофточка, в комплекте с джинсами сидевшая на ней так удачно, что он испуганно отвёл глаза в сторону и подумал:
-Повезло ветеринару. Где он её нашёл? Наверное, попугайчика приносила в лечебницу спасать.

Они пообедали в полном молчании, если не считать того, что она попросила его подать солонку, которую  он специально придвинул к себе ближе, обнаружив, что заказанный себе и ей борщ недосолён.

Подавая Вике солонку, он слегка ухватился за её пальцы, и при этом чуть не выронил солонку. С ним явно что-то происходило.

-Влюбился, - решил он,  уставившись в тарелку и размешивая красивое облачко сметаны. – Ну, и дурак. Она замужем.
Ярлык «Дурак» он прилепил к себе, по всей видимости, надолго.

Пообедав, она мило произнесла:
-Спасибо за обед и за компанию. Извините меня за мои слова, ну, те, которые я сказала, когда Вы свернули.

-Да ладно, ничего страшного, - произнёс он уныло.- Я бы на Вашем месте тоже испугался не меньше.

Она засмеялась. Первый раз. Очень искренне и красиво.  Максим шёл за ней следом, открывал  перед ней дверь кафе, затем дверцу машины, помогал ей распутать ремень безопасности, а прилепившийся ярлык «Дурак» уже прочно занял место, скорее всего, в его, до этого, разумной, голове.

Оставшуюся часть пути она дремала. Он приглушил музыку, машину вёл исключительно аккуратно, даже на гравийке и постоянно бросал на  попутчицу взгляд, будто от этих его взглядов  существование мужа-ветеринара перейдёт в категорию нереальную, а прилепившийся ярлык отвалится и затеряется где-то во времени и пространстве.

Глава 3
Столб в джинсовой одежде

Ещё было совсем светло, когда они подъехали в воинской части. Дождя здесь не было, но  солнышко пряталось за тучами, и Максим решил, что даже природа настроилась против него.

На КПП у них проверили документы. Попутчица достала из сумки паспорт и протянула его лейтенанту с красной повязкой на рукаве.

-Так, Мишкина Виктория Владимировна, -  произнёс лейтенант, изучая её паспорт и бросая на неё взгляды, явно сравнивая оригинал с фотографией.

Максим повернул голову в её сторону. И замер. Она смотрела на руки лейтенанта, державшие её паспорт, застывшим взглядом. Даже рот приоткрыла.

Максим вспомнил похожую ситуацию. Точнее сцену, увиденную в фильме про Штирлица, который он смотрел раз пятнадцать. Точно так смотрела Кэт, когда на границе у неё и Штирлица проверяли документы. Но, в отличие от Штирлица, сказать что-то или просто произнести фразу, он не успел.

-Максим! Приехал! – к КПП подходил командир части.
Лейтенантик, так и держа в руках паспорт Вики, повернулся в сторону командира и отрапортовал.

Лицо Брусиловского заняла широкая улыбка. Ухватив Вику за ручку, он церемонно поцеловал её и произнёс, обращаясь к Максиму:
-Ты что не предупредил, что не один приедешь. Я-то думал, ты у меня поселишься, а тут вам надо место на двоих искать. Не  переживай, сейчас мы быстро это решим, - он не договорил.

-Алексей Викторович, Алексей Викторович, подожди! Я один приехал. А это моя попутчица. Виктория Владимировна Мишкина. Студентка. На сборы приехала. Её со мной отправили.

Было похоже, что Брусиловский расстроился. Он  выхватил из рук лейтенанта паспорт Мишкиной:
-Свои!

Через десять минут приехавшие сидели в кабинете командира части. За Викой пришёл лейтенант, выслушал наказ Брусиловского, забрал её сумку и, сказав: - Пойдёмте! – увёл её.

Убедившись, что дверь за ними закрылась, Брусиловский вдруг неожиданно произнёс:
-Слушай, я даже расстроился. Я думал, она с тобой.

Максим промолчал. Но его унылый и растерянный взгляд сказал многое.
Да ты не переживай! Ты сюда на неделю приехал, вот и развивай отношения. Потом приедешь за ней! – не унимался Брусиловский.

-Да она замужем! – не удержался Максим.
-Ты откуда знаешь? –удивился Брусиловский.
-Кольцо на пальце, она сама сказала, что муж ветеринар.

-Муж ветеринар? – Брусиловский почему-то засмеялся. – Знаешь, мне недавно анекдот какой-то про мужа ветеринара-полицейского  рассказывали, не могу вспомнить.

-Конечно, такой, что при дамах не расскажешь, - улыбнулся Максим.

-Да нет, вроде приличный. Не могу вспомнить. Вспомню, расскажу. Кстати, у нас эти студентки уже неделю здесь. Я сначала против был, думал, куча проблем из-за них будет. Нет, всё нормально. Трудяжки. Построение, теория и практика военной службы.

Два романа уже наклюнулись. Лейтенанты наши, холостяки, заженихались. А что, нам военные психологи нужны, а их выпуск, говорят, весь хотят для армии готовить будут.

А что, женщины сейчас в армию с охотой идут служить. Зарплата, льготы. Я их даже поселил в офицерское общежитие. Там и мебель есть, и телевизоры, и душ. Комфорт  для женщины в армии.

-Алексей,  а личное дело этой Мишкиной где?  Дай посмотреть, - прервал Максим рассуждения Брусиловского о месте женщины в армии.

-О! Зацепила она тебя! Молодец! Ну и что, что муж ветеринар? Ты мужик героический, - Брусиловского опять понесло в ненужные рассуждения. Впрочем, он почти сразу справился со своим желанием сотворить добро хорошему человеку и, вздохнув, произнёс:

-Капитан Смирнов ими занимается. Все личные дела этих студенток у него. А его нет. Приедет через два дня. На учёбу уехал. Так что, терпи.

Предложение «терпеть»  прозвучало сочувственно.

Устроился ночевать Максим в квартире командира части.  Вечером они довольно плотно поужинали, выпили за встречу, и Брусиловский вдруг сказал:

-Ты прав. Замужем она. Отметка у неё в паспорте. Литвинов фамилия мужа. Имя и отчество забыл, извини, завтра посмотрю. Фамилию свою не меняла. Ну, что поделаешь. Брак – это святое.

Ночью Максиму приснился сон. Он и его мама сидят в коридоре ветеринарной лечебницы. Мать держит его на руках, как маленького ребёнка. Занимают они при этом стул слева и два стула справа, чтобы поместились его ноги и весь он.

Чуть в стороне от них слева и справа  сидят граждане обоего пола, держа в руках различную животину.

Кабинет доктора открывается, оттуда выходит высоченный, метра три ростом, мужик в грязном фартуке, как у мясника на рынке, и, обращаясь к матери Максима, говорит зверским басом:
-Мамаша, вы его кастрировать принесли? Проходите!

Моментально проснувшись, Максим уткнулся в подушку и минут пять смеялся, стараясь, чтобы его не услышал спавший в соседней комнате Брусиловский.

Утром он долго мылся в душе, долго брился, перемерил почти всю одежду, привезённую с собой, выбирая именно ту, которая, по его мнению, должна очаровать молодую жену ветеринара.

 Остановился на джинсовой рубашке с коротким рукавом и новых тёмно-синих джинсах. Хотя день намечался жаркий, решил потерпеть.

За завтраком Брусиловский косился на него, косился, а потом высказался:
-Ты меня, Андреевич, извини, но брак – это святое. Так что, - он не договорил фразу и удручающе  развёл в сторону руки,  зажимая правой ладонью вилку с огромной котлетой, которую он, впрочем, съел за  три куса.

Странно, но вчера командир части говорил совсем другое. Наверное, чувство сытости  придавало ему разумности.

На улице им навстречу попались неорганизованная ватажка молодых девушек в военной форме. Они  шли из столовой на плац на построение. В форме были все. Кроме одной, одетой в трикотажную кофточку и джинсы, уже знакомые Максиму.

-Здравствуйте, Алексей Викторович, - совсем не по уставу вразнобой поздоровались  девушки и добавили: - Здравствуйте!

Последнее слово приветствия явно было адресовано Максиму. Засмотревшись в сторону одной из проходивших мимо, Максим чуть не свалился, споткнувшись о бордюр дорожки.

-Максим, Максим! – зашептал ему в ухо Брусиловский. – Держи себя в руках.

Потом, вдруг, будто что-то вспомнив, Брусиловский развернулся в сторону удалявшихся в сторону плаца девушек и закричал:
-Мишкина, поди-ка сюда, - и для убедительности поманил Мишкину пальцем.

Максим встал рядом, изображая неодушевлённый столб. Столб в фирменной джинсовой рубашке и не менее фирменных джинсах.

Мишкина подошла к ним, встала напротив Брусиловского, уставилась ему в лицо и, игнорируя присутствие столба в джинсовой одежде, голосом девушки из службы «Секс по телефону» произнесла:
-Боец Мишкина пришла!

Столб в джинсовой одежде вошёл в состояние помутнения рассудка. Брусиловский сначала покраснел, потом быстро заморгал глазами и, наконец, выдавил из себя:
-Почему не в форме?

-Вы про какую форму говорите, Алексей Викторович? Если про ту, что лежала в огромной коробке с надписью  с маленькой буквы «мишке», так она мне по размеру не подходит. – Интонация голоса  Мишкиной изменилась. Назревал скандал.

-Не может быть, - твёрдым командирским голосом произнёс Брусиловский. – Никто не жаловался, одна ты жалуешься. Смотри, какие все красавицы в форме. Иди, наряжайся в то, что тебе дали. И через десять минут  должна быть на плацу.

