Я не помнил даже его имени, не то что особенности характера и вообще что он из себя представляет. Действительно запомнилась мне его необычайная странность, обособленность, его вечное нежелание с кем-либо контактировать — не знаю, правда, понятия не имею, зачем он вообще ушёл из враждебной нам компании. Такие, как он, обычно становятся абсолютно нейтральными к кому бы то ни было, кроме самих себя, и их совершенно не волнует, что происходит в коллективе, пока это прямо их не касается. Но, надо сказать, к концу обучения нейтральных уже не осталось — эта борьба между нами с Антоном и остальными одноклассниками захватила всех, вовлекла в себя весь класс, и каждый уже был заинтересован в её исходе, зависел от этого лично. Хотя я всё равно не понимаю, чего ему не жилось среди наших противников; впрочем, нам, наверное, лучше, что всё было именно так.
В общем, необычный это тип. На уроках он, как ни странно, учился, в любое другое время слушал какую-то музыку в наушниках — что уж говорить, он даже в драку лез с ними. Невозможно было угадать, о чём он думает в определённую минуту, и вполне возможно, что он вообще ни о чём не думал и не волновался. Но беззаботным назвать его тоже язык не поворачивался — скорее отмороженным.
Помню, однажды в коллективе зародился слух о том, что он наркоман; это прозвище прочно закрепилось за ним вплоть до конца обучения, заменив настоящее имя. Конечно, он не был наркоманом, хотя, если честно, своим поведением и кошмарным внешним видом немного его напоминал. Антон (обычно я, кроме него, никому не говорил ни слова) никак не называл его, лишь обходился жестами.
При встрече я уставился на него, как на какое-нибудь привидение, вылетевшее из мрачного сырого подвала, не в силах наконец осознать, что вот он, тот самый одноклассник, стоит возле меня и смотрит тем же, абсолютно неизменившимся отрешённым взглядом на продукты вокруг. Он не узнал меня, так что я смог беспрепятственно изучать его лицо, оставшееся прежним, разве что болезненное и исхудалое, почти что синее. Собственно, он никогда не выглядел здоровым, хотя дрался нормально и порой с особым каким-то ожесточением, видимо, последствием прослушивания агрессивной музыки. Но в тот день он действительно был совсем уж больным, измученным, равнодушным ко всему и ничего не замечающим. Неопрятный, в грязной изношенной одежде, «наркоман» казался жалким.
После того, как я, потрясённый, купил всё, что требовалось, и вышел на улицу, меня встретил… одноклассник. Я тихо выругался. Да что ж ему от меня нужно?..
По правде говоря, этого человека я всегда опасался. Если и наблюдал за ним, то максимально незаметно, стараясь вообще не попадаться ему на глаза, и всячески избегал любой встречи с ним. Слишком необычный для того, чтобы не обходить его десятой дорогой. И теперь, когда он проявил совершенно неподходящее его образу подобие дружелюбия, я насторожился, впрочем, не дав страху завладеть своим разумом. Итак, ему что-то от меня надо. Пусть скажет, что именно, я с радостью это сделаю, а потом — уйдёт куда подальше и никогда не вернётся. Странно, наверное, но я увидел в нём своего врага и мгновенно надел не раз спасавшую меня маску, лишь бы не угодить в расставленные сети.
Тут я понял, как мне не хватает Антона.
— Привет.
— Ну здравствуй.
Я бы всё отдал, только бы мой спаситель оказался здесь, со мной, защитил бы меня от нападения, возможность которого я чувствовал всем сердцем… даже Артур не оказал на меня такого влияния, как этот, на первый взгляд, безобидный и слабый одноклассник, к тому же когда-то перешедший на нашу сторону. Мне стало мучительно тоскливо, а ещё – страшно; я мысленно поблагодарил свою извечную маску за то, что не дала эмоциям взять верх.
— Знаешь, было неожиданно встретить тут тебя. Как жизнь? Ты ведь в курсе, что Цветанова убили? Насколько мне известно, его труп нашли где-то в реке ещё пару дней назад. Новость шокировала весь город — не каждый же день в этом убогом месте находят утопленников, — внезапно оживившийся, он болтал без умолку. Я не узнавал «наркомана», нелюдимого и отталкивающего. — Кстати, не один ведь он на тот свет отправился. Кирилл тоже… того. И тоже в реке. И ещё один, не помню его имени. Но он был убит раньше, гораздо раньше. Тогда я только приехал в город. Ты, может, тоже. Тогда было оживление в некоторых местах города. И люди взволнованные были, всё спешили куда-то… Непонятное время, чудное.
