Первый раз я увидела Федоровну в августе. Она стояла на бойком месте - на перекрестке Университетской и пр. Мира. Центр города, кольцо общественного транспорта, большой поток людей, удобно собирать милостыню.
Ее внешний вид меня просто ошарашил – в жаркий августовский день она стояла при полном параде. На её плечах красовался мундир железнодорожника, чистенький, наглаженный, как говорят в таких случаях «с иголочки», на лацкане мундира гордо сиял знак почетного железнодорожника. Да и сам внешний вид Федоровны не вызывал сомнения в том, что в материальном плане у пожилой женщины все в порядке. Статная пожилая дама была опрятно одета, волосы причесаны, щечки упитанные.
Однако она упорно протягивала руку с вязаной шапкой в сторону прохожих и без стеснения, обшаривая взглядом каждого – подайте, ну, подайте. Она вообще не произносила ни единого слова, но взгляд и протянутая рука говорили сами за себя.
Я гордо прошла мимо, но люди останавливались и бросали в шапку монетки.
После этого я видела почетного железнодорожника еще несколько раз.
Уже в октябре я наткнулась в интернете на репортаж донецкого журналиста о Федоровне, на фото я узнала ее сразу. Да, конечно, эта самая женщина, которая собирала милостыню, но, как оказалась, не для себя.
В конце июня (2015-го года) подразделения ополчения оставили поселок Широкино, командование ополчения предложило сделать в поселке демилитаризованную зону. Жителей предусмотрительно эвакуировали, но выехать захотели не все.
Осталось 12 человек преклонного и очень преклонного возраста, которые не пожелали покинуть свою родину. Среди них было два человека в возрасте 87-89-ти лет и один старше 90 лет.
Федоровна, как выяснилась потом, родом из Широкино и весь ее родовой корень там – родители, родственники, в Широкино родилась, там же закончила школу. Потом переехала в Донецк и всю сознательную жизнь проработала в Донецке на железной дороге.
Узнав о стариках, оставшихся в родном Широкино, Федоровна не смогла спокойно пройти мимо этого факта. Она в своем отнюдь немолодом возрасте начала по своей инициативе работать как волонтер. Федоровна собирала гуманитарку и отвозила старикам в Широкино, которые были старше, чем она сама.
Денег катастрофически не хватало и пришлось выйти на улицу собирать подаяние.
После статьи в интернете мне удалось вновь столкнуться с Федоровной только в ноябре.
За три прошедших месяца со дня первой встречи Федоровна изменилась. Она похудела, у неё уже не было упитанных щечек. Что сразу бросилось в глаза – Федоровна заметно постарела, осунулась, в ней уже не было прежней подтянутости и молодцеватости.
- Я знаю, вы Федоровна, - заявила я без всяких церемоний.
Я только что получила зарплату и сунула в знаменитую вязаную шапку 100 рублей,
-Я не могу больше, сколько могу, - объяснила я размер материальной помощи.
- А мою бабушку тоже звали Федоровна, - заявила я с места в карьер. Это была чистой правда. Моя бабка в 1942-1943 году вот также собирала милостыню и переправляла в концлагерь, где немцы держали военнопленных Красной армии. Но в эти подробности я вдаваться не стала.
- Правда?- глаза Федоровны зажглись радостью, потом недоверием. Она в упор разглядывала меня.
-Да, правда, - уверенно подтвердила я еще раз.
- Сколько людей осталось в Широкино?
- Пять.
- Было же 12!
Федоровна опустила глаза.
-Кто от болезней … Одна пошла и не вернулась. Одна под бомбежку попала. И говорила же я им - не ходите (не выходите из убежища – авт.), я вам все принесу.
- Они все время в подвале?
-Да.
- ?
- Я им воду приношу. Выходят, погулять, когда смеркается, - днем нельзя, нацики ездят
- А в туалет? – Федоровна опустила глаза.
Значит, пять стариков сидят круглые сутки в полутемном подвале без воды, без свежего воздуха, туалетные дела там же. Едят то, что принесет Федоровна, питьевая вода тоже от неё. Я представляю, какими глазами они смотрят Федоровну, когда она им приносит покушать. И хорошо понимаю, почему она этим занимается.