Он посмотрел на часы, засекая время. Мишкина достала из джинсов телефон и тоже посмотрела на время, после чего пошла в сторону дома, где располагалось общежитие.

-Оторва, - произнёс Брусиловский в пространство. Максим не ответил. Не мог выйти из состояния помутнения рассудка. Вскоре он пришёл в себя и выслушал от Брусиловского  несколько очень лестных определений в адрес «этой Мишкиной», прозвучавших, впрочем, в форме довольно жёстких армейских, чисто мужских, выражений.

И они пошли в сторону плаца. Максим пошёл «за компанию», так ему хотелось посмотреть, как прекрасно будет смотреться «боец Мишкина» в форме.

На плацу командир части опять посмотрел на часы, вздохнул и громким голосом совсем не по уставу произнёс:
-Построиться в одну шеренгу, - и тут же добавил: - А где Мишкина?

Хлопнула дверь подъезда, и на улицу вышла Мишкина.

Глава 4
Убить ветеринара

Наступила такая тишина! Казалось, даже воробьи перестали чирикать и драться из-за брошенной им корки хлеба. И в этой тишине, почти чеканя шаг, Мишкина подошла к командиру части, вытянулась, как и положено, и, преданно глядя ему в мигом покрасневшее лицо, чётким голосом произнесла:
-Разрешите встать в строй, товарищ командир части.

Все молчали. Молчал и командир части. Столб в джинсовой одежде тоже молчал и мечтал об одном. Когда вернётся, убьёт ветеринара и женится на его вдове. Брак – это святое. Впрочем, подобные мысли можно было списать на помутнение рассудка.

-Что это на тебе, - наконец, разродился фразой Брусиловский. Каждое слово прозвучало раздельно. В голосе сквозил ужас.

 -Как что? – очень искренне удивилась Мишкина. – Это моя форма. Из коробки с надписью «мишке». Форма, которая делает женщину красивой. Вы убедили меня быть красивой. Можно встать в строй?

Форменная юбка Мишкиной  подолом болталась где-то около её  ступней. Впрочем, юбка мало что значила в её форменном наряде, поскольку её можно было и не одевать. Форменная рубашка по длине приближалась к коленкам.

Из широкого  ворота – почти декольте выглядывала стройная красивая шея. Галстук-бантик болтался где-то в области груди Мишкиной. В руках она держала форменные туфли, размера не менее сорок первого.

Поднялся такой хохот! С деревьев  массово снялись воробьи.  В окнах дома появились испуганные лица  немногочисленных жильцом. Из штаба выскочили все, кто мог выскочить. Да что там говорить, даже те, кому по уставу нельзя было покидать пост, тоже выбежали.

-Где этот прапор, который формой занимается, - громким свистящим шёпотом угрожающе  спросил Брусиловский.

-Тёщу позавчера уехал хоронить. Вы его сами отпустили, Алексей Викторович, - доложил молоденький лейтенант.

-Как появится, сразу ко мне, - скомандовал командир части. И отдал ещё одну команду: - Мишкина! Можешь идти и переодеваться. В то, в чём обычно ходишь.

Построение закончили без Мишкиной. В кабинете Брусиловский, предварительно закрыв дверь кабинета на замок, достал из сейфа коньяк, но, не налив ни себе, ни Максиму, убрал его обратно и произнёс:
-Она здесь почти месяц будет. Я так сопьюсь.

Потом они оба пришли в себя и приступили к работе. Надо же было и поработать, хотя присутствие на территории части Мишкиной внесло некоторую сумятицу в нормальное функционирование воинского подразделения.

Во время работы в устах командира части неоднократно звучало слово «оторва», не имеющее непосредственного отношения к работе. Необходимые Максиму документы принесли сразу по команде Брусиловского, и  оформление их изъятия заняло время вровень до обеда.

 Оставалось разыскать спрятанные на территории части гранаты. На завтра ожидалось прибытие двух сапёров. Поэтому все мероприятия отложили до их прибытия.

Обедали в столовой. Было весело. Все говорили о «явлении Мишкиной народу». Смеялись все, даже Мишкина. 

Потом одна из девушек, пошедшая за не положенной прочим военнослужащим, даже командиру части, добавкой, возвращаясь обратно, уронила тарелку.

Тарелка упала удачно, содержимым книзу, и не разбилась. Поскольку посуда бьётся к счастью, в данной ситуации стоило ожидать несчастья. Ждать пришлось совсем недолго. Девушка отнесла тарелку на мойку и пошла за совком, веником и тряпкой, чтобы произвести некую уборку.

И тут Мишкину угораздило пойти за добавкой компота. Задрав голову, она стала по пути рассматривать нарисованные прежними умельцами картины  на потолке, наступила в неубранное месиво, поскользнулась, звучно упала на спину во весь рост, проехав ногами вперёд некоторое расстояние, умудрившись при этом не удариться головой.

Закончив стремительное движение, Мишкина  сочно произнесла: «...», замерла и закрыла глаза. Где-то в пространстве брякал отброшенный в сторону при падении её стакан.

Державшаяся мгновение другое тишина прервалась топотом ног. Первым к упавшему телу добрался Максим.  Глаза Мишкиной были закрыты, а рот, наоборот, приоткрыт, будто ждал прощального поцелуя.

Поскольку Мишкина не подавала признаков жизни, поступил чей-то дельный совет:
-Пульс проверить надо.

Одна из девушек неумело попыталась отыскать пульс на безвольной руке Мишкиной. Из  характера попыток следовало, что «целительница» имеет весьма отдалённое понятие о пульсе и, тем более, определении места, где его можно отыскать.

-Сердце послушайте, - заорал кто-то.
Максим склонил голову и прижал ухо к груди Мишкиной. И оторопел. Сердце Мишкиной бухало так, что стоило удивляться, как этот звук не слышат стоявшие рядом люди. И тут около уха Максима раздался тихий горячий шёпот:
-Унесите меня отсюда.

Ухватив Мишкину, Максим шустро поволок её на улицу. В полутёмном коридорчике она руками нежно обхватила его  шею и прошептала:
-Извините, но я даже рада, что так позорно навернулась.

На крыльце Мишкина строптиво выскользнула из его рук и строгим голосом произнесла:
-Всё! Мне уже хорошо!

И пошла в сторону общежития.  Осыпающиеся с неё остатки второго блюда, привлекли внимание воробьёв. Со стороны выглядело даже сказочно. За удалявшейся Мишкиной передвигался шлейф из птиц.

Опять прозвучало «оторва» в том же исполнении. Впрочем, в этот раз, вернувшись в свой кабинет, командир части коньяк уже не доставал. То ли решил привыкать к выходкам Мишкиной, то ли, действительно, боялся спиться. Спиться перед самым приездом, нет, не начальства, жены.

Максиму пришлось идти переодеваться. В этот раз он кардинально пересмотрел принципы подхода к оформлению своего внешнего вида и оделся в простой камуфляж. Брюки и майка. Украсил голову модной бейсболкой  с отечественной символикой и  вышел на улицу. Он пару раз прошёл по дорожке около  жилого дома,  придав лицу строгий и деловой вид.

Джинсы и кофточка Мишкиной сохли на верёвке на балконе второго этажа, из чего следовало, что появиться на улице она может либо, простите,  почти голая, либо в наряде, весьма неожиданном. Из окон общежития  гремело что-то рок-н-ролльное, но никто не показывался, и Максим ретировался в штаб.

Брусиловский сидел в кабинете с задумчивым лицом  и рассматривал паспорт. Паспорт Мишкиной.

-Брак зарегистрирован  неделю тому назад. Муж – Литвинов Сергей Игнатьевич. Паспорт на Мишкину, значит, фамилию не меняла. Обычно меняют. Н-да-а-а!

Что подразумевалось под этим философским «Н-да-а-а!», Максим не понял. К тому же он припомнил, что ему знакома эта личность. Литвинов Сергей Игнатьевич. Нет, не ветврач Литвинов.

Глава 5
Муж ветеринар – майор полиции

 Майор Литвинов, которого он знал, работал в полиции, занимался вопросами борьбы с организованными преступными группировками и, как тоже припомнил Максим, месяца полтора тому назад при встрече с Максимом  поделился радостной вестью о том, что собрался жениться.

  Максим ещё напрягся и припомнил обстоятельства того разговора. Сергей говорил, что его будущая жена «спортсменка», «красавица». И студентка. Всё совпадало, за исключением того, что Сергей никогда не был ветеринаром. Рассказывая о будущей женитьбе, выглядел он весьма счастливым.
 
-Прикололась, оторва, - сделал вывод Брусиловский, выслушав доводы Максима. –Что ж, будем терпеть. Я только не пойму, каким видом спорта она может заниматься. Единственное, что приходит на ум, - художественная гимнастика. Хотя, слабовата она и для гимнастики.

И вообще, странно. Молодой муж отправляет жену на месяц в армию сразу после свадьбы. Я бы  достал любые документы, чтобы не отпускать её. Ну, больничный оформил бы. С другой стороны, какой больничный. У неё по военной подготовке тогда хвост нарисовался бы. Значит, пришлось ехать.

И тут Максим припомнил ещё кое-что. При нём Мишкина ни разу никуда не звонила, и ей никто не звонил. Ни она любимому мужу, ни ей любящий муж.

И второе. Сергей вполне мог сам отвезти молодую жену в часть либо попросить сделать это любого из своих многочисленных коллег и друзей.

А то обстоятельство, что Мишкина, имея в областном центре молодого мужа, ночевала сначала на вокзале, а потом у работницы военкомата, вообще не поддавалось никакому разумному объяснению.

