(On the photo: "Hans Christian Andersen" sculpture and someone else)
Вовка Савельев проснулся первым, сходил в туалет, зевая и почесывая шею, вышел на кухню, включил свет, увидел себя в майке и черных трусах, как отражение в черном окне, прищурился, закрыл глаза и тут вдруг вспомнил, что у них в доме нет ни кусочка хлеба. Вообще.
«Эх, хорошо бы нам булочку свежую… - Он потянулся. - Проснется Машка, выйдет голыми ногами, вся белая и теплая – а тут уже завтрак ее ждет, - думал Вовка. - Ой,- скажет,- Вовочка… Никак ты свою Машеньку любишь, раз так заботишься об ей! Му-му-му – поцелует она меня».
Тут Вовка открыл ноутбук, набрал в поисковой строке интернет-карты фразу «Горячий хлеб», приблизил. Ну да: пару остановок на трамвае – и хорошая булочная. Там тебе и кренделек, и хлебушек легкий, воздушный, с корочкой, и теплый пирожок, и булочка свердловская с посыпкой, и марципанчик с маслицем да чайком. Ух, – ни завтрачек, а шедеврик!
Трамвай подошел холодный, с белыми от мороза окнами. Двери открылись, - и там горел свет; Вовка шагнул в этот свет и они поехали. Сиденья, сиденья, сиденья – и пусто. В открытой водительской кабинке на верхней переборке была прикреплена черно-белая фотография: красивая голая женщина, сидящая в новогоднем колпаке на барном стуле. Савельева, прям, потянуло туда – он сделал несколько шагов по направлению движения, потом спохватился, но все же себя пересилил - решил досмотреть до конца.
Вместо водителя трамвая коленками на сиденье стоял мальчик, лет четырех. Красные полосатые рейтузы, сбившиеся пятки, красная курточка с желтыми рукавами, на молнии. Мальчик облокачивался локтями на приборную панель, хватаясь периодически за рычаги. И тут мальчик дернул плечом – трамвай повернул резко вправо. Вовка выбросил правую руку на стенку, чтобы не завалиться. Тут погас свет, - стало видно, что трамвай идет дворами, между жилых пятиэтажек. На удивление, - но не было ни одной припаркованной машины. В окнах мигали гирлянды, стояли темные, припорошенные снегом заборчики, трамвай иногда задевал низкие ветки деревьев. О, это было удивительное путешествие.
Тут мальчик дернул рычаг на себя - трамвай встал. Щелчок тумблера - передние двери открылись, и Вовка пошел на мороз. Прямо над его головой светился номер дома – 13/2. На противоположной стороне улицы была хоккейная площадка. Сетки поднимались высоко над проезжей частью. Вовка взялся за ручку и отворил - сразу пахнуло свежими хлебными ароматами.
Савельев стоял посреди кондитерской. Стены - полками до потолка. Прилавки заставлены выпечкой. В углу мерцает наряженная елка. Все светится, переливается и зовет. «Я, пожалуй, всего тут наберу, - думал Вовка, - если денег хватит». Он сунул руку в задний карман и вытащил пятитысячную купюру.
- Все пишешь? – язвительно прервала его жена, входящая на кухню. – В одну харю лопаешь? Смотри – не тресни! Жрать дома нечего, а ты даже за хлебом не соизволил сходить! Через твою голову только на звездное небо смотреть!
Боковым зрением Вовка увидел свою Машку, - и все, желание писать пропало. Какая-то горькая таблетка упала в живот. Он встал, закрыл крышку своего ноутбука и молча поплелся в прихожую. Одевая башмаки, он думал о том, что его жена в последнее время совершенно не сдерживает себя в эмоциях, - и это его ранит, спускает его утонченную натуру в мир выдуманных сложностей, где над головой горят только затратные желания Машки, - она поднимает Вовку за подбородок, заставляя его мечтать о другом, а там, внизу, Вовка знал точно, стелется черный туман обязательств, в котором бредут Вовкины ноги, закованные в кандалы. «Когда же это произошло первый раз?…»
«Нет! - выдохнул Вовка. – Тяжко стало. Надо бы переписать».
- А у кого это кофеёчком так вкусненько пахнет? – Машка неслышно подошла сзади, ее голова легла подбородком на Вовкино плечо, губы ее сжали его мочку уха. Легкая, игривая, как плотва, ее рука скользнула, вошла между Вовкиных ног и сжала там что-то, чуть-чуть. И Вовка услышал ее «Му-му-му». О, Машка знала подход! – Ёшкин кот! - Машка отпрянула – ее плотвичка серебряно полетела, и - хвать со стола! - Да у тебя и булки свежие! Охренеть!
На этих словах Савельев закрыл ноутбук, поскольку рассказ завершался правильно, точно и нежно. Он понял давно: если тебе самому нравится то, что ты написал, значит, твоя эмоция может передаваться и дальше. Так появляются истинные поклонники любого настоящего писателя. Таланта. Не так ли, мой дорогой читатель?
Думая о своих читателях, Вовка увидел в окно как наступило светлое морозное утро следующего дня. Экскурсовод в фиолетовом стеганом пальто шел по улице, он снял варежку зубами, развернулся к шумной толпе ребятишек, развел руки по сторонам, как бы блокируя поток школьников, идущих за ним следом, и школьники перетекли его руки и встали.
- Вот! Тут-то все и началось! – экскурсовод пихает варежку в карман, поднимает левую руку под 45 градусов, указывая на вывеску «Булошные Савельева». «Иду за булкой для любимой» - вы помните его рассказ?!
Женщина-экскурсовод довольна. Нарастает гул одобрения – взгляды ребят устремляются вверх. Никто не дергает девочек за косы, не сбивает им шапок, не толкает товарища – внимание обращено на памятную доску, прикрепленную прямо под номером дома 13/2, - там на доске портрет того самого Вовки, и если прищуриться, там что-то написано про него, - да, о великом русском писателе, Вовке Савельеве, а если точнее, то Владимире Леонидовиче Савельеве, лауреате Пулитцеровской премии по литературе, знаменитом земляке, чьим именем названа их школа.
И в этот момент раскрываются двери – добрые пышные тетки выносят на подносах целые горы выпечки. Чего там только нет: и булки свердловские, и длинные хрустящие батоны, и пончики, и рогалики, и Бог весть чего. Ребята обступают приятных розовых теток в белых передниках, берут обалденную выпечку, - и начинают кусать, чмокать и пританцовывать на морозе, чтобы стало еще вкуснее.
- Я же тебе говорил... - говорит мудрый Вовка своей жене Машке. Он улыбается, медленно, проникновенно. Его слова звучат тихо, жизнь пробирает насквозь, - сейчас он боится открыть свои глаза, потому именно в этот раз у него нет абсолютно никакого желания обнаруживать - в каком конкретном месте и времени они произнесены.