- Там стреляют, так стреляют, - продолжает Федоровна.
- Чего стреляют?
- Да кто их знает, может, тренируются, может, развлекаются. Они (военнослужащие ВСУ - ред.) такие … к ним страшно подойти, страшно. А недавно приехали молодые ребята посмотреть как их дома, так всех перестреляли и не спросили, как зовут. Так жалко, так жалко, молодые же такие, совсем молодые, - у Федоровны на покрасневших глазах появились слезы.
- Молодые лет по 30-40?
- Да.
Конечно, для пожилой женщины 40-летний мужчина совсем юноша.
- Я, почему прошу, - продолжает Федоровна, - дорога-то 300 рублей! Никто не хочет туда ехать! Страшно! Высаживают на повороте. Еще целых два километра пешком, в обеих руках сумки и за плечами поклажа. Тяжело-то как, а мне уже 78 лет.
Я прикинула 2 км, примерно 20 минут ходьбы. В принципе не так много, но для женщины, которой под 80 лет, учитывая груз 10-12 кг это экстремальная нагрузка.
Я представила, как идет Федоровна одна по пустой проселочной дороге. Осенняя донецкая безграничная степь уже пожухла, пахнет прелой листвой, вдали безлиственными стволами чернеет посадка (лесополоса – местное выражение). В вымершей, безлюдной степи слышно каждый шорох, внезапный порыв ветра гнет в земле почерневшие бодылья. Она напряженно всматривается вдаль, и воображение рисует всякие ужасы – вдруг из-за посадки покажется укровский танк или навстречу ей прямо лоб в лоб выедет «Урал» с солдатами из «Айдара». Но она все равно идет шаг за шагом, чувствуя, как немеют руки от груза и стук сердца бьет в пятки.
И тут у меня перед глазами встала другая картина. Моя бабка Федоровна с сумой в руках ходит по городу и просит «Подайте, кто, сколько может, лучше продуктами. Там в концлагере наши военнопленные, голодные в кровавых бинтах. Подайте. Может ваш сын, муж или брат сейчас сидит голодный, и ему кто-нибудь поможет». Это было далеком в 1942-м году, в городе Сталино (старое название Донецка).
Моей бабке Федоровне было тогда 39 лет, но жизнь в условиях немецкой оккупации так измотала ее, что иначе как «бабушка» к ней, ни кто не обращался. В отличие от нынешней Федоровны, бабка моя не была почетным железнодорожником, она восемь лет отработала в шахте ГРОЗ (был такой период - женщины работали в шахте наравне с мужчинами).
Через 73 года другая Федоровна в Донецке, где уже в течение года постоянно ухают укровские ЗУ, РПГ, РЗСО, Д-30 и другие приспособления для убийства людей, собирает милостыню для стариков, спасающихся в подвале от нацистов. История сделала круг и резко затормозила на месте – опять война, и мы снова солдаты на фронте или в тылу какая разница, мы все под ружьем.
- Почему же старики не выехали из Широкино? – задала я вопрос после всего рассказанного Федоровной.
Федоровна внезапно выпрямилась, в глазах зажегся огонек, она гордо подняла голову и в какой миг стала опять той Федоровной, которую я первый раз увидела в августе.
- Они не хотят покидать свою Родину. Они в Широкино родились, это их земля. Они мне сказали: «Родину не бросим».
Такие старики в нашем родном Донбассе – борются, как могут. Можно по-разному относиться к их решению, но мне неожиданно в голову пришла мысль – ведь в чем-то старики правы, пока в поселке живут люди, поселок живет. Если жители полностью покинут поселок, 95 процентов на то, что он никогда не возродится.
---------------------------
Примечание:
ГРОЗ – горнорабочий очистного забоя в шахте.
Донецк носил имя Сталино в период 1924-1961гг, название города образовано от слова сталь, в Донецке в то время строился большой металлургический завод.
------------
Донецк, декабрь 2015 год.