Мысленные размышления Максима  прервал приход в кабинет командира части молодого лейтенанта.
-Товарищ командир! Сегодня  у студентов стрельбы.

-Понятно, организуйте, - произнёс Брусиловский, читая  какой-то документ.
Лейтенант замялся.
-Что такое? – спросил командир части.

-А эту, новенькую, Мишкину, брать? – спросил лейтенант и покраснел. Присутствие Мишкиной уже создавало проблемы всем.

  Брусиловский резко поднял голову, посмотрел почему-то на Максима и сказал лейтенанту:
- Берите. Мы тоже поедем. На стрельбы.
 
Перед стрельбами было построение. Построились не сразу. Ждали, когда Мишкина определится, где ей стоять. Она долго примерялась по росту, поочерёдно раздвигая  построившихся в шеренгу красавиц в форме, пока не нашла своё место. В конце шеренги. Странно, но все студентки подобрались, как на подбор, выше среднего и высокого роста. Средний рост Мишкиной позволил ей занять место только в конце шеренги.

Брусиловский  дождался, пока хихикающая шеренга успокоится, прошёлся вдоль  строя бравых красавиц в  летней полевой форме и остановился напротив Мишкиной.

Свободные бриджи, балахонистая футболка, легкомысленная панамка  с изображением божьих коровок и летние кроссовки значительно изменили облик бойца Мишкиной.

-Что опять? – недовольным голосом пробурчала Мищкина,  не выдержав пристального взгляда  командира части.

 Молодые лейтенанты стояли в сторонке, и по их улыбающимся лицам было заметно, что они одобряют наряд Мишкиной. В отличие от командира части.

-Что другое есть из одежды? – спросил Брусиловский.
Мишкина задумалась. Ровно на пару мгновений.
-Сарафан, летний, с вот таким вырезом и такой длины.

Показанный руками вырез сарафана и его длина командиру части не понравились.
-Не пойдёт. Что ещё?
 
-Ещё шорты. Вот такие. – Мишкина показала, «какие» у неё шорты.
Глаза Брусиловского засверкали, как запрещающий знак светофора.

Через пару минут  студентки со смехом загрузились в бортовую машину, куда под шумок забрались и два самых удачливых лейтенанта. Прочие офицеры загрузились в машину командира части. Максим пожалел, что не забрался следом за лейтенантами. Согласен был ехать стоя.

На полигоне Мишкину не допустили к стрельбе из автомата.
-У нас столько «Скорых» не хватит вывозить цели твоей стрельбы, - очень предусмотрительно сказал мудрый командир части.

Поэтому Мишкина  полчаса посидела, а, точнее, подремала в  прохладном салоне машины командира части, куда её по просьбе Брусиловского препроводил Максим, получивший команду «Глаз с неё не сводить».

Он и не сводил с неё глаз. В его мысленных рассуждениях произошёл раскол. Жениться на вдове ветеринара, это одно. А вот жениться на вдове Серёги Литвинова – это совсем не порядочно. Конечно, это была ирония. Грустная ирония.

Потом стреляли из пистолета. Сначала всем напомнили теорию. Основополагающими моментами в этом меморандуме было: не направлять оружие  в сторону людей, как передёргивать затвор, как целиться, и, конечно же, как стрелять.

Теорию Мишкиной преподавал Максим. Брусиловский приказал. Мишкина послушно кивала головой в панамке, подтверждая усвоение теоретических навыков. Потом наступила практика.

Попытки Мишкиной направить оружие на всех присутствующих Максим пресёк сразу, встав рядом с «оторвой» и даже слегка приобняв её. Исключительно в целях обеспечения безопасности окружающих.

Передёрнуть затвор Мишкина не смогла ни с первой попытки, ни со второй. Она жалобно посмотрела в глаза Максиму, бдительно державшему её в «служебных объятиях», и горестно произнесла:
-Извините, но мне сил не хватает.

Максим оглянулся. Никто в их сторону не смотрел.  На позиции стояли несколько студенток, справиться с оружием им помогали молодые лейтенанты. Командир части, отойдя в сторону, разговаривал с кем-то по телефону. Не занятые стрельбой студентки собрались в кучку, и что-то горячо обсуждали.

Быстро передёрнув затвор, Максим  сунул пистолет в руку Мишкиной, стиснул её ладонь с пистолетом своей ладонью и  шепнул ей в ухо:
-Нажимай. На курок.

Мишкина последовательно совершила ряд действий. Сначала отвернула голову в сторону. Потом закрыла оба глаза. И лишь затем нажала на курок. Судя по направлению ствола, пули надлежало искать в соседней области или на территории сопредельного государства. Но никак не в мишени.

Патроны закончились. Мишкина открыла глаза, повернула голову в сторону Максима и восхищённо спросила:
-Попала?

Испуганно оглянувшись, Максим достал из кармана патроны, зарядил пистолет Мишкиной и, ещё раз оглянувшись, произвёл выстрелы, после чего бодрым голосом доложил:
-Рядовой Мишкина стрельбу закончила!

Мишкина одарила его очаровательной улыбкой и собралась бежать смотреть свою мишень, хотя вокруг оглушительно палили из пистолетов. Максим применил переданные ему командиром части правомочия относительно Мишкиной и, очень деликатно ухватив её за руку, удержал рядом.
 
Потом пошли смотреть мишени. Две из них оказались чистыми. В остальных  тоже было мало хорошего. Больше всего попаданий было в мишень Мишкиной. Три – в десятку, одно на границе девятки и восьмёрки, остальные в девятку. Брусиловский смотрел на мишень минуты три. Смотрел и молчал. Потом отозвал Мишкину в сторону.

-У тебя сколько диоптрий в очках?
-Минус два, - быстро доложила Мишкина и покраснела.  Даже соврать не смогла.

Брусиловский снял с её лица очки и примерил. Болезненно моргая глазами, он вернул ей очки, сказав:
-Да здесь минус шесть, не меньше!

-Да Вы что, Алексей Викторович, - возмутилась Мишкина. – Если бы здесь было столько минусов, стёкла были бы толщиной с лупу! А у меня стёклышки тоненькие.

В словах Мишкиной, на первый взгляд, содержалась убедительная логика.
-Смотри, - вдруг быстро произнёс Брусиловский, обращаясь к Мишкиной, - видишь, на той берёзе две вороны сидят?
-Вижу, - произнесла Мишкина, глядя в сторону берёзы, чуть сощурившись.

Максим посмотрел туда же. Ворон на берёзе не было. Берёза была, а ворон на ней не было. И какие вороны могли сидеть около полигона во время стрельб.

-Молодец, - поощрительно сказал командир части и очень легонько похлопал Мишкину по плечу. Потом посмотрел на Максима и сказал тому: - Разберёмся потом.

Перед строем Мишкиной объявили благодарность за хорошую стрельбу. От радости она стала кланяться налево и направо и приготовилась раздавать автографы.

Глава 6
 А что случится, если уронишь гранату?

Но тут пошли бросать гранаты. Конечно, учебные. Сначала выслушали теорию. Её довольно толково и очень понятно преподнёс молоденький лейтенант.
 
Мишкина слушала очень внимательно. Потом задала только один вопрос. Максиму.

-А сколько времени проходит от снятия колечка до взрыва гранаты? Можно успеть отбросить её в сторону, если нечаянно уронишь?

-Максимум три секунды, - очень серьёзно сказал Максим. Впрочем, могло быть и не три секунды. Больше – маловероятно. Меньше - возможно.

Мишкина задумалась.
-Зачем тебе это? – Максим засмеялся. – Ну, гранату можно отбросить. Но бросить её надо далеко. Дальше, чем свадебный букетик невеста на свадьбе бросает.

-Какой букетик, - будто не поняла Мишкина.
-Забыла? На свадьбе невеста обязательно бросает букетик. Ты забыла? Ведь тоже, наверное, бросала.

Мишкина захохотала так искренне и жизнерадостно, что у него побежали мурашки по телу, будто температура на улице разом понизилась до минус тридцати градусов.

-Значит, в запасе остаётся три секунды счастливой жизни. Чтобы отбросить гранату в сторону. - Она говорила такие серьёзные вещи и улыбалась.


-Конечно,  если невозможно далеко отбросить, можно кинуть её поблизости туда, где она разорвётся с меньшей степенью опасности для окружающих. Зачем тебе это? В твоей счастливой жизни это не пригодится.

Он смотрел на неё, улыбался, а весело ему вовсе и не было. У неё была своя жизнь. Счастливая жизнь. И думать в этой счастливой жизни про три секунды ей не придётся.

Бросить гранату Мишкина не смогла. Все её попытки  кинуть её дальше заканчивались резким поворотом  тела вокруг собственной оси и полным непониманием того, куда эту гранату бросить, когда поворот завершится.

-Одной гранатой ты убила всех, - констатировал Брусиловский.

На этом развлекательная часть сборов, то есть практические занятия, закончилась, и все поехали обратно. В этот раз Максим ехал в другой машине. Вместе с ней.

Все смеялись, смеялась и она, а он думал про эти три секунды счастливой жизни. Впрочем, не про три секунды. А про счастливую жизнь вообще. Про её счастливую жизнь. 

Он был уверен, что она будет счастливой в жизни. Был уверен, потому что хорошо знал Серёгу Литвинова. Сильного, надёжного, смелого. И любящего её, Мишкину. Максим вспомнил, с каким восторгом тот говорил о том, что скоро женится.

Максиму так хотелось, чтобы они ехали на этой машине долго-долго. И он мог смотреть на неё, чужую жену, и слушать её смех. Пару раз их глаза встретились. Что-то в её взгляде смутило его. Счастливый восторг. Да! Именно счастливый восторг. Почему?