Кирилл — так звали ещё одну жертву, о которой я уже рассказывал. Слушая последние его фразы, я вспомнил, что такие же впечатления остались у меня от первой прогулки по городу; удивляться не было сил.
— Кроме того. Я видел Андрея Филиппова недалеко от набережной. Мне кажется, это всё его рук дело — он всегда был эдакой агрессивной сволочью, чёрт бы его побрал… — вот в этом я был с ним полностью солидарен. — Хотя зачем ему вся эта муть — вот вопрос. Ну да ладно. Как бы то ни было, главное, чтоб нас не трогали.
Страх мой постепенно отступал, и я медленно снимал маску, убеждаясь в том, что одноклассник настроен вполне миролюбиво и ему просто захотелось поболтать. Признаться, я и сам уже сам был не против его послушать — он тут же показался мне интересной личностью. В очередной раз убеждаюсь, что я полон противоречий и склонен к быстрой перемене настроения — не знаю, хорошо это или плохо, но я таков; итак, вскоре я совершенно расслабился и уже воспринимал его как обычного собеседника, не стараясь найти подвох в каждом слове и жесте.
— Так как жизнь у тебя?
Меня словно током ударило. Я готов был слушать, готов был внимательно следить за ходом мысли, готов был на всё что угодно — только не на то, что и мне придётся говорить. Этого я не ожидал. Наивно и глупо? Пожалуй. В любом случае, я смутился и выдал нечто невразумительное, лихорадочно соображая, как не посвятить «наркомана» в свои дела и в то же время ответить вежливо, как делают все нормальные люди.
— Ладно, можешь об этом не рассказывать, если не хочешь. Знаешь… ты всегда казался мне нормальным человеком, да и сейчас кажешься. Но ты больно слаб, что ли. Постоянно прячешься за Антона, — этот укол пронзил меня в самое сердце, я вздрогнул, окончательно сорвав маску с лица, но признал в глубине души правоту слов собеседника. — Понимаешь, в настоящей жизни, не в каком-то идиотском интернате, такого защитника нет и не будет. Впрочем, ты, вижу, и сам прекрасно это понял. Заметно по твоим глазам, напоминающим глаза загнанного зверёныша. Ты насторожен и отчаян, стремишься к чему-то, после достижения чего тебе незачем будет жить. И губишь себя.
Неожиданности продолжались. Такое странное откровение, естественно, не могло меня не впечатлить, и я проникся к однокласснику неким подобием уважения (!). А он не настолько отморожен, как мне думалось. И… он прав, абсолютно, во всём прав, и я не могу оспорить ни одно его утверждение; вот только я лучше останусь этим загнанным зверёнышем и продолжу губить себя, нежели забуду свой идеал и окончательно окунусь в бездушную серую реальность. Я сохраню в себе этот луч света, чего бы мне это ни стоило.
— Ты задумался, — он усмехнулся. — Я знал, что мои слова произведут на тебя впечатление. Что же, я рад. Так, может, расскажешь, как жизнь у тебя сложилась?
Я вдруг начал говорить.
— Ни… никак.
— А что здесь делаешь?
Я задумался. Ну, что сказать-то? Мол, я тут призван наблюдать за Антоном и обстановкой вокруг него и докладывать об этом своему полоумному дедушке, иначе лишусь наследства? Нет, это точно не то. Прошло секунд двадцать, и я понял, что следует ответить.
— Ненадолго… проездом.
— Понятно, — и он смерил меня недоверчивым взглядом. — Какой-то ты неразговорчивый. Где живёшь-то?
Я пробормотал что-то про гостиницу на краю города, ненавидя себя за своё полное неумение общаться; он понял. Пообещал даже зайти ко мне на досуге, и я лишь покачал головой, не зная, как к этому относиться — значит ли всё произошедшее, что у меня появился приятель? Да кто ж знает… единственное, что можно было утверждать с предельной точностью, так это то, что одноклассник мой весьма странный, но общительный человек, с которым вполне реально интересно поговорить. Не следует отвергать его, по крайней мере, отвергать слишком быстро, пока я не смогу полностью убедиться в его враждебных намерениях. Если они вообще есть. Пока мне просто хотелось с ним общаться — так почему бы и нет?