В части все студенты пошли в общежитие, а он в кабинете командира части определил собранной команде объём работы по осмотру территории части.

-За частью тоже надо посмотреть, - подсказал Брусиловский. - Далеко они вряд ли потащили бы этот ящик. Впрочем, они могли вообще его увезти подальше.

-Нет, - не согласился Максим. – Этот прапорщик показал, что прятали гранаты именно на территории части. По времени  могли спрятать только на территории части. И транспортом они  в ту ночь не пользовались.

В столовую  на ужин Максим не пошёл. Стоял около окна в квартире командира части и смотрел, как студентки возвращались с ужина. И она шла с ними. И опять смеялась. Она существовала там, в своей счастливой жизни. А он находился за пределами её счастливой жизни. И надеяться ему было не на что.

Чуть позже пришёл Брусиловский и заставил его поужинать. Потом они сидели в зале и играли в шахматы. Выигрывал Брусиловский, поскольку Максим всё время «зевал». Несмотря на то, что ему везло, Брусиловский очень дипломатично радость не высказывал.

Периодически вздыхая, он произносил неопределённо:
-Вот, как бывает.
Потом не выдержал. Отставил шахматы в сторону и сказал:
-Ты извини меня, Максим, если я лезу, куда не надо. Я постарше тебя, хоть и не особо. Ты тут ничего сделать не можешь. Ни-че-го! Забудешь её,  встретишь другую.

Неопределённо махнув рукой, Брусиловский вышел. Впрочем, он тут же вернулся, остановился у зеркала и, рассматривая своё изображение, произнёс:

-Я сказать тебе хотел. Про стрельбы. Нет, не про то, что ты за неё всю обойму выпустил в её мишень. Кстати, а почему ты все не залепил в десятку? Ты вроде стреляешь  очень прилично?

Максим неожиданно рассмеялся. Наверное, вспомнил стрельбы.
-Да кто бы тогда поверил, что она так попала? Ты что хотел сказать?

Брусиловский отошёл от зеркала и сел в кресло напротив дивана, на котором сидел Максим:

-Знаешь, моя Татьяна носит очки. Со студенческих лет. У неё минус пять. Так вот. У этой Мишкиной диоптрий в очках побольше. Она мне соврать хотела. Дескать, минус два у неё. А если бы очки сильней были, то стёкла толще были бы. А у неё-то и не стёкла в очках, а пластик. Хорошие линзы, хорошая оправа. И про ворон я спросил, и она «пролетела».

Я к чему это! По моим понятиям, по зрению она не может быть военнообязанной. Зачем она сюда прибыла? Что ей муж не мог освобождение от армии оформить законным путём?

Женщины для чего в армию идут?  Одни – ради карьеры. Другие – ради заработка. Третьи – половинку свою найти. Четвёртые… Ну, про четвёртых я промолчу.  А это, чудо, зачем в армию подалось?  Ладно, спи. Я пошёл тоже спать. Мне завтра рано вставать.

Максим долго не мог уснуть. Думал, думал. Ворочался, ворочался. Потом заснул. Уже засыпая, вспомнил. «Три секунды счастливой жизни».

Утром встал рано и ушёл из дома вместе с Брусиловским.  Офицерское общежитие, где поселили студентки, располагалось в соседнем подъезде. Там только начали просыпаться, раздавался женский смех, весёлые возгласы.

В девять часов утра Максим с группой  выбрались на запланированную территорию. Что-то типа пустыря с развалинами. Сапёры, солдаты, два лейтенанта в придачу. Работали до обеда. Стало  невыносимо жарко, и работу решили прекратить. Результат был нулевой. И тут позвонил Брусиловский:
-Ко мне. Срочно!

На подходе в кабинету командира части стало понятно, там что-то происходит. Максим не ошибся. Возвышаясь над низкорослым прапорщиком, как монумент, Брусиловский орал так, что дрожали стёкла.

Максим сел в сторонке и прислушался. Прапорщик занимался вещевым довольствием. Приехавшие студентки на него пожаловались сразу, как только получили форму.

-Нет, ты представляешь! – громыхал командир части. – Он им всем форму размерами больше выдавал. А ведь все нужные размеры были. Нравилось, что ли, чтобы они за ним бегали и форму эту клянчили. Но они его быстро на место поставили. Сейчас только с Мишкиной разберусь.

-А что с Мишкиной! – почти радостно  спохватился прапорщик. – Ей я почти по размеру всё приготовил. Она такая единственная. Крупная, статная.

Брусиловский уставился на прапорщика:
-Кто крупная, статная?

-Ну, Мишкина эта. Я записи свои посмотрел. Высокая, крупная женщина. Нога, правда, большевата для женщины. Но для её габаритов как раз. Ну, выдал ей на размер больше, чем надо, на ней и не заметно будет.

Брусиловский силился что-то сказать, но не успел.
-Разрешите, товарищ полковник, - на пороге появился капитан с папкой в руках. – Я вам личное дело Мишкиной принёс.

-Иди, потом с тобой разберусь, - выпроводил прапорщика командир части. – Давай, Михаил Иванович, документы. Спасибо. Можешь идти.

Но капитан Смирнов сразу не удалился.
- Мишкина задержится немного. Всё-таки замуж вышла.
-Да здесь она уже, приехала, - произнёс Брусиловский.

-Да вы что! - обрадовался капитан. –Сейчас найду её! Поздравлю с  изменением семейного положения. Меня Сергей на свадьбу приглашал, да я не смог.
 
Сказав это, капитан Смирнов направился к двери.
-Подожди, а ты что, Михаил Иванович, знаешь Мишкину Викторию? – неожиданно спросил Брусиловский.

-Да уже года полтора знаю. Мы с ней на соревнованиях познакомились.  Я судейством занимался. Она первое место заняла. Потом с мужем её познакомился. У нас общие знакомые есть. Даже, вроде, как мы родственники далёкие. По моей жене.

Максим напрягся, но спросил:
-А на каких соревнованиях вы встретились?
-По стрельбе. Она же мастер спорта по стрельбе. По-македонски здорово у неё получается. Ну, она ещё и греблей занимается. На байдарке-одиночке. Крепкая деваха. У них и у Сергея вся родова такая. Крепкие, здоровые.

Капитан ушел. Брусиловский помолчал, переваривая информацию, потом спросил оторопевшего Максима:
-Ты что-нибудь понял?

Глава 7
Куда исчезли 15 см роста бойца Мишкиной?

Тот отрицательно замахал головой. Хотя, сказать честно, что-то забрезжило в его сознании. Растрёпанная, не совсем сформировавшаяся мысль. Нет, не о женитьбе на молодой вдовушке. Другое. Совсем другое.

Личное дело Мишкиной Виктории Владимировны они изучали четырнадцать минут десять секунд. После этого Брусиловский отложил папку в сторону и произнёс много непечатных слов. 

Максим нервно ходил из угла в угол, пока Брусиловский не заорал:
-Сядь! В глазах рябит от тебя. – потом перевёл дыхание и вкрадчивым голосом спросил: - Ты кого мне привёз?!

-Только не надо теперь на меня все стрелки переводить, - радостным голосом продекламировал Максим. – Мне её в облвоенкомате вручили. На КПП её  документы дежурный проверял. И ты её паспорт в руках держал, рассматривал и комментировал. Я, вроде, как и ни при чём.

Брусиловский задумался. Потом вызвал дежурного:
-Найди-ка мне, Петруша, Мишкину. И доставь сюда.

-Алексей Викторович! Так у них сейчас время отдыха. Они, вроде, на речку пошли. Купаться и загорать. – В голосе молодого лейтенанта сквозили мечтательные нотки.

-А ты сходи на речку. Если не захочет, приволоки её сюда.
Лейтенант растерялся. В состояние растерянности его ввело слово «приволоки». Но он произнёс:
-Разрешите исполнять? – и удалился.

-Я сразу понял, что с этой оторвой у нас проблемы будут, - Брусиловский не договорил.
-Алексей,  ты не прав, - Максим тоже не договорил.

-Посмотрите-ка на него! – громким шёпотом зашипел Брусиловский. – Ты на кого глаз положил? Она, может, шпионка? Кстати, и все студентки в сговоре оказались.

Максим хохотал минут пять. За это время Брусиловский отдал по телефону некую команду. Потом они хохотали уже вместе минут пять. Но тут в дверь постучали, они перестали смеяться и с трудом придали лицам серьёзный вид.

Лейтенант, посланный за Мишкиной, нет, не приволок её, он привёл её, вежливо пропустив впереди себя через порог и сказав:
-Проходите, пожалуйста, Виктория Владимировна!

Сказав это, лейтенант неосмотрительно уселся на стул около стены.
-Свободен. Спасибо. Обе двери прикрой плотно за собой, – произнёс Брусиловский.

 По расстроенному лицу удалившегося лейтенанта было заметно, что он ожидал продолжения своего участия. Впрочем, участия, неизвестно, в чём.

Мишкина была одета в сарафан. Тот самый. С «таким вырезом» и «такой длиной». На её голове топорщилась  панамка. С божьими коровками. Сначала Максим просто смотрел на неё, потом попытался отвести взгляд в сторону, но у него это не получилось, и он не стал бороться с соблазном смотреть на Мишкину, одетую в легкомысленный летний сарафан. Просто уставился на неё и замер. От предвкушения   развязки. Возможно, счастливой.

-Проходите, Виктория Владимировна! Присаживайтесь. – сказал Брусиловский сладеньким голосом и указал Мишкиной на стул около стены.

-Спасибо, - голосок Мишкиной прозвучал тоже сладенько. Она уселась на указанное ей место, сняла панамку и положила на стул рядом. На голове бойца Мишкиной из волос был создан изумительно красивый хаос.

-Я хотел объявить Вам благодарность за исключительно хорошие результаты  по стрельбе на полигоне, - тем же сладеньким голосом произнёс Брусиловский.

-Спасибо. – совсем не по уставу ответила Мишкина. – Рада стараться. Да что там сложного. Стреляй да стреляй.

Сказав это, она уставилась наглыми глазами на сидевшего напротив Максима. Есть такая детская игра. «Кто кого переглядит». Так вот, переглядеть Максима ей не удалось.  Она это поняла.

 Пока Брусиловский расхваливал её результаты, она насупилась и застеснялась. Потом попробовала сделать более скромным своё декольте у сарафана и натянуть подол на колени. И тут у неё ничего не получилось.

Стоило ей слегка стянуть ворот, как подол сарафана задирался ещё больше. Натягивая сарафан на коленки, она делала декольте вообще неприличным.

Поняв безуспешность попыток  превратить сарафан в монашескую рясу,  Мишкина смиренно сложила ручки на коленях и хамским образом грубо прервала хвалебную оду, произносимую Брусиловским:

-Алексей Викторович! Скажите ему, чтобы он на меня так не смотрел. – И для понимания сказанного махнула головой в сторону Максима.

-Как он  на тебя смотрит, - опешил Брусиловский, сбившись с основ своей речи.
-Нагло смотрит, - привычно наглым голосом произнесла Мишкина.

И почти победила в игре «Кто кого переглядит», потому что Максим, густо покраснев, отвернулся в сторону окна.

Брусиловский не успел применить административный ресурс, как дверь распахнулась, и через порог человек в белом халате затащил какую-то штуку. Палка или линейка с какими-то приборами.

-Куда ставить, товарищ полковник, - спросил фельдшер.
-Ставь к стене, вот здесь.

Установив штуку около стены, фельдшер спросил:
-Сами делать будете? Это же электроника. Надо объяснить, как работает.
-Вот, ему объясни. Он всё делать будет.

Максим подошёл к фельдшеру, и тот стал что-то ему объяснять. Говорили они шёпотом, и Мишкина, как ни тянула шею, ничего не могла услышать со своего места.

-Алексей Викторович, что это? – Почему-то тоже шёпотом  и немного испуганно спросила она.
-Не поняла, что-ли? Сказали, электроника.

Мишкина захлопала глазами и произнесла:
-А-а-а-а! Поняла! – Хотя не поняла ровным счётом ничего.

-Ну, я всё объяснил.  Я больше не нужен? А то у меня там пациент с капельницей лежит.
Фельдшер удалился.
-Так, - многозначительно произнёс Брусиловский. – Ты свой рост помнишь?

Мишкина завела глаза под лоб, вернула их на место и испуганно произнесла:
-Нет, не помню. А зачем Вам мой рост?

-Нужно! – категорически произнёс Брусиловский. – Иди,  разувайся и становись на эту штуку. Сейчас тебе майор рост измерит.

Мишкина растерялась. И, похоже, испугалась. Нет, скорее, застеснялась.
-Что это он меня будет мерить. Не хочу, чтобы он меня мерил. Лучше  Вы меня померяйте или я сама.

-Нет, - опять категорическим тоном сказал командир части. – Это электроника. Ему фельдшер объяснил, а ни ты, ни я не знаем, как это делать. Приступай,  майор.

-Эй! Эй! – завопила Мишкина. – Верните фельдшера. Пусть он мне то же самое расскажет. Я сама себе  рост измерю.
-У фельдшера человек под капельницей лежит. Прекрати пререкаться с командиром части. Иди!

Мишкина пошла. Такой походкой, будто шла на эшафот или гильотину.
-Распрямись. Спину прислони к планке. Шею держи ровно. Стой ровно.

Запах его туалетной воды мешал Мишкиной сосредоточиться. Но она попыталась.
-Попробуй только потрогать меня руками, - зашептала она угрожающим тоном.

-Ой! А кто это в столовой просил унести её? – зашептал майор.
-Я была без памяти и ничего не помню, - опять зашептала Мишкина.

-А как в коридоре меня обнимала, тоже не помнишь, - шёпотом возмутился Максим.

-Что вы там шепчетесь? Ты скоро? – подал командирский голос Брусиловский.
-Сейчас, сейчас. Она неровно стоит, проблема у нас, - наглым голосом произнёс майор.

И Мишкина решила изменить тактику.
-Ты мне только рост будешь мерить, -  проворковала она  голосом девушки из службы  «Секс по телефону». – А остальное?

Он отпрыгнул в сторону и, запинаясь, произнёс:
- Один метр шестьдесят два сантиметра.
-Примерно так, как я и предполагал. Садись, Мишкина.
Мишкина села, забыв обуться, победно глядя на не пришедшего в себя майора.

-Теперь объясни мне, Мишкина, куда ты дела пятнадцать сантиметров своего роста?
Мишкина озадачилась.
-Какие пятнадцать сантиметров?

-Передо мной твой военный билет. Согласно записи в нём, твой рост один метр семьдесят семь сантиметров. Неувязочка. Не хватает пятнадцать сантиметров.

-Он меня неправильно измерил, - пришла в себя Мишкина. – Я говорила, надо позвать фельдшера.

-Может, скажешь, что тебе шею надо вытянуть или ноги? На пятнадцать сантиметров, – не удержался майор.

-Себе что-нибудь вытяни на пятнадцать сантиметров, - необдуманно произнесла Мишкина.

Прозвучало так двусмысленно, что покраснел даже командир части. Одна Мишкина не заметила своей оплошности. Впрочем, как главное должностное лицо на вверенной ему территории, Брусиловский быстро пришёл в себя и глубокомысленно произнёс:

-И не похоже, чтобы ты усохла.
-Не похоже, - мстительно согласился всё ещё красный майор. – Выглядит аппетитно.

-Алесей Викторович, - плачущим голосом прорыдала Мишкина. – Скажите ему, пусть он закроет рот.
-Замолчите оба, - прогрохотал Брусиловский.

И для убедительности стукнул кулаком по столу.
Дверь распахнулась, и в кабинет заскочил офицер с красной повязкой:
-Вызывали, товарищ полковник!
-Нет, тебе показалось.
Офицер вышел.

-Ничего нельзя сделать. Подслушивают, что ли? - И тут полковник вспомнил о теме разговора. – В общем, какая-то несуразица в твоём военном билете, Мишкина. Ни вес, ни рост, ни размер ноги твоей не совпадают.

Мишкина насторожилась.
-Так лето сейчас. Жарко. Все худеют.
Майор хотел засмеяться, но наткнулся на испуганный взгляд Мишкиной и замолчал.

-Теперь о стрельбах. Ты знаешь, что такое стрельба по-македонски?
Мишкина впала в ступор.
-Чего?! Зачем Вам это, товарищ полковник? Вы же только что меня хвалили.

-Значит, не знаешь. А насчёт твоей стрельбы вчера, так это спасибо  майору скажи. Если бы не он, так и мишень твоя чистой осталась бы вчера.
-Продал меня, -  жалобно во весь голос ахнула Мишкина.

Майор клятвенно сложил руки на груди, встал со стула и скороговоркой произнёс:
-Ты что! Да я бы никогда! Даже не думай на меня.

У Мишкиной задрожали губы. Она даже отвернулась, чтобы не видеть этого красавца-майора, кающегося перед ней.

-Так, – громким голосом продолжил полковник. – Теперь переходим к самому главному. Передо мной личное дело студентки 4 курса факультета психологии нашего областного университета Мишкиной Виктории Владимировны.

 Согласно этому личному делу, Мишкина имеет разряд мастера спорта по стрельбе и разряд мастера спорта по гребле на байдарках.

Кроме того, у неё нет проблем со зрением. Острота зрения 100%. Ну, и, скажем так, согласно материалам личного дела, эта самая Мишкина значительно выше, плотнее и габаритнее той Мишкиной, которая сидит передо мной. Ну! Ты мне ничего не хочешь сказать.

Глава 8
Кто Вы, боец Мишкина?

Пока командир части говорил, с Мишкиной произошла необычайная метаморфоза. Максим поразился. Это была уже не та Мишкина, которая вышла в несуразной форме на построение. И не та Мишкина, которая упала в столовой, а потом обнимала его за шею в коридоре. И не та Мишкина, рост которой он только что измерял.

Что-то надломилось в ней. Будто она несла, несла что-то тяжёлое, но очень нужное,  а потом рухнула и не захотела подниматься. 

Усталые глаза и безразличный взгляд. Из Мишкиной выкарабкалась её весёлая, непосредственная и озорная душа и незаметно ушла, бесшумно хлопнув дверью.

-Пусть он уйдёт, - произнесла она, будто через силу шевеля губами.
-Я не уйду, - упёрто произнёс Максим, сел рядом с ней, и взял в руки её ладони. И руки были не те. Обнимали его тогда в коридоре столовой тёплые нежные руки. Эти руки были холодными, безжизненными и бессильными.

Она  никак не отреагировала на его поступок. Не стряхнула его руки, не пересела.
-Я не скажу при нём ничего.
-Максим, выйди, - сказал Брусиловский. Прозвучало вовсе не как  приказ. Полковник не мог приказать ему. Прозвучало, как просьба.

Максим ушёл, тихо прикрыв за собой дверь. Подскочив со своего места, полковник рванулся к двери и резко распахнул её. Прислонивший ухо к двери майор с грохотом завалился в кабинет.

Полковник поманил вышедшего на шум дежурного.
-Так, капитан, если он опять будет подслушивать, возьмёшь наручники, прикуёшь его к батарее у вас в дежурке… командир части не договорил.

Глаза капитана округлились до невозможно огромного размера:
-Да Вы что, товарищ командир! Да как я его могу? Он же… Да меня на каторгу за него отправят. 

Капитан, видимо, увлекался историческими романами. Впрочем, связь с современностью он не утратил.
– Вы что, забыли, у него же чёрный пояс. Он нас, как котят раскидает, батарею вывернет, и с ней уйдёт, куда ему надо.

-Максим! Как человека прошу, уйди. Ради неё уйди.
Майор повернулся и ушёл.  Брусиловский вышел на крыльцо. Максим сидел на лавочке около здания штаба.
-Иди, Лёша, я  здесь буду.
 
Слово майора, видимо, очень много значило для знающего его полковника, и тот вернулся в кабинет.

Майор просидел у  штаба  почти час. Никуда не ходил, просто сидел, уставившись в пространство. Погода испортилась. Набежали тучки, и слегка поморосил дождь. Прохладный ветерок свёл на нет дневную жару, Казалось, наступила осень. И майору стало так тоскливо!

Оживился он только один раз, когда в  штаб  забежал фельдшер. С чемоданчиком.  Фельдшера вызвали в кабинет командира части. Перед кабинетом  полковника дорогу ему преградил капитан. Раскинув руки, он, умоляющим тоном, произнёс:
-Максим Андреевич! Не доводите до греха! Нельзя Вам туда.

И опять майор сидел на улице. Вышедшего из здания фельдшера он деликатно отвёл за угол штаба и после краткого допроса отпустил, опять вернувшись на своё место.

И чуть не прозевал, как Брусиловский вывел из штаба Мишкину, быстро усадил её в машину, захлопнув дверцу перед носом Максима, и, бросив: -Жди меня в кабинете, - уехал в сторону жилого дома.

Вернулся полковник почти сразу.
-Куда ты её отвёз?
-В общежитие. Пусть спит. Там девчонки за ней посмотрят.

В кабинете Брусиловский достал коньяк, поставил два хрустальных стакана, налил, но Максим пить отказался.

-Не буду. Я к ней вечером схожу…
-Не пойдёшь ты к ней вечером. Испугалась она очень. Пусть в себя придёт.

Ненастоящую Вику Мишкину звали Вера Филиппова. Училась она в соседней области на биофаке в университете, окончила второй курс. Как она сказала Брусиловскому, из родных у неё осталась только одна сестра.

Родная  мать в расчёт не бралась, хотя была жива и весьма где-то процветала в очередном браке. Сестра, Марина, была старше Веры на шесть лет. Когда Вере только исполнилось четыре года, отец из семьи ушёл. Развёлся с матерью и ушёл. Алименты не платил, впрочем, мать и не  обращалась никуда по поводу алиментов. Тоже стала устраивать личную жизнь. Одно замужество, второе. Жила то на одном краю страны, то на другом.

Сестёр воспитала бабушка, мать их матери. Жила она в районном центре, работала учителем. Жили они в неплохой двухкомнатной благоустроенной квартире, даже дачка имелась,  хорошее подспорье для троих.

Ни мать, ни отец материально не помогали. Мать годами не  подавала о себе вестей. Пару раз бабушка писала заявления, и непутёвую дочь, забывшую о детях, объявляли в розыск. И всегда находили.

Та сразу присылала письмо. Дескать, на меня не надейтесь. Не работаю, трудности. И никогда не приезжала. Марина первая окончила школу и поступила в медицинский институт. Даже замуж в студенческие годы вышла, но развелась. Попался непутёвый и инфантильный иждивенец.

В прошлом году Марина окончила институт, и жизнь её изменилась. Её нашёл бывший одноклассник, когда-то влюблённый в неё. Военный моряк, живёт во Владивостоке. Они поженились, и Марина переехала к мужу.

Звала с собой и сестру, тогда можно было оформить перевод в другой ВУЗ, Вера только что окончила первый курс биофака. И отказалась. Из-за бабушки. А девять месяцев тому назад бабушка умерла. Скоропостижно.

Марина с мужем приехали, помогли похоронить её. Вопрос с переводом ушёл на второй план, впрочем, потом выяснилось, что и перевестись можно только на платное обучение.

Потом и мать появилась. Та самая мать, которая родила сестёр. Единственная наследница на имущество бабушки. Та при жизни не оформила завещание, и по закону всё отходило матери – единственной наследнице первой очереди.

Через полгода мать вступила в права наследника, продала квартиру бабушки, дачу и, оставив сёстрам сущие копейки, уехала. Хорошо, что Вера жила в общежитии. Закончила она второй курс, а тут их в известность поставили, что на лето общежитие на ремонт ставят. Сестре она ничего сообщать не стала. У той свои проблемы. Залезли в ипотеку.

Хотя Марина и звала её на лето к себе, обещая прислать деньги на дорогу, Вера отказалась. Сказала сестре, что нашла работу на лето. А за неделю до  выселения из общежития к ней знакомая подошла.

У Сергея Литвинова тёща пробивная оказалась. Напела в уши дочери, что решит все проблемы с военной подготовкой и сборами. Что там Сергею наплели, неизвестно, да и ему, видимо, не до этих тонкостей было, собрались они куда-то в поход на байдарках медовый месяц с молодой женой проводить.

Кто там тёщу надоумил всё это сделать, но стала она искать девушку, похожую на свою дочь. Нашли в соседней области. Веру. По фотографии в паспорте – одно лицо. Только без очков.

Ну, а по паспорту и не определишь ни рост, ни вес. Тёща в полном неведении была, что в военном билете что-то там пишут про рост и прочее. И Вера согласилась.

Месяц жить на полном государственном обеспечении, не  решая проблему с жильём. А после сборов тёща Сергея обещала устроить её  на лето на  работу  и решить вопрос с жильём.

  Впрочем, предложили и другой вариант. После сборов оплатит ей дорогу к сестре и обратно. Тёща для единственной дочери, видимо, ничего не жалела. 

Вера согласилась. Ей купили контактные линзы, которые тогда, в военкомате, она и сняла. Не могла носить, глаза воспалились, и она испугалась, что совсем зрение испортит. Плюс колечко обручальное, настоящее, купили. Для правдоподобности. И вроде всё нормально было. И пошло нормально. И расслабилась Вера. Да и не знал никто, что обман так быстро раскроется.

Тёща Литвинова, видимо, считала, что военные сборы, это отдых на берегу речки. И сама Вера о военных сборах понятия не имела.

Брусиловский закончил свой рассказ, замолчал, хотел налить ещё коньяка, но передумал, убрал бутылку в сейф и добавил:

-Испугалась она сильно. Очень испугалась. Ей  плохо стало. И не за себя даже испугалась. За тех, кого по её вине, как она считает, подставила. А, по сути, это её подставили.

Ей всего 19 лет. Что она в жизни видела. Ни отца, ни матери. Бабка тянулась всю жизнь, внучек воспитывала. А родная мать обобрала их. И приехала даже не на похороны своей матери, а позже. Чтобы наследство оформить.

При такой жизни и кино не надо смотреть. Драма на драме. Я её, конечно, успокоил. Историю эту замнём. Вике Мишкиной, настоящей Мишкиной, оформим все документы, будто она прошла эти сборы.

А ей я предложил остаться здесь, в части, до осени. Жить будет в общежитии. Эти девчонки уедут, там ещё до осени два потока приедут, тоже девчонки. Одна не будет.

Посмотрим, на какую-нибудь гражданскую должность пристроим, поработает до осени. К сестре, сказала, не поедет. Боится, что проболтается сестре про эту историю, та переживать будет. А сестра беременная, к Новому году родить должна. Вот, такие дела.

Брусиловский вздохнул, но тут вспомнил:
-А, вот её паспорт. Сейчас мне в общежитии отдала. Вот она, какая. Дублёр бойца Мишкиной.

Глава 9
Вера Филиппова – дублёр бойца Мишкиной

С фотографии на Максима смотрела  копия Вики Мишкиной. Нет, не совсем копия. В паспорте Вики Мишкиной на фотографии было серьёзное лицо. А здесь весёлые, восторженные, совсем не для паспортной фотографии,   глаза за стёклами очков. Вера  Дмитриевна Филиппова.

Он просидел в кабинете Брусиловского почти час. Потом ушёл. Уже темнело, когда он постучал в дверь общежития.

-Она спит, - сразу сказала ему открывшая дверь высокая темноволосая девушка, монолитно загородив собою проход. Из-за её плеча, вытянув шеи, выглядывали ещё две.

-Может, проснулась, - с надеждой просительным тоном произнёс Максим.
-Нет. Не проснулась. Спит.

-Вера! - Громко произнёс женский голос в глубине квартиры. - Иди чай с лимоном пить.

-Пусти, - нагло и твёрдо произнёс Максим. – Она проснулась.
-Это не та Вера. У нас две Веры. –  По степени наглости девица составила ему конкуренцию.

-Сейчас подниму Смирнова и посмотрю по личным делам, кто тут у вас вторая Вера.

Девушка задумалась. За её спиной зашушукались две другие. Максим вытянул шею. Собственно, в этом не было необходимости.  Он и так был выше  этой воинствующей амазонки. И сразу увидел, как в сторону кухни чудным видением прошла она, Вера Филиппова.

-Держи. Цветы ей. Остальное всем.- он сунул букет и пакет в руки девушки и побежал вниз по лестнице.

Три пиона он с трудом нашёл в ближайшей, четвёртой по счёту, деревушке, объехав их одну за другой. Хозяин цветов, ветхий дедок, сначала не хотел делиться цветами, потом не хотел брать деньги.

-Моя тоже эти цветы любила, - горестно вздохнул он. – А я её мало при жизни любил и жалел. Теперь сам жалею об этом.

В пакете было то, что он купил  в супермаркете по пути в часть. Хороший шоколад, хорошее вино. Ну, и прочее. Рассчитывал на стереотип продолжения отношений с попутчицей.

Потом узнал, что у попутчицы муж – ветеринар. Затем узнал всё остальное.  И понял, что стереотипы здесь не помогут. Впрочем, понял это раньше,  тогда, когда на горизонте ещё мелькал образ мужа-ветеринара.

В квартире Брусиловского стоял соблазнительно вкусный аромат.  В духовке шкворчало что-то золотисто-мясное. На столе красовался натюрморт из домашних огурчиков, помидорчиков грибочков.

-К приезду жены хранил. Но сегодня такой повод. Жена и так привезёт.  Там весь погреб банками заставлен. Тёща с женой, как на конец света заготавливают. И всё такое вкусное!

Что ему снилось в ту ночь, Максим не мог вспомнить утром. Уснул сразу и крепко. Видимо,  хотел, чтобы быстро наступило утро.

Утром её, конечно, не увидел. Собрались раньше, пока прохладно. К 11 часам вернулись. Результат опять нулевой. Нужно было что-то пересматривать в принципах поиска. Искали, явно, не там.

Впрочем, причина его скорого возвращения  была совсем не в этом.  Принять душ, побриться, плеснуть любимой туалетной воды. Джинсовая рубашка, джинсы. Перед выходом посмотрел в зеркало и попытался прорепетировать некую речь. Экзамен по актёрскому мастерству провалил сразу. Осталась надежда на импровизацию.

Дверь открыла ещё одна воинствующая амазонка. Ростом пониже вчерашней, но такая же упёртая и наглая. И что-то жующая.

-Её нет дома.
Учат, их, что-ли, на факультете психологии говорить гадости так одинаково?
-А где она?

-Гуляет с молодым человеком. В тенёчке, за домом.
-Каким молодым человеком?

Девица явно готовилась к этому вопросу. У неё даже брови от радости подпрыгнули.
-Я уж и не знаю, с которым из двух. Они такие одинаковые. Оба молоденькие, здоровенькие.

Дверь перед его носом захлопнулась.
Он стоял минут пять на лестничной площадке. Приходил в себя. По пыхтению и хихиканью за дверью понял, что его разглядывают в замочную скважину. Глазка на двери не было.

Зайдя за угол дома, Максим прислушался. Они сидели на лавочке, за высоким кустарником, и их не было видно.

-Подожди. Комарик летает. Такого красивого мужичка комарик хочет загрызть. А вот мы его сейчас хлопнем.

Раздался шлепок ладоней. А следом смех. Ребёнок смеялся звонко, заливисто.
-А мы ещё комариков погоняем. А потом памперс сменим.
Раздались весёлые шлепки ладоней. Смех ребёнка звенел, как колокольчик.

Она сидела на лавочке. В своей балахонистой футболке, бриджах. В панамке, из-под которой выглядывал растрёпанный пучок волос.

В коляске перед ней сидел один из малышей. Какой именно, Максим не знал. Оба мальчики, оба одного возраста, около года, оба Ваньки. Оба здоровенькие, глазастые, щекастые. Мужички! И коляски у них были одинаковые. Интересно, как их различали мамаши?

-Привет, - бодрым голосом произнёс он. – Я пришёл посидеть с вами. Не прогоните?
Вопрос и приветствие остались без ответа.
 
-Что, Ванька, памперс менять будем?- сходу взял Максим инициативу в свои руки.

Он держал Ваньку, она готовила памперс. И всё у них получилось так ловко и слаженно, будто Ванька – это их Ванька, а они – его родители.

-Что с лицом, - неожиданно спросила она.
Он  растерялся. Всё, о чём он думал, было написано на лице. К гадалке не ходи.
-Что с лицом? – на всякий случай спросил он. Нужно было сказать хоть что-нибудь.
-Половина лица не побрита.

Он бережно усадил ребёнка в коляску и схватился за щёки. Чёрт! За ночь щетина отросла. Утром не побрился. А потом побрил только левую часть лица. С ним такое случилось впервые!
 
У него были такие жалобно-растерянные глаза, что ей, видимо, стало его жалко. И она засмеялась. Смеялась и смотрела на него такими глазами же, как на фотографии в паспорте. Весёлыми и восторженными.

-Я сейчас прибегу, - прокричал он уже на бегу.

Брился он в скоростном режиме. И всё равно опоздал. Они уже уходили, когда он прибежал  обратно. Улыбчивая молодая мамаша забрала ребёнка, Максим закатил коляску в подъезд. Вера стояла на крыльце и не уходила. Уже хорошо.

-Что делать будешь? – А что ещё мог спросить он.
-Посплю немного. – И совсем неожиданно добавила. – Приходи к нам вечером. Мы окрошку приготовим. Девчонки огурцов и редиски в деревне купили. Приходи. Они просили тебе передать.

И она ушла. А он стоял и не мог разобраться, кто его пригласил в гости. Она или эти наглые воинствующие амазонки. Впрочем, зря он на них обижается. Они прикрывали её. И прикрывали хорошо.

На обед в столовую она не пришла. Максим расстроился. Собственно, не пришли несколько девушек. Но он всё равно расстроился.

Потом сидел в кабинете Брусиловского. Опять рассматривали план городка, даже  ругались, поскольку не сходились в методах отыскания пропавших гранат. Впрочем, Максим был согласен осесть в городке до конца лета. Искать эти злополучные ворованные гранаты.
 
И с этим что-то надо было делать. И Брусиловский просто подталкивал его. Впрочем, двигали полковником, конечно, исключительно благие побуждения. Именно этими благими побуждениями можно было объяснить тот факт, что он выдал Максиму ключи от квартиры-гостиницы и сказал:
-Перебирайся. А то надоел ты мне.

И захохотал. Так захохотал, что опять забежал дежурный и спросил, вызывали его или нет.

 -Через три года на пенсию выберусь. Пацаны как раз училище закончат. Мне уже и работу подыскали. Одноклассник бывший, - полковник не договорил.

Где-то, почти рядом, бахнуло так, что на столе разом зазвенели  хрустальные стаканы, прижавшиеся к графину с водой. И тут же, почти одномоментно, бахнуло так, что, казалось, стены кабинета зашатались.

Глава 10
Три секунды счастливой жизни в подарок


Со стеллажей на пол посыпались папки с документами, со стены свалилась большая фотография,  а на пол около  двери с потолка посыпалась штукатурка. Максим и Брусиловский инстинктивно пригнулись.

-…твою мать! – почему-то шёпотом произнёс Брусиловский. – Сходил на пенсию.

В кабинет залетел молоденький лейтенант с повязкой дежурного:
-Алексей Викторович! Это за старыми складами!

Через открытую дверь донёсся мужской громкий голос:
-Куда?! Стой!
-Отстань! – второй голос был женским, владелица его явно бежала и отвечала, запыхавшись, на ходу.

На пороге возникла одна из девушек-студенток. Максим вспомнил её фамилию. Измайлова Наталья. Она тяжело дышала. Показывая пальцем в сторону входа, Наталья прерывистым голосом произнесла:
-Там…там… Мы гранату нашли!

Трое мужчин смотрели на неё, не зная, что произнести. Но длилось это оцепенение мгновения, хотя, как всем показалось, тянулись не мгновения, а минуты, часы.

-Что?! – спросил Брусиловский, медленно поднимаясь из-за стола. – Кто нашёл?!
-Мы, ну, кто на сборы приехал. Лесникова нашла. В траве. Мне сказали бежать и Вам всё рассказать.

Выпалив целую речь, Измайлова плюхнулась на стул, вытянув ноги, показав тем самым полное нежелание и невозможность двигаться. На неё уже никто не обращал внимания. По коридору грохотали тяжёлые шаги бегущих. На крыльце Брусиловский отдал команду дежурному:

-Поднимай все медиков! Всех! Жена Семёнова тоже врач. Пусть ребёнка отдаст и тоже бежит туда.

В стоявшую около крыльца машину командира части набилось человек шесть.
-А ты куда?! – заорал Брусиловский на офицера с повязкой. –Забыл, где твоё место?

У лейтенанта было такое по-детски испуганное лицо, что, надо полагать, он совсем и не обиделся на командира. Всю дорогу, пока не ехали, а мчались с бешеной скоростью, Брусиловский матерился самыми страшными известными ему словами из раздела ненормативной лексики.

Около стены  здания без окон кучкой собрались студентки. Прижимаясь друг к другу, они плакали.  Кто  просто плакал, кто  с громкими рыданиями, а кто и вообще истерично.

Над крышей здания поднималось огромное облако  чёрно-серого дыма. Взорвалось что-то за зданием. В воздухе витал мерзкий, почему-то  неприятно знакомый, запах.

-Все живы?! Раненые есть? Прекратить орать! – заорал Брусиловский, вываливаясь из машины.

Дикое выражение его лица, скорее всего, испугало девчонок больше, чем взрыв, поскольку они разом, как по команде, прекратили рыдать и заголосили:
-Все живы! Раненых нет!

Брусиловский ухватился огромной ладонью за плечо стоявшей ближе всех   студентки и быстро и чётко спросил:
-Что здесь произошло? Говори чётко! А всем молчать!

Последнюю фразу Брусиловский проорал. Впрочем, все и так молчали. Вероятно, что он выбрал  самую сообразительную. Девушка чётко доложила:

- Мы покурить пришли. Около туалета. Ленка,  Лесникова, нашла гранату в траве. Мы думали, она учебная. И Ленка захотела сделать селфи. Надела  гранату колечком на пальчик, а колечко выскочило. Граната упала нам под ноги.

 А Вера схватила её и убежала за угол. И тут взрыв. А потом второй, большой. И всё.

Доложив всё довольно чётко, девушка опять зарыдала. Вслед за ней зарыдали и остальные девушки.
-Какая Вера?! – заикаясь, спросил почему-то шёпотом Брусиловский.

Максим медленно повернул голову в сторону дымного облака. Между лопатками потёк предательски страшный ледяной пот.

-Вера Филиппова, - произнёс кто-то срывающимся голосом из толпы рыдающих девушек.

На негнущихся ногах Максим сделал несколько шагов за угол.
-Подожди, Максим,  опасно. Проверить надо, - бормотал где-то позади Брусиловский. За ним толпились два лейтенантика и три солдата. Совсем рядом  слышался  звук сирены приближающейся «скорой помощи».

На месте старого, пятиместного, туалета, зияла огромная воронка, из которой  выбивался серо-чёрный дым с мерзкой вонью. Вокруг воронки горели и дотлевали обломки досок. Вся территория около места взрыва была покрыта зловонным месивом,  запах которого перебивал даже запах пожарища. Между стеной здания и воронкой навалом громоздились бетонные кольца.

-…твою мать! Погубили девку! – раздался позади громкий свистящий шёпот Брусиловского.
Максим огляделся, вытирая разом вспотевший лоб.

-Алексей Викторович, сапёры прибыли, - совсем не по команде и почему-то шёпотом, произнёс кто-то из-за угла здания.

-Пусть ждут. Студентов убирай. – отдал команду Брусиловский.

Максим сделал несколько шагов, глядя под ноги и быстро осматривая территорию. Никогда в жизни ему не было так страшно. Не просто страшно. Жутко! Впрочем, найти в этом месиве и хаосе что-то, свидетельствующее о пребывании здесь до взрыва девушки по имени Вера,  было просто невозможно.

Он сделал ещё шаг и чуть не наступил на знакомую вещь. Казалось, сердце перестало биться. Её панамка. От движения его ноги грязное месиво сдвинулось, и показались весёлые божьи коровки. Чистенькие и хорошенькие.

Это было неправильно. Всё вокруг было неправильно.
-Надо закрыть глаза, и всё исчезнет, - подумал Максим.
 
И вдруг он услышал звук. Какой-то шорох со стороны бетонных колец. Он бросился в ту сторону, прислушался.  Стон. В этот раз прозвучал не шорох, а стон. 

Она лежала, вытянувшись, на земле за бетонными кольцами, уткнувшись лицом вниз, зажимая  руками уши. Бетонные кольца приняли на себя силу взрыва, устояли. На ней почти не было следов взрыва. Ни грязи, ни досок. Всю силу взрыва приняли на себя бетонные кольца. Она успела нырнуть в это узкое пространство между кольцами и бетонной стеной склада.

-Три секунды. Я успела. Три секунды. Я правильно сделала? Три секунды. Ты говорил, три секунды.  Я успела.

Она была в шоке. Бормотала одно и то же и быстро моргала за стёклами очков огромными от испуга, страдающими,  глазами. Он бежал к машине «Скорой помощи», держа её на руках, а она смотрела ему в лицо и  говорила, говорила про эти три секунды.


Глава 11 (окончание)
Последняя и самая счастливая глава
Веру тут же увезли в медчасть. А Максим и Брусиловский занялись  выяснением «как» и «почему».

Девчонки, как обычно, пошли покурить за зданием склада, около старого деревянного туалета, который давно намеревались снести, но никак не могли убрать. Пошли все, и те, кто курил, и те, кто не курил, за компанию. И Вера пошла. За компанию.

Покурив, девчонки показали тверк. Всем понравилось. И тут Лесникова, наклонившись сильней, сказала:
-А я гранату нашла.

Граната лежала в густой, прошлогодней сухой траве. Лесникова положила её  на ладонь, и все стали её рассматривать.

-Лена, положи гранату на место. Надо позвать кого-нибудь. Наташа, беги, скажи, что мы гранату нашли.

Похоже было, что гранаты испугалась только Вера, а не остальные двенадцать девчонок.
-Вер, что ты боишься. Это учебная граната, - засмеялся кто-то из девушек.

-Это не учебная граната. Это боевая граната. Учебная граната чёрного цвета. А боевая – зелёного.

-Это тебе твой майор на ушко на стрельбах шептал, - засмеялся кто-то. -Что он тебе ещё шептал?
Засмеялись почти все.

-А ещё он сказал, что на всё про всё останется три секунды. Три секунды счастливой жизни, - сказала Вера и протянула руку к гранате. – Дай мне, я положу её на место.

-Подожди, - сказала Лесникова, не собираясь просто так отдавать свою находку. – Девочки, сфотографируйте меня с гранатой.

Она надела кольцо гранаты на пальчик,  выставила руку впереди себя, раздался щелчок, и граната упала девчонкам под ноги.

Время остановилось. Нет, наверное, замедлилось.  Или всем показалось, что замедлилось. Колечко ещё болталось на замершей руке Лесниковой, когда панамка  с божьими коровками скрылась за углом склада. А потом раздались взрывы. Первый заставил девчонок с визгом броситься за угол, к воротам склада. Почти сразу, без задержки, раздался второй взрыв. Страшный.

Ящик с гранатами, предварительно упаковав в полиэтилен, похитители притопили в туалете.  Скорее всего, кому-то не очень хотелось проверять содержимое этого огромного, полностью заполненного зловонным содержимым уличного сортира. Поэтому их и не нашли сразу.

Сапёры   проверили территорию. От детонации взорвались все гранаты. Через несколько дней территорию, насколько это  было возможно, подчистили, убрали бетонные кольца, а начавшиеся весёлые и тёплые ливни смыли следы копоти и остатки содержимого туалета.

Вечером Максима пустили в санчасть. Никого не пустили. Ни девчонок, ни Ванечку с молодой мамой, даже командира части не пустили. А Максима пустили.

-На стул не садитесь, скрипит, - почему-то шёпотом сказал в коридоре знакомый фельдшер.

Мансим тихо зашёл в палату и сел под стенку, на пол, рядом с её кроватью, у её ног. Вера не спала.  Лежала на боку, спиной к нему, и смотрела на окно. Сочные упругие струи ливня хлестали по стеклу.

-Не сиди на полу, - вдруг сказала она, не поворачиваясь.
Он подскочил.
-Как ты догадалась, что я пришёл?
-Туалетная вода. И на стул не сел. Стул скрипит.

Он сел на краешек кровати у её ног. Молчал и не знал, что сказать.
-Спасибо тебе.
-За что? – не понял он.
-За три секунды. Они спасли меня. А так я не знала бы.

Он хотел сказать ей, что три секунды – это очень условно, приблизительно. Граната могла взорваться и через пять секунд. И через две. Но не сказал.

Она резко повернулась. Серьёзные, чуть грустные глаза смотрели  на него. Ворох золотых волос на подушке. Нежные руки.

-А где твоё кольцо? – вдруг спросил он. И тут же пожалел. Зачем было напоминать.
-Я его потеряла. Там. Я его сразу сняла, тогда, в кабинете. И в кармане носила. Сама не знаю, зачем. Оно мне мешало. А там, около склада, я его в руках крутила, и выронила.

Он засмеялся. Негромко, чтобы не обидеть её.
-Я тебе другое кольцо подарю. По-настоящему. В общем, я боюсь растеряться и запутаться. Потому что очень волнуюсь. Выходи за меня замуж. Только не говори сразу «нет».
 
И опять её глаза стали такими же, как на паспорте. Смешливыми и восторженными.

-Да мы знакомы с тобой, - она поморгала глазами, пытаясь вспомнить,  -  всего несколько дней!
-И что, - уверенно произнёс он. – А мне кажется, я знаю тебя всю жизнь. И впереди у нас вся жизнь. Счастливая жизнь.

-А в этой жизни самые счастливые эти три секунды моей счастливой жизни. Которые ты мне подарил. Я о них не знала бы, если бы ты мне их не подарил.

На следующий день её отпустили из медсанчасти. Не хотели отпускать, но она пригрозила, что сбежит через окно, будет жить на речке, а кормить её будут девчонки.
 
Как прикинул Максим, судя по их суете вокруг Веры, эти воинствующие амазонки ради неё теперь могли свергнуть и командира части, поставив её королевой полка.

Вечером, по поводу её выписки из санчасти, девчонки приготовили огромную кастрюлю вкуснейшей окрошки.  Впрочем, ели они окрошку без Максима и Веры.

Квартира, ключи от которой Брусиловский вручил Максиму, оказалась «генеральским номером». Ну, номером для заезжего начальства.  Пока Вера ходила и осматривала эти, пусть и небольшие, и временные, хоромы, Максим перетащил в  квартиру свои и её вещи и принёс кастрюльку окрошки.

А через два дня они уехали. По пути заехали пообедать в уже знакомое кафе в лесу.

-Кстати, а почему твой первый муж был ветеринаром, - не удержался он.
-Просто прикололась, - засмеялась она. – Ты на меня так косился. И мне захотелось отойти от стереотипов.
 
Он вспомнил свой сон и захохотал. И она засмеялась. Так они и сидели за столом друг против друга и смеялись. И глаза у неё опять были такие же, как на фотографии в паспорте. Нет, немного другие. Глаза счастливой женщины.

Вот и всё.